Не так я представляла себе пробуждение в постели с мужчиной. По крайней мере, в моих наивных мечтах там было утро, солнышко, все дела. А не глубокая ночь и звонок мобильника, а следом за ним негромкий мат Крестовского.
Сквозь сон, прищурившись, я смотрю, как он в темноте пытается найти телефон в кармане джинсов, которые сам же куда-то и закинул.
– Денис, ты охерел? Ночь на дворе!
Он пытается говорить шепотом, но я все слышу. Звук отражается от каменных купольных потолков, и даже отдельные слова таинственного Дениса на том конце провода можно разобрать.
– Его всегда в августе лихорадит. Возьми под расчет пару-тройку лямов, больше не трогай. В сентябре снова упадет, рублей на пять упадет точно, объебешься с курсом, я тебе в бубен лично дам. Все, кончай херней страдать. Открывай курсы прошлых лет и смотри, что там с баксом обычно в августе происходит. Еще раз позвонишь – убью.
Он кладет телефон на тумбочку и возвращается в постель.
– Разбудил? – спрашивает.
А я… я малодушно делаю вид, что сплю. Потому что не уверена, что хочу сейчас разговора с ним. Утро вечера мудренее. А уж глубокой ночи тем более.
Мне довольно быстро удается снова заснуть, но…
– Бля.
Телефон надрывается так, словно там не курс доллара скачет, а как минимум остаток Санторини погружается в Средиземное море.
– Денис, я тебе вроде сказал… Чего? В какой список? Они идиоты? Погоди, какие в жопу санкции, мы туда с благотворительностью едем! Они же сами привлекали, типа, к своему суперпроекту по лечению рака… так, ладно, напиши им, что они дебилы. Вот так и напиши. Со швейцарской дочкой приеду, решу, но вообще ее на хрен продавать надо, задолбали.
Так, все. Я больше не могу. Встаю, прямо на голое тело надеваю рубашку и босиком шлепаю к двери.
– Ань… – доносится мне вслед.
Зеваю и машу рукой:
– Оставляю вас с Денисом развлекаться в одиночестве.
– Да все, погоди, ща я…
– Я пошла спать. А ты как хочешь. Можешь оставить телефон здесь и тоже идти, Кристина подвинется.
Даже не запоминаю, как иду по коридору к нашему номеру, но очень тихо проскальзываю внутрь и юркаю в постель. Хорошо-о-о… вытягиваюсь на прохладной простыне, обнимаю подушку.
Судьба жестоко мне мстит: едва засыпаю, звонит уже мой телефон. Теперь, кажется, я понимаю Игоря, потому что за две секунды оказываюсь на балконе и закрываю дверь, чтобы не разбудить Крис.
На проводе Серега. Вот что ему не спится?
– Ань, – судя по голосу, слегка поддатый, – я тут подумал, а собачка ведь умрет…
– Сережа, ты тоже умрешь! И если еще раз позвонишь мне ночью, то раньше, чем собачка!
– Аньк, ну я серьезно. Мне кажется, я сделаю ей хуже, если принесу собаку, а она потом сдохнет.
Я вздыхаю. Вообще, объяснить всю гамму женских чувств мужчине, да еще и спортсмену, не так-то просто. А если он не совсем трезвый, то практически нереально.
– Умирают все. Родители, животные, иногда друзья. Однажды наступит момент, когда сообщение о смерти кого-то, с кем ты ходил в пятницу вечером в бар или на обед на работе, не вызовет шока. Если об этом думать, то можно навечно остаться одному. Собачки живут десять лет и даже больше. И их смерть немного отличается от той, что привела Крис к… м-м-м… печали. Они преданные и любят хозяина.
– Ладно, убедила, – ворчит Серж. – А слушай, вот по породе, я сейчас смотрю…
Я почти никогда не матерюсь, но сейчас очень хочется.
– Сережа, сколько сейчас времени? Четыре утра! Мы что, до завтрака будем выбирать между пуделем и чихуахуа?
– Чего сразу чихуя-хуя, я нормальные породы смотрю.
– Вот приеду, и расскажешь. Спокойной ночи.
Недолго думая, я отключаю телефон совсем. Да, вот так мне выспаться точно дадут. Если только никто не возжелает в ночи поговорить с Крис. Дурдом какой-то.
Но на этот раз мне удается крепко заснуть. Правда, оставшихся часов все равно не хватает, чтобы выспаться. Я чувствую себя… не разбитой, конечно, но очень сонной и уставшей. И тело болит, и хочется проваляться в постели остаток дня. Интересно, что будем делать? Вчера хотела съездить в Фиру и на пляж, но сейчас уже не уверена, что хватит сил.
Принимаю быстрый душ, с горячей (да и вообще пресной) водой на острове напряженка, так что душ выходит бодрящий. Ставлю чайник и завариваю растворимый кофе, найденный еще при заезде, как комплимент гостям.
Кристины нет.
Подумав, выхожу на балкон, чтобы насладиться видом на море. И вскрикиваю, чуть не уронив кружку: за стеной притаился Игорь.
– Ты что тут делаешь?! Я чуть с балкона не упала!
– Стою. – Он пожимает плечами: – Жду, когда ты проснешься.
– А где Крис?
– Пошла в бассейн. Хочешь, тоже спустимся.
– Не, – я морщусь, – хочу кофе внутривенно.
– Я тоже, дай сюда.
Он самым наглым образом отбирает у меня чашку и делает хороший такой глоток, половины кружки как не бывало.
– Мог бы и сказать, я бы две сделала.
– Из чужой тарелки вкуснее.
Ладно, пить из одной кружки – не самое интимное действо на свете. Особенно после вчерашнего. Или уже сегодняшнего? Мне везет, что утро выдается ветреное: хоть щеки не краснеют.
– Хочу нормальный кофе, – говорит Игорь. – Пошли позавтракаем.
– А Крис?
– А в большой семье клювом не щелкают. Я ей предлагал, она сказала, что сыта по горло. Правда, не уточнила чем. Пойдем, выселяться будем перед обедом, а кофе хочется.
Честно сказать, мне впервые в этой поездке сонно и лень.
– А с ужина ничего не осталось?
