- Вячеслав Алексеевич, как вы оцениваете судоподъемную операцию?
- Высшим баллом. Все работали четко и слаженно. Проблемы, если возникали, решались без проволочек и лишних эмоций, хотя время отчаянно поджимало. Порой бывало так: решение найдено, на чертежах ещё проводят последние линии, а приспособление уже изготавливают в металле. Никакого бюрократизма! Не могла не впечатлить и новая технология судоподъема. Это реальный шаг в XXI век.
Кстати, цепная пила, которой отпиливали первый отсек, наше изобретение. Десять лет назад её запатентовал директор судоремонтного завода "Нерпа" Павел Стеблин. Но тогда особой нужды в ней не увидели... Я весьма признателен голландским и норвежским глубоководникам. Но ведь самая страшная работа выпала нашим водолазам - они входили в затопленные отсеки, они выносили тела погибших... Весом вклад Северного флота и в ход судоподъемной операции: наши корабли охраняли район, обеспечивали экспедицию точной гидрометеоинформацией, вели радиационный мониторинг. Транспортное, медицинское обеспечение. Все водолазы прошли специальную подготовку на однотипной "Курску" подводной лодке "Орел". Наконец, расчетно-проектные работы - их вели инженеры ЦКБ "Рубин" под руководством академика Дмитрия Спасского. Корабелы Северодвинска быстро и качественно построили понтоны. Прямо можно сказать - поднимали всем миром.
В мурманском пресс-центре я познакомился с корреспондентом английской газеты "Гардиан" Рубеном Сергеевым, который подарил мне ксерокопию статьи офицера-подводника королевского флота Великобритании. Нарендра Сетья индус по происхождению - служил на британской атомной подводной лодке "Конкорер". Это единственная в мире атомная подводная лодка, которой случилось потопить боевой корабль своими торпедами: в ходе войны за Фолклендские острова она отправила на дно аргентинский крейсер "Генерал Бельграно". Лейтенант Нарендра Сетья участвовал в том морском бою. Гибель русской подводной лодки "Курск" его потрясла. Вот что он сказал по этому поводу: "Двадцать лет я провел на Холодной войне, в которой русские были нашими "врагами". Теперь же команду "Курска" я не воспринимаю как русскую в том былом понимании; эти ребята для меня - братья-подводники. В своем закрытом сообществе подводники не разделяются по национальностям или языку, они объединены высоким человеческим духом. В моем сердце - все парни с "Курска" и родственники каждого из них. Я уверен, что и подводники всего мира разделяют мои чувства".
Когда читал эти строки, вдруг вспомнилось, что капитан Немо из любимого жюльверновского романа "80 тысяч лье под водой" был тоже индусом. Я думаю, что и он бы согласился с каждым словом своего земляка и коллеги.
Глава вторая ЧЕРНЫЙ КОРПУС
И вот этот день настал... 23 октября "Курск" вышел из-под воды. Весь. Кроме первого отсека.
Более года подводную лодку видели только водолазы-глубоководники смутно, сквозь толщу воды и "снег" планктона. Было много споров и сомнений, что однажды мы увидим её при солнечном свете. Однако увидели. "Курск" всплыл сначала под орла, начертанного на рубке, затем под палубу верхней надстройки, потом и вовсе море схлынуло со стапель-палубы росляковского дока.
Триумф? Безусловно... Но триумф грустный. Кощунственно бить в литавры по поводу технической победы, но как не сказать добрые слова всем участникам уникальной операции? Тем более что эти слова адресовал им человек, более чем кто-либо знавший цену подводного труда, - бывший главный инженер Аварийно-спасательной службы (АСС) ВМФ СССР контр-адмирал в отставке Юрий Константинович Сенатский:
- Этот подъем - начало нового века в прямом и фигуральном смысле слова, новой эпохи в области судоподъема. Шедевр! Фирма "Мамут" честно заработала свои деньги. Надо было обладать не только высоким научно-интеллектуальным потенциалом, но и весьма рисковым характером для проведения такой работы в столь сжатые сроки. Ну, и, конечно же, феноменальное везение с погодой. Нам такие гидрометеоусловия при подъеме хотя бы той же С-80 и не снились...
Обезглавленный, с обрезанными перископами, слегка обросший морскими ракушками, "Курск" стоял на стапель-палубе росляковского дока, словно огромный стальной гроб... На черный корпус летел мокрый снег, словно клочья чьей-то седины.
