Наутро я долго не могу понять, где нахожусь. Напрочь просыпаю все пары, и чувство стыда мерзко разъедает совесть. Потом вспоминаю вечер и вздыхаю. Плевать на пары, хоть мне и наверняка попадет после вчерашней выходки. Отлично Аня начала учебный год, ничего не скажешь.
Но сил идти куда-то просто нет. Голова раскалывается, я проспала часов шесть, не больше, так что в голове туман.
– Доброе утро, – Герман отрывается от монитора.
– Ой! – краснею я. – Мы тебе спать не дали, да? Извини. Надо было растолкать и выгнать.
– Мне нельзя спать на дежурстве. Вы никому не мешали.
– А Крис ушла?
– Кристину Олеговну разбудил Игорь Олегович, и они уехали. Мы едем сегодня куда-нибудь?
Игорь заходил сюда и не разбудил меня. Ну да, а чего я ждала? А ведь он давно знает о нас с Крис. Еще в Греции он предлагал подружиться. Знал и столько времени молчал, что у меня есть сестра.
Хотя такое просто не скажешь. Обвинять Игоря у меня не поворачивается язык. Его отец свалил на него столько, что остается лишь поражаться, как он до сих пор все не послал и не сбежал с деньгами.
– Нет, я немного нездорова, – говорю я. – Пойду в дом, выпрошу какой-нибудь завтрак. Отдыхай.
Надеюсь, Герману хотя бы хорошо платят, с таким-то графиком. Мало того что дежуришь, так еще и катаешь по городу всяких наследниц, которым влом на метро поездить.
Тобик бесится на улице, и я минут пятнадцать бегаю за ним, чтобы загнать в дом – холодно же! Марина выглядывает из окна и кричит:
– Анна Артемовна, ну вы же раздеты, немедленно заходите в дом, простудитесь!
Мне так нравится эта строгая забота, я чувствую себя частью семьи. Захожу в дом.
– Оставьте собаку, я за ним слежу и загоню в дом, как только набегается. Давайте я сделаю вам завтрак.
Бреду на кухню, где вкусно пахнет вафлями и шоколадом.
– Что сегодня со всеми случилось? Сергей Олегович не стал завтракать, пронесся мимо с чемоданом, пока я убирала дорожку, Игорь Олегович и Кристина Олеговна едва кофе попили, хмурые, молчаливые. Вы вчера поссорились?
Я не знаю, насколько разрешено посвящать экономку в дела семьи, но даже не успеваю об этом подумать, слова вырываются сами собой:
– Крис – моя сестра.
– Что? – Марина отрывается от вафельницы. – Кристина Олеговна?
– Угу. В детстве у мамы была двойня, там как-то…
Я не могу сказать, что Маринин бывший начальник украл из роддома ребенка.
– Перепутали, в общем.
– Вот дела. И только сейчас выяснилось? – Марина забывает о вафлях и сочувственно на меня смотрит. – Вот же как бывает. Бедные дети, и Кристиночка даже родителей не видела… И что теперь делать будете?
– Не знаю. Как-то жить, наверное. Знакомиться. Что тут еще сделаешь.
– И правильно, надо жить. Давайте, Анна Артемовна, вы в университет сегодня не ходите, поднимайтесь к себе, я вам принесу завтрак. Глаза красные, спали плохо и мало, отдохните, подумайте обо всем в тишине. Завтра воскресенье, за два дня придете в себя.
У меня нет сил из вежливости пытаться не напрягать Марину, я даже завтрак-то не особо хочу. А вот лечь и закрыть газа – это с удовольствием. Я поднимаюсь в комнату, переодеваюсь в теплую пижаму и смотрю на себя в зеркало. Ищу схожие с Крис черты, пытаюсь представить нас рядом. Ничего не выходит: мы слишком разные.
Марина возвращается с подносом, на котором кофе, вафли и две креманки – с шоколадом и мороженым. Она задергивает шторы и нажимает какую-то кнопку, о существовании которой я и не подозревала: комната озаряется слабым мягким светом, как от гирлянды. Уютно.
Это проявление заботы рождает внутри теплоту. Не надо никуда бежать, ничего делать, можно валяться в постели, лопать вафли и спать. Я вдруг очень четко осознаю, что работать сутки через сутки больше не придется. И вот это все, что есть вокруг, это навсегда. Может, не в этом доме, но без непроглядной нищеты уж точно. Раньше как-то все воспринималось по-другому. А сейчас я понимаю, что с семьей Крестовских связана навечно, и не только наследством их отца.
После завтрака сонно и сытно. Я сворачиваюсь клубочком под одеялом и мгновенно засыпаю. Лишь после обеда, ближе к четырем, меня будит вибрация телефона. Сквозь сон я вижу на экране номер Крис и беру трубку.
На том конце провода тишина. Нехорошая какая-то, шуршание и тишина.