– Только манго. Все остальное я съел, когда проснулся.
Приходится идти одеваться, хороший кофе не помешает.
Я собираюсь быстро, надеваю платье, собираю волосы в косу и беру сумку. Но за этот короткий период солнце вспоминает, что оно вообще-то южное, и начинает изрядно припекать. К счастью, мы идем недалеко, в уютную кофейню неподалеку. Я ее знаю, когда мы приехали, именно там перекусили перед тем, как исследовать остров. Там работает приятная русскоговорящая женщина.
Игорь берет себе только черный кофе, а я получаю венский и большой яблочный пирог, политый сливками и усыпанный корицей. Мы сидим на диване, возле окна, выходящего на узкую оживленную улочку. Молчим. В воздухе чувствуется какая-то неловкость.
Я даже не знаю, чего хочу. Точно не прятать глаза и с напускной вежливостью общаться. Но по-другому как-то пока не выходит.
И еще я замечаю, как Игорь поглядывает не то на мою тарелку, не то на меня саму. Тянет крепкий кофе и ждет, пока я доем. Несколько минут я медлю, а потом со вздохом отрезаю вилкой половину куска и пододвигаю к нему поближе.
Крестовский вдруг смеется.
– Что? Что ты смеешься?
– У моего у друга кот есть, так вот он с таким же лицом, когда Влад валяется в похмелье и не может себе пожрать приготовить, носит ему птичек, пойманных в саду. Типа ладно, так и быть, последнее от сердца отрываю, только не помирай с голоду.
– Я же не кот, – делаю вид, что обиделась.
А этот наглец с довольным видом начинает есть мой пирог! И вот отобрать бы, да жалко. Честное слово, с ним будто никто никогда не делился вкусненьким.
– Вот ты, между прочим, миллионер. А ешь из одной тарелки с девчонкой.
– Я мифиофдеф. – Он заглатывает остаток пирога и теряет способность внятно говорить.
Кофейня постепенно наполняется людьми, но все равно улицы еще пусты: паромы не привезли пока туристов.
– Пойдем погуляем, скоро здесь будет не протолкнуться, – говорит Игорь.
Ах да, он же часто здесь бывал.
Мы собираемся к выходу, как он вдруг останавливается и берет меня за руку:
– Не наелась? Хочешь йогурт?
Прислушиваюсь к себе и киваю. Не наелась. Хочу.
Пока делают заказ, Крестовский спрашивает:
– Почему ты просто не сказала? И не попросила?
– Не знаю. А зачем? В обед поедим.
– Как с тобой сложно.
– А с тобой так просто, проще только с барабаном!
Я получаю огромный стакан с охлажденным йогуртом и фруктами и недовольно грызу трубочку, пока мы идем по улице к одной из смотровых площадок.
– Тебе надо научиться требовать то, что хочется.
– Это вы все требуете. Я к такому не привыкла.
– Ну хорошо, не требовать. Но хотя бы сообщать о том, что ты чего-то хочешь. Давай захоти чего-нибудь и попроси.
– Чего?
– Ну не знаю. Чего-то же ты хочешь? Такого, для души.
Я честно пытаюсь придумать, что я хочу такого, чтобы с этим вопросом понадобилось обратиться к Игорю. Но теперь даже есть не хочу, йогурт оказывается сытный и вкусный. У меня есть куча обуви, одежды, украшений, книг, которые я еще не успела прочитать. Безлимитные тарифы на телефоне и ноутбуке, комната, водитель с машиной, карта в спортивный и развлекательный клуб. Почти есть место в вузе.
– Не знаю, – наконец сдаюсь. – Ничего не хочу. Материального.
– Ну пойдем купим тебе платье?
– Зачем?
– Чтобы я его снял.
– Если нет разницы, зачем платить больше? – выдаю я рекламный слоган и смеюсь, потому что Игорь, кажется, его даже не слышал.
У «мифиофдефов» на телик времени нет.
– А можно с отложенным стартом? Ну, сию секунду это купить невозможно, но будет возможно позже?
– Ну давай.
Мы заходим за беленький домик с забавной торговой лавкой внизу, садимся на небольшую скамейку возле какого-то отеля, у самого края кальдеры.
– Хочу куда-нибудь поехать. Еще что-нибудь посмотреть.
– Давай конкретнее, мир большой, а то можно посмотреть как Прагу, так и Саратов.
– Океан. Где-нибудь с белым песком, подальше от больших городов. Чтобы бирюзовый и теплый, и… не знаю, природа какая-нибудь другая. Непохожая на наш юг. Такое вообще бывает?
– Мальдивы. Или Карибы.
Названия из другого мира. Фильмов или модных книг, где все герои поголовно мотаются на Мальдивы на выходные. Ну или картинка с рекламы в метро. Точно не реальное место и уж точно не то, где я могла бы оказаться.
– На Новый год полетим, – вдруг говорит Игорь.
Я давлюсь йогуртом. Что, вот так просто? Полетим на другой конец света?
– Понимаю, что вопрос глупый, но сколько это вообще стоит?
– Понятия не имею, – с довольной улыбкой признается Игорь. – Говоришь Стасе все организовать и расслабляешься.
Да ему нравится меня шокировать! Он как ребенок, которому купили велосипед, скорее бежит, чтобы дать покататься подружке из садика, которую дергает за бантики.
– Я с гораздо большей охотой буду тратить деньги на путешествия, чем на какую-нибудь машину для Крис или очередную выходку Алекса.
– Ладно, – вздыхаю. – Раз проблемы с деньгами больше не стоит, толку о них переживать. Вот если ты разоришься и нам придется жить в хрущевке на окраине, тогда другое дело. Ты пойдешь в Сбербанк работать оператором, Серега в школу физруком, а из нас с Кристиной получатся отличные официантки.
– Ага, а Алекс прокормится как-нибудь сам.
– Ну я же говорила, что битой в лицо – это перебор. Кто не спрятался, я не виновата.
– Дай йогурт.
– Ты опять мою еду отбираешь?
– Ладно, не буду отбирать. Просто попробую.
Я сую ему под нос трубочку, но Игоря, кажется, не устраивает йогурт из стакана, потому что он привлекает меня к себе и целует. Сомнительный способ попробовать лакомство, хотя если скажу, что мне не нравится, – совру.
