— Так вот тут ты и росла? — Коля огляделся в моей старой комнате в отцовском доме.
Я нарочно не захотела приводить его в ту спальню, где мы жили поначалу с Гошкой пару месяцев, пока не перебрались на съемную квартиру.
Николай несколько часов отсутствовал, я только периодически слышала его голос то в одной, то в другой стороне, отдающий кому-то четкие распоряжения. Парни в черной чоповской форме обходили все вокруг, какие-то незнакомцы возились, устанавливая что-то на стенах и под потолком. Чтобы не мешать никому, я и спряталась здесь.
— Ну не совсем уж росла, — обвела я все глазами. Все как раньше. Даже плакаты мои на стенах никто не тронул. Выцвели они за несколько лет, как и мои подростковые влюбленности в голливудских звезд. А как вздыхала ночами когда-то! — Дом достроили, когда мне пятнадцать было. И как-то жизнь в нем сразу не заладилась.
Я поежилась, вспоминая, сколько раз заставала маму заплаканной, хоть она это и старательно скрывала. Отцу тогда дали какую-то крутую должность, денег внезапно стало много, зато он сам из наших жизней будто пропал. Выстроил этот дворец-клетку нам и, очевидно, решил, что это компенсирует маме его загулы.
— Хм… а я смотрю, тебе так-то не хлюпенькие мужики всегда нравились. Да, Сашка? — Коля изучил брутальных героев боевиков, грозно уставившихся со стен, и подмигнул мне. Стянул свитер и поиграл мускулами, подначивающе улыбаясь мне и забавно шевеля бровями.
Таким я его еще не видела и чуть рот не раскрыла, зависая от завораживающего лукавого блеска в его темных глазах. В груди снова стало тесно до боли и слез, а в мозгу крутилось, как заев: «Боже, спасибо!»
— Ну, вообще-то, прав, — вынуждена была согласиться я, даже мотнула головой, чтобы не стоять тут влюбленной дурочкой.
— Так что, может, мне прикинуться ночью одним из твоих кумиров, что явился ублажить солнечную девочку Сашку? Мм-м-м? — раскатисто проурчал Коля, обнял меня, притягивая спиной к своей груди. Лизнул в шею и накрыл ладонью грудь.
Моя голова тут же закружилась, а тело стало наполняться щекотными пузырьками вожделения.
— Надо уточнить у моего мужчины, насколько он ревнив и не против ли таких экспериментов, — не смогла я сдержать хихиканья с придыханием от каждого прикосновения его губ, продублированного поддразниванием соска.
— Твой мужчина, к сожалению, ревнив просто адски. Но для любых экспериментов ради твоего удовольствия открыт, до тех пор пока помнишь, что ты именно с ним, какими бы ни были фантазии. — Он скользнул второй рукой вниз по моему животу, и я задохнулась от того, как он безошибочно точно нажал пальцами на чувствительную точку между моих ног. Всхлипнула, выгибаясь, и толкнулась ягодицами к его быстро наливающемуся члену. — Са-а-ашка-а-а. Горячая у меня ты какая. Ка-а-айф. Как думаешь, кстати, меня делает чуток извращенцем то, что дико завожусь от мысли, что поимею тебя здесь? М? Будто я буду твоим первым парнем, что пробрался в твою спальню с коварным намерением похитить твою невинность.
— Ах! — меня тряхнуло от уверенного нажатия его пальцев внизу, и веки отяжелели. — Быть первым — это так важно для мужчин?
— Разве что для каких-нибудь неуверенных в себе неумех, боящихся, что у их женщины был раньше кто получше него.
— Это точно не наш случай. — Я приподнялась на цыпочки, закинула руку назад, обхватывая его затылок, и повернулась, уже откровенно выпрашивая поцелуй.
— Господи, Александра! — Вопль, едва ли не визг моей двоюродной сестры вдребезги разнес состояние возбужденного парения, швыряя меня на землю. — Это что же… Я примчалась утешать тебя, а смотрю, уже нашлось кому!
— Мариэлла, — уставилась я на нее, без стука ввалившуюся к нам.
— Кто это, Аля? — и не подумала она извиниться за вторжение или хоть выйти. — Я только узнала, что твоего мужа убили, а ты уже… Как ты можешь? Это же ни в какие ворота… Что происходит?
