Это был тот самый Иван Троян, о котором в полку ходили легенды. Тот самый Троян, о котором старожилы полка рассказывали молодым, уверяя, что он может вернуться даже из небытия. А он действительно вернулся...
Словно из далекого прошлого весной сорок четвертого года возникла на летном поле знакомая фигура. Иван появился так запросто, словно и не было его столь долгого отсутствия.
Он бежал из плена с наполовину ампутированной ступней. Но что это значило для такого человека, как Троян? Он ничуть не изменился: тот же азарт к жизни, та же страстность, то же немедленное желание сесть в боевой самолет,
Поначалу Иван ходил в солдатской гимнастерке - после плена его не сразу удалось восстановить в офицерском звании. Но это летчика не особенно смущало: главным было то, что он снова летал на боевые задания. Сохранилась фотография сорок четвертого года: группа летчиков 139-го гвардейского полка, а в центре человек в солдатской гимнастерке, воскресший Иван Троян. Вскоре он был восстановлен в звании, снова стал командовать эскадрильей.
А полк в октябре 1944 года перебазировался уже на прифронтовой полевой аэродром Шостаково (в направлении Каунаса) и приступил к боевой работе.
Для нашей 303-й истребительной авиадивизии начался заключительный этап боевых действий: предстояло громить , сильную восточнопрусскую группировку врага.
В Восточной Пруссии
Над чужою землей
Неутомимые воздушные разведчики 523-го авиаполка в начале октября работали с полной нагрузкой. Добытые ими сведения беспрерывно обрабатывались штабом дивизии, штабом воздушной армии, и по этим данным работала штурмовая и бомбардировочная авиация 3-го Белорусского фронта. Удары с воздуха наносились не только по укреплениям переднего края, но и по крупным опорным узлам, расположенным в центре Восточной Пруссии. Как всегда, исключительно четко все задачи по сопровождению Пе-2 и Ил-2 выполнял 139-й гвардейский полк, но нагрузка на летчиков была велика, и потому к выполнению этих задач в тот период были подключены 18-й гвардейский полк и полк "Нормандия". Здесь, над Восточной Пруссией, в осенних и зимних боях заключительного года войны нами была окончательно разгромлена некогда отборная воздушная эскадра "Мельдерс", в которой гитлеровцы сосредоточили цвет своей истребительной авиации.
В воздухе до 20 октября шли беспрерывные бои. Погода позволяла работать бомбардировочной и штурмовой авиации, роль которой на всем протяжении Восточно-Прусской операции была очень велика. Наша истребительная авиация, завоевав господство в воздухе, позволила бомбардировщикам и штурмовикам летать большими группами, наносить мощные удары по укреплениям противника, по танковым колоннам, опорным тыловым узлам, откуда противник подбрасывал подкрепления.
Тем не менее в эти дни истребители противника прилагали все силы к тому, чтобы нейтрализовать действия наших Пе-2, Ил-2. Это противнику не удалось. Летчики 303-й истребительной авиадивизии в полной мере продемонстрировали свою высочайшую боевую зрелость, опыт и умение побеждать. Навсегда запомнился мне день 16 октября сорок четвертого года. Это был самый результативный день нашей боевой работы за всю войну. Рассказать о всех проведенных 16 октября боях просто невозможно - их было слишком много. Летчики дивизии сбили тогда почти 50 самолетов противника, не потеряв ни одного своего! По донесениям, сохранившимся в архивах, не трудно было восстановить тех, кто отличился в памятный день октября. Но если ограничиться лишь перечнем фамилий пилотов, пришлось бы составлять список едва ли не половины личного состава 18-го гвардейского полка и полка "Нормандия". Так, гвардейцы 18-го полка сбили 19 самолетов, французские летчики - 29, При этом истребители Репихов и де ля Пуап сбили по три самолета противника, летчики Серегин, Пинчук, Барсуков, Барахтаев и французы Шалль, Альбер, Карбон, Перрен - по два самолета противника{12} .
Ожесточенные бои продолжались и на следующий день. 17 октября летчики дивизии сбили еще 34 вражеских самолета. Снова отличились Репихов, Пинчук, Барахтаев и их товарищи. У французов - Марки, Соваж, младший Шалль. Свою долю внесли и летчики 139-го гвардейского полка Жидков, Грачев, Лизин, Удовицкий, Долголев и Репьев. Защищая бомбардировщики и штурмовики, они сбили семь вражеских истребителей. Один Ме-109 в тот день сбил командир 523-го разведывательного полка Константин Пильщиков.
Итог нашей боевой работы за месяц был более чем утешительный - летчики 303-й истребительной дивизии сбили 184 самолета противника.
К ноябрю погода совсем испортилась. Густой туман стоял по утрам на всех аэродромах. Противнику это было на руку - немцы пытались незаметно подтянуть к линии фронта резервы и контратаковать наши войска. Командующий 1-й воздушной армией вызвал к себе командира 523-го полка.
