Осенний день был тих и прозрачен. На небе - ни единого облачка. Деревья, росшие на склонах гор, только в самом низу сохранили еще темно-зеленый наряд, а выше полыхали красками осени, особенно яркими на фоне снежных вершин. Прямо на юге виднелся перевал Клыч с острым скальным клыком. Не так давно мы дрались там с фашистами. Там навеки остались наши погибшие боевые друзья.
Подъем на вершину занял примерно полтора часа. Вот уже она совсем рядом. От вершины расходятся три гребня: один, по которому мы поднялись, другой ведет к нашему правому флангу, третий спускается к егерям. Этот гребень особенно крут. Пройдя немного, я поглядел вниз и увидел почти отвесные скальные стенки. Здесь гитлеровцы не пройдут: такой маршрут по плечу только опытным альпинистам, пользующимся веревкой и крючьями.
Ущелье реки Клыч было видно во всех деталях. Под основанием гребня, на котором находился наш отряд, расположилась какая-то немецкая часть. Видимо, она являлась заслоном против нас и именно ее подразделения наступали на наш перевал. От палаточного лагеря шли две тропы, по которым и наступали егеря.
Передний край гитлеровцев в теснине виден отсюда почти на всем протяжении. Большого оживления там нет. Слышны лишь редкие пулеметные очереди и отдельные выстрелы, у нас же на перевале периодически рвутся мины. С места, на котором я стоял, хорошо просматривались огневые точки противника: на склоне высоты 1505 - миномет, у камня, невдалеке от штаба - тоже миномет, прямо под нами в расположении лагеря - еще один. На подступах к перевалу Клухор артиллерийская батарея. Когда там появлялся огонь и дымок, над нами рвалась шрапнель.
Будь у нас минометы или хотя бы телефонная связь с нашими артиллерийскими позициями, не чувствовали бы себя фашисты так спокойно в ущелье реки Клыч. Но это, увы, была только мечта. На самом Клухорском перевале шло оживленное движение. Гитлеровцы держались уверенно, их было много, и они не маскировались. Новее это происходило далеко от нас. Туда и из миномета не достанешь.
Наши позиции на перевале тоже были видны мне. Это означало, что они хорошо просматривались и с самолета. Такое открытие не вдохновило меня, но и не привело в уныние. Главный вывод, к которому я пришел, был обнадеживающим. Разведка показала, что мы можем зайти в тыл вражеским частям, оборонявшим теснину. И теперь мы знали, как преодолеть препятствия, которые окажутся на пути. Это была удача. Но не зря, видно, говорят, что радость и печаль нередко ходят друг за дружкой. Занимаясь наблюдениями, мы так увлеклись, что в какой-то момент забыли об осторожности, и враг обнаружил нас. На первый разрыв шрапнели не обратили внимания. Но второй снаряд ударил в скалы метрах в десяти, и нас осыпало осколками камней. Едва мы успевали покинуть прежнее место, там разрывался снаряд. В один из таких моментов мы увидели, что Федоров, шедший последним, покачнулся и рухнул вниз на крутые скалы.
В подавленном состоянии спустились к подножию вершины. На камнях обнаружили изуродованное тело нашего отважного разведчика. Здесь же под грудой камней я похоронили мы своего товарища.
Мне не забыть той долины,
Холмик из груды камней.
И ледоруб вполовину
Воткнут руками друзей.
Ветер тихонько колышет,
Гнет барбарисовый куст.
Парень уснул и не слышит
Песни печальную грусть...
С вершины я спустился с разбитым коленом, то ли ударился об острый выступ скалы, то ли рассек колено о камень, то ли царапнуло осколком. Обмотал ногу бинтом, похромал и перестал думать об этом. И только лет двадцать спустя у меня удалили разорванный тогда мениск...
Близился вечер, когда на командный пункт пришло донесение от Хатенова. Он сообщил, что мелкие группы немцев появились в начале склона и осторожно, без единого выстрела, прячась за камнями, движутся к перевалу.
Все, кто был со мной, поспешили за гребень. Там решили и ночевать. Оставаться кому-либо внизу не имело смысла: во-первых, на гребне крайне необходим был каждый боец, во-вторых, в случае прорыва противника здесь все равно не удалось бы организовать оборону. На гребнях же какое-то время мы могли продержаться даже в самой трудной ситуации.
Что задумал противник, было пока неясно. Не исключалось, что данные воздушной разведки побудили его предпринять решительный штурм перевала. Главное, чтобы это не началось ночью. Вот что было важно для нас.
К счастью, гитлеровцы оказались верны себе: с наступлением темноты движение на склоне прекратилось. Убедившись в этом, мы направили вниз на северный склон боевое охранение, чтобы нас не застала врасплох какая-либо неожиданность.
