— Я-то? — сказал Шико. — Я не сомневаюсь, нет, но меня удивляет одно: почему Господь Бог ждал до этого дня, чтобы на тебя обрушиться? Неужели со времен потопа он научился терпению? Итак, сын мой, — продолжал Шико, — тебя охватил невыразимый страх.
— О да!
— И было от чего.
— Пот ручьями стекал по моему лицу, мозг застыл в костях.
— Совсем как у Иеремии, а впрочем, это вполне естественно. Ей-Богу, будь я на твоем месте, со мной еще и не такое бы творилось. И тогда ты позвал на помощь?
— Да.
— И все сбежались?
— Да.
— И принялись искать?
— Повсюду.
— И доброго боженьку не нашли?
— Нет. Этот голос умолк.
— Зато раздался твой. Да-а, действительно страшно.
— Так страшно, что я позвал духовника.
— Ага! И он явился?
— Тут же.
— Послушай-ка, сын мой, будь со мной откровенен и, против своего обыкновения, скажи мне правду. Что думает об этом откровении твой духовник?
— Он содрогнулся.
— Еще бы!
— Он перекрестился и так же, как Бог, приказал мне покаяться.
— Отлично, покаяние никогда не мешает. Но о том, что тебе привиделось или, скорее, послышалось, что он сказал?
— Он сказал: это знамение свыше, чудо, и нужно подумать о спасении государства. Поэтому нынче утром я…
— Что ты сделал нынче утром, сын мой?
— Я дал сто тысяч ливров иезуитам.
— Великолепно!
— И я исполосовал плетью свою кожу и кожу молодых любимцев.
— Прекрасно! И это все?
— Как это все? А ты сам что думаешь, Шико? Я не к шуту обращаюсь, а к человеку разумному, к другу.
— Ах, государь, — серьезно сказал Шико, — сдается мне, у вашего величество был кошмар.
— Ты так думаешь?
— Все это привиделось вашему величеству во сне, и сон не повторится, если ваше величество не будет забивать себе голову разными мыслями.
— Сон? — сказал Генрих, с сомнением качая головой. — Нет, нет. Я же не спал, это точно, Шико.
— Ты спал, Генрих.
— Ничуть, глаза у меня были широко раскрыты.
— Случается, и я сплю с открытыми глазами.
— Ноя видел, а так не бывает, когда в самом деле спишь.
— Ну и что же ты видел?
— Я видел лунный свет на оконных стеклах и зловещий блеск аметиста на рукоятке моей шпаги, на том самом месте, где ты сейчас сидишь, Шико.
— А светильник, что с ним стало?
— Он погас.
— Сон, любезный мой сын, чистейший сон.
— Почему ты не веришь, Шико? Разве ты не слышал, что Господь говорит с королями всякий раз, когда он собирается произвести на земле великие перемены.
— Да, Он с ними говорит, это правда, — сказал Шико, — но таким тихим голосом, что они его никогда не слышат.
— Но почему ты не веришь?
— Потому что ты слишком хорошо все слышал.
— Ну ладно. Понимаешь теперь, почему я велел тебе остаться? — спросил король.
— Черт возьми! — ответил Шико.
— Чтобы ты сам услышал, что скажет голос.
— Нет, если мне вздумается повторить то, что я услышал, люди скажут: Шико валяет дурака, Шико — нуль, Шико — ничтожество, Шико — безумец, и, что бы он там ни болтал первому встречному, все одно никто ему не поверит. Неплохо задумано, сын мой.