Михеев любил Долголева, как может любить на войне младший своего старшего товарища и командира. Он готов был лететь с Долголевым куда угодно, на любое задание. Прикрывая в боях командира, он уже сбил два немецких самолета. Словом, по всем фронтовым меркам боевая жизнь Виктора Михеева протекала ровно, без особых "сюжетных" поворотов, которые так часто случаются на войне. И если что выделяло его среди молодых пилотов, так это известная всем в полку его беззаветная привязанность к своему командиру.
Но вот с января сорок пятого года драматические события в жизни молодого летчика начинают чередоваться с невероятной быстротой.
В начале января, вылетев с Долголевым на разведку в район Грабовена, Михеев был атакован четырьмя "фоккерами". Атака была неожиданной, со стороны солнца, и Михеев вышел из боя на искалеченной машине - был пробит бензобак, повреждены консоли, мотор, фонарь. Вскоре мотор отказал. Михеев садился на лед озера. При посадке самолет загорелся, однако молодой летчик успел выбраться из кабины и благополучно прибыл в полк. В такую переделку Виктор Михеев попал впервые. Но через несколько дней он уже снова летел на боевое задание, охраняя в бою своего командира.
18 февраля сорок пятого года Михеев вывозит Долголева буквально из-под носа немцев. Дело было так. Четыре "яка" 139-го полка, ведомые Долголевым, вылетели на штурмовку войск противника, отходящих по ледовым дорогам залива Фриш-Гаф. Погода стояла плохая, летчики шли на бреющем в были обстреляны зенитками. Снаряд попал в мотор машины Сергея Долголева. Долголев попытался сделать горку и сбить пламя, но самолет внезапно стало сильно трясти, и мотор отказал. Пришлось садиться на лед в трех километрах севернее мыса Кальхольц. В это время через залив шла немецкие машины и пешие колонны. Немцы бросились к самолету Долголева, но летчики Михеев, Грачев и Мацкевич отсекли немцев огнем. На смену пришла четверка во главе с Юрием Максимовым, потом пара, ведомая старшим лейтенантом Ананьевым.
Тем временем младший лейтенант Михеев прибыл в полк с просьбой разрешить ему отправиться за своим командиром на По-2. Получив разрешение, Михеев тут же вылетел. Над местом вынужденной посадки он кружил на небольшой высоте, не обращая внимания на сильный огонь, который немцы открыли по его самолету.
Летчик заметил одновременно и Долголева, и бегущих к нему немцев и, успев сесть, забрал командира, взлетел на глазах у вражеских солдат, которые находились уже метрах в пятистах от По-2. Под охраной четырех "яков" капитана Максимова Михеев повел По-2 домой.
За спасение командира в чрезвычайно трудных условиях, за проявленное при этом мужество младший лейтенант Михеев был награжден орденом Красного Знамени.
А спустя три недели, 8 марта 1945 года, Виктор Михеев геройски погиб в воздушном бою.
В период наступления в полку "Нормандия - Неман" среди многих французских летчиков выдвинулся младший лейтенант Жак Андре. Во второй половине января Андре провел шесть воздушных боев, в которых сбил семь самолетов противника!
16 января шесть "яков", которые вел командир полка "Нормандия - Неман" Дельфино, вступили в бой с двенадцатью "фокке-вульфами". Немцы шли четверками. Французы набрали высоту и атаковали две вражеские четверки. С близкого расстояния Дельфино расстрелял ведущего пары ФВ-190 - тот разлетелся в воздухе. Обломком немецкого самолета на машине Дельфино сломало трубку ПВД приемника воздушного давления, и командир полка завершал бой без показаний скорости. В то время, когда он сбил "фокке-вульф", Жак Андре вместе с ведомым младшим лейтенантом Ларионом атаковали другую пару "фоккеров", и каждый тоже сбил по самолету. После этого Андре заметил в стороне одиночный ФВ-190 и вступил с ним в бой. Бой шел на виражах. Андре зашел "фоккеру" в хвост, дал по нему длинную очередь, и он взорвался в воздухе. Третья пара - старший лейтенант Кастен и лейтенант Микель - атаковала третью четверку гитлеровцев. После первой же атаки Кастен сбил одного. Оставшиеся начали уходить, но Кастен погнался за ними и сбил отставший от группы самолет. В результате из двенадцати "фокке-вульфов" шесть были в этом бою сбиты.