Шумит море в уютной тишине санторинской улочки, ласково, но еще не опасно, припекает солнышко. В ослабевших пальцах стакан с йогуртом, и мне приходится собрать все силы, чтобы найти, куда его поставить. Меж тем, пока я пытаюсь не разбросать по всему острову вещи, Игорь увлекается настолько, что его рука уже расстегивает нижнюю пуговичку на платье.
Мне явно не хватает дыхания, ну и немного равновесия. Несколько его пальцев входят в меня, и я выгибаюсь, захлебываюсь стоном, потому что удовольствие нереальное. Понятия не имею, откуда во мне все эти ощущения, как за такой короткий период можно загораться от одного поцелуя.
– Стой! – Я нахожу в себе силы отстраниться и для убедительности покачать головой. – Здесь же улица! Ты можешь… просто погулять со мной?
С явным разочарованием Игорь вздыхает:
– Могу.
Правда, потом хитро-хитро лыбится:
– И что, вот так тебя оставить?
Черт! Я понимаю, что если он не закончит, то меня скрутит от болезненной неудовлетворенности. Как наркотик.
Мне даже не нужно давать согласие, он просто продолжает меня мучить, буквально за несколько минут доводя до взрыва, а потом, пока я прихожу в себя и выравниваю дыхание, занимается тем, что нагло лапает. Насколько вообще нагло это может происходить.
– Нам пора, – говорю я.
Хотя на самом деле даже не уверена, что смогу нормально идти. В голове туман, в теле слабость, ну и засос на шее.
– Кстати, я еще придумала материальную покупку.
– М-м-м?
– Мне нужен шарфик. Закрыть этот след вампира на шее, а не то все будут тыкать пальцем.
– Шарфик… а мне нравится и без шарфика.
– Будешь под него заглядывать.
– Знаешь, когда я запихивал тебя в машину, чтобы привезти домой, я не думал, что ты окажешься такой язвой. Это на тебя наша компания так влияет или ты просто скрывалась?
– Ну так ты тоже не такая уж скотина.
Игорь делает вид, что кланяется, и мне очень хочется дать ему в лоб просто из вредности.
– Благодарю за комплимент, леди. В знак своей признательности позвольте выбрать для вас шарфик.
И мы идем в один из магазинчиков, тех самых, куда нужно спускаться, пригнув голову, чтобы не удариться о каменный потолок.
Выбираем симпатичный шелковый шарфик с панорамой Санторини, нарисованной вручную. Шарфик не слишком хорошо сочетается с платьем, поэтому меня уговаривают купить другое, с открытыми плечами. И в довершение образа хозяйка магазина дарит небольшую брошку, которая и фиксирует этот самый шарф у меня на шее.
– Как можно пойти за шарфиком и потратить кучу денег на шмотки? – задумчиво спрашиваю я.
– Спроси у Крис, она в этом лучше разбирается.
Когда мы возвращаемся, Крис уже готова выходить. Крестовская, похоже, не в духе. И я мысленно уже смиряюсь с тем, что ни в какую Фиру мы не поедем, а сразу через аэропорт домой. Но у Игоря оказываются свои планы:
– Итак, дамы, теперь, когда мы выселились из отеля, хочу вам напомнить, что я обещал мстить.
– Чего? – фыркает Крис.
– Того. Бегом в машину, теперь моя очередь развлекаться.
Мне даже интересно. Правда. Я всю дорогу до Фиры, а это почти час, пытаюсь догадаться, что же такое придумал Игорь, но сдаюсь и даже с каким-то волнением жду, когда он найдет парковку и оставит машину, чтобы мы могли погулять. Мне нравится вот так вот по-простому кататься по острову. Что-то подсказывает, что Крестовские нечасто развлекаются подобным образом. А я уже четко уяснила: любой выход из зоны комфорта их меняет. Как по мне, в лучшую сторону.
Фира прекрасна! Не знаю, какой из двух городов острова мне нравится больше. Аккуратная туристическая Ия с ее белоснежными домиками и узкими улочками или более живая Фира. Мы брели по набережной, смотрели на вулкан и круизные лайнеры возле него, пили лимонад в баре прямо над морем, откуда открывался потрясающий вид. Заходили в лавочки, катались на фуникулере, я даже погладила милого ослика – символ острова. И накупила кучу разной ерунды. Почему-то Игорь в этот раз решил не забирать у нас все деньги. Так что я, пользуясь доступом к машине, набрала себе блокнотов и открыток, зная, что долгими зимними вечерами обязательно захочу вспомнить это путешествие.
Прогулка была бы сказочной, если бы не пресловутая Игорева месть за наш побег.
Он заставил нас с Крис все делать вместе. Не просто не расходиться в городе или сидеть за одним столиком, нет. Мы фотографировались исключительно вдвоем, причем стояли возле каждой достопримечательности до тех пор, пока Игорь не будет удовлетворен нашим взаимным дружелюбием.
– Хотели вместе поразвлекаться? Развлекайтесь! Объединяйтесь и дружите против меня, – посмеивался он, глядя на наши лица.
Нет, лично я не имею ничего против Крис (ну, почти), но все же несколько часов в обнимку с ней и ни единой сольной фотографии – это перебор. Мой смартфон буквально забит фотками с Кристиной, складывается впечатление, что мы сестры. Если долго вглядываться в экран, можно даже вообразить некоторую схожесть.
И это мне еще везет, я не особенно активна в соцсетях. Крис Игорь заставляет размещать наши фотки в Сети. Неудивительно, что, когда мы уже к вечеру садимся в самолет, чтобы вернуться на Крит, Кристина устраивает маленькую пакость любимому брату.
Она садится на кресло у окошка, в самом первом ряду. Игорь чуть подальше, оставляя место для меня. Судя по тому, как блестят его глаза и какая улыбочка играет на губах, он рассчитывает на приятный полет в моей компании. Но я вижу взгляд Крис и ее едва заметное движение головой, так что прохожу мимо Крестовского и сажусь рядом с ней.
– Не понял…
А Крис нарочно достает смартфон и делает со мной селфи.
