К маю 1943 баронесса имела на счету четыре сбитых самолета и считалась асом в Королевских ВВС. Последняя надежда Дюран, увидеть Поля живым, рухнула с капитуляцией войск Оси в Северной Африке. Командование подкинуло им несколько устаревших на тот момент французских МS.406 «Моран Солнье» и парочку Н.75 «Кертис». Из летной школы Триксила прибыло молодое пополнение пилотов. На какое-то время Селина выпала из расписания боевых полетов, вплотную занявшись новичками. В том, что именно на нее возложили такую миссию, она подозревала, что это месть Лерца. Лишь только потом она поймет, что таким способом капитан пытался уберечь ее. Война все ближе подбиралась к их дому, и над Средиземным морем становилось «жарко». Во второй половине мая она неожиданно получила письмо от Поля. Баронесса не поверила своим глазам. Внимательно посмотрела на штемпель, насколько оно было «свежим». Иногда случалось, что людям приходили письма, отправленные достаточно давно, но по каким-то причинам затерявшиеся в недрах военной почты. Выходило, что человек погиб, а родственники продолжали получать от него письма. Здесь все было по-другому. Штемпель говорил о том, что письмо было отправлено не так давно и причем из Триксила. Трясущимися от волнения руками она открыла конверт. После прочитанных строк все стало на свои места. Шмидт был прав насчет чудес. Так получилось и с Морелем. Его сбили в Ливии, и он чудом спасся. Раненого парня на корабле переправили в Италию, где он провалялся по разным госпиталям, пока не очутился в Триксиле. Она светилась от радости, и ей так хотелось поскорее повидаться с Полем, но как? Он в ее родном городе, а их эскадрилья базируется в Нетл-Дразе. На аэродроме зашумели. Возвращалась с задания немецкая эскадрилья. Дюран привычно пересчитала кружившие над бетонкой мессершмитты. Маловато для эскадрильи. Заходили на посадку, тоже странновато. У одного истребителя не открылись шасси, и он просто плюхнулся на брюхо. Благо не загорелся при ударе. К упавшему самолету помчала пожарная машина, и побежали санитары. Что-то екнуло у девушки внутри, и она сама, прибавив шагу, поспешила к самолету. Сандолорцы, недолюбливали немцев, за их высокомерность и поэтому сдерживали свои эмоции, не слишком переживая за союзников. Дюран, напротив относилась к парням из Германии хорошо, и они ей платили той же монетой. Наверное, такое отношение еще обуславливалось и тем, что она считалась фольксдойче. Упавший самолет она опознала сразу, по нарисованному на борту шлему рыцаря. Кабина пилота открылась, и на крыло спрыгнул Юрген. Он отстранил от себя санитаров, заверив их, что с ним все в порядке. Его острый взгляд сразу же приметил в толпе фигурку девушки. После доклада старшему офицеру и слов благодарности товарищам, выразившим свои переживания, он подошел к Дюран.
— Живой? Ну, и слава богу! — облегченно выдохнула Селина.
— Ты переживала за меня? — порадовала летчика такая теплая встреча.
— Я всегда переживаю за всех, — схитрила девушка, напрямую, не ответив на вопрос.
— Что мне все? Я спрашиваю за себя, — не удовлетворил мужчину такой ответ.
— Конечно, переживала, — опустив глаза, тихо ответила баронесса.
— Вас сильно потрепали? — решила она перевести разговор на другую тему.
— Не то слово! У них появилось куча новых истребителей, Харрикейны, Спитфаеры, Тандерболты и Аэрокобры. Наших четверых свалили, и мы еле унесли ноги. Если дальше так пойдет…, - он многозначительно промолчал. К ним спешил техник Шмидта.
— Извини Штефан, сделал все, что мог! — развел руками Юрген, кивая на неудачно приземлившийся самолет.
— Главное, что вы целы обер-лейтенант. Самолет мы починим или, в крайнем случае, заменят на другой. Жизнь не вернешь, а это всего лишь железо! — ответил техник.
— У вас все философы? — спросила Селина пилота.
— Не знаю. Видишь, как война на людей влияет? А ты чего вся так светишься? Я понимаю, что меня видеть рада, но есть, наверное, и еще какая-то причина? Письмецо от родителей получила? — кивнул он на краешек конверта, торчащий из кармана Дюран.
— Нет. Помнишь, я тебе говорила о друге, который уехал воевать в Северную Африку? Так вот, он нашелся! Лежит в госпитале в Триксиле, — поделилась радостной новостью Селина.
