Не кончен бой. Война еще не раз ощерится
Своей кровавой пастью,
Но кто на свете остановит нас на полдороге
К радости и счастью...
Было еще начало мая, а дни стали длинными и по-летнему теплыми. Некоторые "сорви-головы" уже успели искупаться в реке Айдар.
В ночь с 6 на 7 мая из дивизии поступило задание - нанести бомбовый удар по аэродрому Краматорск, откуда взлетали и доставляли много неприятностей нашим наземным войскам немецкие самолеты. В эту ночь все экипажи полка сделали по 2-3 вылета. Первый вылет я сделал со своим экипажем: Козлов, Болотов, Мирошников. Олег Бердник к этому времени уже самостоятельно выполнял боевые задачи в экипаже Евгения Мясникова. Ночь выдалась темная, но безоблачная. Для большей эффективности удара наряду с фугасными бомбами на плоскостные замки подвесили контейнеры, заполненные шароообразными бомбочками с горючей смесью. В задачу первых экипажей входило - точно отыскать аэродром и обозначить его.
Первым вылетел экипаж В. Ф. Тюшевского, на самолете которого имелись и светящиеся бомбы, а за ним - мы. Все экипажи, летавшие ранее ночью в этом районе, знали, что западнее аэродрома Краматорск работает немецкий приводной светомаяк - это облегчало нам отыскивание самого аэродрома.
"Светомаяк под нами, - доложил я Николаю, - курс 95°". А впереди уже висели два желтоликих светлячка, осветив аэродром и стоянки самолетов, на которых игрушечными крестиками притулились вражеские машины. "Спасибо, Василий, - мысленно благодарю В. Чернявского, - здорово у тебя получилось". И навожу самолет на южную стоянку, где, как мне казалось, самолетов было больше.
А к светящимся бомбам уже тянулись с земли трассирующие очереди снарядов и пуль. Одну из них противнику удалось потушить почти сразу, а вторая по-прежнему светила. Внизу блеснула серия ярких и мощных вспышек, одна из которых взметнулась костром - прямое попадание то ли в самолет, то ли в другую какую цель. Удар пришелся как раз по южной стоянке. Один небольшой доворот - и горящая цель вползает на золотистую нить прицела. Вокруг самолета пляшут и беснуются в огненном хороводе красно-желтые разрывы снарядов.
Еще немного! Как медленно тянутся последние секунды... Мгновенный взгляд на приборы - все в порядке! Рукоятка люков на "открыто" - вспыхнул зеленый глазок на щитке приборов, но я и так знаю, что люки открыты стрелка указателя скорости вздрогнула, медленно отошла на одно деление влево, а затем, словно раздумав, вернулась в прежнее положение. Цель на перекрестии прицела. И полторы тонны металла, начиненного взрывчаткой, кануло в темноту ночи, чтобы через считанные секунды сеять на земле разрушение и смерть. На земле - всполохи разрывов. "Есть еще один взрыв", радостно сообщил Мирошников. Желая скорее увидеть результаты своего удара, летчик поспешно делает разворот, допуская крен больше, чем положено по инструкции. Разорвавшийся вражеский снаряд под поднятой к небу плоскостью опрокинул самолет, и он сорвался в штопор. Тело мгновенно стало чужим и непослушным. В ушах - сверлящая боль. Перед глазами мелькают отблески земных пожаров. "Вывод", - сдавленным голосом кричу в переговорное устройство, но летчик молчит, а самолет стремительно приближается к земле.
"Неужели убит летчик, - мелькает в сознании. - Прыгать! А не поздно?! и куда? - фашистам в лапы?!" Липкий холодок отчаяния пополз по спине.
На высоте 400-500 метров самолет неохотно вышел из этой вертушки. Раскрепощенное от центробежной силы тело снова становится послушным: можно и руку поднять, и вытянуть ногу.
Некоторое время летим молча. Первым не выдержал Болотов: "Что же случилось, командир? - раздался в наушниках его приглушенный от волнения голос. - Я успел уже попрощаться со всеми". - "Дома расскажу", - ответил летчик. Оказалось, что от резкого и внезапного броска самолета из рук летчика вырвало штурвал. Пока летчик дотянулся до него и привел в положение для вывода, самолет успел потерять высоту.
