По ухабам перестройки
9 октября 1988 года
В пятницу Горбачев позвал нас с Шахназаровым. Лобызал его по случаю 64-летия. Поговорили о предстоящей поездке в ООН, заодно -- на Кубу и в Лондон. Походя "отвели" Квицинского в качестве заведующего Международным отделом ЦК вместо Добрынина. И вдруг его прорвало насчет Карабаха. Встал против нас, сидящих, и произнес: "Я хочу, чтобы по-человечески, чтобы не дошло до крови, чтобы начали разговаривать друг с другом... Действует коррумпированная публика. Демирчян (армянский первый секретарь ЦК) собирает своих, в Баку мобилизуют своих, а интеллектуалы армянские обанкротились: ничего ведь предложить не могут, ничего, что вело бы к решению. Но я и сам не знаю решения. Если б я знал, я не посчитался бы ни с какими установлениями, ни с тем, что есть, что уже сложилось и т. д. Но я не знаю!"
Потом напомнил о деле Алиева. Копаем, говорит, и дело вроде образуется почище рашидовского.
28 октября
Был Коль один на один с Горбачевым (плюс я и Тель-чик -- помощник канцлера). И вот когда наблюдаешь это стремление на высшем уровне говорить как человек с человеком (с обеих сторон), то физически ощущаешь, что мы уже вступаем в новый мир, в котором не классовая борьба, и не идеология, и вообще не противоположности и враждебность определяют. А берет верх что-то общечеловеческое. И тогда понимаешь весь масштаб смелости и прозорливости М. С., который "без всякой теоретической подготовки" объявил новое мышление и стал действовать по здравому смыслу. Ведь это его идеи: свобода и выбора, уважение ценностей друг друга, баланс интересов, отказ от насилия в политике, общеевропейский дом, ликвидация ядерного оружия и т. д. и т. п. Все это, каждое по себе, отнюдь не ново. Но ново, что человек, вышедший из советского марксизма-ленинизма, из советского общества, порожденного и обусловленного с ног до головы сталинизмом, встав во главе государства, всерьез и искренне начал проводить эти идеи. И поэтому нечего удивляться, что мир поразился и восхитился. А наша публика до сих пор не может оценить, что он уже их перевел из одного состояния в другое.
Чебриков в моем и Яковлева присутствии звонит М. С. по телефону по поводу избрания Сахарова в Президиум Академии наук: "Незрелая у нас академия, Михаил Сергеевич". М. С. тут же поиздевался над его бдительностью и добавил: "Пусть Сахаров ездит за границу. Он показал, что он патриот и честный человек".
15 ноября 1988 года
М. С. вернулся с Урала довольный. В аэропорту Медведев, Слюньков и Чебриков, которые только что побывали по его поручению в Латвии, Литве и Эстонии, обрушили на Генерального секретаря ушат холодной воды. Их днем и ночью пикетировали с плакатами: "Русские, убирайтесь вон!", "КГБ, МВД, Советская Армия -- в Москву!", "Долой диктат Москвы!", "Немедленный выход из Союза!", "Полный суверенитет!" и т. п.
Боюсь, грядет либо Чехословакия 1968 года, либо... Финляндия 1918 года. М. С. должен делать выбор. И то и другое для него очень опасно. Но первый вариант означает и гибель перестройки, всего нового мышления. А во втором варианте -- русский шовинизм плюс консерватизм, можно, пожалуй, выдержать. Нет, я слишком русский, чтобы осуждать эстонцев.
10 декабря 1988 года
Бушует Прибалтика. А в Армении и Азербайджане за одну неделю около 10 убийств, идет сплошной межнациональный разбой. 50 тысяч беженцев, дети на морозе, разграбленные дома, диверсии на транспорте и т. д.
И соратники М. С., и прибалты чувствуют, что Горбачев готов пойти очень далеко по пути федерализации Союза. Недаром он оставляет в качестве скреп самые общие вещи: Октябрь, социализм, верность ленинскому выбору... Об остальном, мол, сумеем договориться. Но его беспокоит реакция российской части Союза. Несколько раз в разговоре один на один ссылался на то, что великодержавные "потенции" угрожающе "урчат". Мне же кажется, что в русском национализме сейчас верх берет "не единая и неделимая", а национализм как таковой: "пошли они, все эти эстонцы и армяне, к такой-то матери!" Народу-то, видимо, действительно начхать, а вот антиперестройщики создают фон: мол, разваливает Советский Союз, великое наше завоевание...