– Алло? – говорю. – Крис? Ау-у-у…
Наверное, случайно набрала, не заблокировала и бросила в сумку или опять засунула в задний карман джинс.
Сбрасываю, Крис не перезванивает, значит, ничего и не хотела. Но сон уже не идет, я умываюсь и переодеваюсь в уличную одежду. Надо вытащить Германа, съездить хотя бы в клуб и немного встряхнуться.
Внутри сидит мерзкий назойливый червячок беспокойства. Сначала я отмахиваюсь от него, но потом все же заставляю себя подумать. Что меня так беспокоит?
Звонок, понимаю я. В нем нет ничего странного, я сама десятки раз случайно кому-то звонила и замечала это потом. Крис уехала с Игорем, что может случиться? Я убеждаю себя, что это паранойя, что за ночь в обнимку с Тобиком мы не успели стать неразлучными близняшками, даже после известия о родстве.
Но все равно сердце не на месте. Плюю на то, что покажусь полной дурой, и иду к Герману.
– Слушай… – закусываю губу. – Мне Крис звонила. В трубке тишина. И сейчас не отвечает. Глупо, наверное, но я как-то волнуюсь. У нее вчера тяжелый день был, и Самодуров на нас злится…
Сначала Герман пытается сам дозвониться до Кристины, потом безуспешно набирает Игоря и Серегу. Но Серега наверняка в аэропорту, а Игорь или работает, или не слышит. Тогда охранник садится за ноутбук.
– Если что, ты меня заставила это делать, – бурчит он.
– Хорошо. А что я заставила тебя делать?
– Все ваши телефоны отслеживаются. На всякий случай. Мы не следим за вами постоянно, но при необходимости можем включить.
Я обиженно соплю. Мог бы и сказать, что я под колпаком Игоря. Я не то чтобы против, просто для порядка возмущена.
Когда на карте появляется точка, мы с Германом и подошедшим поинтересоваться Львом склоняемся к экрану.
– Это где? – спрашиваю я.
– Далековато. Что она там делает?
– Промзона какая-то, – недоумевает Лев. – А с кем она поехала?
– С утра со старшим, а дальше понятия не имею, наверное, вызвала кого-то из наших.
– Слуш, Гер, проверь, а? Обзвони народ, кто где катается, кто увез ее. Вспомни тринадцатый год.
Мне интересно, что было в тринадцатом, но я слишком сильно волнуюсь, чтобы задавать ненужные вопросы. Хотелось бы, чтобы Кристина просто… не знаю, поехала куда-то, ее водитель заблудился. Но точка на карте не двигалась, и с каждой секундой надежда на это исчезает.
Некоторое время Герман обзванивает водителей. Из обрывков разговоров мне становится ясно, что Крис никто не забирал, охрана понятия не имеет, где Крестовская. Беспокойство все растет и растет, подкатывает тошнота. Но, может, Крис все еще с Игорем? Если они уехали вместе, водитель им не нужен, Игорь в последнее время предпочитает ездить сам. И, возможно, я нагнетаю. Где-то в самом центре города, в шикарном кабинете дорогого психолога, Крис рассказывает о своих бедах, а Игорь ждет ее в приемной.
И тут мы.
Только вот телефон, определяющийся в промзоне, пугает до дрожи в коленях.
– Ладно, возьму Ромку и Виталю, съездим и посмотрим, – говорит Герман.
Я вскакиваю с дивана. Сидеть и ждать не смогу.
– Анна Артемовна, вы остаетесь, – строго говорит охранник.
– Но…
– Я за вас головой отвечаю. Мало ли что.
– Герман! – Я готова повиснуть у него на руке. – Пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-а-а!
– Нет!
– Ну пожалуйста! А если что-то случилось?
– Вот поэтому и нет!
– Но если что-то случилось с самой Крис? Я в том смысле, что вдруг она расстроена? Я умею ее уговаривать! Я ей уже два раза помогала, она вчера узнала, что я ее сестра, она может глупостей наделать, я с ней поговорю! Представь, сколько времени вы потеряете, если она где-нибудь в этой промзоне на мосту стоит?!
Я намеренно его пугаю, в то, что Крис замкнет настолько, я не верю. Но в глазах Германа мелькает сомнение.
– Пожалуйста! Если уедешь без меня, поеду на метро! Сам думай, где мне безопаснее: с тобой в машине или шарохаться по промзоне. Карту я запомнила, адрес тоже.
Наконец он сдается:
– Хорошо. Из машины не выходить. Сидеть тихо. Без моего разрешения даже не дышать. Все понятно?
Я киваю и надуваю щеки в знак того, что понимаю его указания в буквальном смысле. Герман строго смотрит, как на ребенка.
Но цель достигнута. Я еду.
Две машины присоединяются к нам на середине пути, и сердце заходится в истерике. Герман серьезен, и раз взял двух парней, вряд ли верит в то, что Крис просто потеряла телефон. Я нервничаю все сильнее и сильнее, у меня просто ледяные руки.