Я только открыла рот ответить ей, но Николай опередил меня:
— А и правда, что происходит? — грозно спросил он, убирая руки с непристойных мест, но не отпуская меня. — Мне вот тоже интересно, какого хрена моя охрана пустила в дом постороннего, к тому же не имеющего понятий об элементарных правилах вежливости.
— Я посторонняя? — вот теперь уже точно взвизгнула Мариэлла. — Я здесь как раз своя! Дядя Ваня велел пропустить меня, хотя я вообще не понимаю, с какой стати эти хамовитые амбалы посмели остановить!
— Хамовитые амбалы выполняли приказ своего непосредственного начальника, то бишь меня. А о том, каким хамом я могу быть, вы, Мариэлла, рискуете узнать прямо сейчас, если не сбавите тон и не прекратите задавать моей женщине дебильные вопросы.
— Кому? — выкатила она глаза.
— Мариэлла, познакомься, это Коля — мой… — я запнулась.
— Будущий муж, — закончил за меня Николай.
Я покосилась, оборачиваясь и пересекаясь с ним взглядом, и он поднял бровь, будто вопрошая, «есть возражения?».
— Да, — только и подтвердила я.
— Да вы тут с ума посходили? — обалдевше уставилась сестра. — Дурдом какой-то!
— А пойдемте выпьем чаю и спокойно поговорим, — предложила я. О чем пожалела уже буквально через пять минут.
Как только Мариэлла сбросила свою шубку, оставшись в белом, облегающем платье, мой Шаповалов буквально приклеился к ней взглядом. Нет, он, конечно, не пялился на нее плотоядно, но, однако, смотрел пристально, почти не отрываясь. И вот тут я неожиданно ощутила себя так же, как совсем недавно с Гошкой. Неуверенной и близкой к прозрачности.
— Вы, Мариэлла, откуда узнали о смерти Орехова? — внезапно спросил Коля. — Вроде общегородского оповещения не было.
Вот теперь я уставилась на него с недоумением.
— Что? — моргнула Мариэлла и неловко поставила чашку. — Мне позвонили.
— Кто? — Голос моего мужчины прозвучал так резко, что я даже вздрогнула.
— Да с какой стати я должна… — вскинулась сестра.
— Кто?! — оборвал ее Николай, слегка пугая меня.
— Я не намерена терпеть такое! — завизжала она и вскочила.
— А ну задницу на место усадила и отвечать! — рявкнул Коля так, что мне под стол нырнуть захотелось.
— Коля, что…
— Тш-ш-ш! — он накрыл, даже слегка придавил, будто обездвиживая, мои ладони на столе своей и велел: — Сашка, помолчи сейчас. — И совершенно другим тоном, что напоминал щелчок хлыста: — Ну! Слушаю!
— Да как ты смеешь! — взбеленилась Мариэлла и кинулась к выходу из огромной родительской кухни, завопив: — Дядя Ваня-а-а!
Отец появился в проеме, как будто ждал этого момента. Перекрыл своей крупной фигурой выход сестре, которая практически бросилась ему на грудь.
— Коля, зачем ты… — попыталась я снова, моргая изумленно, но он опять оборвал меня, обхватив за плечи и чмокнув в висок.
— Терпение, Сашк, — ответил и подмигнул, словно происходило нечто почти забавное.
— Мне вот было совсем не смешно.
— Дядя Ваня, что себе позволяет этот… да кто он вообще тако… — буквально задыхалась Мариэлла и вдруг замолкла, когда папа поймал ее за оба запястья, отстранил от себя, глядя прямо в лицо с немного брезгливой гримасой, и кивнул на стул.
— Тебе сказали сесть, Манька, и отвечать.
Боже, да что происходит-то? Я ожидала, что родственница сейчас прямо-таки взорвется, ведь никогда кротким и послушным нравом она не отличалась. Да и сама начала закипать. Что бы там ни было, но на моих глазах двое здоровых мужчин наседали на хрупкую девушку, а это недопустимо. Но, к моему все нарастающему удивлению, сама жертва молча вернулась за стол и села с прямой спиной, потупив глаза и нервно сцепив изящные руки перед собой.
— Я абсолютно не понимаю, что здесь происходит и почему вы все…
— Брошка красивая, — неожиданно оборвал ее Коля.
— Что? — опешила Мариэлла, глянув на свою грудь.