— Я же говорил, что такое возможно, — вспомнил их разговор обер-лейтенант.
— Я так хочу его увидеть, но это в Трексиле! — грустно произнесла девушка.
— Ты ведь и сама оттуда, кажется? — задал вопрос Шмидт.
— Ну, да. Мои родители живут в имении недалеко от города.
— И ты бы была не против, навестить и их? — догадался Шмидт.
— Конечно. Но это так далеко от Нетл-Драза.
— А если взять краткосрочный отпуск? Всего на один день? Ваш капитан может пойти на такое? — интересовался немецкий пилот.
— Не знаю, — пожала она плечами.
— За один день я боюсь, не успею, — расстроилась Дюран.
— А ты спроси его. За ужином встретимся.
— Угу, — кивнула головой Селина, не особо рассчитывая на успех. Шмидт направился к Отто Шнайдеру с просьбой дать ему отпуск на один день и помочь в решении аналогичного вопроса для Селины Дюран. Майор внимательно выслушал его просьбу.
— Обер-лейтенант, вы стали путать свои амурные дела со службой Рейху.
— Гер майор, я никогда не забывал о Рейхе, даже находясь в постели с женщиной! — отчеканил Шмидт, вытянувшись перед своим начальником. Такой ответ вызвал улыбку на лице майора.
— Вы знатный ловелас и я наслышан о ваших «любовных» подвигах в Италии, но кроме этого я еще и в курсе ваших боевых дел, — произнес Отто Шнайдер, смотря пилоту в глаза. Шмидт не отвел взгляда.
— Одно другому не мешает, гер майор! Я стараюсь неплохо сражаться на два фронта, — браво доложил офицер.
— Похвально, Шмидт. Но мне почему-то жаль эту сандолорскую девицу. Она заслуживает большего, чем иметь разбитое сердце. Я впервые имею дело с пилотами фольксдойче.
— А кто вам сказал, что я собираюсь разбивать ей сердце? Мы просто друзья. Баронесса хочет навестить своего раненного товарища в Триксиле, но без моей и вашей помощи у нее это вряд ли получится. Фрау Дюран на мой взгляд, единственный человек, который рад нашему присутствию здесь.
— Я тоже так думаю, — согласился с ним Шнайдер.
— Если ты действительно просто хочешь помочь девчонке, то я, пожалуй, похлопочу о ней перед капитаном Лерцем, — обещал Отто Шнайдер.
— Ты все равно пока в ремонте и денек отпуска после сегодняшней заварушки тебе не повредит. Только проведи его с толком, — попросил майор.
Юрген щелкнул каблуками и выкинул руку в нацистском приветствии.
— Хайль Гитлер! — устало ответил Шнайдер.
— Завтра утром зайдешь за всеми необходимыми документами.
На ужин Шмидт подсел за столик Дюран. Молодые пилоты неодобрительно косились на немецкого офицера. Последнее время такие взгляды стали встречаться все чаще и чаще. Юрген не мог понять их причину. Вроде бы и союзники, но в глазах сандолорцев сквозит какая- то ненависть, будто бы немцы в чем-то виноваты перед ними.
— Что ответил твой капитан? — поинтересовался пилот, выставляя с подноса тарелки.
— Ты не поверишь! — наклонилась к нему Селина. Она осмотрелась по сторонам, чтобы никто не подслушал их разговора.
— Месье Лерц, был добр ко мне, словно пастор на исповеди. Выслушал без ругани и дал добро на поездку. Только я не знаю, как мне добраться до Триксила и обратно за одни сутки?
Шмидт понимающе кивнул головой. Сговорчивость Поля Лерца, напрямую зависела от беседы с Отто Шнайдером. Судя по положительному результату, такая беседа состоялась.
— Ты не поверишь, мой командир подписал увольнительную и тоже на сутки. Отдохни, говорит, после боя, ведь твой самолет в ремонте. Может с тобой в Триксил махнуть? — поделился Юрген информацией.
— Правда? — засветились ее глаза.
— Поехали со мной, — предложила Селина.
— Почему-бы и нет? Завтра утром и отправимся, — согласился мужчина. Наперекор сандалорцам он отужинал за одним столом с Селиной Дюран.