– Для бложика, – показывает брату язык.
Перед взлетом мы пьем таблетки от укачивания, а затем, когда самолет поднимается в воздух и меня перестает трясти, приветливая стюардесса спрашивает, не желаем ли мы попить.
– Принесите кока-колы, – просит Крис. – Две.
Я не хочу колы, я хочу чай, но Крестовская, когда я пытаюсь возразить, больно щиплет меня за коленку. Игорь в середине салона уткнулся в ноутбук и пьет кофе. Когда нам приносят два запотевших стакана с газировкой, Крис открывает сумку и… достает небольшую бутылку то ли рома, то ли виски.
– Ты что, с ума сошла! – шепчу я.
– Откуда ты такая правильная? Это всего один коктейль! Назло этому… или ты что, уже перешла в разряд послушных любовниц?
– Крис, в самолете не стоит пить…
– Пей, сказала! Это вкусно!
Она щедро разбавляет колу алкоголем, и я с любопытством сую туда нос. Потом пробую на язык и долго сомневаюсь. А ведь и правда вкусно, необычно так. И совсем не чувствуется алкоголь.
Ладно, от одного коктейля ничего не будет, а моменты, когда Крис не бесится и не рычит, особенно ценны. Понятия не имею, почему мне так хочется с ней подружиться. Но мы смотрим какие-то смешные ролики на смартфоне, пьем колу с ромом и летим над Средиземным морем, с одного потрясающего острова на другой.
Это точно я? В частном самолете, в дорогущем платье, да еще и недавно проведшая впервые ночь с мужчиной? От таких поворотов голова кругом.
Или не от поворотов, а от алкоголя… коктейль оказывается коварным. Мне кажется, я выпила всего ничего, но на самом деле я чувствую себя по-настоящему пьяной. Крис смеется, глядя на мое растерянное лицо.
– Да ладно, – потягивается и фыркает: – Первый раз, что ли.
– Вообще да. Предыдущий не считается.
Самолет останавливается. Крис пытается встать, но тоже не держится на ногах и со смехом падает в кресло. Игорь подходит и с подозрением на нас смотрит:
– Это что значит?
Мне стыдно. Правда. Но еще и очень смешно. Как можно было напиться за полчаса полета?
Крестовский берет стакан и пробует остатки моего коктейля на вкус. Учитывая, что Крис еще подливала рома в процессе, там сейчас не кола с ромом, а ром с запахом колы.
– Девки, вы совсем офигели? – возмущенно интересуется Крестовский.
А мы не офигели. Мы напились. Мне все еще дико смешно, Крис, похоже, тоже. Пока мы заливаемся, он тащит нас к машине. Прямо идти выходит с трудом, мне жутко стыдно, ведь нас видят сотрудники аэропорта. Но наконец мы оказываемся на заднем сиденье машины и медленно трогаемся в ночь по извилистой горной дороге.
Крис пьяненько поет себе под нос песню и копается в телефоне, а я уже немного трезвею. Коктейль, хоть и ударил в голову, выветривается. Сначала я смотрю в окно, а потом, украдкой, на Крис.
И до меня доходит, зачем она напилась. А еще я подозреваю, что она не такая уж пьяная, какой хочет казаться. И просто боится встречи с Сергеем после ссоры. Всегда проще притвориться пьяной и все списать на алкоголь. Не встречаться с человеком, к которому сама не знаешь, что испытываешь. Или свалить на коктейль реакцию на прикосновения одного наглого товарища.
Жалко ее, до ужаса. Но я понятия не имею, как и чем помочь, а сама она не расскажет. Ни мне, ни Игорю, а теперь и Серегины усилия ей не помогут, если не помирятся. Из-за чего вообще можно так поругаться?
Наконец мы подъезжаем к отелю. Я почти сплю, Крис спит совсем не «почти». Но меньше всего Игоря заботит наш покой:
– Серега, выходи, я дрова привез!
– Какие дрова? – с пляжа удивляется средний Крестовский.
– Килограмм по пятьдесят каждое. Инвентарные номера «Бревно 1, светлый дуб» и «Бревно 2, темный дуб». Тебе какое?
Серега начинает ржать, потому что задние стекла в машине все еще запотевшие, а Крис недовольно щурится от яркого света на парковке.
– Пошли, отконвоируем по домам этих звезд. Причем по разным. А то я сейчас амбарный замок не найду, чтобы бар закрыть.
Он наклоняется ко мне и тихо, чтобы не услышали остальные, говорит:
– А с тобой мы отдельно поговорим.
Мне все еще смешно. Думаю, чем ответить, не придумав, как кошка, зеваю Крестовскому в лицо. Ладно хоть палец в пасть не положил. Зато мне почти хорошо: пожалуй, я бы чего-нибудь съела. Мы заводим (точнее, Игорь заносит) Крис в ее комнату и идем к нему. О том, чтобы спать где-то еще, похоже, и речи не идет. Серж возвращается к ноутбуку на пляже и включает какой-то боевик. Хм, а интересная идея – смотреть кино у моря ночью. Надо будет взять на заметку.
В комнате меня ждет прекрасное: большая ванна с пеной и всякими солями, бомбочками, розочками и так далее. А еще столик с шампанским и фруктами, пирожными и сырами.
– Вообще я планировал, что ты нажрешься немного попозже, – мрачно сообщает Игорь.
– Да я уже трезвая.
– Я слышу.
Прежде чем пустить меня в этот рай из пены и воды, Крестовский очень внимательно смотрит мне в лицо.
– Ань, скажи мне, почему ты напилась? Только честно?
– Честно? – я удивляюсь. – Было вкусно.
Похоже, он ожидал не этого ответа.
– Вкусно? И все?
– Ну да. Вкусно. Я же не знала, что оно так в голову бьет. Почему ты спрашиваешь?
– Не важно. Ныряй. Будет у тебя сегодня личная ванна с шампанским. А я буду следить, чтобы ты не утонула.
Ишь какой спасатель Малибу. Да я стекла как трезвышко, как говорила одна горничная.
Бросаю взгляд на шампанское. Кажется, это ненадолго…
– Не боишься, что приливом унесет вместе с ноутом?
