Добрый час оба летчика бились с мотором, вспоминая его капризы. Но старый самолет, когда-то не знавший отказа, видимо, в чужих руках одряхлел. Мотор так и не заводился.
Они присели на берегу. Было почти темно. Уткин сказал:
- Значит, Павка, все одно придется вплавь.
- Далековато, пожалуй, - сказал Усков. - И вода холодная.
- В море подберут. И у меня камера есть.
- Нырял?
- Ага. Вспомнил, что запасная в кабинке была... На камере-то доплывем?
- Пожалуй, доплывем, - сказал Усков. - Ну, так поплыли!
Они надули камеру и вошли в воду. Вода была нестерпимо холодная, а раньше утра их вряд ли могли подобрать. Они плыли больше получаса, потом Усков выругался:
- Кеша, что же мы "загробное рыданье" не сожгли? Починят немцы. Что ни говори, машина боевая...
Уткин выругался тоже.
- Поплыли обратно, - сказал он. - До рассвета далеко, успеем отплыть еще.
И они повернули к берегу. Едва они вышли из воды, их сразу охватил озноб.
- Согреемся, как загорится, и поплывем, - сказал Уткин и собрался открыть бензокран. Но Усков его остановил:
- Крутанем еще на счастье?
Уткин повернул винт, и по четвертому разу мотор загудел. Уткин быстро вскочил в кабину и крикнул в самое ухо Ускова:
- Да здравствует "два-У-два"!
- Долой "петухов"! - ответил Усков и дал полный газ.
"Загробное рыданье" затарахтело в темноте и покатилось к морю, но, чутьем угадав воду, Усков поднял в воздух старый самолет, свидетеля боевой славы, мальчишеской ссоры и новой - взрослой, крепкой, воинской дружбы двух морских летчиков, каждому из которых было девятнадцать лет.
Девятнадцать лет! Удивительный возраст...
1942