Утро осторожно тормошит сон, я потягиваюсь, снова обнаруживая себя в объятиях Дымова. Одна рука под моей шеей, а другая обхватывает тело. Жмурюсь и глубоко дышу: тело дрожать начинает. Это невыносимо. Потому что этого не должно было произойти, потому что все произошло неправильно и потому что… мне очень понравилось.
Да что там! Я в восторге от фатальной ошибки.
Мне так хорошо, как очень давно не было. Только сейчас, снова сблизившись с Егором, я понимаю, что с другими все пресно и невкусно. Что даже поцелуи Антона не вызывали во мне и десятой доли той реакции, какую пробуждают касания Дыма. Он – ураган, сметающий все вокруг. Он – яркий огонь, способный спалить все дотла, но меня согревающий. Он – самый далекий и одновременно родной.
И мне требуется вся сила воли, чтобы признать: Дымов – любовь всей моей жизни.
Даю себе пару вдохов на осознание и все же тихо выбираюсь из плена рук. Егор, к моему счастью, не просыпается, и я еще с минуту наблюдаю за его сном. Он умудряется даже спать по-мужски красиво. Большой и сильный, занимает полкровати. Лицо его расслаблено, губы чуть приоткрыты – так и хочется поцеловать, а еще лучше обратно забраться и сделать вид, что я никуда вообще не уходила. И как после такого снова его в дальнем уголке сердца запирать – не представляю.
Сбегаю из комнаты в кухню, когда по щекам текут слезы. Я ненормальная. Дурочка и просто круглая идиотка. Не знаю, чем вчера думала, раз позволила желаниям взять верх, но сегодня так больно от всего. Так ведь не должно происходить, не должна страсть так захватывать и доводить до безумия. Взяв чистые вещи, захожу в ванную – реву в полную силу, потому что теперь назад не отмотать. Я снова попала под очарование Дымова. И теперь не представляю, как без него быть.
«Я не шутил, когда говорил, что хочу попробовать начать все заново», – услужливо подбрасывает мозг вчерашний разговор. Тут действительно не до шуток. Только не знаю, что сказать. Хочу ли я? Тело еще помнит жадные ласки и скандирует «да», пока мозг просит списать все на алкоголь и давние воспоминания, которые накрыли меня после встречи с Егором.
Дымов во всем у меня первый: в поцелуе, сексе, в любви. И я со вчерашней ночи как будто вернулась в то место, в котором быть должна. Это странно и дико. Я обретаю устойчивость, меня перестает штормить, а последние слезы смываются водой из душа. Сделанного не воротишь, и все, что остается – смотреть вперед и надеяться, что новая реальность не переломает.
В комнате душно и напарено. Я кутаюсь в полотенце и открываю дверь, выпуская жару, но вместо этого натыкаюсь на сонного Егора. Он трет глаза и улыбается, видя меня. Как раньше, когда не мог день начать без звонка мне или утреннего поцелуя. До меня доходит слишком поздно. Пока я растягиваю губы в ответном жесте, он наклоняется и касается их своими. Мурашки не просто по телу рассыпаются – они взрываются тысячей крохотных бомбочек, сжигая все противоречия. Сложно уворачиваться, когда колени подкашиваются и сердце как сумасшедшее колотится.
И будь я моложе или чуточку глупее – запрыгнула бы ему на руки без раздумий и пылко на поцелуй ответила. Но сейчас Дымова я все же мягко отстраняю.
– Доброе утро, – трется кончиком носа, из рук выпускать не собираясь.
Сердце из груди вылететь готово, а я – кошкой свернуться на его коленях. Но между нами слишком много «но», поэтому распрямляю плечи и вздергиваю подбородок, встречаясь с теплыми карими глазами. Нет, он меня точно в ненормальную превратит, потому что нельзя так смотреть, я не выдержу еще одного нашего расставания.
– Я хочу одеться, – развеиваю щемящую нежность, приземляя обоих.
– А я – тебя, – одной фразой мысли путает. Игнорирует мои слова, ближе подходит и плечи влажные целует. – Давай проведем выходные вдвоем? Я сегодня совершенно свободен, – мурлычет мне в шею искуситель.
– А я занята, – запрокидываю голову, позволяя себя целовать. Кусаю губы, чтобы не стонать, потому что язык что-то невообразимое творит, узоры на коже вырисовывая. Сдаюсь, все еще помня о планах на день. – У меня занятия в лингвистическом центре, – опускаю ладони на его плечи, надеясь увеличить дистанцию, но Егор по-своему мои действия истолковывает и к себе тянет. – Мне еще готовиться нужно! – выпаливаю громче обычного, готовая позвонить и отменить все к чертям, чтобы еще немного потешить себя сладкой иллюзией и насладиться Дымом.