Горбачев спрашивал и меня, и, как я узнал, Шахназарова и Яковлева: неужели прибалты действительно хотят уйти? Я ему отвечал: думаю, что да. И дело зашло далеко, если даже народная артистка СССР, великолепная и любимая всеми Артмане публично говорит о 40-летней оккупации Латвии. Он мне в ответ (то ли дурака валяет, то ли всерьез так думает): они погибнут, отрезав себя от остального Союза. Самообман и наивность...
31 декабря
Разговор с одним итальянским другом. Тот задал ему риторический вопрос: что будет с "мировым революционным процессом", когда мы, СССР, перестанем быть мировой военной сверхдержавой? В самом деле, думаю я, сейчас эйфория на Западе в отношении нас потому, что Горбачев осмелился отказаться от этого статуса и снял советскую угрозу, а в остальном-то зачем мы им, каков у них может быть интерес к нам? Скажем, по сравнению с Латинской Америкой, Китаем? Любопытство? Да, конечно. Все-таки, Толстой! Достоевский! и прочие всемирные мифы, на которых строятся представления о нас, русских. Это проблема. Хорошо, если мировая. А если провинциальная и только наша?!
...Прав Гаврила Попов (вчера по телевидению): в 1989 году, мол, ничего не произойдет заметного в "положении жизни", хотя новые тенденции будут нарастать. Думаю, однако, что объективная логика начатого Горбачевым (а может быть, и не вполне осознаваемый им замысел) такова: режим, созданный за 70 лет, должен распасться, его надо развалить. Только тогда общество из чувства самосохранения начнет создавать себя заново. И никаких догм прошлого, будь они даже ленинские. Так что Попов прав, возможно, в отношении экономики, но с точки зрения дальнейшего развала 1989 год принесет очень много. Вон какой уже темп неуправляемости.
19 февраля 1989 года
В Пицунде (М. С. с Р. М. на отдыхе, я при нем). Какое обилие мыслей и талантов в России, когда свобода. Одно это -- уже великое завоевание, которое навсегда войдет в историю, даже если собственно с перестройкой ничего не выйдет. М. С. думает об этом, не исключает провала. Но это не ослабляет его порыва.
Кстати, один эпизод из его недавней встречи с рабочими. Фрезеровщик московского завода после выступления М. С. сказал: "Что ж это получается? Вы все на себя берете -- и успехи, и провалы, -- а другие что? Будут отсиживаться в креслах, пока не прочтем в газетах сообщение, что по возрасту и состоянию здоровья..." М. С. покраснел, как-то выкрутился, а в публикации об этой встрече эпизод был сведен к нескольким словам: "Подсыпали ему и перцу, и соли".
3 апреля 1989 года
Зашел разговор о Зайкове. Я заметил: не политический он деятель. М. С. в ответ: "Не только это. Политическим деятелем становятся, но должна быть основа -- кувшин. Содержимое кувшина -- наживное, а сам-то он от Бога. Вот я что, разве изменился? Нет. Каким был сызмальства, таким и остался... по сути..."
Шахназаров, присутствовавший при этом диалоге, выступил так: "Пора, Михаил Сергеевич, менять команду. Вот мы с Черняевым, да и другие, всю жизнь в писарях, но, наверное, что-то смогли бы, если бы своевременно нас подпустили к решениям. Впрочем, время такое. И вы, Михаил Сергеевич, не упустите время. Подтягивайте свежие силы. Мы с Анатолием уже старые. Нам осталось чуть-чуть. Нас в политики уже не выведешь..."
В аэропорту провожали Горбачева. Началась свара еще при нем... в отдалении от иностранных послов, которые не без удивления наблюдали эту горячую сцену. А когда самолет Горбачева выруливал на взлетную полосу, в аэропорту остались Рыжков, Слюньков, Зайков. Премьер-министр крыл Зайкова чуть ли не матом: "До чего ты довел Москву?!" Слюньков поддавал, Зайков оправдывался. Я подумал: высшие руководители страны собачатся по поводу того, что в одной молочной только молоко, в другой -- только сливки, в третьей -- только кефир. А капуста навалом будет гнить на базах, а в магазинах ее нет, и т. п.