Во время наступления летчики 523-го полка работали почти беспрерывно, передавая войскам ценную информацию, корректируя огонь. Многих разведчиков командиры наземных частей знали уже по фамилиям. Впрочем, сейчас мне вспоминается один эпизод из жизни этого полка, который никак не относится к их боевой работе...
Однажды, это было в канун наступления, я прибыл в 523-й полк под вечер. Иван Заморин в ту пору считался еще молодым командиром полка, поэтому я подробно интересовался всеми сторонами жизни разведчиков. За беседой мы не заметили, как время пошло за полночь, и, прежде чем ложиться спать, я предложил Заморину:
- Давай пройдем по землянкам, посмотрим. Пошли. Входим в одну из землянок. Смотрю, свет горит. Свет - это, конечно, сильно сказано. Две коптилки из гильз от снарядов стоят на ящике, потягивает от них гарью, а за ящиком, как за письменным столом, сидит сержант, что-то читает и записывает. Наверное, он долго уже этим занимался - у него на лице даже копоть осела. Времени - час ночи. В землянке полно солдат - спят и дышат гарью от коптилок. Понятно, я хотел сделать сержанту замечание, но Заморин дал знак, который я понял как просьбу не накладывать на сержанта взыскания. Я промолчал, командир полка заметил негромко:
- Задохнетесь так, товарищ Карлюк... И у товарищей не будет хорошего сна.
Сержант стоял навытяжку. Под носом у него шевелились черные паутинки гари.
- Землянку проветрить, - приказал Заморин, - коптилку погасить и спать!
- Есть! - ответил сержант и начал убирать бумаги с ящика. Заморин взял одну из книг, которую конспектировал сержант. Я посмотрел на титульный лист: то были труды Клаузевица...
Забегая вперед, доскажу об этом сержанте, который днем делал все, чтобы приблизить разгром врага, а по ночам изучал Клаузевица.
Когда закончилась война, он подал командиру полка рапорт с просьбой предоставить ему отпуск на две неделя. В то время вышел приказ об увольнении в запас рядовых с высшим и средним специальным образованием. Это было понятно война закончилась, и всюду требовались люди, которые могли бы работать по своей прямой специальности.
- Но у вас же нет высшего образования, - ответил на просьбу сержанта командир полка.
- У меня диплома нет, - не смутившись, поправил Карлюк.
- Хорошо, пусть диплома, - согласился Заморин, - но диплом - это же свидетельство об окончании института...
Словом, Заморин предоставил сержанту отпуск. Через две недели несколько похудевший и осунувшийся Анатолий Карлюк вернулся в полк с... дипломом об окончании физико-математического факультета. Как потом выяснилось, он приехал в Минск, добился того, чтобы его знания проверила компетентная комиссия, и сдал экстерном всю программу физико-математического факультета. Даже невозмутимому Заморину это показалось невероятным. Но факт, как говорится, был налицо.
После этого Карлюк демобилизовался, через несколько лет он уже защитил кандидатскую диссертацию. Сейчас Анатолий Семенович Карлюк - доктор наук, профессор, живет и работает в Минске и по-прежнему держит крепкую связь со своим бывшим командиром полка Иваном Александровичем Замориным.
В феврале и марте 1945 года войска 3-го Белорусского фронта вели интенсивные бои. Противник, прижатый к побережью Балтийского моря, всеми силами старался удержать территорию. В воздухе ситуация была куда проще, чем на земле, - мы были полными хозяевами неба Восточной Пруссии. У немцев, правда, остались еще летчики, которые парами или четверками вели свободную охоту. Нападали они только на наши одиночные или отставшие от групп самолеты, но в бой с группой немцы ввязывались редко.
За эти два месяца, февраль - март сорок пятого года, летчики нашей 303-й авиационной дивизии сбили 64 самолета противника. Собственно, мы просто добивали то, что осталось у немцев.
17 февраля один из опытнейших летчиков штурман дивизии Василий Серегин вылетел в Инстербург и на встречном курсе увидел двухмоторный самолет. Самолет этот прошел на малой высоте, и Серегин не успел опознать его, но заметил, что коки винтов окрашены в белый цвет. Эта окраска насторожила летчика - у нас не было самолетов с такой окраской. Серегин развернулся, решил догнать странный самолет. А неизвестный, заметив Як-3, тотчас стал в левый вираж. Приблизившись, Серегин без труда узнал Ю-88. Но поскольку "юнкерс" огня не открывал и шел на малой скорости, Серегин решил, что "юнкерс" будет садиться на нашей территории и несколько отстал.
