Отказываться от предложения амбала, которого доктор звал Боевым, я сочла дуростью. У него на меня стоял, а это внезапно сделало все проще. По Димасику я успела усвоить, что если мужик тебя хочет, то ты уже вроде как владеешь ситуацией. Даже если он сильнее и обращается с тобой грубо. От меня не убудет, если дам этому громиле, тем более он прав — мои силы реально на исходе, ноги едва держат. Больше всего хотелось спать. Настолько, что я бы хоть где легла и отрубилась. Даже в ближайшем сугробе. К тому же он называл брата другом, а значит, находясь поблизости, есть вариант добраться до родственника. Белобрысый говорил, что Николай сейчас недоступен, как я поняла. Просто нужно подождать, выходит. А в местных холодах это лучше делать, имея теплое местечко, где еще и покормят. А то, что платить придется сексом, ну опять же не вижу никакой проблемы. Два года терпела и тут просто перетерплю. Ничего нового.
— Не засыпай! — громко сказал качок, и я испуганно вскинулась. Действительно почти отключилась.
— Как зовут? — прочистив горло, спросила его.
— Не прошло и полгода, и ты этим поинтересовалась.
Вот чему он постоянно ухмыляется и лыбится? Происходит что-то веселое, по его мнению? А, с другой стороны, ему чего грустить? Мужики вечно хотят трахаться, а тут у него стопроцентный вариант, чего бы не скалиться? Непонятно почему я только залипаю на его лице, когда он зубы свои сушит.
— А были причины делать это раньше?
— Ты сколько не ела?
Интересный у нас диалог. Одни вопросы.
— Буду звать Боевым, — пожала я плечами, ощутив, как же болит все тело.
— Андрей я. А то соседи не поймут, когда ты в постели фамилию мою орать станешь.
— С чего бы мне вообще орать? Ты садюга какой-то?
— А бабы в койке от боли, что ли, орут?
Блин, да что он фыркает-то так самодовольно постоянно? Мне ли не по фигу, отчего его пассии голосят? Со мной такого точно не случится.
— Молчишь чего? — а ты чего пристебываешься?
— У нас, по-моему, договор был, что я тебе даю, а не беседой развлекаю.
— А ты всегда вот так в лоб мужикам себя предлагаешь?
— А с тобой такое впервые? Сочувствую.
Он снова захмыкал и башкой даже замотылял.
— Вот не люблю я борзых и языкатых, но ты прикольная, — заявил он и тут же поменял тон и тему: — Избил тебя кто? Отвечай!
— Внезапный, да? — я и поворачиваться к нему не стала. — Мало ли кто бил, всех и не упомнишь.
— Ищет тебя кто?
— Ты вот нашел.
— Ясно. Выходи, приехали.
— Ты у нас откуда-то с юга, О-о-оксана? — спросил он уже в лифте, снова хитро щуря свои нахальные зеньки. Понял, сука, что с именем прибрехнула?
Сколько ему лет? Точно не меньше тридцатника. Вон уже морщинки вокруг глаз лучиками явно привычными. Ну если он вечно такой, зараза, обрадованный не пойми чем по жизни, то не удивительно.
— С чего взял?
Наша игра «спроси, и я спрошу в ответ» продолжается?
— А ты хоть иногда улыбаешься?
— А тебе зачем? Особое предпочтение в постели?
— Вот же зараза, — замотал он опять головой и откровенно заржал.
Открыл дверь в квартиру, снял с меня дубленку и кивнул, указывая прямо.
— Надеюсь, ты хоть, чего поесть хочешь, ответишь не вопросом?
— Думаешь, мне сейчас не без разницы? — спросила… ну уже скорее из упрямства. Или потому что знала, что он заржет. Снова. Странно, что я пялюсь на это. Странно, что мне не плевать. Странно, что с моими губам тоже что-то вдруг стало происходить. Нет, я не собиралась улыбаться. Это было больше похоже на то, что мышцы, для этого предназначенные, напомнили о своем наличии у меня.
Кухня была небольшой, точно не как в доме-тюрьме, но попросторней, чем в материнской двушке. И заметно, что не чисто мужская. Салфеточки, занавесочки, цветы вон на подоконнике. Жена в отъезде, а ты и рад, притащил бабу в дом, да?
— Так, что у меня тут есть? — Боев принялся выставлять кастрюльки и судочки на стол.
Ну точно женатик. Не сам же он все это наготовил и разложил. Отчего-то стало поганенько на душе, но голод взял свое. Недолго думая, я заглянула в ближайшую емкость и чуть слюной не захлебнулась от вида и запаха котлет. В жопу манеры. Схватив одну, я откусила сразу половину. Вкусно-то как!
— Бля, да подожди ты, я хоть разогрею! — Он потянулся отнять, но я стукнула ладонью по его лапе, не собираясь отдавать.
Мой кормилец уставился на меня пристально и цепко и впервые нахмурился. Покачал головой и захлопал дверцами шкафчиков и загремел посудой.
Поставил передо мной тарелку с пюрешкой и еще одной котлетой, над которыми поднимался парок после разогрева в микроволновке. Красотища, куда там всяким блюдам, что вечно из дорогих кабаков доставляли. Вознесенский все пытался мне утонченный вкус привить, заказывая всякую извращенскую херь. Как же мне тошно было жрать эти карпаччо, аранчини, оссобуко и прочую похабень с хитрыми названиями, когда хотелось борща и пельменей со сметаной. И пюре с банальными котлетами, ага. Прямо как в столовке приютской.
Боев еще погремел, и на столе очутилась большая кружка офигенски пахнущего какао, и он сел напротив с тарелкой.
— Мужик, я тебя сейчас прям полюбила не на шутку, — пробормотала, потянув носом умопомрачительный запах, почти опьянев от такого количества удовольствий разом.
— Настолько сильно полюбила, чтобы выложить мне все по чесноку?
— Нет, для этого меня так кормить недельку надо.
— И трахать хорошенько?
— Пф-ф, типа секс и близко может с этим сравниться.
Брови белобрысого полезли на лоб.
— А он у тебя вообще был?