Несоразмерность потерь партизан и карателей может вызвать у некоторых читателей сомнение в достоверности приведенных здесь цифр. Хочется поэтому упомянуть здесь об одной из особенностей боевых действий народных мстителей. Они нападают, как правило, из засад. Нанесут удар и сразу уходят. Лишь в исключительных случаях им приходится драться с врагом в открытую, как на фронте. (Я, разумеется, имею в виду небольшие отряды.) Тактика внезапных, дерзких нападений и позволяет партизанам наносить врагу куда более ощутимые потери по сравнению с собственными. [227]
Что же касается того многочасового боя, о котором я рассказал раньше, то, честно говоря, отдельным его участникам и поныне неясны причины нашей победы. Ведь противник имел подавляющее превосходство над нами, и все-таки мы его разгромили. Одни считают, что немалую роль здесь сыграла гибель в начале схватки руководителя карательной операции. Ошеломленные внезапным ударом, гитлеровцы растерялись. Управление подразделениями у них было потеряно. Поэтому они начали панически отходить. Другие полагают, что нам определенно помогла маскировка: наши бойцы заблаговременно переоделись в трофейные синие комбинезоны, и фашисты поначалу приняли их за своих солдат.
Лично я не склонен приписывать нашу победу субъективным факторам, а тем более счастливому случаю. Ее мы добыли прежде всего благодаря мужеству партизан и командирскому искусству Анатолия Шестакова.
Вступив на землю Белоруссии, мы оказались в самой гуще партизанской борьбы, которую здесь вели, можно сказать, все старые и малые. Не в силах сдержать ее, гитлеровцы задались изуверской целью уничтожить белорусский народ, превратить его города и села, леса и поля в пустыню. Мы шли по пепелищам спаленных деревень, меж обугленных стволов деревьев; от золы, пыли и гари першило в горле. В уцелевших же населенных пунктах и в партизанских отрядах царил голод. Подстерегал он и нас.
Командир кличевской военно-оперативной группы Р. З. Изох выделил для снабжения нашего отряда село Озеране, которое до нашего прихода являлось продовольственной базой оккупантов. Отсюда обозы с продуктами обычно направлялись в рогачевский и жлобинский гарнизоны противника. Для их захвата мы начали организовывать засады. Несколько таких операций завершились удачно.
Группа старшего сержанта Мадея пробралась в Рогачев и напала на хлебозавод. Она доставила в отряд 15 вещевых мешков с хлебом и солью. Но этих продуктов едва хватило только для раненых. Не смогли мы решить продовольственную проблему и после того, как вместе с соседними отрядами нанесли несколько ударов по немецким «экономиям» в Тихоновичах, Барчичах и Подселах. Хуже того, такие налеты всегда заканчивались боями. Они не [228] столько дезорганизовывали снабжение гитлеровцев, сколько отвлекали партизан от настоящей боевой работы, вынуждали их распылять свои силы. Борьба за хлеб могла в конце концов превратиться в самоцель.
Оценив обстановку, Могилевский подпольный обком партии обязал свои отряды помочь населению убрать урожай и надежно спрятать его от фашистов. Пригласили и Шестакова принять участие в этом мероприятии. Для «Славного» выделили район Колбчанской слободы, и мы немедленно вышли туда.
Картина была необычной. Бойцы косили рожь и жали ее серпами, вязали снопы и складывали их в кресцы. Оружие было составлено на обочинах в «козлы». На высоких деревьях примыкающего к полю леса сидели наблюдатели. Работающих в поле охраняли и зенитно-пулеметные установки. В перерывах агитаторы проводили беседы с бойцами и местными жителями. Чаще всего они зачитывали свежую сводку Совинформбюро, принятую нашими радистами.
В воздухе иногда появлялся «фокке-вульф», прозванный бойцами рамой, а колхозниками — по-мирному, бороной. Разведчик кружил над лесом и полями, но огня почему-то не открывал. Молчали и наши зенитчики, чтобы не выдать себя.
Отведенный нам клин мы скосили и сжали очень быстро. Снопы сразу же были увезены с поля на хорошо укрытые тока. Лишь возле самого села Колочи остался несжатым небольшой участок: старики сказали, что здесь рожь еще должна постоять «на корню». Да и у оккупантов нужно было создать иллюзию, что уборка хлеба еще не началась.
