Да что же это за сплошная полоса пошла моего тупизма и склероза? Хотя, с другой стороны, ну раньше не пох ли мне тотально было на то, каким боком выйдет моя же выходка с заявлением Кристины сначала на должность секретаря, а через день приглашение отработать древнейшим способом в сауне. Ясное дело, что повод у мужиков был подумать непотребное в отношении Катьки. Повод был, а моего, бля, разрешения нет! Вообще не хер о ней думать. Работу пусть работают, а не сплетничают и уж точно не фантазиям непристойным предаются, мою конфету в них обмусоливая со смаком. А то еще по очереди в сортир мотаться передернуть начнут, придурки. Но не это сейчас главное.
— Катюх, чё-то у нас не срастается, — проворчал я, уткнувшись физиономией в изгиб ее шеи и вдохнув. Конфета моя. И сладкая, и пряная. Тащусь прям. Прилип, по ходу. И что-то ни капли не жмет нигде от этого. Кроме разве что…
— Ты о чем? — спросила она и попыталась отклониться, стремясь заглянуть в лицо. Не сейчас, девочка, я что-то сам фигею от того, что ощущаю и собираюсь озвучить. Фигею, но четко осознаю: промолчать тут нельзя. Притворяться перед Катькой нельзя. Себе врать нельзя. Да и бесполезно. Хули за ручник хвататься или пытаться заднюю скорость включать, когда руль к херам оторвало, тормоза сгорели, и несет меня с крутенькой такой горки вниз. Бодро так несет, со свистом, аж дух захватывает, как в детстве зимой на санках. Очко сжимается, но, сука, хорошо-то как. И точно знаешь — еще раз поеду так же. Сто раз. Тысячу.
Подался вслед за Катькой, нависая и продолжая прищипывать губами скулу и подбородок. Она сразу же покорно откинула голову, подставляясь и почти распластываясь на столе подо мной. Пару движений: расстегнуть ей джинсы, дернуть их до колен, одновременно задирая ей ноги и открывая мне полный доступ, рвануть ширинку, всадить член по самый корень. Все…
Так. Мы разговариваем!
— О том, что сбрехнул-то я тебе, выходит, слегонца, загадка моя.
— М-м-м?
Вот как можно один звук издать, вроде просто вопрос, но от этого хрипловатого «м-м-м» у меня яйца будто мигом в кулаке. У нее в кулаке. Нежном таком, но сжала, так сжала, аж в голове муть.
— Насчет ревности, деревяшечка моя.
— Боев…
Она напряглась, поднимая голову, но я принялся обцеловывать ее шею, гася настороженность. Подхватил-таки под коленями и закинул ее лодыжки себе на талию, чтобы добиться полного контакта. Пиздец, как я ее хочу. Не то что яйца с членом в огне — я весь полыхаю. А ведь трахал ее всего каких-то пару часов назад последний раз, а трясет и колбасит, как чуть не до смерти оголодавшего, только притерся к ней поближе.
— Тш-ш-ш, только никаких страхов, загадка моя, лады? — пробормотал я в ее кожу, вынуждая опять откинуть голову. — Признаюсь как на духу: права ты была сразу — меня бомбит от ревности. Даже когда на тебя кто смотрит.
— Андрей…
— Тихо-тихо, дай закончу. Тебе это ничем не грозит. Веришь? — Катя шумно вдохнула, выдохнула, но промолчала, не соглашаясь, но и не отрицая. И то хлеб, развивать тему можно. — Хреново от того, что меня бомбит, только мне самому. Того, кто рядом с тобой болтаться будет, тоже может зацепить. Но не тебя, Катька, не тебя. Никогда. Никаким боком. Скажи, что веришь.
— Я не так давно тебя знаю…
— Но пока знаешь, разве я тебя чем обижал?
— Нет, но… А-ах!
Толкнулся бедрами между ее ног, кайфанув от того, какая же она там горяченькая даже сквозь тряпки, и понял, что ни хера не выйдет разговора в таком положении. Ну не желает моя верхняя голова варить на серьезные темы, когда нижняя уперлась туда, откуда, похоже, вообще не выныривала бы. Со стариковским ворчанием отстранился от моей девочки и плюхнул задницу в кресло.
— Ко мне иди, — позвал ее. — Договариваться будем по новой.
— Ну что опять-то, Боев? — насупилась карамелька, судя по всему, не слишком довольная сменой нашего положения. А мне-то как оно не нравится. Но я исправлюсь. Попозже.
— Давай снова по пунктам. Я хочу, чтобы ты приняла тот факт, что моя ревность для тебя не угроза. И я не претендую на твою свободу. Ну на большую ее часть.
— Это как? — Катерина не спешила ко мне подходить, оставшись сидеть на краю стола. А у меня руки чесались, как тянуло снова ее лапать. Даже ладони о колени потер.
— Обыкновенно. Ты свободна во всем, кроме… — блядь, кончай мямлить мудачина здоровый! — Спать ты будешь только со мной.
— Я и так это дела…
— Нет, не так. Будешь как моя… моя девушка. Типа все официально. Для всех мы вместе и ты моя. Моя.
— Вряд ли это возможно, Боев, — нахмурившись, покачала головой упрямица. Переспорить меня, малыш, вот что невозможно. — Я же тебе говорила…
— Говорила-говорила, я все услышал, понял и готов.
Я готов? Реально? Хер знает, но если по-другому никак…
— Ты предлагаешь мне настоящие отношения? — Изящные бровки опять домиком, и лицо такое сразу изумленно-детское. Да что же ты у меня такая… смотри — не насмотрись. — Романтику и все такое?
— Да.
— Только ты у меня, и только я у тебя?
— Охуеть как странно, но да.