По едва заметной тропе Пильщиков попал в блиндаж командующего. Кабинет Хрюкина был освещен двумя керосиновыми лампами. Задумчиво посмотрев на вытянувшегося перед ним Пильщикова, он произнес:
- Ну вот, подполковник, снова встретились. Как самочувствие? - Нормально, товарищ командующий, - отвечая Пильщиков, понимая, что за этим последует важный разговор, ради которого его сюда вызвали.
- Удивительно короткие ответы у летчиков, - покачал головой командующий. Я вот зачем вас вызвал. Уже два дня из-за непогоды мы не ведем воздушную разведку.
Пильщиков слушал молча.
- Я знаю, - продолжал командующий так, словно командир полка собирался возражать, - вести воздушную разведку в таких условиях - дело нелегкое...
Это знал и Пильщиков. "Нелегкое" - не то слово. При таком тумане точнее было бы сказать "невозможное". И Пильщиков все понял: сейчас от его полка требуется сделать невозможное. Поэтому его и вызвал командующий.
- Полагаю, - продолжал Хрюкин, - что вы сумеете подобрать подготовленных летчиков, проберетесь за линию фронта и определите передвижение частей противника. Особое внимание обратите на танки: по агентурным сведениям, противник концентрирует мотомехсилы у плацдарма, занятого частями 11-й гвардейской армии. Штабу фронта нужны достоверные данные. Я надеюсь на ваш полк, подполковник!
Но утром все тот же плотный туман прижимал самолеты к земле. За линией фронта перемещались войска противника, сосредоточивались, занимали исходные рубежи... Все это надо было увидеть, уточнить, нанести на карту, но о вылете в такую погоду не могло быть и речи. Летчик, рискнувший взлететь, моментально попал бы в плотную пелену тумана и все равно ничего бы не увидел.
Звонки из штаба армии начали раздаваться с утра, но от разведчиков шел один неутешительный ответ: "Не можем вылететь".
В полдень снова раздался звонок. Командир полка подошел к телефону.
- Что же это, подполковник?! - звонил командующий. - Разве я вызывал вас, чтобы посмотреть на ваши красивые глаза? С переднего края сообщают, что туман рассеивается. Можете взлететь?
- Готовимся, товарищ генерал! Летим поодиночке - я и двое командиров эскадрилий.
- Добро, - услышал Пильщиков, - жду разведданных.
На бреющем, по верхушкам деревьев, над крышами домов, счастливо уклоняясь от внезапно возникающих преград, три разведчика - Пильщиков, Сморчков и Толкачев пошли в тыл противника, каждый в отведенный ему район. Пильщиков поставил задачу пробиться в глубь вражеской территории не менее чем на пятьдесят километров. И сам прошел эти пятьдесят километров и южнее Гумбинена обнаружил колонну вражеских танков - их было около тридцати.
Колонна была нацелена на тот наш плацдарм, судьба которого беспокоила штаб фронта. Из танков по самолету открыли интенсивный огонь, но Пильщиков успел отвернуть - трассы прошли рядом с машиной. Выскочив на передний край, летчик зафиксировал артиллерийские позиции противника. Он видел, как немецкие солдаты поспешно рыли ходы сообщения, возводили земляные укрепления. Все данные Пильщиков тут же передавал по радио на КП воздушной армии.
Командир полка пробыл в том полете около часа и приземлился последним Сморчков и Толкачев уже совершили посадку. Им не удалось проникнуть в глубь вражеской территории на такое расстояние, как Пильщикову, однако и они разведали немало характерных примет, говорящих о том, где противник готовится контратаковать.
Командование фронта осталось довольно сведениями, добытыми воздушной разведкой. Командарм Хрюкин объявил разведчикам благодарность.
Чтобы успешно развивать наступление дальше, в глубь Восточной Пруссии, требовалась основательная всестороняя подготовка. Октябрьские бои показали, сколь сложна эта задача. И разведчики 523-го полка продолжали летать над вражеской территорией, ежедневно пробиваясь сквозь заградительный огонь к самым мощным узлам обороны гитлеровцев. В этой чрезвычайно трудной будничной работе происходило своеобразное разделение труда, понятное , только командиру и самим летчикам, ибо все они очень хорошо изучили друг друга и потому знали, кого на какое задание целесообразнее посылать. Фотографирование передних линий вражеской обороны обычно поручалось Ануфриеву, Сычеву, Суслову, Затоне. Эти летчики были хладнокровны при любых обстоятельствах, спокойны, уравновешенны. Когда надо было фотографировать труднодоступные объекты - крупные железнодорожные станции во вражеском тылу, большие аэродромы, - самые лучшие летчики полка ходили на такие задания по одному. И здесь, пожалуй, никто не мог соперничать с Николаем Свитченком.
Удивительно много значит в жизни каждого человека умение найти свое место. И во сто крат больше это значит на войне.
Свитченок был неплохим летчиком-истребителем, но, как говорится, "в ряду со многими". Попав в 523-й полк, этот летчик как будто родился заново: воздушная разведка оказалась его стихией. Здесь от него требовалось в каждом полете куда больше инициативы и изобретательности, чем в его прежней боевой работе по охране бомбардировщиков и штурмовиков. И в 139-м полку Свитченок воевал смело. Но одной смелости, как потом выяснилось, было недостаточно для того, чтобы полностью выявились незаурядные качества этого летчика. Ему нужна была почти неограниченная самостоятельность и инициатива в воздухе, и как только он занялся работой воздушного разведчика, у него ярко выразился свой особый почерк.