– Понял, выгоняешь меня, – усмехается Егор и выпрямляется.
– Немножко, – отступаю на полшага, потому что настроения ссориться нет. Просто очень хочется одной побыть и с мыслями собраться. Вчера я не думала, что делаю, а сегодня приходится размышлять вдвое усерднее. Дымов теплый, как солнце, и к нему невозможно не тянуться. Он простой и настоящий, и в эту искренность хочется закутаться, как в мягкий плед. Но я слишком хорошо помню, что эта же искренность наждачкой по нервам может пройтись. А еще она безжалостна.
– Ну хотя бы после завтрака? – глядит заискивающе, ждет ответа, но уже широко улыбается. Знает, зараза, что я не смогу отказать.
– По времени уже обедать пора, – смеюсь, и Егор облегченно выдыхает. Предполагал, что выставлю за дверь? Но от этого его вздоха мне становится гораздо спокойнее. Не я одна хожу по минному полю былых чувств и ушедших воспоминаний.
– Я не против.
Пока Егор принимает душ, успеваю почистить и порезать картошку и кинуть ее на сковородку. И еще сотню раз подумать о том, верно ли поступаю. Мне хочется дать нам шанс: мы уже выросли, вроде все те же, но совершенно другие. Новые люди со старыми привычками и незабытыми чувствами.
Настроение странно приподнятое. И я все жду какого-то подвоха. Например, что Дымов зайдет и скажет, что все было ошибкой или на один раз. Меня бы прямо по полу размазало в этот момент, но так было бы понятнее, чем мучиться в сомнениях. Напрямую спросить страшно. Что между нами? Какая-то ерунда. Страсть бешеная, стоит закрыть глаза – и я чувствую его прикосновения. А кроме нее? Мы знаем о теперешних друг друге крохи, которых недостаточно, чтобы восстановить некогда прочный фундамент.
Делаю вид, что слезы вызваны свежим луком, а не нахлынувшими эмоциями. Всхлипываю и чувствую, как на плечи опускаются ладони. Вздрагиваю, нож соскальзывает, и я шиплю, глядя, как расползается кровь. Подношу палец к губам, облизываю и ко рту прижимаю – так ведь рана лучше заживет, еще с детства повелось.
– Сильно порезалась? – спрашивает Егор и к себе лицом меня разворачивает. Осторожно берет мое запястье и подносит руку ближе, внимательно рассматривая, сам себе кивает и вдруг ладонь раскрытую целует. В груди все переворачивается и сжимается. Кровь хлещет в виски перепуганным стуком – это слишком нежно, слишком… интимно. Это даже сильнее, чем переспать, потому что о случайных не хотят заботиться.
– Да нормально, сейчас пройдет, – выдергиваю руку и дую на рану.
– Я дорежу, отходи. – Он отводит меня в сторону и усаживает на стул, не дожидаясь возражений. А я настолько ошеломлена, что из горла ни одного словечка вырваться не может.
Дымов хозяйничает на моей кухне, и это так… привычно выглядит, будто он всегда тут был. Губы кусаю, потому что они дрожать начинают, когда на глаза слезы наворачиваются. Одна встреча, одна ночь – и я забыла, как сердце на части разлетелось шесть лет назад. Я тогда его собрала. А теперь снова перед Егором на блюдечке с золотой каемкой выставляю.
И надо бы спросить, узнать, что дальше между нами будет, ведь взрослые решают проблемы словами через рот, но я малодушно тяну блюдце обратно к себе и прячу трепещущее сердце в ладонях. Потому что не переживу, если его раздавит во второй раз.
Сижу молча, слова проглатываю, которые так и норовят сорваться. Плакать уже не хочется, слезы давно высохли, и я просто наблюдаю за Егором. Мы завтракаем в напряженном молчании: Дымов жаждет меня переубедить, но из уважения этого не делает, зато в себя уходит очень легко. Я же не понимаю, как делить с ним свое пространство, в которое до этого никто с таким рвением не пробирался.
– Ты серьезно вчера говорил? – Голос дрожит, с потрохами меня выдавая. Не могу терзать себя. Сдаюсь. Я слабая, мне не нужны лишние переживания. Лучше одним махом все закончить, чем тешиться догадками. Я подтягиваю колени к груди и беру со стола свежий помидор, чтобы занять руки. Порезать бы, но Дымов мне теперь нож не даст, даже пытаться не стоит. Вот и сижу без дела, под взглядом плавясь.