Уладив все формальности с документами, парочка на попутке добралась до Нетл-Драза. Городок еще ни разу не подвергался бомбардировкам и поэтому выглядел достаточно мирно. О том, что идет война, можно было лишь судить по большому количеству военных на улице. Обер-лейтенант, заплатив приличную сумму, взял на прокат автомобиль. Дороги Сандолора находились в отличном качестве и поэтому Юрген, гнал не меньше сотни километров в час. В Триксил друзья попали еще до обеда. Заехали в парочку магазинов и завершили свое путешествие в военном госпитале. Дежурная медсестра подсказала, в какую палату им направиться. Девушка открыла деревянные двери с облупленной от времени белой краской, в которую они были покрашены. Обвела глазами жильцов палаты, которые, кто лежал, кто сидел на кроватях. Поль стоял к ней спиной, наблюдая за движением раненных во внутреннем дворике госпиталя, через открытое окно.
— Поль! — радостно воскликнула баронесса и бросилась к Морелю. Мужчина резко обернулся. Дюран не постеснявшись присутствующих, обняла своего друга. Летчик прижал к себе девушку, а сам внимательно рассматривал ее спутника в форме немецких люфтваффе.
— Живой! Почему так долго не писал? — отпрянула от него Дюран и грозно нахмурила бровки.
— Сначала было не до того. Эвакуация, бомбежки, переполненные госпиталя, а потом вдруг подумал, зачем писать? Кто я для тебя? — сам себе задал вопрос пилот.
— Ты мой лучший друг, — ответила Селина.
— Вот именно, что друг, — грустно произнес парень.
— А это кто с тобой? Тоже друг? — поинтересовался Морель и лицо его при этом моментально посуровело.
— Это Юрген. Он привез меня сюда. Мы вместе воюем.
— Понятно, что вместе, — вздохнул Поль. Дюран сделала шаг назад.
— Что с тобой? Ты ведешь себя словно ревнивый муж. Я мчалась сюда за сотню километров, чтобы увидеть тебя, а ты устраиваешь сцену ревности! — разозлилась Селина.
— Извини, я не прав. Мне очень приятно видеть тебя, — пошел на попятную Морель.
— Я подожду тебя у машины, — сказал Шмидт и покинул палату, чтобы не дразнить раненного. Баронесса положила на тумбочку привезенные гостинцы.
— Как ты? Рассказывай. Я ждала твоего возвращения до тех пор, пока немцы не капитулировали в Тунисе. Надеялась, что вот-вот вернешься.
— Прости, Селина. Надо было всё-таки написать. Я тоже думал о тебе. Наверное, эти мысли и помогли мне выкарабкаться. Сейчас самое страшное уже позади. Еще немного поваляюсь в этом раю и снова в строй. Пойдем, погуляем? — предложил Поль. Он взял тросточку и опираясь на нее двинулся к выходу.
— Ты рассчитываешь снова летать? — поинтересовалась девушка, наблюдая, как он обращается с тростью.
— Небо стало моей страстью. Вот только отношение к войне изменилось. Я обязательно добьюсь, чтобы мне разрешили полеты. Как там наша группа?
— Из тех, кого ты знал, осталось совсем мало. Сейчас у нас в основном новички из летной школы. Самолетов хороших почти не осталось. Правительство выбила у немцев с десяток единиц и то «Девуатинов», «Моранов» и МВ.152. Они были хороши в 1940, но не сейчас.
— Я летал на подобных самолетах. Поэтому и сбили. У американцев техника получше. Нам не выстоять против них, — согласился парень.
— У немцев тоже новые самолеты появились, правда, не так много. У Союзников почти всегда превосходство в количестве. Меня уже один раз сбивали. Жаль моего D.520, я так к нему привыкла, — не то похвасталась, не то сожалела Дюран. Морель остановился и взял ее за руку.
— Тебе стоит уйти в отставку. Не хочу тебя потерять. Это не наша война. Она скоро завершится, вот посмотришь. Союзники сломают хребет Гитлеру, — тихо произнес Поль. Селина выдернула свою руку из его хватки.
— Ты, что такое говоришь? Они наши союзники! Как я могу уйти из авиации? Это тоже моя жизнь! — возмутилась баронесса.
— На данном этапе это больше смерть, чем жизнь. Ты еще не видела всей мощи Союзников. Нам надо просто выжить, — продолжал учить ее Морель.
— Что с тобой случилось? Раньше ты так не говорил? — не понимала Дюран такой метаморфозы произошедшей с парнем.