Свитченок в воздухе творил. Он был смел и хитер. Его изобретательность проявлялась самым неожиданным образом, и даже многоопытные его товарищи, которые не раз лазили "на рога" смерти, зачастую удивлялись умению этого разведчика проникать в самые труднодоступные районы. Свитченок почти никогда не повторял один прием дважды, умел постигать нюансы каждой отдельной ситуации, обладал поразительным чутьем на вражеские зенитки, которых обычно бывало слишком много вокруг объектов, подлежащих фотосъемке. И так же как Митрофан Ануфриев, Валентин Сычев, Александр Сморчков и другие наиболее сильные разведчики полка, Свитченок иногда вынужден был вести воздушный бой над глубоким тылом противника. В этих боях он добивался победы, добавляя к своей репутации славного разведчика репутацию умелого летчика-истребителя.
Однажды Свитченок отправился фотографировать крупный вражеский аэродром вдвоем с напарником. Ведомым у него был Александр Рыжов. Они подошли к аэродрому на большой высоте, и Рыжов понял, что им не повезло - под ними над аэродромом ходили парами "мессершмитты", а для того чтобы произвести фотосъемку, разведчикам необходимо было снизиться. В такой обстановке даже везучий Свитченок вряд ли смог бы что-либо сделать. Принимать бой с "мессершмиттами" над аэродромом, с которого моментально могут подняться еще несколько пар, - дело заведомо проигранное. Так показалось Рыжову, но тут же, к великому своему удивлению, он увидел, что Свитченок открыл фонарь, высунул руку с ракетницей - и вот две ракеты повисли над аэродромом. Если до поры до времени разведчики еще могли остаться незамеченными, то теперь об этом и говорить не приходилось - Свитченок сделал все, чтобы немцы, сколько бы их ни было на аэродроме и в воздухе, заинтересовались двумя "лавочкиными".
- Ты что, Фомич? Совсем?.. - с изумлением брякнул в эфир Рыжов.
- Так надо! - недовольно отрубил в ответ Свитченок, и Рыжов, спохватившись, замолк.
- Снижаемся, - спокойно передал Свитченок и пошел вниз так, словно все "мессершмитты" были его закадычными друзьями...
Рыжов ожидал чего угодно, но только не того, что произошло. Немцы почему-то не кинулись на них. Свитченок спокойно прошел на нужной высоте, сфотографировал весь аэродром и так же спокойно начал удаляться от аэродрома, постепенно прибавляя газ.
- Теперь не тяни! - бросил он Рыжову, и оба разведчика на максимальной скорости пошли к востоку.
Что в это время происходило на аэродроме, они не видели. Свитченку было ровным счетом наплевать на одураченных врагов - даже если они и кинулись в погоню, то слишком поздно: догнать "лавочкин", идущий со скоростью около шестисот километров в час, уже не могли.
Боевое задание летчики выполнили превосходно.
На фронте установилось затишье. Обе стороны готовились к предстоящим боям, и в начале декабря боевых вылетов у нас было сравнительно немного. Но война как война, и то, что произошло под занавес года, осталось у многих летчиков дивизии в памяти.
Примерно в полдень над полевым аэродромом Значки, где в ту пору базировались 139-й гвардейский полк и разведчики 523-го, четыре "яка" из эскадрильи 139-го полка отрабатывали групповую слетанность. Чуть в стороне с востока на запад на большой высоте шел в это время немецкий разведчик Хе-111. Так же, как и Ю-88, эти тяжелые бомбардировщики противник использовал для ведения разведки глубоких тылов. С земли звено "яков" было наведено на "хейнкель", и началось преследование. Однако догнать Хе-111 было трудно. Где-то в районе Каунаса три "яка" прекратили погоню, казавшуюся бесплодной, и вернулись на аэродром. Но один истребитель упорно продолжал преследование. Не быстро, но все же сокращал он расстояние - с земли было видно, как на большой высоте сближались два самолета. Казалось, еще секунда-другая - и наш истребитель откроет огонь. Многие потом говорили, что будто даже слышали отрывистый стук пушечной очереди. Так или не так это было, утверждать сложно, поскольку оба самолета почти одновременно вошли в облако и в тот же момент по "хейнкелю" ударили с земли зенитки.
Через несколько секунд из облака выпал штопорящий самолет. Сомнений быть не могло - падал "як". То ли в облаках его настигла пущенная наугад очередь стрелка с бомбардировщика, то ли в него угодил снаряд зенитки. Но падал он так, как падает самолет, у которого отбита плоскость.
Упал истребитель под Каунасом, возле деревни Поташане. Летчик из поврежденного самолета не выпрыгнул.
В этой машине был командир эскадрильи Иван Троян...
А 24 декабря во время разведывательного полета был сбит командир 523-го полка К. Пильщиков.