Что касается короля, то, поскольку из этого каскада острот на него попадали лишь отдельные брызги, он смеялся громче всех, весело угощал собак сахаром и печеньем: ведь сатира в основном была обращена по адресу его брата и его друзей.
Вдруг Шико воскликнул:
— Фу, как это неумно, Генрих, как неосторожно и даже дерзко.
— О чем ты? — сказал король.
— Нет, слово Шико, ты не должен признаваться в таких вещах. Фи, как это нехорошо!
— В каких вещах? — спросил удивленный король.
— В тех, в которых ты признаешься всякий раз, когда подписываешь свое имя. Ах, Генрике! Ах, сын мой!
— Берегитесь, государь, — сказал Келюс, заподозривший под елейным тоном Шико какую-то злую шутку.
— Какого черта? Что ты хочешь сказать?
— Как ты подписываешься? Скажи-ка?
— Черт побери… я подписываюсь… я подписываюсь “Henri de Valois” — Генрих Валуа.
— Добро. Заметьте, господа, он сам это сказал, по доброй воле! А теперь взглянем, не найдется ли среди этих тринадцати букв буквы “V”.
— Разумеется, найдется. “Valois” начинается с “V”.
— Возьмите ваши таблички, отец капеллан, ибо сейчас вы узнаете, как отныне вам следует записывать в них имя короля. Ведь “Henri de Valois”— это всего лишь анаграмма.
— То есть как?
— Очень просто. Я сейчас вам открою подлинное имя ныне царствующего короля. Итак, мы сказали: в подписи “ Henri de Valois ” есть “V”, занесите эту букву на ваши таблички.
— Занесли, — сказал д’Эпернон.
— Нет ли там еще и буквы “ i ”?
— Конечно, есть, последняя буква в слове “Henri”.
— До чего безгранично людское коварство! — сказал Шико. — Так разделить две буквы, созданные, чтобы стоять рядышком, друг возле дружки! Напишите “i” сразу после “V”. Сделано?
— Да, — ответил д’Эпернон.
— Теперь поищем хорошенько, не найдется ли буква “1”. Ага, вот она, попалась! А теперь — буква “а”; она тоже тут; еще одно “i” — вот оно; и, наконец, “п”. Добро. Ты умеешь читать, Ногаре?
— К стыду моему, да, — сказал д’Эпернон.
— Смотрите, какой хитрец! Да, случаем, не считаешь ли ты, что настолько уж знатен, что можешь быть круглой невеждой?
— Пустомеля, — сказал д’Эпернон, замахиваясь на Шико сарбаканом.
— Ударь, но прочти, грамотей, — сказал Шико.
Д’Эпернон рассмеялся и громко прочел:
— “Vi-lain”… “Vi-lain” — “подлый”!
— Молодец! — воскликнул Шико.
— Видишь, Генрих, как это делается; вот уже найдено настоящее имя, данное тебе при крещении. Надеюсь, если мне удастся раскрыть твою подлинную фамилию, ты прикажешь выплачивать мне пансион не хуже того, который наш брат Карл Девятый пожаловал господину Амио.
— Я прикажу тебя поколотить палками, Шико, — сказал король.
— Где ты разыщешь палки, которыми колотят дворян, сын мой? Неужто в Польше? Ответь мне, пожалуйста.
— Однако, если я не ошибаюсь, — заметил Келюс, — герцог Майенский все же где-то нашел такую палку в тот день, когда застал тебя, мой бедный Шико, со своей любовницей.
— Я еще сведу с ним счеты. Будьте покойны, сеньор Купидон, — вот тут все занесено герцогу в дебет.
И Шико постучал пальцем себе по лбу, и это доказывает, что уже в те времена голову считали вместилищем памяти.
— Перестань, Келюс, — вмешался д’Эпернон, — иначе из-за тебя мы можем упустить фамилию.
— Не бойся, — сказал Шико, — я ее держу крепко: если бы речь шла о господине де Гизе, я бы сказал — за рога, а о тебе, Генрих, скажу просто — за уши.
— Фамилию, давайте фамилию! — дружно закричали миньоны.
— Прежде всего, среди прочих букв, которые нам остаются, мы видим “Н” прописное: пиши “Н”, Ногарэ.
Д’Эпернон повиновался.
— Затем “е”, потом “г”, да еще там в слове “Valois” осталось “о”; наконец, в подписи Генриха имя от фамилии отделяют две буквы, которые ученые грамматики называют частицей; и вот я накладываю руку на “d” и на “е”, и все это вместе с “s”, которым заканчивается родовое имя, образует слово: прочти его по буквам, Эпернон.
— “H-e-r-o-d-e-s”… “Herodes” — “Ирод”,— прочитал д’Эпернон.
— “Vilain Herodes”! Подлый Ирод! — воскликнул король.
— Верно, — сказал Шико. — И этим именем ты подписываешься каждый день, сын мой. Фу!
И шут откинулся назад, изобразив на лице ужас и отвращение.
— Господин Шико, вы переходите границы! — заявил Генрих.
— Да ведь я сказал только то, что есть. Вот они, короли: им говорят правду, а они сердятся.
— Да уж, нечего сказать, прекрасная генеалогия, — сказал Генрих.
— Не отказывайся от нее, сын мой, — ответил Шико. — Клянусь святым чревом! Она вполне подходит королю, которому два или три раза в месяц приходится обращаться к евреям.