– Очень, – кивает Егор, ни секунды не затянув с ответом. То есть… все наоборот. Он не шутил, не болтал на эмоциях (за ним, конечно, и раньше подобного не замечалось, но все меняются). – Ты против? – Он моментально напрягается, но больше ничего не говорит и не делает. Застыл. Ждет. На что-то надеется.
А я чего хочу?
Спокойствия? Очень.
Счастья? Конечно.
Егора?
Да.
Себе признаваться сложно, но я это делаю, потому что не могу лгать и обманывать собственное отражение в зеркале. Не могу больше прятаться за заледеневшим мыльным пузырем, в котором моя крохотная жизнь вертелась. Вчерашний вечер душу из комы вытащил и жизнью наделил, и у меня теперь не получится с полумерами быть. Разве что со страхом выходит отлично уживаться, потому что я ужасно боюсь того, что может произойти.
– Не знаю, – говорю честно. Я не категорично настроена, но пока ни черта не понимаю, как будет лучше. Одной ночи мало, чтобы принять судьбоносное решение, но и отказаться не могу, ведь надеюсь получить и свой кусочек счастья. Пусть небольшой, но чтобы на всю жизнь хватило. – А если опять ничего не получится?
Егор поворачивается, плиту отключает и присаживается на корточки напротив меня. Ладони ложатся на мои бедра, а взгляд по лицу рыщет в поисках нужного ответа. Ерзаю, выбраться пытаюсь, потому что близость дурманит, и я уже готова шагнуть в омут, из которого не выплыву. Дымов берет меня за руки и целует пальцы, это так неожиданно и нежно, что из горла вырывается сдавленный всхлип, а глаза от слез щиплет.
– Я не могу тебе с уверенностью сказать, что все получится, но точно знаю, что попробовать стоит, – заявляет серьезно, ведь в своем черно-белом мужском мире уже все решил. – Давай не будем сосредотачиваться на ошибках прошлого, я их много наделал тогда, зато сейчас иначе хочу поступить.
Все же не сдерживаюсь, и слезы по щекам сбегают. Егор их смахивает большими пальцами, а я часто моргаю, прогоняя оставшиеся. Не к месту они сейчас: слишком хорошо показывают мою уязвимость. И Дымов ее оберегает. Не тормошит мои боли, а тихонько ждет, когда пройдет шторм. Светит маяком, показывая мне правильный курс и на свою волну настраивая.
– Только не торопи меня. Мы, конечно, вчера интересно начали, – усмехаюсь, но Егор хмурится, моего веселья не разделяя. Теряюсь, не знаю, что сказать. Что мне конфетно-букетный период нужен? Нет же, Тоха вон целый год бегал, букетов надарил, а я так взаимностью и не ответила. И с Егором так не будет, он из другого теста слеплен и к тому, что надо, готов переть напролом. – Может, не такими широкими шагами идти? – Дымов смотрит на меня еще недолго, а затем кивает, соглашаясь и принимая мое предложение.
– Посмотрим, – наконец улыбается и встает, оставляя меня без своего внимания. – Тарелки где? Готово уже все.
Он продолжает изучать мой дом, а я – подмечать изменения, произошедшие в Егоре. Дымов стал спокойнее и еще увереннее в себе. Это больше не бахвальство и не желание доказать всему миру, что он что-то может. Уже доказал. Самому себе. И ждет, когда я его приму.
Он ставит тарелки на стол и садится рядом на кухонный уголок, который я все порываюсь сменить на удобные стулья, но отчего-то оттягиваю момент.
– Нам правда нужно пробовать? – спрашиваю я то ли про картошку, которую Егор через несколько минут ставит прямо в сковороде на стол, то ли про нас и давно закончившиеся отношения.
– Я в этом уверен, Тори, – подмигивает и протягивает вилку. Он садится рядом и на колени свои меня усадить пытается. Мы раньше так завтракали: я у него на руках кормлю нас обоих.
Теперь это неуместно как-то. Поэтому я только закидываю ноги на Дымова и победно задираю нос, давая понять, что дальше мы не зайдем. Он вздыхает, но все же соглашается не форсировать события. Мы желаем друг другу приятного аппетита настолько официально, будто не занимались сексом несколько часов назад.
Егору мало, поэтому он уговаривает меня на первое свидание в домашней обстановке и как-то совсем легко забалтывает на кино. Наверное, я пока не готова его отпустить, раз не выставляю из квартиры. Осознаю собственные чувства и привыкаю к близости, без которой когда-то задыхалась, как без воздуха.
До абсурда доходит, но я понимаю, что чувствую себя так комфортнее. Мы даже кино смотрим, отгородившись чашкой с чипсами. Правда, болтаем постоянно, моменты обсуждая, и касаемся случайно, когда одновременно к миске тянемся.
