Жизнь сужается до нескольких секунд и пары вздохов, которые удается сделать, пока я нахожусь в одиночестве. Меня ломает, тело тяжелое и непослушное, а в голове то и дело запускается карусель. Открывающаяся дверь расплывается, комната плывет, и я утыкаюсь затылком в стену, чувствуя боль в висках и шее.
Он заходит неторопливо. Осматривается, будто за это время что-то могло измениться, и останавливается в паре метров. Пытаюсь отползти, интуиция настойчиво тарабанит, требуя сбежать, спрятаться, укрыться хотя бы в мнимой безопасности. Потому что этот взгляд ненормальный, от него кожа грязью покрывается, и та липнет тонким слоем, пряча от всего хорошего.
Ноги не слушаются, не могу их напрячь. Прикрываю глаза, но мир не перестает кружиться, я будто на карусели вращаюсь. Остановить бы это, но я упорно цепляюсь за сознание, не позволяя себе провалиться во тьму.
– Сюда смотри, – скрипит голос, и я все же поднимаю взгляд на незнакомца.
– Нет! – вскрикиваю моментально, боль простреливает все тело, и я жмурюсь, видя наставленное на меня дуло пистолета. Подтягиваю колени к груди и прикрываю голову руками, будто это мне поможет.
Меня затягивает в тот день, когда мы с Егором встретились. Но в этот раз все еще страшнее. Потому что я не в приличном бутике, а в заброшенном здании неизвестно где, и неясно, ищет ли меня кто-нибудь. Всхлипываю, потому что контролировать страх невозможно. Он большой и внезапный. От такого не скрыться. Страх быстрее сковывает тело, из-за него выплескивается адреналин, учащается пульс. Мне становится еще хуже. Я перестаю осязать себя в пространстве, только бесконтрольно падаю в абсолютную черноту. И не за что ухватиться.
Щелкает камера, и звук резко тянет меня на поверхность. Я приоткрываю один глаз. Мой похититель стоит с телефоном в руке, снимает, видимо, так, чтобы в кадр попали и я, и пистолет.
– Хорошо, что боишься, – скалится, чешет запястьем бороду, – сговорчивее будешь. Смотри в камеру.
И я слушаюсь. Потому что все, что могу сделать в этой ситуации, чтобы продлить минуты жизни, – это подчиниться. Подбородок дрожит, я на грани истерики. Слезы стекают по щекам бесконтрольно. Это тихий ужас, который затягивает меня в свои клешни. Я не знаю, как быть дальше, какой найти выход из этой ситуации. Да и нужно ли?
В голове ни единой мысли. Взгляд не различает ничего – не уверена, что вообще получится адекватное фото, потому что я похитителя вижу с трудом. Низ живота неприятно сокращается – дискомфортно, почти больно. Я стараюсь глубже дышать, но не выходит: воздух с трудом заталкивается в легкие, он в горле застревает, где уже давно образовался ком.
– Отправил твоему вояке послание. Как думаешь, быстро он среагирует? – Он упивается властью надо мной. Ему нравится играть с моей жизнью. Делать ее настолько отвратительной, что я начну видеть только один исход.
– Не знаю, – честно и коротко на выдохе.
Желудок тянет. Кривлюсь и принимаю позу удобнее – меня сильно тошнит. Затхлый воздух только усугубляет состояние. Вздрагиваю, когда телефон похитителя звонит. Он удивленно хмыкает и подходит ко мне.
– А ты шустрый, Дымов. – Мне кажется, что в этот момент я дергаюсь всем телом – рвусь навстречу Егору, чтобы только услышать. Но выходит только вяло потянуться рукой. – Живая, ты же видел. – Я не слышу слов Дыма, но то, что они в принципе разговаривают, вселяет надежду. – Ты нужен. Один. Поменяю ее на тебя. Адрес у тебя есть. Жду сорок минут, потом стреляю ей в голову и сваливаю. – Он смотрит на меня, проверяя, какую реакцию вызвали его слова, а я думаю только о тянущем желудке и подбирающейся к горлу тошноте. – Двадцать секунд.
Похититель передает мне телефон, и я вцепляюсь в него, как в спасательный круг. Тело бьет дрожь, меня бросает в жар. С трудом давлю первый спазм в животе и подношу мобильный к уху.
– Егор… – говорю тихо, на большее просто сил не хватает. Стираю ладонью слезы со щек, будто хочу спрятать свое ничтожно-унизительное состояние от Дымова, хотя он меня не увидит.