Игорь садится на соседний лежак и отбирает у Сереги пиво.
– Я быстро бегаю, а ноут все равно уже старый. А где Золушка? Обломала тебе ночь разврата?
– Выпила шампанское, сожрала все бутерброды, побултыхалась в пене и спит в позе звезды на всю кровать.
Брат откровенно ржет, запрокинув голову. Игорю очень хочется разбить ему лицо. Вот прямо ни за что, просто потому, что его бесит это состояние растерянности.
Для начала Аня. Думал, трахнет ее пару раз и успокоится. Покажет светскую жизнь, научит вести себя в обществе, представит как члена семьи. Ну, чтобы в двадцать пять она не охренела от свалившегося богатства и чтобы ее не сожрали. Сразу показать, кто за ней стоит, чтобы и мысли не было полезть. Потом все бы сошло на нет. У нее появились бы друзья в универе, первая настоящая любовь, бегала бы на свидания, и Игорь бы от нее отстал.
Только как-то не вышло. И хочется еще и еще, еле сдерживается, чтобы не запереть ее в комнате на пару дней и не выпускать, пока всю и везде не попробует. Одержимость какая-то идиотская.
И Крис. А точнее, Крис и Аня. Спелись, двойняшки. И слаженно еще так, сначала сбежали, потом напились. Рядом особенно видно сходство, хоть они сами на него внимание и не обращают. Надо им рассказать, только как и когда? Не в отпуске, это точно, здесь у него меньше ресурсов. На случай, если вдруг реакция окажется непредсказуемой.
– Ну и? – меж тем спрашивает Серега.
– Что и?
– Предложение делать будешь?
– Чего?
Он всерьез это слышит?
– А почему нет? Пора бы уже. До каких пор будешь эскорт вызывать на тусовки? Вот тебе идеальный вариант. Во-первых, милая молоденькая девочка, ничего не знает, не умеет, воспитаешь под себя. Во-вторых, деньги, опять же, в семье останутся. В-третьих, а почему нет? Свадьба, праздник, девочкам как котику сметанка. Надоест – разведетесь.
– Серый, иди на хер. И разбирайся со своими проблемами.
Он поднимается и ставит бутылку обратно на столик.
– Пока с ними не начал разбираться я.
Когда он возвращается в комнату, сон не идет. С трудом удается подвинуть Аню так, чтобы не разбудить. Она спит как-то беспокойно, тревожно. Игорь спал с ней в одной постели немного, суммарно хорошо, если на ночь наберется. После того как им под колеса бросили собаку, успел вздремнуть пару часиков по соседству и накануне ночью, пока она не сбежала от его вечного рабочего аврала. Но все равно она спала спокойно и глубоко, а сейчас как-то нехорошо.
И раз уж делать все равно нечего, он решает подождать, пока она не успокоится. Ну или не проснется.
Просыпается от того, что прижимается к его боку мокрым от слез носом. Вот это новость. И что это мы рыдаем?
– Аня, – зовет он, – что такое?
Она моргает, непонимающе смотрит и даже дрожит.
Невозможно не обнять и не погладить по еще влажным мягким волосам. И невозможно не поразиться тому, какая она горячая. В самом плохом смысле этого слова: на лбу хоть глазунью делай.
– Ну и что это значит?
– Что-то приснилось. Нехорошее. Очень. Про тебя.
– Про меня?
– Ну… да. Как с папой.
– Ерунда, ты переволновалась и выпила.
– Нет! – она трясет головой. – Мне кажется, это предчувствие! Надо…
– Аня, у тебя температура, и ты бредишь. Полежи пару минут, я вызову врача.
– Температура?
Она хмурится, трогает лоб, прислушивается к себе и вздыхает:
– Кажется, да. Продуло на пароме, наверное. Или в самолете.
– Или недоперепила, – хмыкает Игорь.
Вызывает врача и буквально готов нервно смеяться. Что еще помешает ему наслаждаться отпуском и Аней? Он не удивится, если на пляж рухнет кусок скалы с утра пораньше.
Врач приезжает быстро, в таком отеле, как правило, есть дежурный. Пока Аню осматривают, Игорь в гостиной, у кофемашины, делает себе кофе. Вряд ли сегодня вообще удастся уснуть.
– Что ж, похоже на вирусную инфекцию, – наконец миловидная женщина, гречанка средних лет с вполне сносным русским, пишет рецепт. – Лечение смптоматическое, много пить, не перегреваться, ни в коем случае не купаться в море. Ну и, конечно, никакого алкоголя.
Она многозначительно смотрит на полупустую бутылку шампанского на столике.
– Ну мы ж не знали, – зачем-то оправдывается он.
– С вашей девушкой все будет хорошо. Но если температура продержится дольше трех дней, то лучше поезжайте в госпиталь в Ретимно, там сделают все анализы. Я дам вам витамины, пропейте их, помогут иммунитету бороться. Инфекция может передаваться воздушно-капельным путем, поэтому старайтесь не контактировать.
Ага, размечталась. На три дня ее тут оставить скучать в одиночестве? А если она опять в приступе бреда решит, что ей знамение привиделось. Все это проносится в голове, но вслух он говорит:
– Девочку мне вторую посмотрите? Они вместе… – бросает многозначительный взгляд на Аню, – гуляли.
Отводит ее к Крис, которая спит здоровым похмельным сном. Приходится дать врачу в три раза больше чаевых, потому что разбуженная посреди ночи Кристина крайне несдержана на язык. Зато она не болеет, и это уже хорошо.
Проводив врача, Крестовский возвращается к Ане.
– Тебе нельзя со мной спать, – бурчит она, наблюдая, как он раздевается. – Ты заболеешь.
– Зараза к заразе не липнет. Болит что-нибудь?
– Голова, – признается она. – Температура поднимается.
– Ага или ваш ром с колой из организма выводится.
– Ты теперь будешь мне это вечно припоминать?
– Ближайшие полгода точно, – усмехается. – Я же должен отыграться за то, что ты обломала мне жаркую ночь.
– Ну почему обломала.
Она прижимается всем телом и… везет ей, что простыла. Похоже, Аня даже не понимает, какой эффект оказывает, прижимаясь к нему в тонкой ночной сорочке.
