Мне кажется, я стала тенью самой себя. Каждое утро я спускаюсь к завтраку раньше всех. Марина радуется: ей приятно, что я получаю все самое свежее и горячее, а потом несусь в универ. Она, как и все остальные, думает, что я обожаю учебу.
Но на самом деле универ – единственное место, где ничто не напоминает об Игоре. Я приезжаю туда за час, а иногда и за полтора. Иногда Герман катает меня по городу, а я сижу на заднем сиденье и тоскливо смотрю в окно. Иногда мы паркуемся у главного корпуса и идем в парк неподалеку. Там я беру кофе и подолгу сижу на лавочке. Раньше я не позволяла себе ароматный напиток в бумажном стаканчике. Эти стаканчики с именем на стикере казались приветом из другого мира. Это был своего рода признак успеха – стаканчик из «Старбакса», который ты сжимаешь по пути на учебу. Признаюсь честно, я завидовала студентам, спешащим на пары и бодрящимся с помощью кофе.
Сейчас я была одной из них. И даже радовалась, нельзя сказать, что расставание с Игорем вывернуло мне душу. Вывернуло, конечно… я до сих пор подолгу не могу заснуть, вижу перед собой Стасю в его руках, почему-то именно на ее образе меня буквально заклинило. Не высыпаюсь, сплю потом, после пар, в машине. Пару раз, когда Игоря не было дома, Герман на руках относил меня в спальню.
Мне кажется, все знают, что происходит, и меня жалеют. Крис точно знает, Серж тоже – отношения между ними совсем чуть-чуть потеплели, но в прежнее русло так и не вернулись. В какой-то мере это роднило нас с Крис. Мы обе подыхали от чувства, с которым не могли справиться.
Поэтому держались рядом, как ни странно. Я даже научилась отвечать на ее шпильки и наконец-то показывать средний палец, если она слишком уж бесила. Но даже несмотря на то, что мы периодически удивляли Игоря то совместным просмотром фильма, то дорогой в универ, Кристина все равно адово ревновала.
Она мгновенно заводилась, если Серж со мной шутил или подвозил до клуба. Такие качели в отношении с Крестовской жутко выматывали. Я часто спрашивала себя, зачем это все, не проще ли перестать обращать внимание на Кристину, словно она и не живет со мной в одном доме. Забить на то, что в скором времени мы улетим на другой конец света, и перестать к ней тянуться. Но почему-то не выходило.
Вот так незаметно каждый из Крестовских вошел в мою жизнь, стал ее неотъемлемой частью. С момента, когда я спала на их диване в гостиной, прошло немногим больше четырех месяцев, а я уже и не представляла себе другой жизни. Разве она бывает, без толстых стекол машины и высокого забора среди елей?
Кристина притягивала меня, как магнит, Алекс все-таки уехал на реабилитацию, без веселья и любви к еде Сержа я бы свихнулась, без стряпни Марины тосковала бы вечерами, ну а как добираться до универа без Германа, и вовсе понятия не имела. Наверное, если бы мне пришлось поехать на метро, я бы долго изучала карту. А Игорь… Игоря я любила. И хотела бы от этой любви избавиться, но не выходило. Только сильнее падала в пропасть, в которую шагнула на Санторини. Я сходила с ума и даже надеялась – всерьез, без какой-то злости, свойственной другим девушкам по отношению к бывшим, – что кто-нибудь делает его счастливым. Что он хоть изредка отдыхает от работы и непростой семьи. Черт, иногда мне хотелось узнать, как он! Здоров ли, устал, хочет чаю. Я закусывала губу и прислушивалась к шагам в коридоре, чтобы поймать момент, когда он пойдет спать.
В один из вечеров Серж притащил собаку, как я и советовала. Он был бы не Крестовским, если бы взял дворнягу с улицы. Нет, он добыл где-то акита-ину, японскую, жутко дорогую и редкую породу. Как из фильма «Хатико». Пушистый рыжий малыш с любопытством сидел у парня на руках и смотрел на нас. А потом на Крис, когда Серж протянул ей подарок.
– На хрена мне эта блохастая шавка? – скривилась та.
– Э-э-э… подарок. Криська, ну ты чего, помнишь, мы хотели собаку, а у папы была аллергия? Я вспомнил и купил. Смотри, какой милый.