Вскоре стало ясно, почему мирно вела себя «борона». Не успели партизанские отряды разъехаться после работы. как в ближайшие деревни нагрянули каратели. Но хлеб был уже надежно спрятан. На следующее утро — 15 августа 1943 года — они вновь пригнали сюда своих солдат, которые начали жатками и косилками убирать тот участок, который был оставлен возле села Колочи.
Майор Шестаков поднял по команде «В ружье!» всех, кто находился в лагере. Незаметно подобравшись к полю, партизаны с криком «ура!» налетели на оккупантов. Бросив сельскохозяйственные машины, те сразу же побежали. Но спастись удалось немногим из них. Плачевно закончилась [229] и попытка гитлеровцев собрать урожай в «своих имениях».
В эти августовские дни «Славный» принял на свои костры несколько самолетов с Большой земли. Нам доставили много боеприпасов и специальных мин. Кроме того, сбросили на парашютах контейнеры с солью и сахаром. Это растрогало каждого из нас. Несмотря на то что страна испытывала огромные трудности, о партизанах она не забывала. Отряд пополнился и людьми. К нам присоединилась большая группа, возглавляемая лейтенантом Корниловым. В наш отряд вступило и немало местной молодежи.
Даже в самые трудные для нас дни не ослабевала разведывательная и диверсионно-боевая работа партизан «Славного». Только в августе и сентябре они совершили 29 диверсий, ударов из засад и налетов на гарнизоны врага, пустили под откос 2 воинских железнодорожных состава под Оршей и Жлобином, сожгли 5 казарм, взорвали 6 дотов, подбили броневик, уничтожили 9 грузовых автомашин с живой силой и военными грузами, захватили много оружия.
Особенно трудно стало производить диверсии на железных дорогах. Гитлеровцы охраняли их усиленно, широко использовали сторожевых собак, минировали подходы к путям, телеграфные столбы и кюветы. По ночам некоторые участки освещались сильными прожекторами со специальных вышек. В лесистой части они вырубали деревья на 150 метров по обе стороны дороги, устраивали завалы, минируя их и опутывая колючей проволокой, раскладывали костры на небольшом расстоянии один от другого.
Оккупанты прибегали к самым различным ухищрениям, стараясь избавиться от крушений. В некоторые ночи они пригоняли на железнодорожное полотно группы местных жителей и держали их до рассвета, угрожая немедленно открыть по ним огонь, если поблизости появятся партизаны. Перед проходом воинских эшелонов фашисты обязательно проверяли подозрительные участки полотна миноискателями, пропускали дрезины, предупредительные составы, порожняк и платформы с балластом. Но и эти меры им не всегда помогали. Партизаны становились все более изобретательными в организации и проведении диверсий.
Грозным оружием в руках подрывников явились специальные мины, доставленные с Большой земли. Используя [230] их, они взорвали на станции Могилев-4 четыре цистерны с бензином и нефтью, а в самом городе — казарму и телефонную станцию. На станции Вендриж также были взорваны две казармы с гитлеровскими солдатами.
Несколько позже подчиненные В. В. Рыкина успешно произвели три диверсии в Бобруйске. Взорвав здание на углу Костельной и Луговской, в котором размещалась вражеская зенитная часть, они трех офицеров убили и пятерых солдат ранили. Четырьмя сутками позже прогремел новый взрыв на улице Пушкина. Результат: уничтожено 4 рации и 12 радистов, 5 фашистов ранено. Михаил Плетнев, передававший мины подпольщикам, лично уничтожил в городе большой склад лесоматериалов...
Нашим партизанам активно помогали подпольщики. Квартира электрика Николая Пиневича в Могилеве была не только явочной. Там находился и «склад» боеприпасов. Иногда в ней скапливалось до полутонны взрывчатки и десятки маломагнитных мин.
Фамилии непосредственных исполнителей смелых актов возмездия в Бобруйске Василий Васильевич так тщательно зашифровал, что имена славных патриотов, к сожалению, и поныне остаются неизвестными.