– Тебе жарко? Это еще у меня всего тридцать девять. Вот будет сорок два…
– Когда тебе будет сорок два, я уже буду на пенсии.
– Да ну тебя. Ты старше на двенадцать лет.
– Тебя это пугает?
– Нет.
Она молчит, а потом вздыхает:
– Ты ведь все равно в любовь не веришь и отношениями себя связывать не собираешься. Какая разница, на сколько тебя кто старше в кратковременном романе.
– А если бы это был не кратковременный роман? Разница имела бы значение? Или ты видишь рядом с собой исключительно ровесника?
И почему же так до ужаса не хочется слышать ответ?
– Я вижу рядом с собой человека, который будет меня любить. И которого буду любить я. А возраст это так. Дополнительная опция.
Она вздыхает и сама не замечает, как пальцами поглаживает его плечо. До ужаса приятно, аж шерсть дыбом и мурашки по спине. Страшно подумать, что будет, когда она начнет делать это сознательно. Пожалуй, Игорь в такие моменты будет способен пообещать что угодно.
– Ты что, правда будешь тут спать? – спрашивает.
– Если не перестанешь меня почесывать, то никто не будет спать.
– Ой! – краснеет. – А можно мне таблетку от температуры? Там врач оставила…
Встает, наливает в стакан воды и вместе с таблеткой заставляет выпить все.
– Слышала, что тебе сказали? Много пить! Завтра еще есть заставлю. Тоже много.
Теперь точно не уснет.
– Со мной так давно никто не сидел, когда я болею.
– Я тоже ни с кем не сидел давно. Последний раз с Криськой, когда ей лет десять было и она поймала ангину с осложнениями. Мы по очереди дежурили у нее с Серегой.
– У вас хорошая семья, – бормочет Аня, засыпая. – Сложная, но хорошая.
– И снова бредишь.
Хорошая, как же. В хороших семьях такой бардак не случается. В хороших семьях матери не вешаются. А отцы не крадут из роддома младенцев.
Как и сказала врач, я болею ровно три дня. И до сих пор таких странных ОРВИ у меня не было. Температура поднимается всякий раз, как перестают действовать жаропонижающие. Но в перерывах я успеваю наслаждаться видами на море, интересными книжками, вкусной едой, которую приносят прямо в номер. Ну и Крестовским, который то работает за столиком рядом с постелью, то решает архиважные задачи по телефону прямо в постели. То плавает (и хоть он не в курсе, это тоже оказывается своего рода развлечение – посмотреть на красивого мальчика. Даже если он вовсе не мальчик).
На третий день температура начинает спадать.
К вечеру я ее почти не чувствую, только слабость не дает встать и бегать вокруг отеля от переизбытка энергии. В конце концов, когда Игорь идет ужинать с клятвенным обещанием принести мне из ресторана что-нибудь вредное и вкусное, я рискую и вылезаю на пляж. Сажусь у кромки воды и дышу морским воздухом. Тоже полезно при болезни.
Не замечаю, как подходит Крис.
– Любовничек не заругает? – хмыкает она.
– Он пропал в ресторане. Обещал принести мне еды и пропал.
К моему удивлению, Крис протягивает половинку персика, который жует. И несколько минут мы молча едим фрукт, смотрим на море и… ну его, этого Игоря.
– Помирились? – спрашиваю я, имея в виду, конечно, Крис и Сержа.
– Ну так. – Она пожимает плечами. – Типа того.
Больше не спрашиваю, не мое дело. Не хочется, чтобы она снова превратилась в рычащую на всех стерву. Если сидеть молча, можно представить, что у нас дружба и взаимопонимание.
Возвращается Игорь, об этом я узнаю, когда слышу его возглас:
– Калинина, что бы она тебе ни дала, положи это и отойди!
– Это просто персик, – флегматично фыркаю я.
Игорь садится между нами. У него в руках контейнер с чем-то вкусным, и я тянусь к этому, но он не дает.
– Дай персик попробовать.
Развожу руками, потому что секунду назад запихнула в рот последний кусочек. Тогда Игорь поворачивается к Крис, и та спешно делает то же самое.
– Ффсе! – говорит ему с набитым ртом.
– Злые вы. Значит, кальмары и осьминога съем один.
– Ой! Осьминог!
Мне до ужаса хочется это зажаренное на гриле с лимонным соком щупальце. Даже руки дрожат от предвкушения! Мы отбираем у Крестовского еду и в два счета ее приканчиваем.
– Ну, раз у вас больше ничего не осталось, я пошла. – Крис встает. – И сообщаю тебе, что завтра я планирую поход по магазинам, так что или дай машину, или вези меня.
– Напомни утром, – говорит Игорь.
Он смотрит вслед сестре. Долго, пока Крис не скрывается в доме. А потом с легкостью пересаживает меня к себе на колени и целует.
Наверное, однажды я привыкну к такому тесному контакту, но пока он немного пугает.
– Ты уже выздоровела? – с нехорошей такой улыбочкой спрашивает Крестовский.
Мне хочется над ним немного поиздеваться, хотя я и понимаю, что как соперники мы в разных весовых категориях. Но я все равно отстраняюсь и пересаживаюсь так, чтобы быть к нему лицом.
Наглые руки тут же сжимают мои ягодицы.
– Возможно, выздоровела…
Я берусь за пуговички платья, которое надела сегодня.
– Вот как, – усмехается он. – Кто-то стал очень смелым.
Закидывает руки за голову и опускается на лежак.
– Посмотрим, насколько тебя хватит.
Ни за какие блага я не признаюсь, что жутко нервничаю. Но расстегиваю пуговичку за пуговичкой, пока полы платья не расходятся и холодный воздух не касается груди.
– Даже та-а-ак… а скажи, на тебе вообще нет белья?
Только улыбочка уже не такая уверенная.
– Можно предположить, что после душа я забыла о нем…
– Но мы оба знаем, что это не так, и мне придется его снять.
Губы обжигают кожу на груди, язык играет с соском, и я теряю нить. Забываю начисто, о чем хотела говорить и что делать. Платье летит куда-то в сторону, рубашка Игоря тоже. Мы все еще на пляже, и это обстоятельство мешает медленному и чувственному занятию любовью.