– Тори, малыш, держись только, хорошо? – голос его такой родной, но одновременно с тем холодный и бесконечно далекий. Бесцветный. Таким обычно новости сообщают. Что с ним происходит?
– Мгм… – выдавливаю из себя и снова захожусь слезами. Надо мной Цербером стоит похититель, он делает вид, что не прислушивается, но я-то понимаю, что все с точностью до наоборот. Поза выдает напряженность, ему явно интересно узнать, о чем мы с Егором говорим, потому что эту информацию можно использовать против Дымова.
– Мы тебя вытащим оттуда очень скоро, – голос звучит уже мягче, в привычных мне интонациях. – Постарайся сейчас его не спровоцировать. Ты у меня умненькая, справишься. Я люблю тебя очень сильно, помни об этом, – воодушевляет несколькими фразами. Я сотрясаюсь в молчаливых рыданиях. Не такой должна быть любовь. Не нужно проходить через сотню страданий, чтобы оказаться любимым. Это же в кино только так. Почему и в наших жизнях происходит подобное? С самого первого дня мы проходили испытания на прочность. Выдержим ли еще одно?
– Хватит, – отбирает у меня попытку признаться в ответ, потому что это единственное, что я могу сделать до того, как сдохну в грязной комнате. Могла. Больше нет. Теперь только выживать, чтобы признаться, глядя в глаза.
Стискиваю зубы и обиженно смотрю на похитителя. Он качает головой и пренебрежительно цокает. А мне нужно успокоиться и перестать выискивать в заколоченном окне какой-нибудь свет. Но пока ярким прожектором сияет Егор, попадая прямо в сердце.
– Что дальше?
– Вставай и пошли, внизу нас будет сложнее найти. – Он кивает на дверь, а я понимаю, что силы закончились.
Короткий разговор с Егором размотал окончательно. Теперь плохо не только физически, но и морально. И болит, болит, болит. Подаюсь вперед, силюсь подняться на ноги, но меня волной утягивает обратно. Штормит. Головокружение разгоняется, на коже выступает пот. Меня мотает между жаром и холодом. Пальцы леденеют, а в груди жжет.
– Не могу, – цепляюсь за стену, чтобы не распластаться на матрасе. Что-то мне подсказывает, что я не встану, если упаду. Так и останусь лежать. Потому что пространство становится кисельным и сосредоточиться ни на чем не выходит.
– Я тут с тобой не в игрушки играю. Поднимайся. – Два шага, и он, схватив меня за кофту, рывком тянет наверх.
Желудок не выдерживает резкой смены положения – новый спазм вызывает неприятные ощущения во всем теле. Весь обед оказывается на полу. Меня скручивает, и я снова ладонью упираюсь в стену, чтобы не рухнуть. Похититель брезгливо морщится и отступает.
На лбу выступают капли пота. Меня выворачивает еще раз. Колени дрожат, а на пол падают слезы. Отвратительнее состояния не придумать. Я боюсь пошевелиться, потому что тогда снова закружится голова. Так и стою, сгорбившись и уперевшись лбом в стену, беспомощная и измученная.
Меня трясет то ли от шока, то ли от травмы. Голова раскалывается, я перевожу дыхание, потому что этот придурок так просто не отстанет. За шкирку выволочет, если надо будет. А ему, судя по всему, очень надо, потому что я слышу за спиной щелчок. От него в жилах кровь стынет. Кусаю губы, морщусь от неприятного вкуса во рту. Не сдвинусь с места, пока он ничего не скажет. Я просто никуда не дойду. Это сумасшествие какое-то. Полечу вниз по лестнице и сверну себе шею.
– Отлипни уже, блядь, от этой стены и пош… – Его голос тонет в треске двери.
Я хочу закричать, но моих сил хватает только на то, чтобы повернуть голову. Мужчины в форме что-то кричат, переговариваются, я слышу звуки выстрелов и ругань, но у них все происходит так быстро, что выцепить кого-то не получается. Только мутная картинка. Заблюренный экран, за которым улавливается движение.
– Бля, ствол! – рычит кто-то.
Я медленно оседаю по стене, когда раздается очередной выстрел, а за ним сдавленный стон. И вроде бы не мой. Каким-то шестым чувством понимаю, что это спасение, что наконец-то меня нашли, что теперь я в безопасности, поэтому позволяю себе отключиться, краем сознания улавливая:
– Повторяю: Жара – Весне. Объект под нашей защитой. Возможно, черепно-мозговая, без сознания. Выходим. Прикройте.