И опять началась бесконечно долгая ночь на перевале... Немало таких ночей провел я в горах в мирное время. Особенно запомнилась та, которую мы провели с Виктором Корзуном в засыпанной снегом метеорологической станции на Эльбрусе, когда в 1933 году вдвоем пришли туда на зимовку. Мороз стоял лютый. Ртутные термометры замерзли и перестали показывать температуру. Каждый выдох снежинками оседал на лице. Но тогда у нас был единственный враг - холод...
Скорей бы рассвет, хотя он и принесет нам лишь новые испытания. От усталости, истощения, холода и перенапряжения кажется, что все камни на склоне начинают шевелиться, превращаясь в фашистов...
Гром артиллерии разорвал предрассветную дымку. Горы вторили ему, эхо во много крат усиливало гул канонады. Огневой налет был коротким, но оченъ мощным. И вот уже из-за камней на склоне пошла вражеская пехота.
Среди зеленых курток немецких егерей мелькали более яркие и светлые мундиры. Только потом мы узнали, что с частями 49-го горнопехотного корпуса действовали подразделения из состава итальянского соединения "Белая лилия". Наступало более ста солдат. Они уверенно продвигались к перевалу.
Первыми в перестрелку с наступающими вступили бойцы нашего боевого охранения, отходившего на гребень. Затем открыли огонь те, кто находился с нами. На левом фланге было тихо.
Из-за большого расстояния наш огонь, конечно, не мог остановить врага. Но потери он нес. И все же несколько мелких групп приблизились к середине склона. По мере того как разгорался бой, действия егерей становились все напористей. У нас пока не было серьезных потерь, но все чувствовали: вот-вот наступит решающий момент. Надежды на успех были не очень велики, и все же...
Около часа шла уже ожесточенная перестрелка. Фашисты подошли совсем близко, когда я - в очередной раз - оглянулся и посмотрел вниз... Не поверив глазам, быстро сполз с гребня и стал разглядывать в бинокль показавшуюся на склоне цепочку людей. Это были наши. Шло подкрепление!
- Ура! - закричал я не своим голосом и влез опять на гребень. Товарищи поняли меня правильно. "Ура!" прокатилось по всему перевалу, и огонь с гребня усилился. Но помощь была еще далеко. Надо было любой ценой продержаться здесь около часа. Иначе конец не только нашему отряду, будут разгромлены и те, кто спешит нам на помощь.
Момент был весьма серьезным. Надо было что-то предпринимать. Первым делом я послал связного на левый фланг с приказом оставить там трех-четырех человек, а остальных привести к нам. Раненного в руку бойца Хатенов направил вниз, навстречу спешившим к нам стрелкам. Связной должен был передать их командиру, чтобы, оставив груз, тот срочно поднимался с людьми к перевалу.
Теперь уже никто из нас не экономил патроны. Хатенов - опытный охотник, стрелял поразительно метко. Стрельнет, толкнет меня в бок, чтобы посмотрел на результаты, погладит приклад карабина и продолжает свое дело. Бойцы старались не отставать от Хатенова. Но гитлеровцы все же были уже рядом с перевалом. Некоторые подошли совсем близко и притаились за камнями. Когда они пытались продвигаться дальше, мы стреляли почти в упор.
На нашем правом фланге завязалась рукопашная. Несколько егерей выбрались на самый гребень. Ликвидировать их Хатенов поручил комсоргу нашего отряда К. Хвалынскому, возглавившему группу молодых бойцов. Ребятам удалось незаметно подобраться к гитлеровцам и скосить всех до одного очередями из автоматов.
Отбивая все новые атаки, мы потеряли ощущение времени. Минометный обстрел прекратился, так как основная часть наступавших оказалась непосредственно под перевалом, и немцы боялись поразить своих.
Кто-то быстро опустился рядом со мной. Поглядел и не поверил глазам сержант К. К. Иванов! Наш курсант из 9-й горнострелковой дивизии, отличный стрелок и лыжник, блестящий скалолаз! Первый из тех, кто шел нам на помощь. Как выяснилось потом, он, узнав, что отряд альпинистов попал в трудное положение, изъявил желание подняться к нам на высоту 1360. Расположившись поудобнее, Иванов соорудил себе укрытие и быстро установил ручной пулемет. Он и уложил ближайшую к нам группу егерей, выскочивших из-за камней.
Противник был ошеломлен. Но, придя в себя, гитлеровцы снова ринулись на гребень.
Иванов бил по наступавшим длинными очередями. Стрелялим и мы. А между тем к гребню начали подходить и другие бойцы из подкрепления. Они без команды ложились рядом с моими ребятами и открывали огонь по фашистам.