Собака безропотно терпела его тискания и даже не гавкала на Криську, которая снова впала в неудовольствие.
– Убери, она мерзкая, – скривилась Крестовская. – Выпусти ее вон во двор. Насрет еще.
– Дура ты, Криська, – буркнул Серж.
Я украдкой показала ему кулак, потому что Кристина от этих слов даже будто вздрогнула. Не понимает он, что после ссоры не может больше подначивать ее, как обычно. Нельзя говорить человеку то, что сказал он, а потом весело шутить.
Когда стало ясно, что бедная акита-ину скоро всерьез поедет домой, я поднялась:
– Ладно, давай мне. Я буду ухаживать, Игорь разрешит. Всегда мечтала о собаке.
Подхватила на руки дрожащий теплый комок и прижала к себе, испытав запредельную нежность.
– Хороший какой. Будем считать, тебя дядя Сережа мне подарил, да? Пойдем ко мне жить?
Крис, конечно же, тут же подскочила и вырвала у меня из рук животное.
– Пошла в жопу, – рыкнула она, уносясь вместе с собакой наверх.
– Она ему ничего не сделает? – с сомнением спросил Серж.
– Нет.
Я потом заглянула к Крис, тихонько, чтобы не разбудить. Они с песей лежали в постели, практически обнявшись. Мне показалось, Кристинка плакала, но я решила не лезть. Главное, что начало положено и у нее будет кто-то родной. Пусть и собака.
Так и жили. Каждый несчастный по-своему.
Неожиданно пошел снег. Несколько минут я недоуменно смотрю в небо – правда, что ли? Вот прямо снег, в октябре? Большие белые хлопья падают на землю и… не тают. Красиво, но странно как-то.
Потом Герман раскрывает надо мной зонт и просит идти в здание. Я ведь в легком драповом плаще и тонких ботинках. А он вообще в костюме. Мы бежим, стараясь не поскользнуться, юркаем в главный корпус и расходимся. Я – на пары, а Герман в столовую и библиотеку, ждать меня. С трудом, но удалось уговорить охранника не таскаться за мной прямо везде.
Хотя все и так знали, что я не из простой семьи. Мало кого привозили в универ на бронированном внедорожнике.
Поднимаюсь по ступенькам на второй этаж, прохожу по коридору филологов, увешанному портретами писателей. Понимаю, что сейчас прозвенит звонок после предыдущей пары, народ вывалит на большую перемену, и решаю срезать путь по узкой лестнице в конце крыла. Ею мало кто пользуется, потому что в экономический корпус надо бежать через улицу, но мне подойдет. Не хочу видеть людей.
Я открываю дверь на лестницу и с изумлением вижу там Крис.
Крестовская сидит на ступеньках со стаканчиком кофе в руках и плачет. Нет, не так, скорее ревет, потому что это настоящая истерика, несравнимая с обычным расстройством.
– Крис! – Я опускаюсь рядом и трясу ее за плечо: – Что случилось?
В голове лихорадочно мечутся мысли. Что-то с Сержем? Игорем? С ней самой?
– Уйди, – просит.
– Крис, мы это уже проходили, я не уйду. Что случилось? Тебе помочь?
Она качает головой, но мне не хочется оставлять ее здесь одну.
– Слушай, ну я же никому не скажу. Но вдруг помогу чем-то.
– Да как ты поможешь, тут никак.
– Рассказывай, – требую.
– Мы с Серегой ну… помирились. Вчера он забирал меня с пересдачи. В парке в машине сидели и говорили, потом… ну, ты понимаешь. Не сдержались, я не знаю, это сильнее меня, понимаешь?!
– Понимаю. – Я действительно представляю, о чем она говорит.
Мне дико от самой себя, но я рада, что Крис теперь не мучает эта разрывающая сердце на части любовь.
– Но что в этом… то есть давай дальше.
– И нас кто-то снял.
Тут я чувствую, что мне надо попить, потому что мир вокруг слишком быстро вращается. Я беру у Крис стаканчик с кофе, делаю щедрый глоток и кашляю.
– Что это?!
– Кофе, – невозмутимо отвечает Крис. – С виски. Я добавила.
– Это виски с кофе! С ароматом кофе! И часто ты так делаешь?
– Зато знаешь, какие пары сразу увлекательные? Да ладно, не криви рожу, редко.