Николай Иванович рефреном повторял: "Можете вы с Лигачевым говорить что угодно, я буду против, потому что это тупик, катастрофа".
23 апреля
Куда ни кинь, страна в расхристанном положении. Она больна. И гласность -- как горячечный бред больного, не подающего пока признаков выздоровления.
30 апреля
После Пленума ЦК Горбачев позвонил мне домой. Интересовался, как я воспринял происходившее. Я сказал, что в зале витал дух "Нины Андреевой" и что если даже кое-кто там за перестройку, то уровень их сознания не выше "Нины". И, конечно, с такими кадрами во главе обкомов и ведомств перестройку не сделаешь. Горбачев крыл многих выступавших на Пленуме матом. Ну а что с ними делать, остановил сам себя, поступить, как с Егорычевым в 1967 году? Я ему в ответ: народ это понял бы... раз революцию делаем. Демократия не всюду срабатывает. Потом я написал ему целый трактат о Пленуме. Предлагал, в частности, довести состав ЦК до 100 человек и покончить с представительским принципом. Поднимать интеллектуальный уровень ЦК.
2 мая 1989 года
Внутри растет тоска и тревога, ощущение кризиса горбачевской идеи. Он готов далеко пойти. Но что это означает? Любимое его словечко -"непредсказуемость".
А скорее всего будем иметь развал государства и что-то похожее на хаос. Поэтому "далеко продвигаться" ему мешает чувство утраты рычагов власти, причем совсем. Поэтому же он держится за привычные приемы, но в "бархатных перчатках". Ибо концепции, к чему идем, у него нет. Заявления насчет социалистических ценностей, идеалов Октября, как только он начинает их перечислять, звучат иронически для понимающих. За этим ничего нет. Например, социальная защищенность. А что это сейчас такое, когда 22 миллиона получают пенсию меньше 60 рублей? И т. д. Он отбивается от демагогов, которые разрушают "ценности", не видя (или видя?), что это вернет нас к тому, от чего ушли в 1917 году. Но мы ведь никуда не ушли, вернее, ушли в никуда и сами не знаем, в каком обществе живем.
7 мая
М. С. вроде готовился встретиться с корреспондентами, чтобы поговорить о своей личной жизни. Я оказался у него вместе с Шеварднадзе. Он стал с нами советоваться: мол, множатся сплетни, Раиса Максимовна переживает, а мне скрывать нечего: готов открыто и всем говорить. Я сказал: сделать это надо, но не сейчас, а после съезда, когда вы станете президентом (так я полагал). Тогда это будет выглядеть естественнее, а сейчас -- вроде как заискивание перед обывательской общественностью. Он со мной не согласился. Эдуард Амвросиевич встал на его сторону. Однако потом узнаю, что корреспондентов Горбачев не позвал. Может, и в самом деле подействовал мой совет.
13 мая
Размышления после встречи Горбачева с Бейкером. Новое мышление уже сработало в том смысле, что всем ясно: на нас никто не нападет и можем заниматься своими делами и сколько угодно сокращать армию, ВПК, уходить из Восточной Европы и т. д.
Горбачев развязал везде необратимые уже процессы распада, которые раньше сдерживались или были прикрыты:
-- гонкой вооружений,
-- страхом мировой войны,
-- мифами о международном коммунистическом движении,
-- о социалистическом содружестве,
-- о мировом революционном процессе,
-- о пролетарском интернационализме и т. п.
Исчезает социализм в Восточной Европе, рушатся компартии в Западной Европе -- во всяком случае, там, где они не сумели зацепиться в качестве хотя бы мало-мальски национальной силы. Иначе говоря, все то, что давно зрело в реальной жизни, выплеснулось теперь наружу и приобрело натуральный вид. И оказалось, что повсюду все не то, как представлялось и изображалось. Но главное -- это распад мифов и противоестественных форм жизни в нашем собственном обществе:
-- распадается экономика,
-- распадается облик социализма,
-- идеологии, как таковой, нет,
-- расползается федерация империя,
-- рушится партия, потеряв свое место правящей и господствующей, репрессивной и наказующей,