А тут еще Женя пропал. Правда, уже конец рабочего дня, может, побежал в роддом к жене: она вот-вот должна разродиться первенцем. На всякий случай заглядываю в анестезиологическое отделение. И слышу твой голос:
- Живете, как боги. В мои времена анестезия была ошеломляющим открытием. А теперь даже отделение такое?
Да, отец, представь себе. Анестезиологи - это как техники в Аэрофлоте. Без них нет взлета, нет мягкой посадки. Каждый винтик ими прощупывается и обследуется, прежде чем летчик поведет воздушный лайнер в далекий рейс.
Иду мимо палат. Слышу знакомый говорок:
- Доброе у вас сердце, просто нервы...
Это Женя кого-то подбадривает.
- Женя! - кричу шепотом.
Обернулся, ласково улыбнулся, приподняв черныечерные брови.
- Женечка. - Мы усаживаемся в просторном холле, разделяющем наши нейрохирургическое и анестезиологическое - отделения. - Продолжим наш разговор.
Значит, профессор Гребенюк - начальник кафедры Военно-медицинской академии...
- Это я знаю.
- И знаешь, что он занимается проблемой разорванного и нарушенного спинного мозга?
- И это знаю.
- Ну, у тебя, доктор Ангел, не зря божественная фамилия! Значит, завтра, в пятшщу, ты летишь к нему в Ленинград.
- Нет, в Ленинград я не полечу.
- Женя, ты успеешь, твоя жена по крайней мере через неделю...
- Тебе мало выговора? Так Якубчик добавки даст.
- Женя, ты ведь не с пустыми руками летишь. Вот тебе чертежи нашего ретрактора. Держи. Вот свежие снимки Пронникова.
- Нет, в Питер я не полечу, друже.
- Ангел!
- Не просто Ангел. А служащий Советской Армии. - Женя берет гвоздику из моей пепельницы, жует стебелек. - Вам, офицерам, что? Подошло время - дают новую звезду, а мне одни переживания.
Швыряю на подоконник снимки:
- Пусть Якубчик, ему удобно сохранять порядок из тех вещей, которые уже есть, новые предметы в старых умах не могут укладываться. И ты туда же. А, черт с вами со всеми.
Женя вскрикивает:
- Будто ты ничего не знаешь. Говорил я тебе сразу, твоя Ганпа с запятой... она и есть с запятой... Она батьку забирает из госпиталя.
- Ивана Васильевича? Ты ничего не путаешь, Женя?
- Это твоя Ганна все твои карты спутала.
Развязываю тесемки на халате. Скачу по ступенькам вниз. Надеваю шинель. Бегу. Скорей в город, к Анне.
И в этот момент:
- Здравствуйте, злой человек. - Анна встретила меня у приемного покоя.
Я поймал ее шершавую руку:
- Зачем вы сегодня здесь?
- Секунду. - Девушка проворно высвободила ладонь, сняла с плеча свою модерновую сумку.
- Анна - обрываю ее осекшимся голосом. - Ьеичас модно лечить нервы. И чтобы своими сомнениями вас пе тревожил Павел Федотович Якубчик, я упрячу вас в психиатричку. На целый месяц. Да, да!
- Какой вероломный человек. - Она щелкнула замком сумки, достала "Театральную" конфету. - Возьмите, это как долгоиграющая пластинка. Жуйте, доктор. Это лучше, чем считать до одиннадцати, чтобы, не горячась, принять единственно правильное решение. - И я покорно грызу. Анна положила ладонь на ворот моей шинели, поцарапала ноготком эмблему на петлице. Какая красивая змейка. - Анна еще барахталась в своем оесконечном море иронии, но барахталась уже из последних сил. Слышался ее все слабеющий шепот: - Раньше я не подозревала, насколько все это сложно... я не в состоянии рисковать сразу двумя - папой и вами.
- Если кто и рискует, так это я. - Но, глядя на нее, растерявшуюся, подумал: это работа Якубчика - "проблема не будет решена в ближайшую эпоху"... Так он повторял не раз еще там, в отдаленном гарнизоне. Ух эти якубчики! Но Анне я говорю:
- Павел Федотович - мастер что надо. Но бывает такой период у человека, когда его нужно подтолкнуть, расшевелить, понимаете? Женя Ангел летит в Ленинград с описанием будущей операции. Я уверен: будет "добро"
на взлет.
- Будет?
Я достал записную книжку, нашел заложенную в нее вырезку из газеты "Известия".
- Вот, - говорю, - слушайте. "Ростов-на-Дону.
Здесь открывается пятая Всесоюзная конференция нейроинбернетиков", Анна из-за плеча пытается заглянуть в текст информации. - Представляете, с помощью специальной машины в разорванный мозг передается импульс мышцам, и ноги несут человека!
- Фантастично, - шепчет Анна, и в ее голосе я улавливаю едва рассеивающееся сомнение.
Пытаюсь его рассеять окончательно:
- А Ивану Васильевичу такая машина не нужна.
Вот тополь. Видите, на его стволе скоба, вроде кольцо из железа, оно сдавило кору, вот-вот зажмет сердцевину, и тополь погибнет. Нам нужно что? Разомкнуть кольцо.
И все.
- И все. - Она уже идет на поводу у моих мыслей.
И снова поворачивается ко мне, и снова царапает эмблему. - А вы ничем не рискуете?