– Кто вас снял?
– Генка Самодуров. Ты его не знаешь, он на аналитике учится. На видео… много снял. И сказал, что выложит в Сеть. Я ему и деньги предлагала, и все, что угодно, но я его пару лет назад нехорошо бросила… так что он выложит.
– Генка? Погоди-ка, а он с Принzzем не дружит?
– С кем? – не понимает Крис.
Я показываю ей фотку.
– А, да, пару раз болтался с ним.
– Ты что, встречалась с…
Нет, я не превратилась в сноба, я все еще считаю, что людей не судят по внешности или деньгам, но Крис и невзрачный паренек в растянутой толстовке?!
– Да это он последний год страшный, а раньше был вполне ничего. Не знаю, что там с ним случилось, но когда мы встречались, он уже начал крышей ехать.
Кажется, мне придется прогулять пары, даже не закончив первый семестр. Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Бросить Кристинку тут я не могу. Пусть она и не в восторге от того, что я лезу в ее дела, но нельзя же не помочь.
Судорожно ищу в телефоне номер Саши и звоню. Тот берет трубку не сразу, я с отчаянием закусываю губу. А если он на репетиции? Или вообще уехал?
– Привет.
– Саша! Можно тебя попросить о помощи?
– Попробуй.
Мне не нравится его голос, обычно он теплее. Но пути назад нет.
– Твой друг Гена… он кое-что…
– А-а-а, ты об этом. Слушай, идите на хрен, ебанутое семейство. Я с вами больше не хочу иметь ничего общего.
– Саш, но ты даже не знаешь всей истории!
– И не хочу. Знаешь, ты, конечно, миленькая и все такое, но хватит с меня того, что твой Крестовский как с цепи сорвался и угрожал. Живите в своем зверинце сами.
Он отключается, а я ошалело смотрю на Крис и… нет, ну, наверное, такая реакция логична для человека, с которым не слишком хорошо поступили. Но все равно я не ожидала, что вот так все получится.
– Помогла? – смеется сквозь слезы Крестовская.
– Погоди. Еще не вечер. Езжай домой и никуда не ходи.
– И что ты будешь делать? – с сомнением спрашивает она.
– А ты? Сидеть здесь и рыдать в виски? Рыдай уж дома, там хотя бы никаких идиотов с камерами нет. Ты Сереге рассказала?
– Нет еще. Убьет.
– Это да. Что там хоть, на видео? Ну миритесь вы, ну и?
– Ну и целуемся.
– И все?
– Возможно, не все…
– Вас что, гостиницы снимать не учили? – Я закатываю глаза.
– Нас вообще учили, что братья – не лучшие кандидаты в любовники, – огрызается Крис.
– Топай домой. Попробую что-нибудь придумать. В любом случае Сержу придется рассказать. Игорю, возможно, тоже.
Крис бледнеет, и я ее понимаю. Одно дело, когда все лишь догадываются о том, что с тобой происходит, другое дело – знают наверняка.
– Лучше он узнает от тебя, чем видео всплывет и ему покажет «Ютуб». К тому же вспомни, как быстро он поудалял почти все видео со мной в клубе. Будет готов – вовремя среагирует.
Не знаю, убеждают мои аргументы Крис или нет, но она уходит, потому что выхода все равно нет, а появляться зареванной и чуть-чуть пьяной на парах – путь к еще большим проблемам. Я звоню Герману и прошу его отвезти Крестовскую домой, потому что за руль, а она снова ездит сама, ей нельзя.
Затем отправляюсь на поиски этого Гены.
Расписание их курса сообщает, что сейчас «окно» – занятий нет. Я мысленно стону: где сейчас его искать? Наудачу выхожу в парк, там стоят ларьки с шаурмой, кофе, блинами и другим перекусом. Вообще в университете очень четко видно разделение студентов на тех, кто поступил с деньгами, и тех, кто учится на общих основаниях, а живет на стипендию и родительские финансы. Я учусь меньше месяца, но мне все равно неловко, что теперь я принадлежу к первой категории.
Те, кто может себе позволить, обедают в дорогих кафешках, расположенных через дорогу. Суши, итальянский ресторанчик, кофейня, еще какие-то заведения. А остальные перебиваются или фастфудом, или ищут недорогие столовые.