— Я никогда не был сторонником этой войны и считаю, что Август второй совершил глупость, ввязавшись в эту авантюру, — заявил раненный.
— Но ты ведь сам пришел в авиацию?
— Это ты сама пришла, а меня призвали, — напомнил ей мужчина.
— Выбор тогда был не велик, тюрьма или служба. Я выбрал службу.
— И я ее выбрала. Еще все изменится. У всех бывают поражения. В 1940 все было по-другому, почему это не может повториться? — наивно спросила она. Поль с каким-то сожалением посмотрел на эту маленькую дурочку. Неужели она не понимает, что это конец? Сейчас важно для страны выйти достойно из этого конфликта. Король вряд ли сможет это сделать. Он больше не стал пугать Дюран своими крамольными идеями. Поль поинтересовался ее успехами, спросил за капитана. В общем, перевел разговор на нейтральную тему. Девушка хоть и улыбалась все это время своему собеседнику, но осадок от его слов остался. Он проводил ее до машины, а она на прощание даже поцеловала парня в щечку. Юрген терпеливо ждал окончания этого свидания. Немец посмотрел на часы.
— У нас еще остается время. Ты, кажется, хотела навестить родителей? Показывай дорогу.
Селина села на переднее сидение и положила голову на плечо Юргена. Офицер тронул машину с места.
— Что-то случилось? Ты вся не своя. Он обидел тебя? — засыпал мужчина вопросами свою спутницу.
— Нет. Не обидел. Мы были рады друг друга видеть. Мне кажется, Поль сломался, — как смогла, пояснила она.
— Как сломался? Поясни?
— А как ломаются летчики? — вопросом на вопрос ответила Селина. Юрген задумался.
— Наверное, они начинают бояться. Мы, когда взлетаем, никогда не думаем, что это наш последний вылет и лучше остаться на земле. Страх если и приходит, то уже во время боя. Никто не хочет погибать, но если станешь избегать этой вероятности, то станешь просто трусом. Летчик не должен быть трусом, — философствовал Шмидт.
— А ты, когда-нибудь, думал, зачем это все? Эта война, например? За, что или за кого, ты должен сложить свою голову? — спросила девушка.
— Думал. Как ты думаешь, во имя кого мы воюем?
— Во имя фюрера! — скептически ответила Дюран. Водитель ухмыльнулся.
— Во имя Великой Германии, — был его ответ.
— А фюрер? — удивилась девушка. Интонация ее голоса рассмешила Юргена.
— И за фюрера, конечно! Как же без него?
— Ты все смеешься, а я серьезно спрашиваю, — надула губки Дюран.
— Да не бери ты эти глупости в голову. Живи как мотылек. Время сейчас такое, что нас зачастую и не спрашивают, чего мы хотим и любим. Страшное и в тоже время прекрасное время.
— Почему прекрасное, если за нас все решают? — не понимала Селина.
— Это я так думаю. Во время войны все чувства яркие настоящие, потому что не знаешь сам, сколько тебе отмерено. Если дружба, то до гроба, ненависть до смерти, а любовь до экстаза! Живешь одним днем, без оглядки. Не надо думать, как встретишь старость, и что с тобой приключится через 20лет. Все здесь и сейчас!
Селина присмотрелась к этому бесшабашному летчику люфтваффе.
— Ты фаталист какой-то и словечки у тебя интересные. Экстаз! — повторила девушка.
— И много у тебя этих экстазов было?
— Действительно хочешь знать? — повернул обер-лейтенант голову в ее сторону.
— Не хочу, — отодвинулась она к дверце машины.
— Зачем мне это знать?
Больше к этой теме не возвращались. Их «Мерседес-бенц» вырулил за черту города и вскоре они очутились в усадьбе семейства Дюран. Встреча с родителями оказалась такой эмоциональной и трогательной, что даже у немецкого аса кольнуло в сердце. Усадив заплаканную мать на диван, девушка-пилот представила своего спутника.
— Это мой товарищ из люфтваффе обер-лейтенант Юрген Шмидт.
Моментально в семье Дюран заговорили на немецком языке. Мать Селины убежала готовить кофе, а отец предложил гостю занять место за столом.
— Мне приятно, что у моей девочки такие друзья. Я сам родом из Восточной Пруссии. После позорной капитуляции и катастрофического положения в экономике, мне пришлось покинуть Германию и пустить корни в Сандалоре. Здесь я повстречал незабвенную Софи, и у на с родилась дочь Селина.