Нет! Нельзя, чтобы с ней что-то случилось. Я только узнала, что у меня есть сестра, она моя кровь, дочь моих родителей. Я не могу снова лишиться ниточки, что связывает с ними.
А если что-то с Игорем… мне кажется, тогда я просто перестану дышать. За что ему это? За что жизнь так бьет человека, который виноват лишь в том, что родился не в той семье?
Герман поглядывает на экран смартфона, где зеленая линия ведет нас к трекеру. Район мне не знаком, жилых домов здесь нет, только редкие промышленные постройки и лес. Трасса ведет дальше, за город, к свалке и каким-то заводам. Я никогда здесь не была. Что может делать в таком месте Кристина?
Вариантов миллион: месть Алекса, Гены, какие-то враги Игоря, о которых я не знаю. Закусив губу, рассматриваю окрестности и вдруг вижу то, от чего в легких заканчивается воздух.
– Герман… – не узнаю свой голос.
Охранник смотрит, на что я показываю, и, выругавшись, резко тормозит. Ремень впивается мне в грудь.
Замерев, чувствуя, как к сердцу подбирается хорошо знакомая ледяная рука адской, невыносимой паники, я смотрю, как догорает машина Игоря Крестовского.
Он снова смотрит на кольцо. Оно несколько последних недель лежит в верхнем ящике стола, травит, издевается. Все время, что она на Игоря не смотрит, это чертово кольцо, как в известном фильме, шепчет, выворачивает наизнанку. Смеется над тем, что могло бы получиться, но вряд ли уже получится.
Он запутался. Игорь Крестовский провалил экзамен на взрослость, он не справился с собственной семьей.
Понятия не имеет, что делать с Сержем. Сначала хотел его убить за то, что он сделал. Потом вдруг понял, что если заставит его уехать, то семьи больше не будет. Аня и Крис уедут в Штаты, знакомиться друг с другом, привыкать к тому, что они двойняшки. Алекс после реабилитации отправится в армию. Серж… если он и его оттолкнет, то останется один.
Как мама в свое время. Один в пустом доме, населенном призраками прошлого.
Не смог.
Хреновый из него старший брат. Младшего не уберег от зависимости, сестру чуть не довел до психушки, просмотрел нездоровые чувства брата. Разбил сердце Золушке.
Осталось сжечь к херам дерево и разобрать дом.
Хотя последнее – хорошая идея.
Звонок обрывает невеселые мысли.
– Игорь Олегович, это Игнат, вы просили следить за Селеховым. Он взял билет в один конец на Кипр. Задержать?
Что? Селехов решил смотаться? Нет, так-то решение для богатого адвоката в отставке неплохое. Но интуиция подсказывает, что не просто так.
– Вы его, если что, найти там сможете?
– Разумеется. Знаем обе его квартиры и дома всех знакомых. Если даже сделает себе новые документы, все равно под колпаком.
– Тогда пусть летит.
На Кипре его, в случае чего, достать будет даже проще. Хотя, если это все же попытка уйти от дел и провести пенсию с комфортом, ему плевать. Даже завидно.
Игорь допивает остатки остывшего кофе. С утра ничего не ел толком. Да и накануне всю ночь сидел в библиотеке. Невыносимо, больше месяца душу наизнанку, отец в гробу раз сто перевернулся от того, сколько он его проклинал. И Анька, бедная, еще худее стала.
Рассказать о матери? Пусть хоть ненавидит его, а не плачет. Он сидел с ними в домике охраны, сидел на постели и смотрел. Криська, родная, несчастная, настрадавшаяся. Обнимала свою собаку, жалась к ней и Аньке. А та плакала во сне. Даже не проснулась, когда он ее коснулся, только потянулась к руке, как кошка к ласке.
Пусть хоть ненавидит. Ненависть убивает меньше неразделенной любви. А там пройдет потихоньку. Только бы Крис не оттолкнула.
Расскажет. Сегодня вечером и расскажет…
– Можно? – Стася несмело входит в кабинет.
– Заходи, что такое?
Он смотрит в окно, вниз, на пробку. Народ спешит по домам, суббота все-таки. А может, едут развлекаться. На свидания, в бары, в рестораны. С девушками или друзьями. Когда Игорь в последний раз выбирался куда-то? Только с Анькой. С ней было интересно, она как ребенок, способный радоваться простым вещам. Он чувствовал себя принцем, покупая ей подарки или показывая новые места. Ни одна из его девок не улыбалась, получив от него замороженный йогурт во время прогулки. Они и за брюлики-то благодарили скупо и в основном минетом.
А эта сияла, как будто ей самолет подарили. Ненормальная.
– Я домой собираюсь. Все в порядке?
– Да, ступай.
Стася не уходит, останавливается рядом с ним.
– Может, расскажешь? Я же не чужая.
– Все нормально. Дела семейные.
– Связанные с Аней?
– Со всеми. Со всей семьей.
– Я думала, она не ваша семья.
