Монсоро несколько раз с силой пнул ногой дверную филенку, но, очевидно, зная, что Диана в состоянии выполнить свою угрозу, вышел из гостиной, с грохотом захлопнув за собой дверь. Шум его удаляющихся шагов донесся из коридора и затих на лестнице.
— Но вы, сударь, — Диана отступила на шаг назад, высвобождаясь из рук Бюсси, — кто вы такой и как вы сюда попали?
Бюсси открыл дверь в гостиную и преклонил колена перед Дианой.
— Сударыня, — сказал он, — я тот человек, которому вы спасли жизнь. Как могли вы подумать, что я проник к вам с дурными намерениями или злоумышляю против вашей чести?
В потоке света, льющегося из гостиной, Диана увидела благородное лицо молодого человека и узнала вчерашнего раненого.
— Ах, это вы, сударь! — воскликнула она, всплеснув руками. — Вы были здесь, вы все слышали?
— Увы, да, сударыня.
— Но кто вы такой? Ваше имя, сударь?
— Сударыня, я Луи де Клермон, граф де Бюсси.
— Бюсси, вы тот самый храбрец Бюсси! — простодушно воскликнула Диана, не задумываясь о том, какой восторг пробудит это восклицание в сердце молодого человека. — Ах, Гертруда, — продолжала она, обратившись к служанке, которая, услышав, что госпожа с кем-то разговаривает, в испуге вбежала в комнату, — Гертруда, мне больше нечего бояться: с этой минуты я отдаю свою честь под защиту самого благородного и самого беспорочного дворянина Франции.
И протянула Бюсси руку.
— Встаньте, сударь, — сказала она, — теперь, когда я знаю, кто вы, надо, чтобы и вы узнали мою историю.
XIII
ИСТОРИЯ ДИАНЫ ДЕ МЕРИДОР
Не помня себя от счастья, Бюсси поднялся с колен и вслед за Дианой вошел в гостиную, только что оставленную господином де Монсоро.
Молодой человек смотрел на Диану с восхищенным изумлением: он не смел и надеяться, что разыскиваемая им женщина сможет выдержать сравнение с героиней его сна, но действительность превзошла образ, принятый им за плод воображения.
Диане было лет восемнадцать-девятнадцать, то есть она находилась в том первом расцвете молодости и красоты, который дарит цветам самые чистые краски, а плодам — нежнейшую бархатистость. Взгляд Бюсси выражал все его чувства. Диана видела, что ею восхищаются, и не находила в себе сил вывести Бюсси из восторженного оцепенения.
Наконец она поняла, что пора прервать это чересчур уж красноречивое молчание.
— Сударь, — сказала она, — вы ответили только на один из моих вопросов: я вас спросила, кто вы такой, и вы мне сказали, но на второй мой вопрос — как вы попали сюда, я все еще не получила ответа.
— Сударыня, — сказал Бюсси, — до меня донеслись только* немногие слова из вашего разговора с господином де Монсоро, и все же я понял, что причины, приведшие меня сюда, связаны с той историей, которую вы мне обещали поведать. Разве вы сами минуту назад не сказали, что я должен узнать историю вашей жизни?
— О да, граф, я вам все расскажу! — воскликнула Диана. — Одно ваше имя внушает мне полное доверие. Я много слышала о вас как о человеке мужественном и верном, как о человеке чести, на которого можно во всем положиться.
Бюсси поклонился.
— Из того, что вы здесь услышали, — продолжала Диана, — вы могли понять, что я дочь барона де Меридора, то есть единственная наследница одной из благороднейших и древнейших фамилий Анжу.
— Был один барон де Меридор, — заметил Бюсси. — который в битве при Павии мог избежать пленения, но сам вручил свою шпагу испанцам, когда узнал, что король в плену, и как единственной милости попросил дозволения сопровождать Франциска Первого в Мадрид. Он разделил с королем все тяготы плена и покинул его лишь для того, чтобы вернуться во Францию вести переговоры о выкупе.