Ежась от холода, я бреду вдоль ларьков, в безуспешном поиске нужной жертвы. И как же удивляюсь, когда и впрямь вижу Гену! Стоит, точит большой блин всухомятку и пританцовывает – замерз в тонких ботинках.
– Привет. – Я подхожу.
– Ну, здаров, – хмуро откликается парень.
– Пошли поговорим.
Он пожимает плечами и лениво движется вслед за мной. Сердце бьется как сумасшедшее. Мы останавливаемся у небольшого мостика рядом с карьером. Карьер небольшой, искусственный, летом в нем плавают пластиковые лебеди, а на мостике фотографируются новобрачные. Но сейчас к воде никто не ходит, холодно.
– Я тут кое-что слышала. О том, что ты снял Крестовскую.
– Уши компотом не мой, хуйню слышать не будешь.
– Покажи.
– Нечего показывать, отвали.
– А я знаю, что есть. Твой поп-приятель подтвердил. Слушай, я живу с этой стервой, но это не значит, что мы любящие сестренки. Она выпила у меня литр крови и сожрала пару мотков нервов, если есть способ ее достать, я хочу им воспользоваться. Что ты будешь делать с видео? Покажешь в инете? Так Крестовские быстро в суд подадут и оставят тебе хрен да кеды.
– А ты у нас фея возмездия?
– А мне они сделать ничего не смогут. Их папочка мне наследство оставил, так что я под надежной защитой миллионов. Дай посмотреть!
Он колеблется и не доверяет. Я бы сама себе не поверила. Хотя в универе я ни разу не появлялась с Кристиной, не разговаривала с ней, мы приезжали на разных машинах. Игорь тоже умел держать в тайне свои похождения. Никакой связи меня с Крис просто не было, а Гена понимал, что мои доводы разумны.
– Ладно, скину тебе. Но за разумное вознаграждение.
Блин, копия! Можно бесконечно кормить шантажиста, пока у него есть копия видео, он не отстанет.
– Записывай адрес.
Он достает из кармана смартфон и…
О боже!
Это точно я? Я делаю это?
Крис будет должна мне по гроб жизни. А Серега оплатит год отпуска на Мальдивах!
Я выхватываю смартфон из рук парня и, прежде чем он реагирует, бросаю его в воду.
– Ты что, ебанутая?! – орет он.
Толкает меня в грудь со всей силы, я падаю, народ вдалеке не спешит на помощь, но резво достает мобильники. Удивительно, но в этом худом парне силы куда больше, чем кажется на первый взгляд. Он дергает меня за рукав, ставит на ноги и рычит:
– Ну вот сейчас и полетишь его доставать!
С облегчением я вижу Германа, который спешит к нам через парк. На лице у него такое выражение… Не знаю точно, о чем он думает, но точно что-то типа «ни на минуту оставить нельзя!».
– Руки от нее убрал, – спокойно говорит охранник.
Самодуров не дурак, связываться с амбалом он не будет. Но и сдаваться не планирует:
– Руки убрал, я ментов ща вызову! Эта тварь телефон сперла!
Такого Герман не ожидает.
– Не сперла, – я отряхиваю пальто, – а выбросила. Вызывай кого хочешь.
Спустя час я сижу в приемной ректора и чувствую себя… странно. Ректор тоже чувствует себя странно, а страннее всех – Игорь и Герман. Герман потому, что не знает, то ли обидеться на меня за то, что я ему не рассказываю, почему утопила телефон, то ли за то, что сделала это, пока он отвозил Крис, и ему попадет. А Игорь просто офигел от того, что его вызвали к ректору и предлагают решить вопрос миром.
Меня раз пять спросили, признаюсь ли я в том, что выбросила телефон Гены. Признаюсь. Еще раз пять спросили зачем. В этом ни я, ни он не признаемся. Оба настаиваем на том, что поругались и я психанула. Игорь бесится.
Наконец двери кабинета открываются и выходит Самодуров. Мрачный, но успокоившийся. Не взглянув на меня, он уходит. За ним появляются Игорь и ректор.
– Анна, – укоризненно качает головой немолодой уже мужчина, – ну что же вы так?
Молчу. Стыдно, но молчу.
