— Несомненно, — ответила госпожа де Сен-Люк, не имевшая ни малейшего представления о том, какие события произошли в Меридоре за последние два месяца. — Но разве вы ничего не слышали о бароне де Меридоре, одном из самых богатых баронов Пуату, и…
— И?.. — подхватил Бюсси, видя, что Жанна остановилась.
— И его дочери, Диане де Меридор, самой красивой из всех баронских дочерей, которые когда-либо существовали на свете.
— Нет, сударыня, — ответил Бюсси, чуть не задохнувшись от волнения.
И пока Жанна многозначительно смотрела на мужа, наш герой тихонько спрашивал себя: по какой удивительной удаче на этой дороге, без разумных на то причин, вопреки всякой логике, он встретил людей, с которыми мог говорить о Диане де Меридор, у которых могла найти отголосок единственная мысль, занимавшая его сердце? Что это — простая случайность? Маловероятно. Ну а если ловушка? Почти немыслимо. Сен-Люка уже не было в Париже в тот вечер, когда он проник к графине де Монсоро и узнал, что раньше она звалась Дианой де Меридор.
— А далеко еще до этого замка, сударыня? — осведомился Бюсси.
— По-моему, около семи лье. Я готова держать пари, что нынче вечером мы будем спать в этом замке, а не в той маленькой деревушке, которая так заманчиво блестит на солнце, хотя мне ее вид не внушает никакого доверия. Вы поедете с нами, не правда ли?
— Да, сударыня.
— Ну вот, — сказала Жанна, — вы сделали шаг к тому счастью, которое я вам предлагаю.
Бюсси поклонился и продолжал ехать рядом с молодыми супругами, а те, чувствуя себя обязанными ему, делали вид, что присутствие третьего человека ничуть их не стесняет. Некоторое время все трое молчали. Наконец Бюсси, которому многое еще хотелось узнать, осмелился продолжить свои расспросы.
Преимущество его положения заключалось в том, что он мог спрашивать, и он, казалось, решил воспользоваться этим сполна.
— А этот барон де Меридор, о котором вы мне говорили, — спросил он, — самый богатый человек в Пуату, каков он?
— Образец дворянина, древний герой, рыцарь, который, живи он во времена короля Артура, несомненно, получил бы место за Круглым столом.
— И за кого же, — спросил Бюсси, напрягая мускулы лица и сдерживая волнение в голосе, — он выдал замуж свою дочь?
— Выдал замуж?
— Я только спрашиваю.
— Диану — замуж?!
— А что тут такого необыкновенного?
— Ничего, но Диана не замужем; нет сомнения, если бы она предполагала выйти замуж, я узнала бы об этом первая.
Сердце Бюсси сжалось, и горький вздох прорвался сквозь его сведенные судорогой губы.
— Стало быть, — спросил он, — Диана де Меридор живет в замке со своим отцом?
— Мы на это очень надеемся, — ответил Сен-Люк, подчеркнув голосом слово “очень”, дабы показать жене, что он ее понял, разделяет ее мысли и присоединяется к ее планам.
Все замолчали; каждый отдался своим мыслям.
— Ах! — внезапно воскликнула Жанна, привстав на стременах. — Вот и башни замка. Глядите, глядите, господин де Бюсси, видите, там, среди нагих лесов, которые через какой-нибудь месяц станут такими красивыми, видите там черепичную крышу?
— О да, конечно, — сказал Бюсси, охваченный волнением, удивлявшим его самого — настолько оно было непривычным для этого отважного сердца, которое до сих пор оставалось нетронутым. — Да, я вижу. Так это и есть Меридорский замок?
По естественному ходу мысли при виде жилища знатного сеньора и вековых лесов, сияющих гордой красотой среди природы, еще не стряхнувшей с себя зимнего оцепенения, он вспомнил бедную узницу, погребенную в туманах Парижа, в душном домишке на улице Сент-Антуан.
И Бюсси снова вздохнул, но это уже не был вздох безысходного отчаяния. Посулив ему счастье, госпожа де Сен-Люк подарила ему надежду.