– Теперь наша. Она сестра Крис. Их перепутали в роддоме.
Он никому не расскажет о том, что сделал отец.
Стася ахает. А потом… вдруг обнимает его за шею и прижимается губами. Они у нее сладкие, пахнут яблоком и корицей. Несколько секунд Игорь растерянно прислушивается к себе: чувствует он хоть что-то? Мужик он, в конце концов, порой Стаська перегибала с соблазнением и вызывала у него вполне естественную реакцию. Но трахать дочку друга – это слишком.
Нет. Не чувствует. Добровольно выжег себе все на хрен, сначала пустил Аньку, а потом, когда ее выбросил, так и оставил пустоту.
– Стась… – Крестовский отстраняет помощницу.
– Ну что?! Игорь…
– Иди домой, Стася.
– Да брось, мы взрослые люди, неужели я тебе не нравлюсь…
Она быстро расстегивает верхние пуговички на платье, на ней нет белья, и аккуратная упругая грудь должна его завести, но… может, в другой раз он бы и повелся.
Сейчас не может. От необходимости все это объяснять Игоря спасает звонок.
– Герман?
– Игорь Олегович… Кристина Олеговна с вами?
– Взяла мою машину и уехала, что такое?
Блядь. Только не Крис. Она клялась, что будет осторожна! Она клялась, что ей стало легче! И он, дурак, дал ей машину.
– Машина сгорела, мы тут… ищем… но… не знаю, надо людей, я вызвал пожарных и «Скорую»…
– Где вы?
– Сброшу адрес.
Это проклятие? Оно не успокоится, пока каждый Крестовский не окажется в могиле?
Несется, как псих. Последнюю наличку отдает какому-то гаишнику, тормозящему его в самом начале. Хорошо, что машина запасная всегда на парковке.
Мыслей нет, вообще, пока едет, ни о чем не думает. Холодный, сосредоточенный. Испугается он потом, сначала разберется и накажет виновных.
Дым видит издалека, кучу машин тоже. «Скорая», пожарные, какие-то любопытствующие мимопроезжалы. От машины только каркас, обгоревший. Лихорадочно пытается вспомнить, сгорает ли человеческое тело полностью? Или что-то должно остаться?
Оставляет машину на обочине, выходит. Из «Скорой» вылезает Аня, бледная как мел. Сначала она его не видит, а потом срывается и бросается на шею. Боже, какая маленькая, хрупкая. Ее трясет, она утыкается носом ему в шею и рыдает, так отчаянно, словно он ее единственная опора.
– Ты живой!
– Конечно, я живой.
– А трубку почему не брал?! Я чуть с ума не сошла!
– Оставил в кабинете, совещание проводил. Ань… Кристина?
Впервые за много лет ему по-настоящему страшно. За Криську, которая настрадалась и не заслужила погибнуть так страшно, за Сержа, который только избавился от груза на душе, за Аньку, нашедшую сестру и потерявшую ее почти сразу. Даже за себя, потому что ближе их у него просто никого нет. И, возможно, не будет.
– В «Скорой». Сейчас увезут.
Мир качается. Переворачивается раз за разом.
– Что с ней?
– Была без сознания, замерзла. Успела выскочить из машины. У нее отказали тормоза. Сейчас они повезут в больницу, поедешь?
– Конечно. Иди в машину, малыш, холодно. Сейчас приду, только отдам распоряжения.
Он идет ко Льву, который разговаривает с пожарными.
– Значит, так, я в больницу с девчонками. Сержу позвонишь, чтобы летел обратно и был осторожен. Расскажешь, что стряслось. Потом звонишь Игнату, пусть достанет мне Селехова из-под земли.
– Это он? Селехов? Серьезно?
– Уверен. Пересрал, мудак, не думал, что Крис за руль сядет. Пусть допросят. Если он, переломайте ему ноги, чтобы без долгосрочных перспектив восстановления. И оставьте без штанов. Пусть бомжует.
Когда он залезает в машину, смотрит на Крис и жалеет, что остался слишком мягок с Селеховым. Она завернута в одеяло, исцарапанная, с обожженной рукой. Не спит, но очень слаба, едва открывает глаза.
– Ну привет, – говорит он.
– Привет, – облизывает губы, кашляет.
– Ну что, не будешь больше мою машину брать?
Она смеется, но морщится.
– Так, – фельдшер закрывает двери, – девушку не смешить, у нее сотрясение и сломаны ребра. Едем куда?
– В MTG, я позвоню, чтобы палату приготовили.
Аня сидит на скамейке рядом с постелью. Ему хочется обнять хотя бы ее, но машина набирает ход, поэтому Игорь просто гладит Крис по голове и несет какую-то ерунду.
На этот раз проклятие не сработало. Первая удача за много лет, надо же.
От переизбытка адреналина меня трясет, и врач в больнице делает успокаивающий укол. Настолько успокаивающий, что я отключаюсь прямо в комнате отдыха, на удобном диване. Никогда не спала с таким удовольствием.