– Только из уважения к вашему опекуну и потому что компенсация вполне устроила Геннадия, я не стану давать ход этому делу. Но еще одна подобная выходка – и можете считать себя отчисленной. Вам ясно?
– Да, – говорю я, а сама думаю, что какая вообще разница, если в следующем семестре меня отправят в Штаты. – Извините.
– Ступайте. До свидания, Игорь Олегович.
Втроем мы выходим из универа и идем к стоянке. Я молчу, Игорь молчит, Герман все-таки определился и решил обидеться на все сразу. Зато видео уже не попадет в Сеть. Со дна пруда в «Ютуб» не выходят.
Только очень больно от того, что Игорь и так на меня не смотрит, а теперь еще и злится.
Мы едем в полной тишине, хотя мне хочется кричать, ударить его, вывести хоть на какие-то эмоции. Но гордость слишком сильная, чтобы я на это решилась. Поэтому просто рассматриваю его отражение в окне. Родные черты, уставший взгляд. Боже, как же я добавила ему проблем… но разве их было бы не больше, если бы видео попало в Сеть?
Когда-нибудь он простит меня за то, что я ему не помогаю. А я когда-нибудь избавлюсь от дурацкой влюбленности и смогу вежливо улыбаться. Когда-нибудь… Еще больше четырех лет ада.
Смартфон в руках звенит, одновременно с этим звенит и телефон Игоря. Нахмурившись, я открываю «Телеграм». Серега, что ли, всех потерял?
Но то, что вижу сначала, кажется мне сном. Диким, жутким, нереалистичным сном. Это сообщение от Саши, я несколько раз проверяю номер. В сообщении видео, а название…
– Что это? – ледяным голосом спрашивает Игорь.
Мне хватает одного взгляда, чтобы понять, что на видео Серж и Крис целуются. В названии их имена, особое указание на родство и приписка: «Полное видео 18+». Я закрываю глаза, внутренне сжавшись, потому что скоро последует взрыв. Но Игорь молчит.
И лучше бы он кричал… потому что такой усталости на его лице я еще не видела. Он закрывает глаза и откидывается на сиденье.
– Ты знала? – спрашивает он меня.
Молчу. Не хочу, чтобы он снова меня ненавидел.
– Ань, ты ведь знала и поэтому выбросила телефон его дружка. Что ты молчишь?
– Игорь, это не мой секрет…
Отворачивается. Мы подъезжаем к дому, и Игорь выходит из машины, а я несусь следом, теряю туфлю на лестнице и, подумав, сбрасываю и вторую.
– Подожди, Игорь, ну подожди!
Вцепляюсь в его руку, готова почти рыдать.
– Не ругай их! Им сложно, неужели ты не видишь!
– Успокойся, – бросает он.
На наши голоса спускается Крис. По ее бледному лицу я сразу понимаю, что рассылка от Принzzа пришла всем. Зачем он это сделал?! Почему показался таким классным и добрым, а оказался…
Крис молча смотрит на брата, в глазах настоящий ужас. Нервы как натянутая струна, я дышать-то боюсь рядом с ними! Надо, наверное, уйти, но до ужаса боюсь их оставить. Мне больно за эту семью, как же не хочется, чтобы она развалилась! Игорь, ну ты же умный, ты любишь их, склей как-нибудь, собери по частям, пусть без меня, но собери!
– Сергей здесь?
– Здесь, – откликается Серж с лестницы.
– Вопросы задавать надо или сами поясните, что это?
Два брата останавливаются друг напротив друга. Крис прислоняется к стене. Я тенью проскальзываю к ней, просто на всякий случай.
Тихо. Жутко. Как будто сейчас случится взрыв. Я и жду его, подсознательно уже готова.
Но Игорь тихо спрашивает:
– Крис… Зачем? Скажи мне, зачем? Серег? Что я сделал не так?
– Я пойду к себе, – тихо бормочу я.
– Нет уж, стой! – Крис, словно змея, взвивается с места. – Слушай тоже, ты же часть семьи теперь. Слушай-слушай, как сестричка трахалась с кем Игореша не разрешил. Что скажешь? Себе он таких ограничений не ставит! Уже новую себе нашел подружку или еще на прошлую дрочишь?!
– Замолчи, Крис! Замолчи немедленно! – рявкает он.
– Иначе что? Скажи ему! Серж!
