Каждый мысленно спрашивает себя: кто же он, этот сумасшедший?
А произошло вот что.
Четвертое орудие батареи стояло немного позади, как раз у крайних домов деревни, так что прямой наводкой могло простреливать дорогу. Орудие было хорошо замаскировано плетнем и наломанными утром молодыми березками, еще не успевшими увянуть.
По приказу командира батареи эта пушка должна была стрелять по танкам, которые прорвутся. Офицеров там не было, вместо них - лучший в батарее командир орудия, младший сержант Олев Лайсаар.
Когда появилась первая группа танков, орудие дало два удачных выстрела, и один из танков задымил у околицы.
Когда бой разгорелся особенно жарко, самый лучший в батарее командир орудия обнаружил, что остался вдвоем с наводчиком... Произошло нечто совсем непредвиденное - ребята просто удрали! Орудийный расчет был у него, конечно, ненадежный: только он сам да наводчик были старого призыва, остальные номера расчета - те славные мальчики, которых только весной привезли в полк. С ними было трудно, потому что они не знали эстонского языка, ногами и руками приходилось им объяснять, что такое пушка. Ах да, один был даже из пополнения, полученного полком в Тарту, так что он вообще не проходил обучения. Когда первый эшелон танков с диким грохотом стал приближаться к деревне, у ребят просто не выдержали нервы. А тут еще прибавился огонь этих проклятых минометов, - лежат сейчас, наверно, где-нибудь на животе, уткнувшись носом в землю.
Вдвоем они не решились стрелять по прорвавшейся в деревню танковой лавине, бежать в кусты не допускала вколоченная за два года дисциплина. И кроме того, ведь там, впереди, ребята сражаются.
Наводчик и командир орудия присели за щитом и с пересохшим горлом стали ждать, что будет.
Все обошлось. Прорвавшиеся танки не заметили хорошо замаскированного орудия и, не останавливаясь, прогрохотали мимо.
- Что будем делать? Дадим тягу? - прошептал наводчик.
Тут последовал тот огневой удар, который уничтожил или подавил остатки батареи. Мины упали позади них, и осколком сильно ранило наводчика в левую руку. Лайсаар ловко перевязал ему рану индивидуальным пакетом и приказал, прячась во ржи, пробираться к своим.
Снизу из оврага с ревом ползли новые танки.
- Олев, драпай отсюда! - сказал наводчик.
- Сам уноси ноги, нечего тебе здесь делать! - взревел явно нервничавший командир орудия. - Я сейчас тоже уйду. На всякий случай забери свою невесту, - имел он в виду карабин.
И тут Лайсаар, совершенно один, дал те три выстрела, которые слышали Вийрсалу и Пяртельпоэг.
Лайсаара особенно злило, что здесь, среди молодых берез, он, по-видимому, один и совершенно беспомощен.
Оставляй теперь, за здорово живешь, _свою_ пушку. Два года тебя, шельму, начищали. Сколько часов, дней, недель надоедной тренировки, и все - ради двух настоящих боевых выстрелов. Из Тарту не знаю за сколько километров тащили тебя сюда. По проселкам и болотам толкали тебя, помогая лошадям, тянули за постромки. И все ради этих двух выстрелов.
Нет, старушка, спокойно, мы еще немного повоюем. Зададим перцу. Мне ведь, голубушка, непременно придется тебя покинуть.
Был бы приказ отступать - подошла бы упряжка. Одно из двух: либо в нее угодило, либо там, впереди, уже нет того, кто бы дал приказ... Итак, получайте на прощанье...
Дадим первый. Огонь!
Младший сержант Лайсаар, объявляю благодарность от лица командования. Ты на самом деле лучший командир орудия в батарее. Танк задымил!
Скорей, скорей, скорей, открыть затвор, вогнать новую ягодку. Готово. Слава богу, ствол почти вдоль дороги, не нужно поворачивать лафет, одному не сдюжить.
Ну, ребята, с богом, грохнем второй раз!
Огонь!
Младший сержант Лайсаар, благодарю за службу! Второму танку хана!
Олев, тебе самое время уносить ноги! Эта шутка может скверно кончиться. Тебе не удастся здесь, за кулисой, вечно оставаться незамеченным. Будь мужчиной, бери ноги в руки!
Спокойно, моя голубушка, сейчас я тебя покину! Последний выстрел... и тут же сразу испарюсь.
Спокойно, Олев, спокойно. Ну, дадим третий.
- Четвертое! Огонь! - будто на полигоне кричит Лайсаар и хватается за шнур.
Огонь!
Вот дьявол, на этот раз промазал, только в каком-то другом смысле, наверно, стрелял не зря.
Олев Лайсаар гладит рукой разогретый, покрашенный серой краской ствол, снимает прицел, швыряет в кусты, резко поворачивается и со всех ног бросается наутек.
Вийрсалу и Пяртельпоэг видят, как по горящей деревне к деревьям у дороги бежит боец. Но они видят и как оттуда, по склону от огородов, где только что были три наших орудия, карабкается цепь немецкой пехоты. Там заметили бегущего и застрекотали автоматные очереди, защелкали карабины. Бегущий падает, цепь движется дальше.
- Кто бы это мог быть? - спрашивает Вийрсалу.
- Кто его знает, - отвечает Пяртельпоэг, - наверно, кто-нибудь из четвертого расчета.
У них нет времени обсуждать. Пригнувшись, они бегут по деревенскому проселку между ржаными полями, спрыгивают в канаву, где их прикрывает рожь и уже можно бежать во весь рост. Не останавливаясь, они достигают леса. Переводят дыхание, приходят в себя.
- Так. Теперь нам надо круче брать вправо. Километра еще четыре, и должны бы быть в дивизионе.
Позади все тихо.
- Наверно, взяли в плен или расстреляли, - рассуждает Вийрсалу. - Кто бы это мог быть? Не Лайсаар ли?
- Кто знает. Вполне может быть.
Через час они в дивизионе. Дивизион готов к маршу. Приказано идти на новые позиции.
В первой батарее теперь полтора десятка человек и ни одного ствола. Уцелевших распределили по другим подразделениям. К нам пришли Вийрсалу и Пяртельпоэг. Кто убит, кто невредимым или раненым попал к немцам - этого никто точно не знал.
Только о тех, кого Вийрсалу и Пяртельпоэг сами видели мертвыми, о тех известно, их имена войдут в завтрашнее донесение в полк.
Остальные пропали без вести.
Насколько помнится, первое сражение называют боевым крещением.
Ну, что говорить, это торжество помнят крестные сыны, оставшиеся в живых!
(Я никогда не узнал, что Олев Лайсаар, лучший в батарее наводчик, был взят в плен вместе с еще несколькими ребятами и двумя ранеными командирами своей батареи. В октябре его, как и многих других из Псковского лагеря военнопленных, отпустили домой. Позже, чтобы избежать вербовки в немецкую армию, он бежал в Финляндию, но попал в 200-й пехотный полк. Младший сержант Олев Лайсаар погиб на Карельском перешейке от снаряда трехдюймовой полевой пушки, с которой он сам так хорошо умел управляться.)
19
Вчера ночью еще до первого сражения из второй батареи исчезли старшина, младший сержант-сверхсрочник и вместе с ним еще трое парней. Известно куда - перешли, в плен сдались. Непонятным образом из штаба полка бесследно исчез и майор Муст. И без слов понятно, что всем нам, оставшимся, и нашему полку в целом славы это не прибавило.