— Значит, я должен это подписать? — спросил принц, подпирая лоб рукою — у него кружилась голова.
— Должны — если вы хотите! Никто вас к этому не вынуждает.
— Нет, вынуждают, если вы угрожаете мне убийством.
— Я вам не угрожаю, ваше высочество, Боже меня упаси. Я вас предупреждаю, а это большая разница.
— Давайте, — сказал герцог.
И, словно сделав над собой усилие, он взял или, скорее, выхватил перо из рук графа и подписал.
Монсоро следил за ним, трепеща от ненависти и — надежды… Когда он увидел, что перо прикоснулось к бумаге, он принужден был опереться о стол; зрачки его, казалось, расширялись все больше и больше по мере того, как рука герцога выводила буквы подписи.
— Уф! — вздохнул Монсоро, когда все было закончено.
И, схватив бумагу таким же порывистым движением, каким герцог схватил перо, он сложил ее и спрятал между рубашкой и куском шелковой ткани, заменявшим в то время жилет, застегнул камзол и поверх него запахнул плащ.
Герцог с удивлением следил за ним, не в силах понять выражения этого бледного лица, по которому молнией промелькнула свирепая радость.
— А теперь, ваше высочество, — сказал Монсоро, — будьте осторожны.
— То есть? — спросил герцог.
— Не ходите по улицам в ночное время вместе с Орильи, как вы делали только что.
— Что это значит?
— Это значит, ваше высочество, что сегодня ночью вы отправились добиваться любви женщины, которую ее муж боготворит и ревнует так, что способен… да, клянусь честью, способен убить всякого, кто приблизится к ней без его разрешения.
— Не о себе ли, часом, и не о своей ли жене вы говорите?
— Да, ваше высочество. Раз уж вы угадали точнехонько с первого раза, я даже не стану пытаться отрицать этого! Я женился на Диане де Меридор, она принадлежит мне, и никому другому, даже самому принцу, принадлежать не будет, во всяком случае, пока я жив. И дабы вы твердо это знали, ваше высочество, глядите: я клянусь в этом моим именем на своем кинжале.
И он почти коснулся клинком груди принца, который попятился назад.
— Сударь, вы мне угрожаете? — воскликнул Франсуа, бледный от гнева и ярости.
— „Нет, мой господин, я только предупреждаю вас.
— О чем?
— О том, что моя жена не будет принадлежать другому!
— А я, господин глупец, — вскричал вне себя герцог Анжуйский, — я отвечаю вам, что вы предупреждаете меня слишком поздно: она уже принадлежит кое-кому.
Монсоро страшно вскрикнул и вцепился руками себе в волосы.
— Не вам ли? — прохрипел он. — Не вам ли, ваше высочество?
Ему стоило только протянуть руку, все еще сжимавшую кинжал, и клинок вонзился бы в грудь принца.
Франсуа отступил.
— Вы лишились рассудка, граф, — сказал он, готовясь позвонить в колокольчик.
— Нет, я вижу ясно, говорю разумно и понимаю правильно. Вы сказали, что моя жена принадлежит кому-то другому, вы так сказали.
— И повторяю.
— Назовите этого человека и приведите доказательства.
— Кто прятался сегодня ночью в двадцати шагах от ваших дверей с мушкетом в руках?
— Я.
— Очень хорошо, граф, а в это время…
— В это время?..
— … у вас в доме, вернее, у вашей жены был мужчина.
— Вы видели, как он вошел?
— Я видел, как он вышел.
— Из дверей?
— Из окна.
— Вы узнали этого мужчину?
— Да, — сказал герцог.
— Назовите его, — вскричал Монсоро, — назовите его, ваше высочество, или я ни за что не отвечаю!
Герцог провел рукою по лбу, и на губах его мелькнуло подобие улыбки.
— Господин граф, — сказал он, — даю честное слово принца крови, клянусь Господом моим и моей душой, через неделю я укажу вам человека, который обладает вашей женой.
— Вы клянетесь? — воскликнул Монсоро.
— Клянусь.
— Что ж, ваше высочество, через неделю, — сказал граф и похлопал рукой по тому месту на груди, где лежала подписанная принцем бумага, — через неделю, или… вы понимаете?..