Когда барон говорил о своей жене, он с какой-то присущей пожилым людям нежностью смотрел на вернувшуюся из кухни хозяйку. Женщина расставила на столе чашечки с ароматным напитком и поставила тарелку с круасанами.
— Угощайтесь, — улыбнулась француженка.
— У вас не плохой дом, — похвалил Шмидт отца Селины.
— Мы много работали, чтобы построить свое семейное гнездышко. А вы сами, откуда? — задал встречный вопрос Штефан Дюран.
— Я из Берлина. Мои родители были служащими. Почему были? Потому что после очередной бомбежки, они пропали без вести, но я продолжаю верить, что они живы и скоро найдутся. В общем, ничего примечательного, обычная немецкая семья.
Родители девушки понимающе кивнули головами. Чтобы не бередить раны гостя, глава семейства задал следующий вопрос.
— А в люфтваффе как попали? — продолжал интересоваться хозяин.
— Все очень просто. В детстве увлекался планеризмом. Небо увлекло мальчишку, и волей судеб оказался в летном училище. Таких как я в Германии было много. Военная карьера, авиация и вот я здесь. У вашей дочери, наверное, было подобное?
— Ну, да. Только мать не одобряла такого увлечения, — признался отец.
— И сейчас не одобряю, — высказала свое мнение Софи.
— Не женское дело воевать, особенно быть летчиком.
— Она у вас легенда. В люфтваффе есть женщины пилоты. Но истребителей я встречаю впервые. Летчики народ вроде суровый, а здесь грация и красота. Знаете, какой у нее позывной? — спросил у супружеской пары гость. Те молча ждали продолжения.
— Красная туфелька.
Родители переглянулись.
— Да вы угощайтесь, — подвинула Софи круасаны поближе к Юргену.
— Необычный, не правда ли? — отпил из чашки Шмидт.
— Я даже знаю, откуда это, — сказала хозяйка, посмотрев в сторону дочери.
— Мама, зачем? Кому это интересно? — махнула рукой в ее сторону Селина.
— Напротив. Продолжайте, пожалуйста, — хотел услышать эту историю Юрген.
— Когда мы жили в Триксиле, наша маленькая Селина дружила с дочерью лавочника, у которой были красные туфельки. Она очень хотела иметь такие. Знаете, как у детей бывает? Мы с отцом решили сделать ей такой подарок и приурочили его к Рождеству. У Селины было столько радости, когда она открыла коробку с подарком! Этот момент я запомнила на всю жизнь, — прослезилась Софи.
— Я тоже, — тихо сказала летчица, опустив голову.
— Значит «красная туфелька» это мечта детства? Ну, ты и романтик! — улыбнулся Шмидт девушке.
— Суровая летчица с сердцем ребенка, у которой за плечами четыре сбитых вражеских самолета.
— Не делай из меня героиню. Мне очень далеко до тебя. На самом деле я обычная трусиха, — заявила Дюран, обращаясь к отцу.
— Совсем не трусиха. Разве могла бы трусиха выпрыгнуть из горящего самолета, не зная даже толком, что ждет ее на земле? — поддал жару Юрген.
— Селина, деточка! — мать, прикрыв рот рукой снова заплакала.
— Зачем ты так? — огорчилась девушка зыркнув в сторону товарища.
— Это правда? — слегка дрогнувшим голосом спросил отец.
— Папа, самолеты тоже сбивают. Думаешь Юрген, никогда не падал? Не берите близко к сердцу.
Софи бросилась к дочери и заключила ее в объятия.
— Может, останешься? Не станешь возвращаться? Я так боюсь за тебя!
— Как я могу остаться? Я ведь офицер и давала присягу, — ответила Селина, гладя руками мать по спине.
— Но ты у меня одна! Если тебя не станет, для кого нам жить с отцом?
— Успокойся, Софи! — хотел облагоразумить супругу Штефан.
— Это все ты! — неожиданно повернулась к нему жена.
— Ты позволил ей пойти в армию! Если бы не твой дружок из министерства пропаганды, то сидела она бы дома!
— Фрау Софи, еще неизвестно где безопасней, на фронте или в тылу. Я за своих близких переживаю не меньше. Эти ночные налеты на Берлин! Лучше погибнуть от пули в лицо, чем под обломками дома, от американской бомбы, — заступился за девушку обер-лейтенант.
— Нас тоже начали бомбить, — всхлипнула женщина.
