— Трахни, — согласилась она, прижавшись к спине вся, и поцеловала в лопатку. Пушистая пижама сверху и голый живот и ноги внизу. Те самые ноги, что я уже через пару секунд развел пошире, устраиваясь между ними.
— Тряпку долой! — приказал, потираясь обрадованным до бурного протекания членом о ее мягкие складочки. Бля, какая же она кайфовая тут.
Катьке было неудобно лежа стягивать с себя остатки розового безобразия, но я ни чуточки не помог, тащась, наоборот, от ее неловких ерзаний подо мной.
— Скажи, чего хочешь, — велел, нависнув над ней на локтях, чтобы ребра не придавить, и любуясь торчащими дерзко сосками.
— Я не знаю, — щеки Катьки тут же вспыхнули. — Чтобы снова хорошо было. Тебя.
В горле что-то предательски заскреблось. Я и хорошо. Типа эта… аналогия для нее уже. Это же… хорошо?
Взял мою упрямицу в этот раз ме-е-едленно. Растягивая каждый нюанс удовольствия для обоих. Медленно, обстоятельно исцеловал ее скулы, изящную шейку, острые ключицы. Вылизывал, посасывал грудь, терся довольной мордой между ее роскошных сисек, сдвигая их так, чтобы дразнить сразу оба затвердевших соска. И все это не прекращая мягко толкаться бедрами, наминая гудящим членом ее клитор, собирая на него всю выжимаемую моими ласками влагу. Катька загорелась сразу и без остатка. Отозвалась стонами и вкусной дрожью на первые же поцелуи. Огонь ты, девочка моя. Чистое пламя. Сама вспыхиваешь, меня, что тот пух сухой, поджигаешь и полыхаешь так жарко, сладко, что сгореть в тебе хочется всему, ничего на потом не оставляя.
Входил в нее тоже ме-е-едленно, по чуть, каждый сантиметр как открытие новых ощущений для обоих. Толчок, ожог-удар по всем нервам сначала Катькиной теснотой, жарой, а потом вторая волна от взгляда на ее лицо. Отяжелевшие веки… потерянный в удовольствии взгляд… пересохшие от частого дыхания, приоткрытые в тихом «а-ах!» стоне губы… яркий румянец, заливший не только щеки, но и шею и грудь. Сдохнуть можно, какая же она красивая! Всегда красивая, а сейчас, с моим членом внутри, вся трепещущая, обволакивающая изнутри и снаружи и вовсе глаза выжигает.
— Боев, пожалуйста! — впилась она пальцами в мои плечи.
— Чего тебе хочется, девочка? — процедил я сквозь зубы. Еще и не засадил-то полностью, а уже в башке все как взрывом вымело. В паху раз за разом сводит охуительными тянущими судорогам.
— Как в тот раз… — прохныкала Катька, подтягивая выше колени, и неожиданно забросила мне ноги на поясницу и взбрыкнула, насадившись сама до конца. — Да!
— Зараза! — прошипел я, зажмуривая глаза, и уперся лбом в ее ключицу, мысленно стискивая яйца в кулак. — Не балуй, малыш, а то все веселье кончится быстро.
— Почему?
Потому что мне, не пойми почему, тобой так мозги выносит, так вставляет везде и всюду, что кончить не начав — раз вздохнуть. Сроду такого не было.
— Вкусная ты больно, Катька. До смерти обожрусь, я же не мальчик уже.
— Ты… тоже вкусный… о-ох! — Вот же неуемная, ерзает на члене, доводя и себя, и меня, щупает всего, как незрячая. — Мне так нравится твое тело.
— Да что же ты творишь! — что говоришь, как говоришь, засранка безбашенная, черепушку мне взрываешь этой искренностью наивной, жадностью до наслаждения честной — ну какие тут тормоза и красивый секс. Нахуй! Реально кончусь!
— За подушку схватись, Катька! — зарычал, поднимаясь на руках. — Как только совсем невмоготу будет, тяни меня к себе. Хочу с тобой кончить!
Хотел нежно, с расстановкой — спалила меня девчонка. Зубы сцепил и замолотил, разгоняясь и заводясь с каждым ударом бедер все отчаяннее, хрипя и потом жгучим обливаясь. Катька подо мной, что та вода: принимала без остатка, шла волной трепета и плескалась навстречу, омывая всего, лаская, утаскивая меня в себя все глубже, топя безвозвратно. За мгновение до того, как она вскинулась, хватаясь за меня, даря освобождение обоим, у меня вслед за огнем вдоль хребта и изморозью паники хлестнуло. Как же так, девчонка? Как же я потом? И тут же снесло в оргазм, размолотило всего в хлам.
— Бля! — Я же без резинки! — Катюха, я тут налажал.
— Не парься. Мне спираль поставили, — пробормотала она сонно. — И я здорова. Меня чуть не каждую неделю таскали к врачу.
— Зачем?
— Дмитрий ревновал дико. Вечно ему чудилось, что я за его спиной с охраной кувыркаюсь. А то и вовсе с каждым встречным. Боев, давай поспим?
— Спи пока, — скатился с нее, обтер под невнятное ворчание своей футболкой, что под руку подвернулась, и вытянулся рядом.
Сна ни в одном глазу. Кто же ты, мразодмитрий? Как мне тебя, козла, вычислить? Данные на Шаповалова прошерстить! У нас же с Камневым есть на него вся инфа. Пробили все, когда в компаньоны брали. Правда, там про сестру ничего не припомню, но мать-то есть. И место рождения. Есть реальный шанс выяснить город, из которого Катька. Она упоминала приют и ни слова про родителей, так что, может, и в живых их нет. Но узнать, куда отправили девочку после смерти матери, не такая и проблема. А там уже и вынюхаю, кто Катьку подгреб. Только надо все тихо, без официальных запросов. Смотаться самому туда надо, пользуясь старыми ментовскими связям по всей стране. Там понюхать, тут поспрашивать, чуть прижать кого в частном порядке. Так что ты спи, загадка моя, спи крепко. Сил набирайся для новой жизни.