Пара секунд – и я, потеряв бдительность, уже сижу на руках Дымова, крепко обнимаемая. Он уже точно не отпустит, раз добычу поймал – не отдаст. Правда, никто не говорил, что апгрейд привычной Вики ему понравится. Я сегодня шальная, и мысли развязные толкают на необдуманные поступки. Ерзаю на бедрах, надеясь причинить ему неудобства, но доставляю их себе, потому что Дымов слишком быстро возбуждается и ни капли физиологии не стесняется. А вот я стремительно краснею, признавая поражение. От наказания «за дразнилки» меня спасают финальные титры и будильник, сообщающий, что пора браться за работу.
Егор не предпринимает попыток меня отговорить, хотя по тому, как без конца меня трогает и целоваться лезет, понимаю, что разлучаться не хочет. Я же на поводу у своих разбушевавшихся чувств тоже не иду: собираюсь и, спрятав руки в карманы кожаной куртки, направляюсь в сторону центра.
Он снова меня смешит, а я хохочу на всю улицу, напрочь забыв обо всех страхах и сомнениях. Егор умудряется их смести шутками и заботой, как и стереть шесть тусклых лет, в которых я плыла по течению, что привело обратно к нему. Только когда мы останавливаемся у центра, я с горечью осознаю, что не желаю расставаться. Мне было мало этого дня, он всего один, и я мечтаю о большем, потому что мы с Егором удивительно совпадаем в настроении.
– Может, все же прогуляешь занятия? – предлагает Егор, к себе прижимая, на что я смеюсь и качаю головой, в душе млея от нашей близости:
– Не могу, я же препод, – пожимаю плечами и обхватываю плечи Дымова. Стоим глаза в глаза, и ни одного лишнего слова. Молчание настолько красноречиво, что его нарушать страшно.
Возможно, возвращаться к бывшим – плохая затея. Возможно, я пожалею еще сильнее, чем в прошлый раз, но пока что я делаю все осознанно. Поддаюсь Егору, позволяя ему флиртовать и ухаживать за мной, сама касаюсь, прощупывая границы. Я уже не та маленькая девочка, которая млела от большого и сильного будущего военного. Теперь я взрослая женщина, которая знает, что хочет, и уверенно это берет.
Егор наклоняется ближе, я чувствую его горячее дыхание на своих губах и уже жду поцелуя, но боковым зрением выхватываю силуэт в стороне. На нас кто-то смотрит, это точно. Лицо его скрыто за капюшоном, он стоит на углу здания, но я ощущаю его взгляд, он тяжелый, липкий и неприятный. Меня передергивает от отвратительного и непрошеного внимания. Поджимаю губы и касаюсь щеки Егора ладонью. Дымов хмурится и ждет пояснений, но при этом не перестает сокращать расстояние.
– У нас зритель появился, – шепчу, застигнутая врасплох, и киваю в сторону. Егору нужно мгновение, чтобы глянуть и вновь вернуться ко мне. Он даже позу не меняет – сразу ясно, профессионал, а у меня от этого по спине мурашки бегут. Дымов на самом деле хорошо натренированный боец, но я не чувствую опасности, исходящей от него, хотя она заметна для остальных людей.
– Идиот какой-то, – подмигивает мне Егор совсем по-мальчишески и крепче к себе прижимает. – Завидует, что я с такой красоткой. – На моем лице улыбка глупая растягивается, и Дымов ее сладким поцелуем стирает.
Он снова весь мой мир собой заполняет. Прямо посреди улицы целует, наплевав на прохожих, которые наверняка думают, что мы извращенцы. Нам ведь не по восемнадцать уже, чтобы так ярко чувства у всех на виду выражать. Но от ласки Егора и скользящего по моим губам языка мурашки бегут и ноги подкашиваются. Я и сама не замечаю, в какой момент висну на нем – обнимаю так крепко, что удивляюсь, как его кости не хрустят.
– Необязательно это было делать у всех на виду, – бурчу, когда он отстраняется.
– Обязательно. Я в лучшем случае тебя теперь до среды не увижу, так что это я еще поскромничал. – Егор наконец меня отпускает и кивает на входную дверь центра. – Иди, пока я не украл препода прямо перед занятием.
Отвожу взгляд и тихо посмеиваюсь, потому что это уже какой-то запредельный уровень. Переступаю с ноги на ногу, думая, что только обрадуюсь, если он меня украдет. Но между нами еще так много «но», что я тихо отступаю, боясь снова ошибиться, и в спешке поднимаюсь по ступенькам, оборачиваясь, только когда опускаю ладонь на дверную ручку, и понимая, что в Дымове я утонула окончательно.