— Вот видите! Сейчас нигде не безопасно, — посочувствовал немец.
— Простите меня Юрген, за минуту слабости. Не понимаю я такое государство, за которое воюют двадцатилетние девчонки, — уже потише сказала Софи, вытирая платком слезы.
— Мама, это мой выбор, — была непреклонной Селина.
— Выбор девушек давать новую жизнь, а ты не только не даешь, но еще и отбираешь, — упрекнула дочку мать.
— Я хочу остановить тех, кто несет смерть в наши города.
— Правильно девочка! — поддержал ее отец.
— Хватит распускать слезы. Каково будет ей, когда она вернется к себе? Как ей лететь на задание с камнем на сердце? Мы должны поддержать ее, — более жестко заявил Штефан Дюран.
— Больше чем ты ее поддержал, никто не поддержит, — заключила мать Селины.
— Не надо ссориться! — попросила летчица.
— А твоя мать кое в чем права. Женщина действительно должна дарить жизнь. Беременных обязательно отстранят от полетов.
В комнате все притихли, недоуменно уставившись на обер-лейтенанта.
— Мама, я не беременна! — тотчас же заявила Селина.
— Поясните, что вы этим хотели сказать? — прокашлявшись, задал вопрос глава семейства.
— Я хотел просить руки вашей дочери, со всеми вытекающими из этого последствиями, — ошарашил присутствующих такой новостью летчик люфтваффе.
— Ты с ума сошел? — первой пришла в себя Селина.
— А меня ты спросил? — злилась девушка.
— Что за выходки?
— Я вполне серьезно, — не стал увиливать Шмидт.
— Не слушайте его! Обер-лейтенант шутит, — изменилась в лице Дюран.
— Такими вещами не шутят, — строго заметил Штефан.
— Поэтому я и спрашиваю вас, готовы ли вы выдать дочь за меня? — чуть ли не официально поинтересовался гость.
— Прекрати Юрген! — потребовала лейтенатша.
— Они тебя совсем не знают. Я кстати тоже.
— У нас еще будет время поближе познакомиться, — настаивал на своем немец.
— Мама, папа, нам пора! — схватила девушка офицера под руку и потащила к выходу.
— Мы должны сегодня же вернуться в Нетл-Драз, а впереди длинная дорога. Рада была вас увидеть.
— До свидания! — откланялся обер-лейтенант, увлекаемый девушкой из дома.
Родители в растерянности шли следом за ними. Дюран запрыгнула на переднее сидение «мерседеса — бенца» и нетерпеливо ждала, когда Шмидт сядет за руль. Мужчина махнул на прощание рукой пожилой паре.
— Господин Юрген, мы согласны! — неожиданно заявил отец.
— Поехали, уже! — торопила его баронесса. Машина затарахтела, выплеснула порцию сизого дыма из выхлопной трубы и сорвалась с места. Дождавшись, когда родители исчезнут из вида, Дюран набросилась на водителя.
— Ты, что себе позволяешь? Выставил меня как полную дуру! К чему весь этот цирк? Они грешным делом подумали, что я беременна от тебя.
— Был бы только рад. Я люблю детей, — спокойно ответил Юрген.
— Ты, ты…, - она не знала, что и сказать.
— Кретин? — подсказал вариант мужчина.
— Хуже. Идиот!
— Называй меня, как хочешь, но твои родители не были против.
— А я? Ты у меня спрашивал? — психовала Селина.
— Я и спрашиваю, пойдешь за меня? — не отрывая взгляда от дороги, спросил Шмидт.
— Ну, ты…, - она вытерла пот, выступивший на лбу.
— А где ухаживания? Поцелуи? Жаркие признания? — уже более весело отнеслась девушка к этой комической ситуации.
— От поцелуев и жарких признаний не отказываюсь. Можем приступить хоть сейчас. Ухаживания по мере возможности, — игриво произнес мужчина.
— Смотри за дорогой, герой любовник! Ты всех женщин так добиваешься? Все он уже распланировал. Ухаживания в перерыве между полетами, поцелуи после ужина, а ребенка, когда делать будешь?
— Ты извини, что так спонтанно получилось, — с серьезной миной на лице начал разговор Юрген.
— Такой возможности увидеть твоих родителей в ближайшее время не предвиделось бы, а их мнение для меня важно.
— Хватит издеваться, — попросила Дюран.
— Никто над тобой не издевается. Я тебя действительно люблю.