Видя, что "як" остался в стороне, "юнкерс" вышел из виража и устремился к юго-западу. Тогда Серегин понял, что немец вовсе не намерен капитулировать, снова приблизился к нему и дал заградительную очередь. "Юнкерс" сделал резкий разворот, перешел на бреющий полет. На фоне леса низко летящий самолет сверху плохо виден. На это, вероятно, и рассчитывал немец. Судя по всему, машиной управлял опытный летчик. Серегину надоело с ним возиться. Он догнал "юнкерс" и поджег его мотор. Немец стал тянуть к полю, собираясь произвести вынужденную посадку, однако не дотянул и упал на опушке леса. При ударе взорвался.
Впоследствии, когда наши войска заняли город Виттенберг, мы обнаружили несколько "юнкерсов" с белой окраской коков. Оказалось, что эти машины принадлежали кенигсбергской летной школе. Немцы использовали для разведки последнее...
В результате наступательных действий наших фронтов единый фронт противника как таковой в Восточной Пруссии перестал существовать. Оборонялись три изолированные друг от друга, прижатые к морю группировки. Северная-на Земландском полуострове с крупным укрепленным центром портом Пиллау. Южная хейльсбергская. И в центре- кенигсбергская.
К концу марта южная группировка была разбита. Наши войска вышли к Балтийскому морю в районе залива Фриш-Гаф. Тысячи немецких солдат и офицеров уходили по льду через залив на длинную косу Фрише-Нерунг, которая тянулась вдоль побережья на много километров к юго-западу. Немцы намеревались пройти по косе раньше, чем наши войска, наступавшие на Восточную Пруссию с юга, успеют взять Эльбинг и отрезать им пути отхода.
Эльбинг был взят раньше, чем остатки Хейльсбергской группировки успели уйти с косы. На Земландском полуострове группировка была надежно заблокирована. В начале апреля войска 3-го Белорусского фронта начали готовиться к штурму Кенигсберга.
303-я авиадивизия занимала ряд аэродромов, расположенных к югу от Кенигсберга. Перед началом штурма столицы Восточной Пруссии дивизия получила задачу обеспечить полную безопасность и свободу действий бомбардировочной и штурмовой авиация. При этом на моей памяти впервые за всю войну в течение нескольких суток днем беспрерывно использовались бомбардировщики дальнего действия. Это, конечно, было возможно благодаря полному нашему контролю в воздухе, хотя в те дни на аэродроме Нойтиф еще сидело полсотни "мессершмиттов" 51-й эскадры "Мельдерс".
Последние боевые вылеты
Мой наблюдательный пункт был расположен в четырех-пяти километрах от южных окраин Кенигсберга. На холме стояла старая церковь, откуда просматривалась панорама всего города. Что творилось в Кенигсберге накануне штурма, трудно себе вообразить!
С утра до вечера бомбардировщики и штурмовики шли на город беспрерывным потоком. Здесь были самолеты всех типов: Ту-2, Пе-2, Ил-2, "Бостоны"... Город заволокло дымом. А самолеты непрекращающейся чередой шли на город, сбрасывали бомбы и с левым разворотом уходили к югу. Летчики утверждали, что на высоте двух тысяч метров чувствовался запах гари.
Истребители 303-й дивизии постоянно находились в воздухе, сменяя друг друга. Часть истребителей блокировала аэродромы, но основные силы были распределены по зонам - район боевых действий охраняли усиленные воздушные патрули. Я, повторяю, впервые столкнулся с необходимостью обеспечить надежное прикрытие авиации дальнего действия, которая столь интенсивно работала днем. Бомбардировщики всех типов беспрерывно тянулись и большими группами, и поодиночке. Прикрыть каждую группу или каждый одиночный самолет не было возможности даже теми немалыми силами, которыми располагала наша истребительная дивизия, имея в своем составе пять полков. Поэтому я представил в штаб воздушной армии план, согласно которому наглухо должны были быть закрыты для противника вся зона действий авиации дальнего действия и коридор, по которому шли к Кенигсбергу тяжелые бомбардировщики. Район Кенигсберга оказался как бы очерчен замкнутой линией, некоей стеной. И такая условная стена - не на земле, а в воздухе - была создана истребителями 303-й дивизии.