После того как в рядах егерей разорвалось несколько гранат, продвижение наступавших приостановилось, и они укрылись за камнями. Я перестал стрелять, чтобы выяснить, что происходит у нас на гребне. Первым увидел улыбающегося Хатенова, который с удовлетворением оглядывал подоспевших на выручку нам бойцов. Подмигнув мне, он с гордостью сказал:
- А ведь удержали перевал!..
Теперь обстановка резко изменилась. Гитлеровцы понесли большие потери, пыл их поостыл. И хотя на дальних от нас участках склона они продолжали двигаться к перевалу, передние линии остановились.
Я спустился к нашему командному пункту, когда туда подошли все сорок бойцов, прибывших на пополнение, У нас теперь было три ручных пулемета и ротный миномет. Если учесть то, что мы занимали выгодную позицию, это была уже серьезная сила. Теперь егерям вряд ли удастся выбить нас в лоб с перевала!
Не теряя времени, бойцы под моим наблюдением укрыли за камнями часть принесенных боеприпасов и продуктов. Другую часть отправили на гребни. Потом сформировали смену для защитников перевала - им необходим был отдых. Немедленно спустили вниз раненых. Один из них был в тяжелом состоянии, и его предстояло нести на импровизированных носилках по крутым склонам. Что касается легкораненых, то они заявили, что после перс-вязки в медсанбате без задержки вернутся в отряд.
Не успел я ознакомиться с указаниями, присланными штабом дивизии, поднялась сильная перестрелка на левом фланге. На гребне находилась горстка бойцов. Поэтому я поспешил туда, взяв несколько человек из пополнения.
На первый взгляд за перевалом было все по-прежнему: на скалах у выхода на ледник виднелись фигуры егерей. На самом леднике, вернее, на снежном поле, идущем от него к нам, кое-где темнели трупы и валялись какие-то предметы, брошенные гитлеровцами во время бегства, Никаких явных признаков предстоящего наступления обнаружить не удалось. Что же касается вспыхнувшей вновь интенсивной стрельбы, то она наводила на мысль, что противник просто хочет отвлечь наше внимание от каких-то своих действий на другом участке.
Так оно и оказалось, и замысел гитлеровцев стал ясен для нас.
Тщательно осматривая гребень, ведущий к высоте 1360 с севера, я разглядел в бинокль, как из-за скалы появилась рука и стала ощупывать выступы на крутой стенке, обращенной в нашу сторону. Потом высунулась по пояс фигура альпиниста. Он забил крюк в трещину скалы, наценил альпинистский карабин, вставил в него веревку и, немного спустившись, вышел на обращенную к нам сторону скалы (видимо, этот участок подъема удавалось преодолеть только таким способом). Немцы находились уже довольно близко к вершине высоты 1360. Из-за гребня показались еще двое.
Нас разделяло не более двухсот метров. Снайперской винтовки не оказалось. Я быстро прицелился и выстрелил из карабина... Солдат повис, раскачиваясь на веревке.
Так вот что задумали гитлеровцы! Потерпев неудачу на нашем правом фланге, они решили взобраться на вершину и ударить по нас сверху. В такой ситуации нельзя было терять ни минуты, и я послал на высоту 1360 группу бойцов, приказав дежурить там и ждать дальнейших распоряжений. Провожать их пошел Нурулиев. Какова была обстановка на вершине, мы не знали, а потому установили непрерывное наблюдение за поднимавшимися товарищами.
Стрельба на левом фланге обороны стала быстро затихать, теперь она потеряла всякий смысл. Немцам стало ясно, что мы разгадали их хитрость, их скалолазы, видимо, вернулись назад. Вскоре прекратилась стрельба и на правом фланге.
Это был самый ожесточенный бой за перевал у высоты 1360. Но противник не успокоился на этом. Уж очень выгодной была позиция, занятая нами, чтобы он отказался от попыток захватить ее. Больше боялись теперь гитлеровцы и окружения своих подразделений в теснине. Именно поэтому они усилили группу, штурмовавшую перевал, и в последующие три дня, 26, 27 и 28 сентября, несколько раз предпринимали попытки покончить с нами.
О значении нашего участка, вскоре ставшего исходным рубежом для наступления 394-й стрелковой дивизии, свидетельствовало и то, что вскоре численность советских войск на перевале возросла до четырехсот человек. Для связи со штабом полка и дивизии была проложена телефонная линия. Впервые после нескольких бессонных ночей мы с Хатеновым легли отдыхать "дома" - в углублении под скалой, обнесенном теперь надежной стенкой, укрывавшей нас от осколков при минометном обстреле. Сюда же спустились на отдых все бойцы нашего с Хатеновым отряда альпинистов. Их сменили на гребне красноармейцы из 121-го горнострелкового полка, благодаря которым мы теперь были сыты и тепло одеты. На радостях даже позволили себе разжечь небольшой костер из собранных внизу сучьев и вскипятили чай.