Как ни рвались на поднятую атомарину следователи и прокуроры, все же первым вступил на корпус подводного крейсера сын командира - лейтенант Глеб Лячин. Именно он командовал тем катером, который доставил к подводному крейсеру главнокомандующего ВМФ России адмирала флота Владимира Куроедова, командующего Северным флотом адмирала Вячеслава Попова... Кто-то принял очень человечное решение: первым должен вступить на борт "Курска" не чиновник судебного ведомства, а сын погибшего командира. В противном случае произошло бы невольное оскорбление памяти павших подводников - ведь только преступников первыми встречают люди из прокуратуры.
Вслед за лейтенантом Лячиным поднялись на палубу подлодки адмиралы, сняв фуражки. Первым делом подошли к кормовому аварийному люку, ставшем невольной западней для тех, кто выжил в кормовых отсеках после страшного удара... Заглянули в него... Почему подводники не смогли выйти из шахты запасного выхода? Теперь специалисты точно скажут почему.
На "Курске" работают несколько бригад криминалистов самого разного профиля - от взрывников до медиков. Маловероятно, что они найдут в отсеках атомарины ответ на главную загадку: что инициировало первый взрыв в торпедном отсеке? Тем более что первый отсек, самый важный для понимания трагедии "Курска", остался пока на грунте. Правда, не много надежд на то, что и искореженные металлоконструкции носового отсека сохранили след первопричины трагедии. Удалось извлечь несколько аппаратных журналов, в которых фиксируется ход несения тех или иных вахт; по записям в них можно судить об обстоятельствах, предшествовавших роковым взрывам. И только.
25 октября подводный крейсер осушили и криминалисты вошли через кормовой аварийный люк в девятый отсек. Они извлекли оттуда тела трех моряков, которые довольно хорошо сохранились. Но опознать их лица сразу не удалось. Потом в дебрях искореженных отсеков нашли ещё несколько трупов. Несколько позднее в североморском госпитале медики установили личность своего коллеги - капитана медицинской службы Алексея Станкевича...
Меньше всего я ожидал, что телерепортерам разрешат снять ту самую вмятину, о которой столько говорили и столько спорили, что даже сомнение возникло: а была ли эта самая вмятина? Теперь очевидно - была, есть. Вот она - длинная и довольно глубокая борозда проходит по правому борту ниже ватерлинии. Ее не мог прочертить киль надводного корабля - иначе след остался бы в верхней части корпуса. А вот "подводный объект" - запросто. Версия капитана 1-го ранга Михаила Волженского, что иностранная подлодка задела "Курск" своей кормовой частью, а именно кормовым стабилизатором, нашла ещё одно, зримое подтверждение. Не надо быть трассологом, чтобы заметить - длинный след прочерчен довольно узким предметом, каким и является подводное "крыло" субмарины. Тогда становится ясно, почему вторая подлодка отделалась довольно легко - все её жизненно важные центры отстояли достаточно далеко от места удара. Становится ясно и то, почему она так медленно удалялась от места происшествия: противолодочные самолеты североморской авиации определили её скорость: не более пяти узлов. Столь нехарактерно малая для атомоходов скорость может быть объяснена тем, что иностранная подлодка получила повреждения винторулевой группы. Находит свое объяснение и 135-секундная пауза, которая разделяет оба взрыва. Первый мог быть вызван тем, что в "смятом" после удара торпедном аппарате деформировалась и лежавшая в нем торпеда, в её двигателе соединились окислитель и топливо - форс пламени ударил в стеллажные торпеды. Мощный разогрев при резко возросшем давлении вызвал детонацию остального боезапаса. Однако главная вмятина, её начало - все это осталось на корпусе первого отсека, чьи фрагменты, как объявлено, были подняты ещё в прошлом году и будут, как объявлено, подниматься в следующее лето.
Могло ли такое случиться - подводный таран? Этот вопрос до сих пор задают люди, для которых столкновение подводных лодок ничем не отличается от дорожно-транспортного происшествия на шоссе.
"Мы гонялись друг за другом, как истребители!"
Леденящие душу видеокадры, снятые в руинах "Курска", мне довелось смотреть вместе со вдовами подводников и бывшими командирами подводных лодок. Капитан 1-го ранга в отставке Юрий Филиппович Голубков командовал самой быстроходной в мире атомариной - К-162. Именно она установила не превзойденный до сих пор рекорд подводной скорости - 44,7 узла (82,8 км/час).
