Само собой, я отдавал себе отчет, что веду себя как прилипала и дебил, упрямо не желая сначала просто отпустить девчонок одних, а потом и будучи не в состоянии отцепиться от Катьки перед салоном. Присосался к ней, донимая поцелуями, будто на сто лет прощались. Просто… ныло как-то гаже некуда внутри. Сердце, как говорится, болело, и жопа чуяла не пойми что. А она у меня редко ошибается. Я еще постоял минут десять перед салоном, внимательно оглядывая улицу. Потом обозвал себя параноиком. Права, может, Катька, и во мне с ее появлением открылись тиранские замашки? Спал внутри маньячила, на контроле помешанный, прятался там за раздолбаем безбашенным, а теперь вот лезет на свет божий, собираясь моей девочке нервы на кулак наматывать. Я с такими дурнями, патологически ревнивыми, каждый шаг и вздох своих женщин отслеживающими, сталкивался в достатке еще в ментовке и здесь, в охране. Добра из такого не выходит. А у меня, как погляжу, все симптомы и шансы докатиться до ручки на этом поприще.
— Кончай это, Андрюха, — велел сам себе, садясь в тачку. — Катюха такого терпеть ведь долго не станет. Хлебнула уже этого говна и по неопытности тотальный контроль, как другие дурехи, за заботу не примет. Не прокатит, и налажаешь.
Взяв себя в руки (частично, потому что ноющие сердце и жопа, сука, никак не унимались), завел бэху и покатил от салона, задаваясь вопросом, куда же мне податься и перекантоваться эти пару-тройку часов. Через несколько кварталов глаз зацепился за новый цветочный магазин. А я-то своей карамельке так никакой растительности, кроме той колючей типа ворованой елки, и не подарил. Плохо, Боев, недорабатываешь ты в отношениях, мужик. Припарковался и зашел в небольшое, ярко освещенное помещение, битком набитое всякой цветочной всячиной. Какие, интересно, цветы по душе моей Катьке? Я же баран даже не удосужился спросить ее ни разу. Так высмеял ее наивненько-романтичную грезу об ухаживаниях долгих и красивых, а все потому что должны они были быть не от меня, а от мудилы неизвестного особенного. А сам-то не мудила? Ни разу девочку свою не порадовал веником, да хоть одним цветочком. Будем исправляться, причем радикально.
— Добрый день! — улыбнулась мне полненькая дама средних лет, заметив, как я зыркаю по сторонам в ее пестром царстве. — Ищите что-то конкретное?
— Очень конкретное. Я своей девушке цветы хочу подарить, но знать не знаю, что она любит, — признался честно.
— Белые розы — почти беспроигрышный вариант.
— Мне почти не надо, мне на все сто бы. Так что давайте всего, что есть, по вен… букетику.
— Всего? — Она сначала ошалела, а потом прямо-таки влюбленными глазами на меня уставилась. Ага, тетенька, можете сегодня уже закрываться, как уйду.
— Всего, — подтвердил я. Хули мелочиться, чай не последний хер без соли доедаю.
Отъезжал от магазина минут через сорок я с задним сиденьем, набитым цветочной похабенью, и очень надеялся, что после такого скрести на душе перестанет. Даже пытался Катькино лицо представить, когда увидит все это. Но внезапно безотказная до сих пор бэха заглохла на перекрестке, и я, глянув в зеркало, внезапно осознал, что зрачки у меня ну, бля, чисто как у нарика. Здоровенные, аж радужки не видать. И то, что как я ни затыкаю интуицию, меня на самом деле почти колбасит, сердце молотит как бешеное. Да что за на хер-то? С чего я докатился до трясучки истерической, как телка перепуганная?
— Да не насрать ли с чего?! — рявкнул себе же, заводя тачку и разворачиваясь с визгом через две сплошные, и проорал засигналившим моей борзости соседям по дороге. — Пошли на хуй у меня жопа горит!
Понесся обратно и чуть не впоролся лоб в лоб с серебристым седаном «Ауди», вылетевшим, как демон из ада, из переулка, где был салон. Обматерил слепого мордатого торопыгу и подкатил к дверям самым. Почесал в затылке, скрипя мозгами на тему, как оправдаю перед Катькой свое возвращение.
— Ой, бля, да никак, — отмахнулся от невозможного. — Ну дурак и все тут, тоже мне новость.
Вылез из машины, думая, прихватить ли что-то из веников, но тут из дверей салона выпорхнула Аня, тарахтя по телефону, и, не заметив меня, потопала к своей тачке.
— Да, забрали, — дрожащим голосом сказала она кому-то, и бум! — вот тут мое молотившее сердце замерло, а нервы натянулись струнами звенящими, приводя всего в боевую готовность. — Нет, прямо из салона. Пришлось так. Да знаю, что палевно! А что я могла сделать? Да легко тебе говорить! Ты же только и делаешь, что умничаешь издали да бабок дожидаешься! А я все сама! И что, что ты все организовал? Исполнять-то мне! А эта бешеная чуть глаз одному из этих амбалов не выколола! А если бы она на меня…
— Если бы что, Анчутка? — прорычал я ей в самое ухо, жестко ухватив за локоть. — Катька моя где?
Колькина подружка завизжала, роняя телефон, но я ее заткнул, приложив спиной об стену. Не покалечил, но дух вышибло, останавливая шум.
— Андрюша! — Лицо девки исказилось сначала в испуге, потом изумлении, глаза заметались, и через секунду она скривилась, имитируя расстройство. — Как хорошо, что ты появился! Я как раз собралась Коленьке звонить, рассказать, что Катя пропала. Я вышла покурить, вернулась — нет ее. Она ведь с тобой, да? Что же она меня не преду…
— Не еби мозги, Анька! Катька, спрашиваю, где?!