Он резко входит в меня, на грани между болью и удовольствием. Я цепляюсь за его плечи, отвечаю на поцелуй и двигаюсь ему навстречу. Страх того, что я не буду иметь понятие, как вести себя в постели, отступает. Есть только один путь, чтобы покончить с томительным напряжением. Только одно движение, чтобы получить удовольствие.
По телу проходят разряды тока. Я чувствую его внутри себя, восхитительно новое и крышесносное ощущение. Тогда, на Санторини, это было не так ярко.
Игорь вдруг ругается и отстраняется. Я еще не получила ничего из того, что хотела, да и он тоже.
Хмурюсь, получаю легкий поцелуй и заодно объяснение:
– Мы забыли про защиту. Так нельзя. Пойдем в дом.
Точно. Защита. Мы про нее не забыли, мы о ней даже не подумали. Эта ошибка могла стоить очень и очень дорого.
Игорь тащит меня в комнату. Ему плевать, что я без одежды. Этот пляж принадлежит ему, как и будет принадлежать отель в скором времени. Как и я, похоже, по крайней мере, он в этом искренне уверен.
Движения резкие и грубые: достает из ящика пачку презервативов, вытаскивает один и прижимает меня к стене. Я чувствую, как он снова входит в меня, и замираю.
– Игорь! Подожди!
Для него все это привычно, а я чувствую, как не успеваю за ним, не привыкаю к тому, что он со мной делает.
– Куда ты торопишься? Я же не сбегу.
Кажется, ему нравится, когда я глажу плечи и шею. И мне до ужаса приятно пальцами касаться рельефных мышц, горячей кожи и жестких темных волос.
Я влюбляюсь. Безнадежно и, наверное, безответно. Каждый раз сильнее и сильнее. Отношения с ним как американские горки. То медленно вверх, то с замиранием дыхания вниз. Правда, все равно настанет момент, когда оплаченное по билету время выйдет и придется уступить кабинку другим.
– Больно? – Он все же находит в себе силы остановиться.
– Нет, – качаю головой. – Не больно.
– Тогда что такое?
– Просто… я… черт…
Он во мне, не двигается, но я чувствую напряжение и сама подаюсь навстречу. Мы снова целуемся, до тех пор, пока дыхание не заканчивается. А потом я просто позволяю ему делать все, что захочет, становлюсь послушной глиной в горячих сильных руках. Меня накрывает удовольствием, чувством абсолютной легкости. Я завожусь и взрываюсь быстрее, чем Игорь.
Он укладывает меня на постель, скользит взглядом по обнаженному телу, руки медленно дразнят, касаются нежной кожи на внутренней стороне бедер, но не трогают пульсирующего от напряжения и новой волны желания местечка.
Коварно улыбаясь, этот гад вдруг переворачивает меня на живот. Сердцем чувствую укол страха и невольно вздрагиваю.
– Нет, так не надо…
– Ш-ш-ш… – Он опускается сверху, горячий, твердый, губами проводит по шее.
У меня вырывается тихий стон. Нереальное ощущение от поцелуя. Коктейль из страха и удовольствия похож на наркотик, почувствовав его вкус, я уже не хочу заканчивать то, что делает Крестовский. Он осторожно собирает мои волосы в руку, не переставая гладить спину, спускаться ниже.
Пальцы проникают в меня, доводят до черты, но не позволяют ее перейти. Теперь я готова на все, готова просить заняться любовью человека, которого несколько месяцев назад не то ненавидела, не то боялась. Неужели это тот Игорь Крестовский, что встретил меня в номере отеля? Неужели ему в кофе я высыпала целую перечницу?
Неужели это он ревновал меня как сумасшедший к Принzzу, высаживал на ночной трассе, издевался, выставляя своей девушкой? А теперь мы целуемся, занимаемся любовью, и… это точно я? Мне кажется, я уже не представляю себя без этой семьи. И без него.
Сейчас Игорь груб ровно настолько, чтобы мое сердце забилось чаще, он с силой входит, одновременно заставляя меня прогнуться в пояснице, держит волосы и двигается медленно, но мощно. С каждым толчком я всхлипываю. Раньше казалось, чувствовать его сильнее я уже не смогу. Ну подумаешь, секс, что в нем? Да, с Игорем это очень и очень приятно, да, я по-настоящему радуюсь нашей близости, несмотря на все сложности.
И как же все-таки я мало знаю об отношениях мужчины и женщины в постели.
– Аня… – Он отпускает мои волосы, они рассыпаются по плечам. Разгоряченная кожа чувствует даже такую мелочь. – Аня…
Я таю от крышесносного ощущения полной беспомощности. Я не могу заставить его снова начать двигаться, не могу прекратить медленную пытку. Даже оттолкнуть его не могу, хотя, пожалуй, и не хочу. Руками крепко сжимаю покрывало.
– Игорь, ну пожалуйста…
– Попроси еще, – тяжело шепчет он. – Скажи, что ты моя. Скажи, что ты не сбежишь, Аня!
– Твоя, – выдыхаю я. – Мне некуда бежать. Я не хочу.
Несколько глубоких и сильных толчков отправляют меня за грань, я, кажется, кричу. Легким не хватает воздуха, а тело выгибается дугой, будто от разряда тока. Пальцы обессиленно разжимаются, но внизу все еще пульсирует.
Игорь стонет сквозь стиснутые зубы, и я чувствую тяжесть его тела. Долгие, восхитительные секунды. Потом он ложится рядом и запускает руку в мои волосы. Как ребенок прижимает во сне любимую игрушку, так Крестовский в полудреме прижимает к себе меня, будто боится отпустить. Словно я встану и сбегу куда-нибудь, оставлю его тут одного наедине с проблемами и диким, я бы сказала, катастрофическим недостатком любви.
Размечтался. Попал ты, Игорь Крестовский. И я заодно.