— Это мой отец, сударь, и если вы когда-нибудь войдете в большую залу Меридорского замка, вы увидите там портрет Франциска Первого кисти Леонардо да Винчи — памятный подарок барону от короля в награду за верность.
— Ах! — вздохнул Бюсси. — В те времена государи еще умели награждать верных слуг.
— Вернувшись из Испании, отец женился. Первые его дети, двое сыновей, умерли. Их смерть была жестоким ударом для барона де Меридора, потерявшего надежду возродиться в наследнике. Вскоре скончался король, и горе барона превратилось в отчаяние. Несколько лет спустя он покинул двор и затворился со своей супругой в Меридорском замке, а через десять лет после смерти сыновей, словно чудом, у них родилась я.
Вся любовь барона обратилась на дитя, ниспосланное ему в старости. Он испытывал ко мне не просто отцовскую любовь — он боготворил меня. В трехлетием возрасте я потеряла мать. Для барона это было новым глубоким горем, но я, еще дитя, не понимала, какая случилась беда. Я все время смеялась, и моя улыбка служила отцу утешением.
Я росла и развивалась на глазах у батюшки. Я была для него всем, но и он, мой бедный отец, он также заменял мне все на свете. Я вступила в свою шестнадцатую весну, даже не подозревая, что есть какой-то другой мир, кроме моих овечек, павлинов, лебедей и голубок, не думая, что моя привольная жизнь когда-нибудь должна кончиться, и не желая, чтобы она кончилась.
Меридорский замок окружают дремучие леса, принадлежащие герцогу Анжуйскому; в них резвятся на воле лани, дикие козы и олени, которых никто не тревожит, и поэтому они стали ручными. Я знала почти всех этих животных; иные из них узнавали меня по голосу и сбегались на мой зов, особенно свыклась со мной одна лань, моя любимица, моя фаворитка — Дафна, бедняжка Дафна. Она ела из моих рук.
Однажды весной Дафна пропала на целый месяц. Я уже считала ее погибшей и оплакивала, как любимую подружку, но вдруг она появилась и привела с собой двух маленьких оленят. Малыши сначала испугались меня, но, увидев, что их мать ласково лижет мне руки, осмелели и тоже начали ко мне ластиться.
К этому времени распространился слух, что герцог Анжуйский направил в столицу провинции своего наместника. Через несколько дней стало известно, что наместник герцога прибыл и зовут его граф де Монсоро.
Почему, когда я впервые услышала это имя, у меня сжалось сердце? Я могу объяснить это тревожное ощущение только предчувствием беды.
Прошла неделя. Во всей округе много толковали о сеньоре де Монсоро, и толковали по-разному. Однажды утром лес огласили звуки охотничьего рога и собачий лай. Я подбежала к решетке парка как раз вовремя, чтобы увидеть, как мимо нашего замка молнией пронеслась Дафна, преследуемая сворой собак, два олененка бежали вместе с матерью.
Еще один миг — и на вороном коне, который, казалось, летел на крыльях, мимо меня промчался мужчина, похожий на страшный призрак. Это был господин де Монсоро.
Я закричала, я молила пощадить мою любимицу, но он был настолько увлечен погоней, что либо не услышал моего голоса, либо не обратил на него внимания.
Тогда, не думая о том, как будет волноваться батюшка, если обнаружит мое отсутствие, я бросилась бежать вдогонку за охотой. Я надеялась повстречать графа или кого-нибудь из его свиты и упросить их прекратить погоню, разрывавшую мне сердце.
Я пробежала около полулье, не зная, куда бегу, потеряв из виду и лань, и собак, и охотников. Вскоре уже и собачий лай перестал до меня доноситься. Я упала на землю у подножия высокого дерева и залилась слезами. Прошло примерно четверть часа, и мне показалось, что вдали снова послышался шум охоты. Я не ошиблась: гон приближался ко мне; еще одно мгновение — и я уже не сомневалась, что охотники должны проскакать где-то поблизости. Я тотчас поднялась на ноги и бросилась бежать в ту сторону, откуда доносился шум.