Крис делают рентгены, КТ и всякие МРТ, но уже сейчас врач сказал, что может отпустить ее домой.
– Везучая девушка. Царапины, синяки, ожог небольшой, сломаны ребра и сотрясение мозга. Я могу оставить ее здесь и понаблюдать, могу отпустить домой, угрозы для жизни нет. Решайте сами, но сейчас еще посмотрим, поговорим с Кристиной Олеговной.
Я просыпаюсь от голосов, звучащих где-то над головой. Сквозь мутный взгляд понимаю, что вернулся Серж и они с Игорем обсуждают произошедшее. Интуиция подсказывает лежать тихонько, и не зря, информация прямо-таки шокирующая:
– Майк?! Бля, Игорех, ты уверен? Он же нас в школу водил!
– Уверен, он уже признался.
– На хера?! Что ему сделала Крис?
– Она мою машину взяла, а я его уволил. Слишком много на себя взял, информацию не всю передал, врал кое-где, подворовывал по-тихому. Надоел, короче. Не то обиделся, не то обосрался, что жизни не дам. Думал, прибьет и типа несчастный случай, ну а тут Криська выпросила сесть за руль. В общем, сам себе дурачок, я его и не планировал трогать. Но теперь уже поздно.
– Пиздец.
– Криське повезло, что есть Аня. У нее заело ремень, когда врезалась в сосну, позвонила Аньке и уронила телефон, не смогла достать. Ремень вытащила и выползла. Ладно, забирай ее, отвези домой. Не хочет здесь ночевать, хотя я бы оставил.
– Что, отпустишь со мной? А как же неделя на размышления?
– Да идите вы оба. Сами разбирайтесь. Только, Серег, постарайся не ухудшить ситуацию.
– Хуже быть уже не может. На то, что мы не родные, я и не надеялся. Только не надо на меня так смотреть. Сам вспомни, как на стенку лез, пока ждал результаты ДНК с Анькой.
– Езжай давай. Пока я не передумал.
Серж усмехается:
– Ну, пока, папочка.
Когда он уходит, я еще немного лежу, чтобы не подать виду, что слышала разговор, а затем поднимаюсь.
– Привет, – вздыхаю, глядя на Игоря.
Я рада, что он жив. Но не могу выносить напряжение между нами.
– Привет.
– Как Крис?
– Все будет нормально. Повезло.
– Поедем домой?
– Да, можем ехать.
– Я схожу, умоюсь.
У меня опухшее и заплаканное лицо, даже стыдно показываться на глаза медсестрам. Клиника суперсовременная, как из кино, идеально чистая и технологичная. Даже краны в туалете с сенсорами. Странно восхищаться такой мелочи, но я еще не привыкла к роскоши, которая окружает Крестовских. Смешно – восхищаться сенсорами в кранах.
Когда иду обратно, через открытую дверь в палату вижу Крис. Она пытается справиться с рубашкой, но с забинтованной рукой и корсетом это сделать сложно.
– Давай помогу.
Я захожу и осторожно помогаю ей с одеждой. Наверное, я на всю жизнь запомню, как Герман вытащил ее из леса, без сознания.
Не отпущу. Пусть хоть кусается, не пущу, пока не узнаю ее от и до.
– Говорят, это ты всех на уши подняла.
– Это Герман твой телефон засек.
– Так и знала, что они за нами следят.
– Да. Но теперь я им сама телефон принесу, чтобы все туда поставили.
– Еще предложи как Тобика чипировать. На фига тебе?
– Чтобы меня тоже спасли, если я вдруг въеду в елки.
– Да я не про это. На фига ты ко мне прицепилась?
– Мне интересно. Я хочу тебя узнать.
– Зачем?
Я пожимаю плечами. Чувствую, что для Крис очень важен ответ, но вряд ли сама знаю его.
– У меня никогда не было сестры. Так странно… в детстве мы ведь пару дней провели вместе.
– Когда у меня день рождения? – спрашивает Крис.
– На день раньше, чем сейчас.
– Оставим как есть. Не хочу делить праздник с тобой.
– Два дня подряд – мы сопьемся.
Она смеется, но тут же морщится:
– А кофейня в Праге?
– План в силе. Правда, если что, Прагу придется сменить на Москву.
– А вот ТАКИХ денег нам Игорь точно не даст.
В палату заглядывает Серж:
– Готовы? О, Аньк.
Он от души целует меня в макушку.
– Молодец. Горжусь.
– С тебя пожизненная оплата отпусков на Мальдивах. Я из-за тебя чуть из универа не вылетела.
– Дорогие у вас услуги, Анна Артемовна. Так, ладно, повеселились, и хватит. Крис, поехали, надо ложиться спать и пить таблеточки. Аня, тебя ждет старшенький в холле. А дома извелась собака, Марина звонила, сказала, что больше успокаивать его не может.