– Игорь, чего ты от меня хочешь? – устало спрашивает Серж. – Объяснений? Каких? Что я сорвался?
– Она тебе сестра!
– Она всю жизнь рядом! А вы, блядь, решаете свои проблемы и на все срете! Я понятия не имел, как воспитывать девчонку, а вы спихнули ее на меня!
Он орет так, что хочется закрыть уши и спрятаться в каком-нибудь темном углу.
– Все время спрашивала, за что с ней так мама! Почему папа на нее не смотрит! Лезла обниматься, ходила хвостиком, потому что никого не осталось, какого хрена я должен был с ней делать?! Я не буду оправдываться перед тобой, ясно? Перед отцом не оправдывался и перед тобой не буду. Знаешь что? Я ее три года трахаю. А вы все не видите, потому что никуда, кроме зеркала, и не смотрите.
Крис всхлипывает и отворачивается, я обнимаю ее за плечи и сама готова разреветься.
– Девушки, идите наверх, подождите нас там, – говорит Игорь. – Серег, ко мне в кабинет.
– Да пошел ты… – рычит он.
– Если ты ее не только трахаешь, но и хоть немного любишь, – в кабинет, я сказал. Или на выход. Но больше никого не увидишь. Никогда. Ты меня знаешь.
Сначала я думаю, что гордость и злость победят. Смотрю на Сержа и едва заметно качаю головой, умоляя, чтобы он этого не делал, чтобы не уходил от нас. Не знаю, что на него действует, слова Игоря или моя немая просьба, но он в несколько прыжков поднимается по лестнице. Игорь уходит следом, бросив нам:
– Наверх отведи ее.
Я с трудом заставляю рыдающую Крис подняться в мою комнату. Она сидит на краешке постели, низко опустив голову. В этой несчастной, испуганной девочке совершенно невозможно признать ту роскошную стерву, которая даже ехать со мной в одной машине отказывалась.
Понятия не имею, как ее успокоить. Когда рушится вся жизнь, сложно подобрать слова утешения. Я просто глажу бедную Крис по голове.
– Все образуется. Как-нибудь образуется.
– Он меня в психушку отправит. Теперь точно отправит.
– Я не дам.
– Ага, ты у нас тот еще авторитет.
– Что-нибудь придумаю. С Генкой же придумала. Я выбросила его телефон в пруд.
От удивления Крис даже плакать перестает.
– Ты выбросила его телефон в пруд?
– Ага. Вырвала из рук и выбросила.
– А как…
– Он Принzzу скинул, а тот всем разослал. Обиделся на то, что я с ним не стала встречаться. Ну или просто обиделся… не важно, в общем.
– Зачем ты мне помогаешь так? Тебя ведь отчислят.
– Не отчислят, твой брат уже отвалил кучу денег в качестве компенсации. А ты не реви. Разрулят как-нибудь. Видео удалят, вы же не звезды первой величины, чтобы во всех газетах писать о сенсации.
– Врагов-то много. Игорю еще припомнят.
– Он не первоклассник. Разберется. Не драматизируй. Как-нибудь выкрутимся. Откроем с тобой кофейню, получим наследство, уедем… Куда там можно уехать? Я бы в Праге пожила. А ты?
– Не знаю, – голос у нее от слез гнусавый, – лишь бы не здесь.
– Значит, в Праге. Кофейня в Праге, круто же?
– Игорь столько денег не даст.
– Достанем.
– Деньги?
– Игоря.
Она слабо, но улыбается. Мы сидим в темноте и тишине, думая о своем. Я об Игоре, например. О том, сколько на него свалилось и как бы мне хотелось хоть немного помочь. Хотя бы морально. Если бы он позволил.
Сколько мы так сидим? Я не знаю. Но когда вдруг дверь открывается и заходят Серж с Игорем, я вздрагиваю, а Кристина будто сжимается в ожидании удара. Но Серж вдруг делает нечто совершенно неожиданное. Он опускается возле постели на колени и берет руки Крис в свои. Держит, целует так нежно, что сердце щемит от боли за них.
– Прости. Я тебя напугал, – тихо говорит он.
Мне неловко, что я вижу эту сцену, но уходить некуда: проход загораживает Игорь.
– Ладно, я сам в этом виноват, – говорит он. – Надо было рассказать вам раньше.