— И когда ты это понял? — теперь она подтрунивала над спутником.
— Как только увидел тебя. Не скрою, в моей жизни были женщины, но ни с одной я не хотел связывать свою жизнь. Так мимолетное увлечение. С тобой все по-другому.
— Ты так говоришь, потому что фаталист и больше веришь в смерть, чем в жизнь. Я поняла тебя. У тебя принцип «все и сейчас», ведь так? Увидел смазливую девчонку и захотел ее, а что будет завтра, ведь не думал? Сделаешь мне ребеночка и бросишь? Ты ведь подневольный. Куда направят, туда и полетишь. А как же я? Люфтваффе за собой жен и детей не таскает. Мне как быть? Сидеть с родителями и показывать сыну пальцем в небо и говорить, что оттуда должен прилететь наш папка?
— Это хорошо, что ты заговорила о сыне, — улыбнулся Юрген.
— Иди ты, к черту, со своими шуточками. А если тебя убьют? — рассматривала и такой вариант Дюран.
— А тебя? — в свою очередь спросил мужчина.
— Могут и меня. Поэтому я и не кручу романов.
— Значит, нет? — сделал вывод обер-лейтенант.
— Я подумаю, — уклончиво ответила баронесса.
Шурша колесами, их мерседес мчался навстречу судьбе. Любовь никто не отменял, только вот война, вносила свои коррективы. До высадки англо-американских войск в Сицилии оставалось совсем мало времени, а от Сицилии до Сандалора, было рукой подать.
Своих симпатий к девушке Юрген больше не скрывал и старался при любой возможности оказать ей знаки внимания. Такие открытые ухаживания многим не нравились, в том числе и с немецкой стороны. Однажды, когда она с механиком копалась у самолета, к ним подошел друг Шмидта Вальтер.
— Можно тебя на минутку, — отозвал он в сторону баронессу.
— Это конечно не мое дело, но хотелось бы тебя предупредить, — начал разговор Шульц.
— И о чем? — высоко подняла подбородок девица, ожидая услышать какую-нибудь гадость.
— Нам всем импонирует твоя открытость и храбрость, и все мы хотим тебе только добра, — начал разговор летчик.
— Кто это мы? — хотела уточнить Дюран.
— Немцы понятное дело. В тебе ведь тоже течет частица немецкой крови? — зашел издалека фельдфебель.
— Да, я фольксдойче. Не чистокровная немка и что из этого?
— Сейчас мы не об этом. Мне бы не хотелось видеть еще одну несчастную девушку с разбитым сердцем.
— Вальтер, говорите прямо, — попросила она.
— Если прямо, то открою вам маленький секрет, у Юргена в Германии есть невеста. Они давно встречались и если бы не война, то стали супружеской парой. Барбара до сих пор пишет ему нежные письма, — открыл тайну фельдфебель.
— И зачем вы мне это говорите? Юрген ведь ваш друг? — не понимала Селина мотивов Шульца.
— Вот именно, что друг и я ему хочу только добра. Он морочит голову Барбаре. Вам и еще не одной девице. Пора на ком-то остановиться, — высказал свое мнение Вальтер.
— Вы считаете, что Барбара достойней, чем я? — зло спросила Дюран.
— Она берлинка, как и Юрген. Его родители одобрили этот выбор, если бы были живы. Мне будет жаль, если он просто использует вас. Нас в любое время могут перебросить в Германию и что тогда? Забрать вас он не сможет, и вы не сможете покинуть Сандалор.
В его словах была доля правды. А ведь о Барбаре, Шмидт ничего не говорил. Почему? Готовит запасной аэродром?
— Я поняла вас фельдфебель. Вы настоящий друг, который заботится не только о товарище, а еще и о чистоте нации.
— В первую очередь, я заботился о вас, — не оценил Шульц ее иронии.
— Я так и поняла. Извините, мы тут заняты, — не захотела она продолжать беседу.
Могут же люди, одним словом уничтожить все светлое в душе? А еще другом назывался!
Юрген после полетов поджидал ее возле казармы. Как обычно в его руке был букетик полевых цветов. Дюран порой даже задумывалась, кому больше нравятся полевые цветы, ей или Юргену? Он с улыбочкой на лице протянул букетик. Девушка не взяла его. В глазах мужчины промелькнуло удивление.
— Оставь их для Барбары! — холодно ответила Селина.
— Какой Барбары? — попытался состроить невинное личико офицер.