Теперь Серж поддерживает Крис, помогает сесть в инвалидное кресло и везет к выходу. Я спускаюсь в холл, где действительно ждет Игорь. Увидев меня, он поднимается:
– Поехали?
Мы выезжаем с территории больницы и несемся по ночным пустым дорогам. Мне кажется, все это – начиная с разговора с Крис на лестнице в универе и заканчивая этой поездкой – один бесконечный, выматывающий день. Я, кажется, просто разучилась что-то чувствовать и переживать.
Однако не разучилась различать дорогу. Путь к дому Крестовских я уже давно выучила.
– Мы не домой? – спрашиваю.
– Нет.
– А куда?
– Увидишь. Пусть они там разбираются наедине.
Я доверяю ему. Люблю. Но боюсь разговора. Боюсь, что Игорь скажет: «Пойми меня, мы не пара, вот твой билет в США».
Мы приезжаем к его офису. Вопросов все больше. Забыл что-то?
Но я не лезу, просто иду вслед за Игорем. На лифте мы поднимаемся на самый верх и оказываемся в сказке.
Именно сказкой воспринимались наши с родителями походы на этот высотный каток. Здесь все увешано волшебными гирляндами, уже украшено зимними венками и постерами. До Нового года еще очень долго, а на этот каток пришел снежный праздник.
У Игоря есть ключи. И да, мы идем туда.
– Что ты делаешь?! Игорь! Так нельзя, это же чья-то собственность…
– Ага, моя.
– Твоя?
Я что, с детства ходила на каток и в ресторанчик Крестовского? Была так рядом с Кристиной и не подозревала, что где-то здесь моя сестра?
– Не совсем, конечно, мой. Арендует Архипов, но у меня есть ключи, чтобы после закрытия я мог покататься, если совсем все задолбает. Размер?
– Тридцать семь.
Игорь достает из шкафа за стойкой администратора белоснежные фигурные коньки и для себя берет хоккейные. Я растеряна, понятия не имею, что у него за план и что мне делать, но послушно переобуваюсь. Крестовский хорошо катается, ему не составляет труда держаться на тонких острых лезвиях. А я ступаю на лед осторожно, поскальзываюсь и не падаю лишь потому, что он меня ловит.
Вокруг сияют гирлянды-снежинки, мягкие романтичные ледяные свечки, а из окон открывается панорамный вид на город. Дух захватывает.
А еще он рядом. Крепко держит меня, чтобы не упала, медленно едет спиной и увлекает за собой. Хочется довериться и позволить набрать скорость, ощутить чистый восторг от скольжения. И от его рук. И улыбки. Впервые за много недель Игорь мне улыбается.
– Страшно? – спрашивает он.
– Да.
– Я буду тебя держать. Попробуй скользить.
Мы катаемся. Недолго, минут пятнадцать, но это самые счастливые пятнадцать минут в моей жизни. Я чувствую себя принцессой, которая встретила на балу своего принца и сейчас кружится в танце. Только до танца мне далеко, я жутко неуклюжая и нескладная.
Все-таки падаю и от смеха не могу толком подняться. Едва доползаю до скамейки. Игорь неподалеку щелкает автоматом с глинтвейном.
– Блин, вилку не могу найти, в розетку тыкнуть. Ладно, шут с тобой, обойдусь.
Садится рядом, и атмосфера веселья, словно песок в часах, утекает сквозь пальцы. Мы молчим. Я боюсь говорить о том, что мучает, а он не спешит объяснять, зачем меня сюда привез.
– Ты нам сегодня Кристинку спасла. Герман рассказал. Я не знаю, чем тебе отплатить за нее.
– Я просто увидела звонок, и все.
– Да я вообще. В целом. С твоим появлением она ожила.
– Она хорошая. Но то, что сделала ваша мама, убедило ее в том, что никто не любит. И она пытается привлекать внимание. Говорите ей чаще о том, что она вам дорога. Интересуйтесь. Делайте мелкие сюрпризы. Проводите время вместе. Она все равно ваша сестра, кто бы ни были ее родители. Не бросайте Крис.
– А ты?
Пожимаю плечами:
– Ваш отец хотел, чтобы я получила образование и взяла его деньги. Наверное, это что-то вроде компенсации за сестру. Я благодарна и ему, и тебе, что мне больше не нужно жить в нищете. Правда благодарна, ты не представляешь, как обидно и страшно не знать, где найти еду или на какие деньги купить лекарства для близкого человека. Уже за то, что я никогда не вспомню, каково это, я благодарна. Несмотря на все условия завещания.
А затем Игорь говорит нечто неожиданное:
– Нет больше завещания.
– Что?
– Такие штуки не законны в России. Это неофициальная воля отца, и плевать я хотел на его желания. Раньше соблюдение условий контролировал Майк, но теперь он уволен, и законной становится та версия завещания, в которой я единственный наследник. Крис получит свою долю, как только закончит универ, без всяких бизнесов. Алекс, когда вернется из армии, если его успехи меня удовлетворят. А ты… можешь забрать свою долю сейчас.