Мне становится немного дурно, потому что голос у Крестовского очень серьезный. А еще он избегает смотреть мне в глаза. Я даже завидую Крис, ей легче, ее держит за руки Серж, она даже дрожать перестала.
– Ань, отец оставил тебе наследство, потому что вы с Крис сестры.
Что?
Я не произношу этого вслух, но вопрос отчетливо читается на моем лице.
– Наша мать рожала в одной больнице с вашей, ребенок погиб, папа заплатил врачу, чтобы одну из двойняшек отдали ему. И выдал ее за своего ребенка. Незадолго до смерти нашел тебя, Аня, увидел, что ты осталась одна и включил в завещание.
– Крис – моя сестра?
Я не знаю, как реагировать. Не знаю, что должна чувствовать. Эмоции словно выключили, как звук на компьютере. Картинка есть, что-то происходит, но в совершенной тишине.
– Да. Вы с Крис сестры.
Я смотрю на нее, и Крестовская делает то же самое. Мы обе ищем сходства, но разница слишком большая, чтобы хоть что-то нашлось. Я знаю, что двойня не всегда друг на друга похожа, но… черт, в это адски сложно поверить!
Ни разу, ни единым словом родители не обмолвились, что у меня была сестра! Да, мама упоминала, что я родилась семимесячной, но мало ли по какой причине такое случается! Значит, ей сказали, что ребенок умер. Пережила трагедию вместо Крестовских. Наверное, их отцу такой обмен казался равноценным, один-то ребенок у моих родителей остался. Я.
– Лев попробует снести видео, в СМИ его пока нет. Может, остановит распространение. Теперь что касается вас двоих. Избавьте меня от подробностей, ладно? Мне не важно, как давно это началось, как вы скрывались и какие мотивы у вас были. Я хочу, чтобы как минимум неделю вы провели порознь и подумали о новой информации, которая на вас свалилась.
– Я поеду в Питер, – говорит Серж Кристине, – попробую пробить себе квоту, чтобы готовить в «Эдеа» спортсменов из сборной по некоторым олимпийским видам. Вернусь через неделю. Потерпишь?
Она слабо кивает. Совсем сил нет, устала. Серега гладит ее по волосам и оставляет нас втроем. Игорь тяжелым взглядом смотрит на сестру. Даже издалека видно, что он смертельно устал.
– Ты походишь к психологу эту неделю, к тому, которого я выберу. Просто поговоришь. Без таблеток. Терапия и профилактика. Хорошо?
Крис неуверенно поднимает голову:
– Ты не отправишь меня в больницу?
– Что? – Игорь удивляется. – Нет, конечно, ты здорова, Кристина, а если не будешь игнорировать назначения невролога, то будешь еще здоровее.
Она вдруг подскакивает с места и бросается брату на шею. Сквозь рыдания с трудом можно разобрать слова:
– Прости меня! Я не хотела! Я испугалась! Думала, ты разозлишься! Я все порчу, я постоянно вам мешаю!
Немного опешивший Игорь гладит сестру по голове, обнимает так, как меня уже давно никто не обнимал. За такие объятия, обещающие защиту от всего мира, я отдала бы многое. Но у меня было только наследство – компенсация за украденную сестру.
– Крис, – Игорь вздыхает, – ну хватит. Никому ты не мешаешь. Да, я на тебя иногда злюсь. Но ты моя сестра. Я дома тебя поругаю, а перед остальными буду защищать, и никто тебя не обидит! Успокаивайся давай, а то будешь всю ночь икать.
Но она так давно не получала от брата любви и тепла, что просто не может его отпустить. Я чувствую себя лишней в их присутствии. Это не моя семья, не моя любовь. Бормочу извинения и что-то о том, что надо выйти на свежий воздух, и несусь по лестнице вниз.
Мне навстречу, весело виляя хвостом, бежит щенок. Я даже не знаю, как Крис его назвала, когда я спрашивала в последний раз, она так и не определилась. Сейчас этот меховой комочек – единственное существо, готовое отдавать мне тепло. Я беру его на руки и утыкаюсь лицом в теплую шерсть.
А потом иду с ним на улицу.
Сама не знаю, куда бреду. Просто как можно дальше от дома Крестовских, куда-то в лес. Мне совсем не страшно, ведь территория огорожена высоким забором, а всюду висят камеры. Просто нужно немного побыть одной, в темноте и тишине. Как-то осознать, понять.