— Не делай из меня дуру. Для своей берлинской Барбары. Ты ведь собирался на ней жениться? Тогда зачем весь этот концерт с родителями? Мог ведь просто вскружить мне голову, как ты неоднократно делал с другими девицами и затащить в постель. Поигрался бы и бросил. Зачем было родителей сюда впутывать? Или так слаще? — жестоко выговаривала она своему ухажеру.
Он опустил руку с цветами.
— Барбара это прошлое. Я же говорил, что у меня были женщины, но полюбил я тебя одну, — попытался оправдаться Шмидт.
— Поэтому и обещал Барбаре жениться? — не верила ему Дюран.
— Обещать, не значит жениться, — тихо ответил он.
— Я так и поняла, — сделала собственные выводы баронесса.
— Не хочу тебя больше видеть. Не приходи, — развернулась Дюран и пошла в казарму. Обер-лейтенант посмотрел на голубенькие цветочки и швырнул их в сторону. Твердой походкой Юрген направился на поиски своего друга. Только от него могла произойти утечка информации о Барбаре. По суровому выражению лица обер-лейтенанта, Вальтер сразу же понял, о ком пойдет речь.
— Зачем ты это сделал? — без всяких предисловий начал разговор Шмидт.
— Кто тебя просил?
— Юрген, я твой друг и должен был остановить это безумство. Ты свихнулся на девках. Одно дело шляться по борделям, а другое разводить шашни на службе. Ты стал привлекать к себе слишком много внимания, — спокойно ответил Шульц.
— С каких пор ты стал заботиться о моем моральном облике?
— Ты офицер люфтваффе и должен сохранять лицо. Кто эта девица? Полукровка! Барбара настоящая немка. Она родит тебе чистокровных немцев и станет образцовой женой. Твои дети не будут говорить по-французски и никто, не посмеет ткнуть в них пальцем из-за происхождения. На стороне можешь крутить романы с кем угодно, но когда дело доходит до бракосочетания, то стоит хорошенько подумать.
— Ты заговорил как доктор Гебельс. Не хочешь замерить череп моей подружки? Может она не вписывается в критерии немецкой расы? У нее отец из Восточной Пруссии. Она такая же немка, как и мы с тобой, — повысил голос на друга обер-лейтенант.
— Не скажи. Кто ее мать? — не соглашался Шульц.
— Какая тебе разница? Они сандалорцы, а Сандалор союзник Третьего Рейха.
— Майору Отто Шнайдеру тоже не нравится твой роман. Он не хотел бы, чтобы тобой занялись соответствующие органы. Ни к чему в эскадрилье разводить любовные романы с сандалорцами.
— Вон вы как переживаете? Когда эта сандалорка валит англичан и американцев в угоду Рейху, это всех устраивает, и никто не задается вопросом, а кто у нее родители? А когда она ответила взаимностью на чувства офицера люфтваффе, то сразу же вспомнили о морали и расовой принадлежности. Тебе не кажется Вальтер, что это двойные стандарты?
— Она воюет с англо-американцами не потому, что нежно любит Третий Рейх, а потому, что служит сандалорскому королю, а он наш союзник, — привел свой аргумент фельдфебель.
— Значит, теперь мне надо держать отчет, перед тобой и майором с кем я сплю и что говорю? — нервничал Шмидт.
— Насчет разговоров не мне тебя учить, а вот о своем моральном уровне стоит призадуматься, пока не поздно, — посоветовал Вальтер.
— А то, что? Напишешь кляузу в гестапо? Пусть меня за моральное разложение отправят в окопы. Ты, тогда станешь сбивать «мустангов» или прикажешь майору сесть за штурвал?
У Шульца нервно дернулся глаз.
— Не перегибай палку. Никто на тебя доносить не собирается. Просто убавь обороты, чтобы поменьше о тебе говорили. Добряков у нас всегда хватало. Ты на хорошем счету у гера майора, и он не хочет терять такого летчика по глупости, — дал еще один совет фельдфебель.
— Значит для вас любовь — это глупость? Сбивать самолеты — противника-это долг, а любить женщину глупость! Я понял вас фельдфебель Шульц, — официально произнес Юрген.
— Я думаю, теперь наши взаимоотношения не будут выходить за рамки должностных инструкций, Хайль Гитлер! — отчеканил Шмидт. Вальтер щелкнул каблуками и выбросил вперед правую руку.
— Хайль Гитлер!