Я долго молчу.
– Не хочу.
– Почему?
– Потому что Кристина. Потому что вы все. Если я заберу сейчас деньги, я снова останусь одна.
– Я думал, ты нас ненавидишь.
– Нет, конечно, что за бред. Я знаю, что частью вашей семьи не буду, но хотя бы посмотрю на нее со стороны.
– Ань, – он берет меня за руку, разворачивает к себе и обнимает, – я хочу, чтобы ты была частью моей семьи. Но не знаю, сможешь ли. После того, что отец сделал.
– Это его дело. И моих родителей. На том свете встретятся, разберутся. А я не хочу.
– Еще не все. Там была не только подмена.
Я замираю, я… Мне хочется сбежать, но бежать некуда. Не существует в мире места безопаснее его объятий.
– Папа, возможно, причастен к смерти твоей матери. Доказательств нет, но… я уверен процентов на девяносто.
– Я знаю.
Мне нелегко даются эти слова. Я боюсь произносить их вслух, но если не произнесу, буду корить себя всю оставшуюся жизнь.
– Знаешь?
– Эта мысль приходила мне в голову. Когда я думала, почему он привел меня к вам, почему оставил столько денег. Это самый логичный вывод. Я же не дурочка, я видела, что папа скрыл правду. Приступ… и статья была в газете о том, что женщину сбили. Не стала выпытывать, а потом он заболел.
– Почему мне не сказала?
– Не хочу жить местью. Хочу забыть и жить. Я слабая. Я не могу заставить себя возненавидеть так, чтобы отказаться от мира, который ты мне показал.
– Тебе не надо. Этот мир твой.
– Мы уедем в США?
– Как хочешь.
– А если я не хочу?
– Значит, останешься здесь. Только я тебя никуда не пущу. К себе привяжу. Детьми, обещаниями, документами.
– Привязывай, – улыбаюсь, чувствуя, как счастье уносит меня куда-то далеко, в темное-темное небо.
– И не топи больше чужие телефоны. А не то из всех вузов страны останется только какое-нибудь ПТУ.
Мы сидим так очень долго. Кажется странным то, сколько я прожила без него, без разговоров и прикосновений. Очень хочется поцеловать Игоря, но неудобно поворачиваться.
– Держи, – Крестовский протягивает мне небольшую коробочку, – купил перед расставанием. Хотел подарить, а потом узнал про отца. Но раз ты знаешь и до сих пор не выбросила меня из окна, попробую спросить, не хочешь ли ты иметь с сестрой одинаковую фамилию.
Я смеюсь. Не верю, что слышу это. Он серьезно?
– Разве так бывает? – спрашиваю я. – Разве миллионеры женятся на горничных?
– Это знакомятся миллионер и горничная. А женятся, живут и разводятся люди. Игорь и Аня.
– Ладно. Давай попробуем. Только пообещай мне… не делать так, как делал твой отец. Как бы сильно ты меня ни любил, какое бы горе у нас ни произошло, не спасай меня за счет чужих судеб.
– Не буду. Буду любить тебя из собственных резервов.
Пальцы отекшие, замерзшие, я едва надеваю красивое и явно дорогущее кольцо. Бриллиант сверкает на свету, голубой топаз поражает кристальной чистотой.
– Поедем домой? – спрашивает Игорь.
– Не хочу. Давай останемся?
– Мы не можем здесь ночевать, холодно.
– Давай добудем еды и посидим. У тебя в кабинете? Там ведь пусто?
– Мы можем поехать в ресторан.
– Я не хочу надевать пальто. Я хочу что-нибудь вкусное и посидеть немного. Только сначала сделаю пару кружков.
Я поднимаюсь со скамейки и набираю скорость, чтобы закружиться во вращении. Игорь подлетает ко мне, сгребает в объятия и ворчит:
– Так ты умеешь кататься! А чего придуривалась?
На что я немного смущенно отвечаю:
– Хотела, чтобы ты меня пообнимал.
Его глаза темнеют. Я так соскучилась по ним! И по его желаниям тоже.
Мы убираем коньки, запираем каток и спускаемся на несколько этажей вниз, в кабинет Крестовского. Пока Игорь делает заказ в итальянском ресторане и просит охрану внизу пустить курьера, я ищу посуду. Нахожу пару бокалов, кучу дорогущего алкоголя, шоколад, и все это выставляю на стол. Мы не зажигаем верхний свет, только настольную лампу, отчего в кабинете приятный полумрак.
– У тебя нет ничего переодеться? Я вся в снегу, навалялась от души.
– Только рубашки.
Я получаю свежую белую рубашку из числа запасных и быстро переодеваюсь в приемной. Она закрывает все, что нужно закрывать, а еще окутывает меня легким флером парфюма Игоря. Вот так: на мне его рубашка, его кольцо, скоро будет его фамилия, и никуда от этого не деться. И даже не хочется.
