Тут вошли Шомберг и Келюс. Король принял их с распростертыми объятиями.
— Еще один день, — сказал Келюс, кланяясь королю.
— Но, к счастью, всего один, — заметил Шомберг.
В это время Монсоро, со своей стороны, говорил герцогу:
— Вы, кажется, добивались моего изгнания, ваше высочество?
— Разве долг главного ловчего не в том, чтобы подготавливать охоту для короля? — со смехом спросил герцог.
— Я понимаю, — ответил Монсоро, — я вижу, в чем дело. Сегодня вечером истекает неделя отсрочки, которую вы попросили у меня, и ваше высочество предпочитает лучше отослать меня в Компьень, чем сдержать свое обещание. Но поостерегитесь, ваше высочество: еще до сегодняшнего вечера я могу одним моим словом…
Франсуа схватил графа за руку.
— Замолчите, — сказал он, — напротив, я выполняю обещание, о котором вы упомянули.
— Объяснитесь.
— О вашем отъезде для подготовки охоты станет известно всем. Ведь вы получили официальный приказ.
— Ну и что?
— А вы не уедете и спрячетесь поблизости от вашего дома. И тогда, думая, что вы уехали, появится человек, которого вы желаете узнать. Остальное ваше дело. Насколько я помню, я ничего больше не обещал.
— А! Если все обстоит так… — сказал Монсоро.
— Я же дал вам слово, — сказал герцог.
— У меня есть больше, чем ваше слово, ваше высочество, — у меня есть ваша подпись.
— Да, черт возьми, мне это хорошо известно.
И герцог направился к своему брату. Орильи тронул д’Эпернона за руку.
— Все в порядке, — сказал он.
— Как? Что в порядке?
— Господин де Бюсси не будет драться завтра.
— Господин де Бюсси не будет драться завтра?
— Я за это отвечаю.
— Кто же ему помешает?
— Не все ли равно, раз он не будет драться?
— Если это случится, вы получите тысячу экю.
— Господа, — сказал Генрих, уже закончивший свой туалет, — в Сен-Жермен-л’Осеруа.
— А потом в аббатство святой Женевьевы? — спросил герцог.
— Разумеется, — ответил король.
— Это уж непременно! — подтвердил Шико, пристегивая шпагу.
Генрих вышел в галерею, где его уже ожидал двор.
XLVII
ГЛАВА, КОТОРАЯ ДОБАВИТ ЯСНОСТИ ГЛАВЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ
Накануне вечером, когда все было решено и сговорено между Гизами и анжуйцами, господин де Монсоро возвратился в свой дом и встретил там Бюсси.
Подумав, что этот храбрый дворянин, к которому он по-прежнему относился очень дружески, может, не будучи ни о чем предупрежден, сильно скомпрометировать себя послезавтра, он отвел его в сторону.
— Дорогой граф, — сказал он молодому человеку, — не позволите ли вы мне дать вам один совет?
— Само собой разумеется, — ответил Бюсси. — Прошу вас об этом.
— На вашем месте я уехал бы завтра из Парижа.
— Мне уехать? А зачем?
— Единственное, что я могу вам сказать: ваше отсутствие убережет вас от крупных неприятностей.
— Крупных неприятностей? — переспросил Бюсси, глядя на графа пронизывающим взглядом. — Каких?
— Разве вы не знаете, что должно произойти завтра?
— Совершенно не знаю.
— По чести?
— Слово дворянина.
— Его высочество герцог Анжуйский ничего вам не сказал?
— Нет. Его высочество герцог Анжуйский посвящает меня только в те дела, о которых он может говорить во весь голос, и добавлю даже — говорить почти любому.
— Что ж, я не герцог Анжуйский, я люблю своих друзей не ради себя, а ради них, и я скажу вам, дорогой граф, что завтра должны произойти важные события и что сторонники герцога Анжуйского и Гизов замышляют удар, последствием которого, вполне возможно, будет низложение короля.
Бюсси посмотрел на господина де Монсоро с некоторым недоверием, но лицо графа выражало самую полную искренность, в этом нельзя было усомниться.