...Находясь вдали от фронта, в глубоком тылу противника, мы все же догадывались, что происходит за нашей спиной. Часто о назревающих там событиях говорил сам характер заданий, поступающих из Центра.
Еще в конце августа 1943 года майор Шестаков получил задание усилить наблюдение за магистралями Могилев — Гомель, Могилев — Бобруйск, Могилев — Березино и установить, какие оборонительные работы проводятся гитлеровцами на Грезе, Березине, а также на Друти, в районе Белыничей. Шестаков оживился, расстелил карту.
— Как думаешь, для чего понадобились такие сведения? — поглаживая пышную бороду, спросил начальник белынического оперцентра Сидоренко-Солдатенко, приехавший к Шестакову с командиром соседнего отряда лейтенантом Перестенко.
— Видимо, наши войска будут наступать в обход Могилева и нанесут удар по Белыничам, — сделал вывод майор Шестаков.
С. Г. Сидоренко-Солдатенко и Григорий Перестенко приехали к командиру «Славного» по важному делу. Располагая последними данными о дислокации вражеских [231] гарнизонов, руководитель белынической опергруппы просил Шестакова разработать план совместного удара по райцентру... Спустя день отряды вышли на задание.
Эта операция мало походила на партизанскую. Она началась сильной артподготовкой. Затем отряды ворвались в город и устремились к казармам кавэскадрона и к другим, заранее намеченным объектам. Я с командиром продвигался вслед за бойцами и видел, с какой отвагой они вели этот ожесточенный уличный бой.
Неожиданно из-за забора на меня с Шестаковым свалился немец и, подняв руки, возбужденно заговорил:
— Я переводчик... Это дом эскадронного командира. Он... с дамой. Во дворе его конь. Я переводчик и сам сдаюсь. Прошу учесть.
— Очень разговорчив! С перепугу, что ли? — проворчал Шестаков.
Трофеи только одного нашего отряда были внушительными: много пулеметов, автоматов, лошадей с седлами, повозок с боеприпасами. А главное — партизаны взорвали все построенные оккупантами оборонительные сооружения, что впоследствии немало способствовало быстрому продвижению наших частей, наступающих в обход Могилева.
Руководивший захватом города и уничтожением крупного вражеского гарнизона майор Шестаков возвращался в лагерь на превосходном сером скакуне...
Неделю спустя наши войска освободили Брянск, еще семь дней — Смоленск, а затем первый город на территории Белоруссии — Хотимск. [232]
Где жарче бой, где дело потруднее, Туда и шли...
В начале 1944 года «Славный» базировался в усакинских лесах на Могилевщине. Это время было хотя и более напряженным, чем прежде, но каждый из нас чувствовал себя окрыленнее. Мы радовались успехам советских войск на всех фронтах, но особенно на территории Белоруссии. Здесь Красная Армия полностью овладела инициативой и освободила крупный областной центр Гомель. Теперь партизаны все чаще поглядывали на восток, ожидая встречи с нашими регулярными частями.
Однако вскоре поступило распоряжение Центра — продвинуться дальше на запад. Майор Шестаков немедленно направил за Березину группу бойцов во главе со старшим лейтенантом Головиным. Они должны были не только разведать маршрут, но и подготовить новую базу. Как раз в это время немецко-фашистское командование начало перебрасывать в район Могилева свежие части. Они сосредоточивались в населенных пунктах, расположенных поблизости от Днепра, Друти и Березины. На берегах этих рек развернулось строительство оборонительных укреплений. Наступление советских войск на нашем участке фронта становилось всё медленнее, а затем и совсем остановилось. Шестаков неожиданно получил радиограмму, в которой отряду предписывалось остаться на прежнем месте и усилить наблюдение за передвижением вражеских частей, за ходом фортификационных работ, проводимых специальными строительными подразделениями противника. [233]
Вместе с многими другими отрядами «Славный» оказался в прифронтовой полосе. Большая концентрация вражеских войск, резко усилившееся передвижение их по дорогам серьезно сковывали действия партизан. Обстановка усложнялась с каждым днем. Теперь Шестаков и Рыкин все чаще встречались с другими партизанскими руководителями, особенно нашим соседом командиром 760-го отряда имени Березовского лейтенантом Перестенко. Они обменивались информацией о противнике, уточняли по карте места расположения его частей.