- Мы отрабатывали учебные задачи в полигоне, где ныне погиб "Курск", - рассказывает Голубков. - Вдруг доклад акустика: на траверзе правого борта шум винтов иностранной атомной подлодки. Понимаю, за нами вели слежку и иностранец случайно вышел за пределы нашего кормового сектора, то есть зоны акустической тени. Командую "право на борт" и вывожу наглеца, как говорится, на чистую воду. Он же стремится снова зайти мне в корму, спрятаться в непрослушиваемом секторе. Чужак маневрировал резко и дерзко. Но у меня же скорость выше, и это я захожу ему в корму. И держусь в его кормовом секторе, несмотря на все выкрутасы, которые он совершал под водой. В конце концов, он понял, что ему не отвязаться, и пошел прочь из наших террвод. Я проводил его до указанного мне рубежа, а потом вернулся в базу. И только потом, представив себе наше взаимное маневрирование как бы со стороны, испытал нечто похожее на ужас. Две огромные ядерные "коломбины" с немалой скоростью заходили в хвост друг другу, как истребители, причем на предельно малой "высоте", причем ориентируясь только на шумы винтов...
Такие "игры" припомнит любой командир-подводник, ходивший в моря. Одним везло, другим - не очень: сталкивались, но все же расходились по своим базам пусть с вмятинами, но без трупов. "Курску" не повезло преотчаянно...
Мы снова вглядываемся в экран: стальное мессиво труб, кабелей, конструкций спрессовано чудовищным взрывом до войлочной плотности. С трудом различаю изжеванный, словно окурок, ствол перископа, бессмысленно свисает якорь-цепь, та самая, которая мешала отпиливать торпедный отсек, вот ржавая горловина кормового аварийного люка... И снова обезображенный нос: вместо второго отсека - забитая стальным хламом труба. Это жерло вулкана, принявшего огненный выброс внутрь себя.
Командующий Северным флотом адмирал Вячеслав Попов просил не показывать эту страшную рану вовсе не из соображений секретности:
- Для нас, моряков, корабль - всегда нечто живое и одушевленное. И демонстрировать увечья родного тебе существа - больно...
Тем не менее этическими соображениями пренебрегли. Наверное, мир все-таки должен был заглянуть в этот обожженный стальной кратер, из которого вознеслись души оплаканных им людей. Надо было показать и эту роковую вмятину... Да, вмятина пролегла не только по правому борту "Курска", она навсегда отпечаталась в наших душах...
Так получилось, что в этот день - 26 октября - ровно год назад из девятого отсека извлекли тело капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова с его запиской, прогремевшей на весь мир. Нынешним летом Ольга Колесникова встретилась с тем самым водолазом-глубоководником, Сергеем Шмаковым, который выносил из лабиринта смерти её мужа.
- Я очень боялась этой встречи, - рассказывает Ольга. - Я не знала, что ему сказать... Я просто обняла его. Сергей стал мне родным человеком, потому что он вошел в Митину могилу, потому что его руки держали руки моего мужа... Потому что он подарил мне последнюю встречу с Митей. Ведь даже то, что от него осталось... для меня это было родное тело...
Прошлым летом Ольга ходила на катере к месту гибели "Курска" и бросила в море большую красную розу.
Теперь те же слова, идущие из сердца, сказала судоподъемщикам и мать другого Мити - матроса Дмитрия Старосельцева - Вера Сергеевна. Я познакомился с ней в Видяеве, на поминальной годовщине гибели подводного крейсера.
- Дима так рвался на эту лодку! Ведь она носила название нашего родного города. Я тоже радовалась - думала, спрячу единственного моего сынка от войны в Чечне под водой. Вот и спрятала... Разве уйдешь от судьбы?
Диму Старосельцева опознали в Рослякове в числе первых...
Адмирал Вячеслав Попов просил родственников погибших подводников не терзать себя понапрасну и не приезжать в Росляково без приглашения. Но не выдержала душевного напряжения и, не дожидаясь вызова, бросив все, ринулась в Мурманск мать капитана 3-го ранга Николая Белозорова, а вслед за ней и его вдова Ирина.
- Я сама почувствовала, что Колю подняли. Пока не опознали, но он там... Там и его мама. Я должна была быть рядом с ней!
С Николаем Ирина прожила душа в душу четырнадцать лет. Море часто и надолго разлучало моряка с домом, с женой и сыном Алешей.
