– Папа? – Тори напугана. Не вижу ее лица, но прекрасно чувствую по деревенеющему телу страх. Целую в макушку и разворачиваю ее к себе лицом, но Вика сосредоточена на родителе. – Почему ты здесь?
– Потому что ты слишком распустилась как руководитель, – включает назидательный тон. Тори еще держится. – Непонятно кто на кухне, слишком большая квадратура используется непродуктивно, – обводит пальцем помещение, хмурится. – И персонал пренебрегает формой, – кивает в сторону Гоги. Да, то, что у этого повара особые привилегии, ясно сразу.
– Но у нас лучшие показатели по всем точкам, – шелестит ошеломленно. – И я согласовала с тобой ремонт кухни, – отстаивает себя уже увереннее. – В чем сейчас проблема? – Малышка искренне не понимает, и мне хочется ее утащить отсюда, потому что дело явно пахнет жареным. Что-то тут нечисто. Тори говорила, что у нее с отцом до сих пор напряженка, но чтобы настолько… Здесь даже родством не пахнет.
Если только не я всему виной. Перевожу взгляд на Олега Михайловича и замечаю циничную ухмылку. Не могу поверить, что он снова вставляет нам палки в колеса. Шесть лет прошло, а ни черта не изменилось.
– Это уже не важно. Моя дочь должна налаживать полезные связи, а не снова связываться не пойми с кем.
– Ты наказываешь меня за то, что я с Егором? – решается спросить моя храбрая Оса. Я не вмешиваюсь, хоть и попадаю в неприятную для моего самолюбия категорию. Успею еще все сказать, сначала пусть разберутся между собой.
– С завтрашнего дня ты уволена. Я отстраняю тебя от должности. – Ощущение, что Тори бьется в глухую стену, не покидает. Ее отец давно все решил и теперь просто озвучивает заготовленные факты.
На несколько мучительно долгих секунд в кухне повисает молчание. В шоке не только я, Вика и Гога, но даже Антон, который бледнеет на глазах. Зато у Олега Михайловича решимости хоть отбавляй, и вместе с ней растет и злоба. И я чувствую острую необходимость защитить Тори от всего мира.
– Что? – Вика отступает от меня. В глазах – пустота, для нее это решение тоже неожиданность. – Но…
– Никаких но! – перебивает. – На сегодня рабочий день закончен, больше тебя здесь не задерживаю.
Больше терпеть это Тори одной не даю. Закипаю от злости, но держусь, потому что хотя бы у одного из нас должна остаться способность трезво соображать. Задвигаю Вику за спину, прячу от разочарованного взгляда и делаю шаг вперед. Почти чувствую, как она трясется. Обнять бы сейчас и сказать, что все решу. Но слова поддержки пока приходится отставить.
– Вы совершаете большую ошибку. – Смотрю прямо: уже давно не боюсь Шмелева, потому что руки так глубоко в систему он не запустит, чтобы меня из нее выкинуть. А за годы службы уже и у меня кое-какие связи есть, так что теперь мы наконец-то на равных.
– А тебя я вообще не спрашивал, – намеренно не смотрит в мою сторону. – Убирайся отсюда, здесь тебе не рады.
– Хорошо. – Особенно говорить мне с ним не о чем. Сейчас в сфере моих интересов Тори, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не обернуться к ней. – Пойдем, Вик? – протягиваю ей руку. Ко мне самому подступает неуместное волнение. Я ведь сейчас за нас обоих сражаюсь, но как знать, верный ли путь выбрал и не окажется ли, что все это мне одному нужно. Если она не даст свою ладонь, то для нас все закончится, потому что моя женщина должна быть со мной до конца. И как бы сильно я Тори ни любил, придется с корнем рвать.
Но Вика робко касается ледяными пальцами моей руки, и я с облегченным вздохом их сжимаю. Моя. И за нее буду биться до последнего.
– Уйдешь сейчас с ним, обратно можешь не возвращаться, – бросает резко. Настроен решительно. Я ему костью поперек горла становлюсь во второй раз.
– Олег Михайлович, не горячись, – Гога широко улыбается, временно внимание на себя перетягивая. – Я без Виктории работать не буду, если она уволится, уйду и я.
– Нет, Гога, ты чего? – вскрикивает моя бестия, и мне приходится ее ловить, потому что сейчас ей придется принять сложное решение. Шесть лет назад его принял я, пусть и под давлением, но перечеркнул нас и вернул Тори отцу. Теперь мне остается только ждать и мириться с последствиями ее выбора. И пусть он сложится в мою пользу, потому что иначе я не знаю, как жить без своей солнечной малышки. – Не вздумай.