Маневрировать нам стало негде. А у нас накопились раненые, надо было найти какую-то возможность эвакуировать их на Большую землю. Моя поездка вместе с комиссаром Пеговым в Могилевский обком и белыническую военно-оперативную группу пока не дала ничего утешительного.
Между тем активность неприятеля возрастала. К 1 февраля 1944 года он полностью блокировал шоссейные дороги, ведущие на Бобруйск и местечко Березино, а также железную дорогу Могилев — Осиповичи. На берегах Друти и Березины гитлеровцы, как уже говорилось выше, обосновались еще раньше. Таким образом «Славный» вместе со всей могилевской партизанской группировкой оказался в замкнутом четырехугольнике. По данным разведки, вокруг нас сосредоточились две вражеские дивизии.
Из-за участившихся артиллерийских налетов и бомбежек большинство отрядов покинули свои лагери еще до того, как в лес вступили специальные подразделения фашистов. И все-таки избежать открытых боев с карателями партизанам не удалось. Особенно упорный характер они носили 15 февраля 1944 года.
Блокада в усакинских лесах не походила ни на одну другую. Здесь гитлеровцы решали одновременно две задачи. Они стремились не только вытеснить партизан на открытые участки местности, а затем уничтожить, но и укрыться в лесах, чтобы спастись от ударов наступающих частей Красной Армии.
25 февраля радист Поляков принял радостную сводку: на нашем направлении советские войска, прорвав оборону врага, заняли город Рогачев. Над лесом прогремело торжественное «ура!».
Теперь появилась возможность более четко выявить, по каким направлениям движутся отходящие немецко-фашистские [234] части. Они отступали в основном через усакинские леса, которые, по выражению майора Шестакова, стали напоминать слоеный пирог. Отряды находились в таком близком соседстве, что не всегда можно было быстро определить, где партизаны и где каратели.
В эта время в Гомеле состоялась VI сессия Верховного Совета Белоруссии, А через несколько дней после окончания ее мы, как и некоторые другие отряды, получили необычную директиву ЦК КПБ и Белорусского штаба партизанского движения. Нам предписывалось оказать помощь местным жителям в проведении посевных работ!
Не требовалось быть большим стратегом, чтобы понять, чем вызвано такое решение. До полного изгнания оккупантов с белорусской земли оставались считанные дни. Стоит советским войскам сделать еще один рывок, и мы окажемся уже в нашем тылу.
О близости дня освобождения в занимаемых нами районах говорил и такой, например, факт: Центр запросил, в какое место нам сбросить груз. И не ночью, а в дневное время! Разве это не свидетельствовало о нашем превосходстве над врагом!
Ночью все, кто находился в штабной землянке, не сомкнули глаз. Сообщив координаты наиболее удобной площадки, мы стали ждать прилета самолетов. Обычно «Славному» грузы доставляли летчики полка ВДД подполковника В. С. Гризодубовой или дивизии транспортной авиации полковника С. Л. Чантокадзе. Их «небесные тихоходы» Си-47 и Ли-2 были маломаневренны и почти беззащитны. Даже ночью «мессеры» нередко перехватывали и атаковали. Как же они решились лететь в дневное время?
Дождавшись утра, начальник штаба лейтенант Оборотов вывел две стрелковые роты к Белому логу и расположил их вокруг поля. К двенадцати часам туда прибыли Шестаков, комиссар и начальник разведки.
Мы стояли на окраине села и напряженно вслушивались в небо. День выдался ясный, солнечный. Сверкающая белизна снега слепила глаза. Гул моторов возник как-то внезапно. И вот из-за леса вынырнули два серебристых самолета с красными звездами на крыльях. Они пронеслись над нашими головами, сбросили на поле груз и, развернувшись на обратный курс, снова скрылись за верхушками деревьев. Потом оттуда донесся грохот взрывов и треск пулеметных очередей. Это, должно быть, действовали [235] уже наши штурмовики. Мы знали, что там, за рощей, проходит шоссе, по которому сейчас движутся колонны отступающего противника.
Я одним из первых оказался возле двух упаковок, сброшенных с самолетов. В них оказались медикаменты и бинты. Как раз то, что нам требовалось.