Да, брошь действительно была. Ее любимая, с сапфирами, какая-то там фамильная в семействе ее мамы и вроде как заоблачной цены. Мариэлка таскала ее по поводу и без. Как и кучу других украшений. Ну обожала она демонстрировать свое ювелирное состояние и личный достаток. Вон и сейчас все пальцы в кольцах, как только сгибать их ухитряется.
— Цацка твоя блескучая, говорю, больно уж заметная. Запоминающаяся, — как-то очень уж нехорошо улыбнулся мой Шаповалов. — И вообще, Сашк, сестра твоя — девушка яркая, глянешь — и просто так и не забудешь. Жаль только, умишка бог не дал побольше.
— Значит, так, — процедила Мариэлла уже по-настоящему гневно, — если вы все думаете, что я намерена оставаться тут и дальше и терпеть оскорбления от какого-то амбала тупого, то черта с два! Выпустите меня, или я вызову милицию!
— А чего заторопилась-то, Мань? — насмешливо спросил отец, зайдя наконец, и встал у спинки ее стула, нависнув над ней. — Ты ж тут хозяйкой всему планировала в скором времени стать, меня с Алькой со свету сжив, а теперь бежишь чего-то.
— Что? — окончательно ошалевая, переводила я взгляд с одного присутствующего на другого.
— Я? Да что за бред?! — возмутилась Мариэлла, но под конец голос ее сломался.
— Соседка пожилая Орехова хорошо запомнила тебя и твою блескучку вчера. И что явилась ты через полчасика после шума и скандала и того, как мы с Сашкой ушли. — Коля говорил безэмоционально, но как-то тяжело, будто каждым словом добавляя веса сказанному. Я глядела, как опускаются плечи родственницы и пропадает без следа гордая осанка под этим весом. Но и на мою грудь оно наваливался все сильнее. — Что, бедолага Орехов обосрался, жену приговоренную живой здоровой увидав, и тебе позвонил? Сказал, что с повинной пойдет, вломит дяде, и ты решила концы подзачистить от греха. Иван Палыч у нас крут ведь на расправу. Узнал бы, кто дочь его единственную на смерть отправил — и тебе не жить. Пофиг, что родня. А жить хотелось, причем жить хорошо. Так хотелось, что даже не шелохнулось ничего и нигде родную кровь в лапы уродов отдать…
— Да я не знала ничего-о-о-о! — заорала внезапно не своим голосом Мариэлла. Ее лицо перекосилось, она захлебнулась в рыдании, рванулась вскочить, но отец толкнул обратно.
Тогда она кинулась вперед через стол в попытке схватить меня за руку, отчаянно ловя мой взгляд. Но Николай среагировал мгновенно, отдернув меня назад, словно ее прикосновение было ядовитой змеей, способной меня ужалить.
— Алька-а-а-аа! — взвыла сестра, практически распластываясь на столе. — Алечка-Алечка, я не знала, клянусь! Это все о-о-он!
Я же ощутила себя стремительно обледеневающей изнутри. Сначала Гошка, теперь Мариэлка? Близкие люди. Предатели. Как я так жила-то? Среди них. Чем заслужила? Видно, все же заслужила, если вот так вот… И в упор ничего не замечала. Дура и эгоистка.
— Ну надо же, а вот покойничек, помнится, точно такую же песню пел. Ну слово в слово прямо. Да, Сашк? — насмешливо спросил Николай, сильнее сжимая руку, удерживающую мою талию, а я порывисто обернулась, чуть не взрываясь. Это слишком! Вот так говорить… слишком. Жестоко.
Но, столкнувшись со взглядом Коли, вздрогнула, заметив его расширенные зрачки и нечто в общем выражении лица, позе… Дикость. Ярость, рвущуюся сквозь эту якобы спокойную насмешливость. И его рука, сжимающая меня… Не меня он удерживал, а за меня держался. Чтобы не сорваться.
— Да, Сашк… — прошептал Коля, как если бы мог знать, что я в нем увидела.
А я кивнула и накрыла его широкое запястье своей рукой. Если надо держать, я буду держать.
— Да Гошка не при чем! — продолжила вопить Мариэлла. — Алька, клянусь, мы с ним не хотели ничего такого! Не знали мы! Просто думали дядю Ваню припугнуть. Заставить подписать кое-что… Уехать потом, с деньгами. Мы ничего такого для тебя… Ну, пожалуйста, верь мне! Это все он!