- Все наши встречи он отмечал в своем календарике, - говорит Ирина, и знал наперечет, сколько дней в году он провел с нами. В 1996-м таких дней было всего сорок четыре. В роковом 2000-м - и того меньше. Последний раз мы виделись в марте... Тогда мы отдыхали на Колиной родине - под Воронежем на берегу Россоши. Он ловил рыбу, а я вязала. Вдруг закуковала кукушка. Мы загадали, кому сколько лет жить. Мне она куковала долго. А когда Коля загадал на себя - вдруг замолчала...
Командир электротехнической группы Николай Белозоров принял свой смертный час в пятом отсеке...
День за днем с борта "Курска" выносили носилки с телами, закутанными в черный пластик. Шел скорбный подсчет - двенадцать... девятнадцать... тридцать два... сорок пять... семьдесят девять...
- В Баренцевом море погибли не сто восемндцать человек, а больше, утверждает Ольга Колесникова. - С ними, нашими мужьями, погибли дети, которые могли родиться от них...
..."Курск" стоял в лесах на стапель-палубе росляковского дока - носом к городу, кормой к морю. Его готовили к последнему плаванию во Вьюжный, на судоразделку. 28 октября начали выгрузку крылатых ракет. И снова пошел счет - считали ракеты и тела, тела и ракеты. Мертвый корабль нехотя отпускал свой экипаж, цепко держал свое оружие...
Глава третья
ПИСЕМ С "КУРСКА" БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ...
Вдова старшего мичмана Андрея Борисова Наталья Антоновна получила прощальное письмо от мужа спустя год после его похорон. Письмо обнаружили в пластиковой бутылке из-под минеральной воды следователи во время поисковых работ в девятом отсеке. Это третье послание с борта затонувшего крейсера, и похоже, что писем с того света не больше будет - все тела остававшихся в живых после чудовищного взрыва подводников подняты и тщательно осмотрены. Те же, кто погиб в носовых - предреакторных - отсеках, написать ничего не успели.
Маленькая деталь: бутылка с минеральной водой была извлечена из аварийного продовольственного "бачка". Раньше в его комплект входили банки с консервированной питьевой водой. Теперь такие "консервы" на флот не поставляют, как и многое другое. Но без аварийного запаса питьевой воды в море не выпустят. Поэтому офицеры сбрасываются из скромных своих жалований и сами покупают необходимые "расходные материалы". Так пластиковая бутылка попала в девятый отсек...
Итак, на "Курск" был высажен мощный "прокурорский десант". Сорок следователей-криминалистов и десять экспертов из военных прокуратур сутки напролет вели тяжелую и опасную работу внутри искореженного многоярусного лабиринта, порой сильно загазованного, порой забитого илом, хламом, залитого машинным маслом, обнаруживая то тут, то там мертвые тела либо их части...
"Нечеловеческая сила, в одной давильне всех калеча..." - будто про "Курск" сказал когда-то поэт. Что вырвало из-под контроля эту нечеловеческую силу и направило внутрь корабля, сказать пока никто не может. Все три версии, выдвинутые Государственной комиссией по расследованию причин и обстоятельств гибели атомной подводной лодки, оставались в силе, меняя лишь места на шкале вероятности. Однако "версия столкновения не исключает версии взрыва", как справедливо заявил старший следователь Артур Егиев.
На очередной пресс-конференции в Мурманске главнокомандующий ВМФ России адмирал флота Владимир Куроедов сказал:
- Нам более-менее ясно, как развивались события на "Курске" с первой секунды взрыва. Но нет ничего такого, что бы вывело нас на события до этой первой секунды.
А в этом и кроется разгадка подводной катастрофы. Сомнительно, что извлеченные самописцы прольют на неё свет. Правда, благодаря этим "регистраторам" удалось установить, что реакторы были заглушены не только автоматикой, но и вручную, усилиями тех, кто уцелел после огненного урагана, пронесшегося по носовым отсекам.
Неизвестно, что назвали телерепортеры "вахтенным журналом", который обнаружили криминалисты. На подлодке много всевозможных эксплуатационных, аппаратных журналов. Все они регистрируют лишь параметры и режимы работы тех или иных агрегатов. Самый главный вахтенный журнал ведется в центральном посту, именно в него записываются все команды и все доклады с постов, он и есть тот самый "черный ящик" для объективного контроля за действиями экипажа. Но мы все видели, во что превратился второй отсек. Сохранился ли в том огненном аду хоть один бумажный листок? Да и успел ли вахтенный центрального поста внести в журнал хоть какие-то записи? Ведь у него тоже на все про все оставалось 135 секунд... К тому же некоторые эксперты полагают, что первый взрыв был достаточно силен, чтобы оглушить, контузить всех, кто находился в центральном посту.