— Ах, не лги, Генрих, ведь если голос появится, он попрекнет тебя этой ложью. А у тебя и без этого грехов выше головы. Но будь по-твоему: принимаю твое предложение. Я с удовольствием послушаю глас Божий, может быть, он скажет кое-что и для меня.
— А что нам делать до тех пор?
— Лечь спать, сын мой.
— Но если…
— Никаких “если”.
— И все же…
— Не думаешь ли ты, что, оставаясь на ногах, сможешь помешать гласу Господню заговорить? Король превосходит своих подданных только на высоту своей короны, а когда у тебя голова не покрыта, поверь мне, Генрих, ты такого же роста, как и все остальные люди, и даже пониже кое-кого из них.
— Хорошо, — сказал король, — значит, ты остаешься со мной?
— Договорились.
— Ладно, я ложусь.
— Добро!
— Но ты, ты ведь не ляжешь?
— И не подумаю.
— Я скину только камзол.
— Как тебе угодно.
— Штаны снимать не буду.
— Не лишняя предосторожность.
— Ну, а ты?
— Я останусь в этом кресле.
— А ты не заснешь?
— За это не поручусь. Ведь сон все равно что страх, сын мой, не зависит от нашей воли.
— Но, по крайней мере, постарайся не заснуть.
— Успокойся, я буду себя пощипывать! Впрочем, голос меня разбудит.
— Не шути с голосом, — предупредил Генрих, который уже занес было ногу над постелью, но тут же ее отдернул.
— Ну, валяй, — сказал Шико. — Ты что, ждешь, чтобы я тебя уложил?
Король вздохнул, осмотрел тревожным взглядом все углы и закоулки комнаты и, дрожа всем телом, скользнул под одеяло.
— Так, — сказал Шико, — теперь мой черед.
И он растянулся на кресле, обложившись со всех сторон подушками и подушечками.
— Ну как вы себя чувствуете, государь?
— Неплохо, — отозвался король, — а ты?
— Очень хорошо. Доброй ночи, Генрих.
— Доброй ночи, Шико, только ты не засыпай, пожалуйста.
— Чума на мою голову! Я не собираюсь, — сказал Шико, зевая во весь рот.
И оба сомкнули глаза, король — чтобы притвориться спящим, Шико — чтобы и вправду заснуть.
IX
О ТОМ, КАК ГЛАС БОЖИЙ ОБМАНУЛСЯ И ГОВОРИЛ С ШИКО, ДУМАЯ, ЧТО ГОВОРИТ С КОРОЛЕМ
Минут десять король и Шико лежали молча, почти не шевелясь. Но вдруг Генрих дернулся, словно ужаленный, резко приподнялся на руках и сел на постели.
Эти движения короля и вызванный ими шум вырвали Шико из состояния сладкой дремоты, предшествующей сну, и он также принял сидячее положение.
Король и шут испуганно посмотрели друг на друга.
— Что случилось? — тихо спросил Шико.
— Дуновение, — еще тише ответил король, — вот оно, дуновение.
В этот миг одна из свечей в руке у золотого сатира погасла, за ней вторая, третья и, наконец, четвертая.
— Ого! — сказал Шико. — Ничего себе дуновение!
Не успел он это произнести, как погас светильник, и теперь комнату освещали только последние отблески пламени в камине.
— Жарко, — проворчал Шико, вылезая из кресла.
— Сейчас он заговорит, — простонал король, забиваясь под одеяла. — Сейчас заговорит.
— Послушаем, — сказал Шико.
И в самом деле, в спальне раздался хриплый и временами свистящий голос, который, казалось, исходил откуда-то из прохода между стеной и постелью короля.
— Закоренелый грешник, ты здесь?