XXIII
ОСИРОТЕВШИЙ СТАРЕЦ
Госпожа де Сен-Люк не ошиблась: спустя два часа путники подъехали к Меридорскому замку.
Эти два часа они молчали. Бюсси спрашивал себя, не следует ли ему рассказать вновь обретенным друзьям о событиях, заставивших Диану де Меридор покинуть родное гнездо. Но стоит сделать лишь один шаг на пути к откровенному признанию — и ему придется поведать не только то, что вскоре будет известно всем, но и то, что знал лишь он один и не собирался никому открывать. Поэтому он не решился на признание, которое неминуемо повлекло бы за собой множество разных предположений и вопросов.
К тому же Бюсси хотел войти в Меридорский замок как человек совершенно неизвестный. Он хотел без всякой подготовки встретиться с бароном де Меридором и услышать, что тот скажет о графе де Монсоро и герцоге Анжуйском. Нет, он не сомневался в искренности Дианы и ни на секунду не мог заподозрить во лжи этого чистого ангела, но, может быть, Диана сама в чем-то обманывалась, и Бюсси хотел наконец убедиться, что в рассказе, выслушанном им с таким жадным вниманием, все события были изображены правильно.
Как заметил читатель, в душе Бюсси жили два чувства, дающие преимущество мужчине, даже если он охвачен любовным безумием. Этими двумя чувствами были — осторожность ко всем незнакомым людям и глубокое уважение к предмету любви.
Поэтому госпожа де Сен-Люк, несмотря на свою женскую проницательность, обманулась напускным безразличием Бюсси и пребывала в убеждении, что молодой человек впервые услышал имя Дианы де Меридор и оно не пробудило в нем ни воспоминаний, ни надежд. Он ожидает увидеть в Меридоре заурядную провинциалочку, весьма неловкую и чрезвычайно смущенную встречей со столичными кавалерами. Жанна заранее предвкушала, как она насладится его изумлением.
Однако она с удивлением заметила, что при звуках рога, которыми дозорный со стены предупредил об их появлении, Диана не выбежала на подъемный мост. Обычно, заслышав этот сигнал, она спешила навстречу гостям.
Но вместо Дианы из главных ворот замка вышел согбенный годами старец, опирающийся на палку. На нем был балахон из зеленого бархата, отороченного лисьим мехом, у пояса сверкал серебряный свисток и позвякивала связка ключей. Вечерний ветер развевал его длинные волосы, белые, как последние снега. Он прошел по подъемному мосту, сопровождаемый двумя огромными псами немецкой породы, которые, опустив головы, неторопливо шли сзади, ни на шаг не опережая друг друга, но и не отставая ни на шаг.
— Кто там? — слабым голосом спросил барон, дойдя до замкового вала. — Кто оказал честь бедному старику своим посещением?
— Это я, это я, сеньор Огюстен! — весело закричала молодая женщина.
Ибо Жанна де Коссе привыкла звать старого барона по имени, чтобы отличить его от младшего брата Гийома, умершего три года назад.
Жанна ожидала услышать в ответ такое же радостное восклицание, но старец медленно поднял голову и уставился на нечаянных гостей безжизненными очами.
— Вы? — сказал он. — Я вас не вижу. Кто вы?
— О, Боже мой! — воскликнула Жанна. — Неужто вы меня не узнаете? Ах, правда, ведь я переодета.
— Не обессудьте, — сказал барон, — но я почти совсем не вижу. Стариковские глаза не терпят слез, и, когда старики плачут, слезы выжигают им глаза.
— Ах, дорогой барон, — ответила молодая женщина, — значит, ваше зрение действительно ослабело, иначе вы бы меня признали даже в мужском платье. Стало быть, мне придется назвать себя?
— Да, непременно, ведь я сказал, что почти не различаю вас.
— Но я вас все равно обману, дорогой сеньор Огюстен: я госпожа де Сен-Люк.
— Сен-Люк? — переспросил старый барон. — Я вас не знаю, сударыня.
— Но мое девичье имя Жанна де Коссе-Бриссак.
— О Господи! — воскликнул старец, пытаясь своими трясущимися руками поднять перекладину, закрывающую проезд. — О Господи!