На следующий день снова начинается шторм. Серега сетует, что не везет с погодой – он мечтал посерфить, как раз были волны. По его словам, для Крита в конце июля такая погода совсем не типична. Кристина и Алекс заняты ноутбуками – каждый своим. И если Крестовская хоть изредка ходит в дом за чем-нибудь вкусненьким или очередным бокалом мохито, то Алекс… Порой я начинаю про него забывать. Мне не очень нравится, что не только я. Но с Игорем на эту тему говорить не решаюсь, в конце концов, не мое дело, как он воспитывает младших, я и так достаточно влезла.
Ну а мы, пока море волнуется, просто отдыхаем. Едим пиццу, заказанную из ресторана, читаем про универ, в котором я буду учиться, смотрим фильмы, занимаемся любовью. Кажется, друг друга изучаем и привыкаем. Я-то уж точно, мне все проще и проще принимать желания Игоря.
А уж его удивление, когда я однажды вечером первая лезу целоваться, достойно запечатления. Но мне не хочется притворяться, что происходящее между нами не нравится. Не хочется стыдливо опускать глаза, когда он выходит из душа. Если все уже случилось, почему я не могу наслаждаться своим первым в жизни романом? Почему должна думать о том, что он, возможно, скоро закончится?
К слову, об этом.
На третий день, когда шторм успокаивается, а Игорь огорошивает меня новостью о том, что через пару дней самолет вернет нас в Россию, мы решаем поехать куда-нибудь на яхте. Одновременно с волнением – я еще никогда не плавала в такие путешествия – я чувствую грусть. Мне вдруг приходит в голову, что Крестовский непременно закончит наши отношения, едва мы вернемся. Зачем тащить в повседневную жизнь приключение из отпуска?
Яхта несется через море, навстречу какой-то красивой бухте, а я украдкой посматриваю на Игоря. Мне немножко стыдно за то, что хочется любоваться им бесконечно. Красивый, гад. Как с обложки. И яхта шикарная, и относятся здесь ко мне, как к принцессе: приносят напитки, мороженое и фрукты. Вокруг море и скалы, мы идем вдоль берега, я могу полюбоваться на потрясающую бирюзовую воду.
– Чего грустим, Золушка? – Серж садится на скамейку рядом и бесцеремонно пересаживает меня к себе на колени.
– Сережа! – восклицаю я. – Прекрати.
– Что? – обижается он. – Просто пришел поболтать.
Я снова сползаю на скамейку.
– Крис неприятно. Не надо ее огорчать.
– Мне что, теперь вечно виноватым ходить из-за того, что она обиделась?!
– Просто дай ей остыть и отдохнуть. Ты ведь знаешь, что она вас с Игорем ко мне ревнует. И демонстративно эту ревность подогреваешь. Прекрати. Так нельзя, она не заслужила, она хочет быть вам близкой. А вы ее ругаете и отталкиваете.
– Я, Ань, уже давно не знаю, что мне сделать, чтобы Крис не отталкивалась. И устал.
– Тогда пожалей меня. Я хочу с ней подружиться.
– Почему? – спрашивает он.
Но я и сама не знаю ответ на этот вопрос. Просто хочу. В Крис мне чудится что-то знакомое. Может, мы в чем-то похожи. Может, наоборот, я тянусь к девушке с характером совершенно противоположным моему. Это не объяснить словами, можно лишь прочувствовать.
Серж уходит, и я снова обращаюсь к морю. Его вид успокаивает. Пожалуй, я буду скучать по Греции.
Сколько здесь оттенков воды! От бирюзового, почти зеленого, до ярко-ярко-голубого. Чистейшая вода так и манит окунуться. Мы медленно подходим к удивительной красоты бухте. В ней голубая вода, а рядом розовый песок, какого я еще никогда не видела.
Украдкой, чтобы никто не заметил, я вытираю слезы. Как бы хотелось, чтобы мама и папа увидели это. Они ведь нигде толком не бывали. Если бы они прожили чуть дольше, до моей встречи с Игорем, я бы смогла им все это показать.
Он подходит бесшумно, обнимает за плечи.
– Нравится?
– Да. Очень.
По моему голосу слышно, что я расстроена. Игорь разворачивает меня к себе.
– Что-то не слишком ты радостная.
– Просто вспомнила папу и маму. Им бы понравилось здесь, так красиво. Я бы могла их сюда привезти, показать это море. Они всю жизнь положили на то, чтобы меня вырастить, а я не успела отдать им долг.
– Да, я тоже ничего не успел. Запомнить маму. Понять отца. Просто в один момент Майк позвонил и сказал, что я должен вернуться и занять его место.
– Не надо занимать его место. Создай свое.
– Философ ты мой. Не плачь, куплю тебе калач. И Мальдивы, помнишь?
Я поднимаю голову, улыбаюсь сквозь слезы.
– До Нового года придется поработать, чтобы нам не пришлось все-таки жить в однушке на окраине и отправлять Серегу в физруки, а потом полетим к океану. У меня на эту поездку большие планы.
– Да?
Я ненавижу себя за надежду, которая расцветает в душе. Новый год… как далеко этот праздник. Сколько времени у нас еще есть.
– Не забудь, что скоро у нас гости – твоя знакомая, родительская подруга. А еще я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих папе и маме.
– Зачем? – хмурюсь.
Но вместо этого получаю осторожный поцелуй в обгоревший нос.
– Герман звонил, они разобрались с теми, кто нас доставал. Трое в СИЗО, четвертый в больничке. Так что можно смело возвращаться.
– А что ты будешь делать с Алексом?
– Отправлю его в армию, – к моему удивлению, говорит Игорь. – Пусть выбирает: или в армию, или в клинику для зависимых. Потом посмотрим. Вот уж кому не помешает хрущевка на окраине, но ты, моя злая Золушка, не предусмотрела для него роль.
– Ладно, – бурчу, но самой хочется смеяться, – пусть будет промоутером. Листовки раздавать.
– Щедрая женщина. Прямо как я люблю.
Это «люблю», относящееся, разумеется, не к нашим отношениям, становится первым «люблю», которое я слышу из уст Игоря. Мне нравится, как оно звучит. Он явно редко говорит это слово, но получается довольно проникновенно.
Что ж, одно я успела уяснить: Крестовский не врет. А значит, Греция для нас не конец, а скорее начало. Сейчас мне хорошо и спокойно. А потом… я уже и загадывать-то боюсь.