Командующий армией генерал-полковник авиации Т. Т. Хрюкин утвердил наш план, а сам этот метод, который позволил нам обезопасить воздушную зону над Кенигсбергом, мы тогда условно назвали "методом окаймления". В сложившейся ситуации этот план себя полностью оправдал. А четкая постановка задач, боевой опыт летчиков и строжайшая дисциплина в воздухе - все это позволило нам в самом прямом смысле создать непреодолимый для противника воздушный барьер. Немцы изредка пытались прорываться к бомбардировщикам парами, четверками, но я держал связь с каждой группой, находящейся в воздухе, и в любой момент мог усилить каждую зону. Преодолеть наши истребительные заслоны немцы не могли.
После нескольких дней бомбардировки и сильнейшей артиллерийской подготовки войска 3-го Белорусского фронта начали штурм города. В течение четырех дней Кенигсберг был взят. Здесь, в столице Восточной Пруссии, враг потерял 134 тысячи солдат и офицеров. Пленный комендант крепости генерал Лаш потом признавался: "Солдаты были изумлены, прижаты к земле, загнаны в блиндажи. Проводная связь нарушена, частично нарушена и радиосвязь. Потери от авиации были большие, но точного количества назвать не могу, ибо от частей и соединений донесений не получал из-за отсутствия связи. Я считаю, что взаимодействие вашей авиации с наземными войсками улучшалось из года в год. Получило широкое распространение корректирование артогня с воздуха. Ваша артиллерия быстро пристреливалась к нашим батареям благодаря тому, что корректировщики находились все время в воздухе. Регулярно с самого утра нас начинали фотографировать ваши разведчики..."
К исходу боев за Кенигсберг я поехал в город.
Еще постреливали. Трудно было дышать от гари и пыли. Невозможно было ехать по улицам из-за страшных завалов. Наши бойцы энергично расчищали город. Из подвалов выходили призраки: полузадохшиеся, черные, с сумасшедшими взорами.
Я остановил "виллис" у одного из домов. Смотрел на этих полулюдей, которые в течение нескольких дней были погребены под обломками здания, и невольно думал о том, сколько же бед и несчастий надо было принести миру, чтобы вызвать на себя ответный удар такой силы... Разговаривать с ними было не о чем - они были оглушены, раздавлены, тупо покорны. Бойцы, очистившие вход в подвал, предложили мне пройти туда, посмотреть. Я спустился в подвал.
Смрадный, гнилостный запах ударил из глубины. Если вообще можно иметь представление о том свете, то подвал, в котором я очутился, полностью соответствовал этому представлению. Когда я немного освоился в темноте, то увидел возле себя черного человека с раскосыми глазами. Какое-то мгновение я был готов поверить в то, что в этом подвале у меня начались галлюцинации: в центре Кенигсберга под развалинами большого каменного дома - в окружении японцев?!
На свету улицы после путаного объяснения я понял, что со зрением у меня все в порядке, что ничего мне не привиделось и что в подвале действительно были японцы. Они оказались дипломатами. На мой вопрос, как они попали в Кенигсберг, дипломаты отвечали, что их сюда пригласили гитлеровские генералы, которые уверяли, что Кенигсберг взять невозможно и что здесь они покажут русским "свой Сталинград"...
Я спросил дипломатов, каковы же их окончательные впечатления, но дипломаты не могли связать двух слов. Они втягивали в себя пыльный уличный воздух, кланялись, благодарили. При слове "авиация" взгляд у японцев становился безумным; их завалило перед началом штурма и они просидели закупоренными в каменном мешке несколько дней.
11 апреля маршал А, М. Василевский, сменивший на посту командующего фронтом погибшего И. Д. Черняховского, предъявил немцам, окруженным на Земландском полуострове, ультиматум о сдаче. Немцы ультиматум не приняли. Войска 3-го Белорусского фронта приступили к ликвидации последней вражеской группировки в Восточной Пруссии.
12 апреля летчики 303-й истребительной авиационной дивизии провели последние воздушные бои. В этот день мы сбили 13 самолетов противника.
По одному "фокке-вульфу" сбили летчики Алелюхин, Тарасов, Аристархов, Мальков и Пухов из 9-го гвардейского полка.
Два "мессершмитта" сбил Барсуков и один - Абрамишвили, оба летчика из 18-го гвардейского полка.