Действительно, я увидела, как через прогалину пробежала бедная Дафна, она задыхалась, с ней был только один ее детеныш, второй, очевидно, выбился из сил и был растерзан собаками.
Сама Дафна выглядела измученной, расстояние между ней и гончими сократилось, она неслась судорожными скачками и, пробегая мимо меня, жалобно закричала.
И снова мне не удалось обратить на себя внимание охотников. Господин де Монсоро мчался, яростно трубя в рог, не видя ничего, кроме преследуемой дичи. Он промелькнул мимо меня еще стремительней, чем в первый раз.
За ним скакали трое или четверо доезжачих, криками и хриплым воем рогов они подстрекали гончих. Этот вихрь криков, трубных звуков и собачьего лая пронесся мимо меня, исчез в лесу и замер где-то вдали.
Я пришла в отчаяние и проклинала себя за неповоротливость, мне казалось, что, сумей я подбежать ближе к той прогалине всего на каких-нибудь полсотни шагов, граф де Монсоро заметил бы меня, услышал бы мои мольбы и, несомненно, пощадил бы бедное животное.
Эта мысль меня несколько приободрила.
Охотники могли и в третий раз попасться мне на глаза. Я пошла по дороге под сенью вековых деревьев. Путь был мне знаком, он вел к замку Боже, владению герцога Анжуйского, находящемуся в трех лье от Меридора. Вскоре я увидела этот замок и лишь тут поняла, что прошла пешком три лье.
Признаюсь, что чувство смутного страха овладело мной, и только теперь я осознала все безрассудство и даже неприличие своего поведения. Я пошла берегом пруда, надеясь встретить добряка-садовника, который всякий раз, когда отец привозил меня сюда, дарил мне великолепные букеты цветов. Я хотела попросить его проводить меня домой. Вдруг до меня снова донесся шум охоты. Я остановилась как вкопанная и прислушалась. Гон приближался. Я забыла все на свете. Почти в то же мгновение на другом берегу пруда из леса выскочила лань, буквально по пятам преследуемая собаками. Дафна была одна, ее второй детеныш тоже погиб. Вид воды словно придал бедняжке сил. Она втянула ноздрями водяную свежесть и бросилась в пруд, как будто хотела доплыть до меня.
Сначала она плыла довольно быстро и, казалось, вновь обрела всю свою живость. Я смотрела на нее со слезами на глазах, протягивала к ней руки и дышала почти так же тяжело, как она. Но силы Дафны постепенно истощались, в то время как гончие, возбужденные близостью добычи, удвоили свои усилия. Вскоре самые злые псы настигли Дафну и стали рвать зубами ее бока, не давая несчастному животному плыть к моему берегу. Тут на опушку леса вылетел господин де Монсоро, подскакал к пруду и быстро спешился. Я простерла к нему руки и крикнула из последних сил: “Пощадите!”. Мне показалось, что он посмотрел в мою сторону. Я снова закричала, еще громче, чем в первый раз. Он меня услышал, так как поднял голову, потом бросился к лодке, поспешно отчалил от берега и начал быстро грести к бедняжке Дафне, которая отбивалась как могла от окружившей ее своры. Я не сомневалась, что господин де Монсоро, тронутый моими криками и жестами, спешит на выручку Дафне, но, когда он оказался возле несчастной лани, я увидела, что он выхватил большой охотничий нож. Стальное лезвие молнией блеснуло в лучах солнца, этот блеск тут же погас, и я вскрикнула в ужасе: клинок по самую рукоять вошел в горло бедного животного. Фонтаном брызнула кровь, окрашивая воду в алый цвет. Дафна испустила жалобный предсмертный крик, забила по воде передними копытами, вскинулась на дыбы и замертво рухнула в пруд.
Я застонала почти так же жалобно, как Дафна, и без чувств упала на землю.
Очнувшись, я увидела, что лежу на постели в одной из комнат замка Боже и батюшка, за которым послали, плачет у моего изголовья.