– Не переживай обо мне, Ви, со мной в любом случае все будет хорошо. – Он подмигивает Вике и сдержанно кивает мне. Да уж, не вовремя ты решил геройствовать, теперь у малышки в разы больше сомнений.
Не выдерживаю больше. Разворачиваю Тори лицом к себе, глажу большими пальцами щеки, улыбаюсь как ненормальный. Сердце бахает так, словно следующий удар станет последним. Метафорически он таким и будет, если она решит остаться и спасти тут всех от гнева отца. Я при всем желании не смогу ее переубедить и уж тем более увести насильно, потому что, в сущности, не я выбрал Тори, а она меня, доверившись еще тогда на вокзале. Вика дрожит, облизывает пересохшие губы, и мне приходится собрать всю свою выдержку, чтобы не зацеловать ее.
– Решай, малыш, больше шансов не будет. – Надо отпустить, оставить на несколько секунд в одиночестве, но ладони будто намертво приклеило. Не могу, потому что… она ведь согласилась уже, сама руку протянула, но я последним козлом буду, если сейчас против воли заберу.
– Я с тобой, – тихо, чтобы только я слышал, сжимает мои предплечья и улыбается в ответ, словно не все шесть лет без меня перечеркивает сейчас. – Уведи меня, пожалуйста, отсюда.
Выходим молча. Никто не решается нам возразить.
Мы с Тори тоже не спешим друг с другом болтать. Оба обдумываем. Я – как бы не ляпнуть что-то в духе: «Выходи за меня», Вика наверняка гадает, как быть дальше. И мне так тошно становится оттого, что единственный член семьи, самый, сука, близкий, так подло от нее отвернулся. Как вообще можно быть таким мудаком и ставить дочери ультиматум?
– Ты знаешь, а я ждала от него чего-то подобного, – нарушает тишину, и до меня доходит, что даже музыка была выключена.
– В смысле?
– Ну, он подозрительно молчал после того вечера, как будто смирился. Я даже успела подумать, что он оставит нас в покое. – Она тяжело вздыхает. Слова даются с трудом, потому что больше нельзя будет закрывать глаза на произошедшее.
– Теперь точно оставит, – каким-то шестым чувством знаю, что больше нас Олег Михайлович не побеспокоит. Разве что раскается спустя несколько лет, но там уже Вике решать, прощать его или нет. Я бы, наверное, отца простил, но общаться больше не стал, потому что настоящая семья от тебя никогда не отвернется, в каком бы дерьме ни оказался.
– Не знаю, – слишком резко дергает плечами и смотрит в сторону дома.
А я как-то сразу и не догадался, что квартиру малышке отец подарил. Только сейчас доходит. И теперь уязвленность Вики особо остро ощущается. Но так удачно все события для меня складываются, что я снова наглею. Да и смысла оттягивать очевидное нет: нас влечет друг к другу, как разные полюсы магнита. И ни к чему сопротивляться.
– Тори, – нахожу руку и переплетаю наши пальцы, пока едем к ее двору, – малышка, а переезжай ко мне, – говорю мягко, но чувствую, как она напрягается. Правда, совсем ненадолго, потому что уже в следующую минуту облегченно выдыхает:
– Спасибо, – находит в себе силы улыбнуться и ладонь мою сильнее сжимает, – только мне нужно вещи взять.
– Конечно. – Паркуюсь недалеко от ее подъезда. Грудь распирает хорошо знакомое чувство. Я долго его так явно не чувствовал, и вот теперь оно оживает. – Что угодно для тебя, Вик. Я люблю тебя, – целую тыльную сторону ее ладони.
Тори наклоняется и целует меня в щеку, быстро так, не давая мне ее сцапать и на колени усадить. Улыбается, но молчит. Довольная такая, как будто я весь мир у ее ног положил, а не в любви признался. Место, может, и не очень подходящее, но момент – вполне. Да и во мне от романтика мало. Я больше по четким и понятным действиям.
– Тогда побудь здесь, пока соберусь, ладно? Я быстро.
– Я тебе в любви признался, а ты бежать? – Тори меня точно с ума сведет такими темпами. Как вообще можно было предположить, что я теперь ее далеко отпущу?
– Не сбегу, – Вика улыбается и касается ладонью моей щеки. Опять улыбается, мы вообще с ней эмоции друг друга зеркалим. Оба счастливые, пока вокруг какой-то пиздец творится. – Мне просто отдышаться надо.
– Десяти минут хватит?
– С головой, – соглашается и выходит, тихонько прикрывая дверь.
Нет, Тори, это я в нас с головой нырнул. И выбираться не хочу.