– Чего я нашел… – доносится из кабинета.
С интересом заглядываю внутрь:
– Чего нашел?
– Не скажу. Иди сюда, выпей что-нибудь.
Я влюблена. Без памяти и без мозга. Просто влюблена, готова часами им любоваться, слушать голос. Чувствую себя Тобиком, ошалевшим от внезапной ласки хозяйки.
Вот он стоит у стола, держит стакан с вином. Немного усталый, но все еще жутко красивый. Смотрит, как только он умеет смотреть, с легкой улыбкой, полной предвкушения и удовольствия. И я стою, готовая смотреть на него вечность. Не верю, что этот Игорь и тот, с которым мы едва не подрались при первой встрече, один и тот же человек.
Беру стакан, делаю несколько глотков. Вино тут же ударяет в голову, но мне плевать. Я заслужила, а завтра воскресенье. Наступит новый день, и придется планировать свадьбу, налаживать отношения с Крис и все-таки открывать с ней кофейню, учиться, получать диплом. А еще, зная Крестовского, рожать детей тоже в скором времени придется.
Мы пьем по очереди из одного стакана, а потом целуемся. В процессе приносят еду, и Игорь забавно прячет меня от курьера: ни дать ни взять дракон на куче золота. Никому не покажу, сам любоваться буду.
Итальянская кухня великолепна, но в эту ночь мне и сухари с кефиром могли показаться лакомством. Я пробую сливочную карбонару, съедаю целую порцию нежного капрезе. На десерт меня уже не хватает, зато будет чем позавтракать. Меня накрывает нереальным облегчением от того, что Игорю я все же нужна.
Подумаешь, хотел платить по счетам отца. Главное, что любит. Хочет. Видит будущее рядом со мной, а остальное поправимо. Я научу их радоваться деньгам, которые они имеют. Скоро Новый год, скоро дом наполнится запахом мандаринов и шоколада, Серж принесет елку. Крис я вытащу по магазинам, зимней одежды у меня совсем нет. А потом сварю холодец, и пусть только попробуют не оценить!
– Продам дом, – вдруг говорит Игорь. – Возьму другой участок, построим новый. Этот меня бесит.
Я чувствую, что скоро отключусь, сил и так не было, а после катания и сытного ужина последние исчезают. Мы сидим на диване, целуемся и болтаем о какой-то ерунде. Сначала это просто поцелуи, но остановиться очень сложно, и вот руки Игоря уже у меня под рубашкой, ласкают разгоряченную кожу, пальцы сжимают соски, и я чувствую, как тело словно пронзают разряды тока. Безумно скучала по этому, за недели одиночества, кажется, превратилась в комок оголенных нервов.
Мы толком и раздеться не успеваем, на мне все еще наполовину спущенная расстегнутая рубашка, на нем брюки, но Игорь входит в меня, нетерпеливо покусывая шею, а я подаюсь навстречу. Чувствительной точки между ног касается что-то… не пальцы, нет, что-то невесомое. Знакомое ощущение, мурашки по телу.
Та игрушка, которой он дразнил меня, с помощью которой я впервые получила удовольствие. Мягкие движения воздуха рядом с набухшим клитором доводят меня до исступления, а мощные толчки подводят к самой черте.
Мы переходим ее вместе. Я теряюсь в водовороте ощущений, сердце готово выпрыгнуть из груди. Отчетливо понимаю: это начало. И впереди меня ждет множество открытий рядом с этим мужчиной.
Потом понимаем: сил на то, чтобы доехать до дома, уже нет. Нам надо хоть немного поспать, я не могу даже шевелиться. Так и лежим на небольшом узком диване для посетителей. Игорь и сверху я. Он почти спит, а я слушаю размеренное дыхание и лежу с закрытыми глазами, смакуя момент.
– Никогда не спал на диване в кабинете вместе с девушкой. Обычно койко-место как-то пошире.
– Надо будет вас покатать в плацкарте, – сонно бормочу я.
Игорь засыпает, а я еще долго лежу, вспоминаю родителей и прошу у них прощения. Я знаю, что наша трагедия связана с семьей Крестовских, и мне больно от того, что все могло бы быть иначе.
За окном какое-то движение. Я поднимаю голову, осторожно, чтобы не разбудить Игоря. Это всего лишь белый голубь. Откуда он на такой высоте? Несколько секунд он смотрит на нас, а может, мне это лишь кажется. Потом взмахивает крыльями и скрывается в утренней темноте.
Я не могу и не хочу отказываться от того, что имею. И мне кажется, что маме бы Игорь понравился. Не тот холодный Крестовский, что прячется за маской циничного дельца. А Игорь, который ради собственной семьи способен отказаться от всего. Он не похож на своего отца. И не идеален, далеко не идеален, но с идеальными мальчиками-принцами смертельно скучно и, как оказалось, не слишком-то радостно.
В этой сказке принцев нет. Все герои – обычные люди.