Я вздрагиваю, когда слышу шаги за спиной.
– Анна Артемовна?
В лицо ударяет свет фонарика.
– Герман! Не свети мне в глаза.
– Извините. Что-то случилось? Уже холодно, а вы в одном платье. Идемте, я провожу вас в дом.
– Нет! То есть… я хотела побыть одна… там… Игорь и остальные решают семейные проблемы…
Тут мне в голову приходит идея:
– А можно мне у вас посидеть? В домике охраны? Недолго! Часик… вы ведь все равно на дежурстве не спите. Ну пожалуйста!
Герман пожимает плечами и протягивает мне руку.
В их домике тепло, уютно, а еще до жути интересно. Везде мониторы, на которых территория дома и часть дороги. В небольшой комнате рабочий стол, огромных размеров. Столик поменьше с чайником и всякой посудой – для перекусов. Несколько стульев и диван, раскладывающийся, на котором можно полежать и вздремнуть.
Сегодня дежурят Лев и Герман, что очень удобно, потому что я знаю обоих.
Мы с песей лежим, укрытые одеялом, и смотрим в телевизор, где показывают какой-то боевик. Я пью чай с сушками, а щенок просто лежит под боком и жмурится. Хозяйка рядом, вокруг все интересное, его любят и гладят – что еще для счастья нужно?
Я тоже чувствую себя щенком, который спит на пороге хозяйского дома. Ему вроде и холодно, но можно ли зайти внутрь, он не знает.
Да, я драматизирую. И из дома Крестовских меня никто не гнал. Но в двадцать сложно не драматизировать, если ты вдруг узнала, что у тебя есть сестра.
Как они это пережили? Ведь мама ходила к врачам, делала УЗИ, зная, что носит под сердцем двоих детей. Наверняка готовила две кроватки, купила коляску. И вдруг узнала, что одна девочка не пережила роды. Она выбрала имена заранее? И почему мне досталось Аня?
Я на миг представляю, что мы с Крис поменялись местами. И это она растет в не слишком богатой, но любящей семье. А я сижу в библиотеке, рядом с убившей себя приемной матерью, а потом влюбляюсь в брата и мучаюсь от этого долгие годы, пока наконец не узнаю правду.
Что ж, их отца можно назвать трусом за то, что так и не признался в подмене, но он хотя бы дал к этому толчок. А ведь мог бы унести тайну с собой, в могилу, и мы никогда бы не встретились. Хотелось бы мне этого?
Нет. Точно нет.
– Вот ты где. – Я слышу голос Крис и поворачиваюсь к двери.
Герман и Лев немного обескуражены, потому что сразу две, пусть и младшие, но хозяйки на их территории – определенно внештатная ситуация.
– Как ты узнала, что я здесь?
– Собаку потеряла, а у него в ошейнике трекер.
– А, извини, он просился погулять, а потом пригрелся.
Она садится на диван и задумчиво чешет прибалдевшего пса.
– Как его хоть зовут-то?
– Не знаю, – пожимает плечами Крестовская. – Так и не придумала. Хотела японское имя, он же из Японии.
Потом, чуть подумав, добавляет:
– В детстве я привязывала веревку к плюшевой собаке и называла ее Тобиком.
Я вдруг начинаю смеяться.
– Да. Я тоже.
– Будешь Тобиком? – спрашивает Крис.
«Мр-р-р-р», – выдает щенок.
– Эй, – фыркает Герман, – ты вообще-то собака, собаки мурлыкать не умеют.
Но Тобику пофиг, что там о его способностях думают остальные. Мы долго сидим на диване, гладим его в две руки и молчим.
– И что теперь делать? – спрашивает Крис.
Я пожимаю плечами:
– А у тебя фотки есть?
Сразу понимаю, о чем она, и достаю телефон. Фотографии родителей заботливо спрятаны в одной из папок, а еще сдублированы на флешку, в облако, в закрытый альбом в соцсети. Потерять их – один из жутких кошмаров.
Она листает фото, а я ложусь и закрываю глаза. Кажется, в них насыпали песка. Сейчас немного, совсем капельку, полежу и пойду в дом.
Это последняя мысль перед тем, как я засыпаю.