Второй вылет в эту ночь я делал с молодым летчиком Сергеем Нефедовым. В 1940 году Нефедов окончил Энгельскую школу военных летчиков.
Как лучшего из лучших, его оставили инструктором, хотя Сергей мечтал попасть в строевую часть.
Отец его - коломенский рабочий - мечтал, чтобы и сын пошел по его стопам, но Сергея пленило небо. Как активный комсомолец, он не мог оставаться в стороне, когда наша партия бросила клич: "Комсомолец - на самолет". Началась Великая Отечественная война. Фронту требовалось все больше военных летчиков. И Сергей летал с молодыми курсантами и днем и ночью. Начальство удивлялось:
"Такой хрупкий, а летает цепко, грамотно, не зная усталости". Многие выпускники школы уже отличились на фронте. Сергей с первых дней войны строчил начальству рапорты один за другим с просьбой отправить его на фронт, но ему неизменно отвечали: "Здесь тот же фронт!". Наконец, его настойчивость победила. В январе 1943 года Нефедов прибыл к нам в полк на аэродром Тамбов. Невысок ростом, худощав. Светлосерые, с живым огоньком глаза. Превеликий юморист. С ним никому не было скучно. Где Сергей - там всегда слышится смех. Создавалось впечатление, что А. Твардовский своего Василия Теркина писал именно с него.
Я мечтал о сущем чуде,
Чтоб от выдумки моей
На войне живущим людям
Было, может быть, теплей.
Как бывшему инструктору, Сергею не потребовалось много времени, чтобы освоить самолет. К тому времени, о котором идет речь, он уже сделал несколько успешных боевых вылетов днем. Сегодня ему предстоял первый боевой вылет ночью. Оттого, как рассеянно слушал Сергей доклад техника о готовности к вылету, как поспешно затем он надел парашют и забрался в кабину, я понял волнуется. Да и кто не волновался из нас, уходя в свой первый боевой вылет ночью?
Экипаж занял свои места. Взмах фонарика - и самолет со скоростью пешехода тронулся к месту старта. Летчик вырулил на старт, развернув самолет в направлении кем-то зажженного фонарика на стоянке самолетов. (Сергей принял его за выходной огонь стартовой полосы.) Недолго раздумывая, летчик тронул секторы газа, и не успел я понять, что же собирается он делать, как моторы взревели на полных оборотах, и самолет взял разбег... на самолетную стоянку.
"Вот как нелепо придется умереть!" - засело в голове. "Прекрати взлет", - что есть мочи, крикнул я летчику. Но он или не понял, или не слышал меня. Я вжался в спину сиденья, ежесекундно ожидая удара. Каким-то чудом самолет пронесся между капонирами, никуда не уткнувшись и никого не задев. Миновал зенитную батарею, оставив ее по правому борту в 5-7 метрах и заскочил в ржаное поле. Крупным градом застучали по днищу фюзеляжа уже начавшие входить в колос стебли ржи. Кажется, прошла вечность, а самолет продолжает свой отчаянный земной бег. Наконец, земля ушла под самолет, и я облегченно вздохнул. Чтобы лишний раз не волновать летчика, ни о чем его не спрашиваю и не объясняю. Даю расчетный курс на маршрут, и летчик как ни в чем не бывало тут же ставит самолет в заданном направлении.
Весь остальной полет, в том числе и под огнем противника (в районе цели), Сергей пилотировал самолет уверенно и четко. После посадки, когда мы покинули самолет и шли с докладом на КП, между нами состоялся такой разговор:
- Можно поздравить тебя, Сергей, сегодня с днем рождения, - говорю ему.
- С чего это ты взял? До моего дня рождения еще дожить надо, - отвечает он.
- И между тем это так, - продолжаю я. - Сегодня не только ты, но и я и стрелки наши родились заново.
- Темнишь что-то ты, штурман. Залетался, наверное.
- Да неужели ты не заметил, что взлетал почти поперек старта? - с удивлением спрашиваю.
- Вот это да! Я и то думаю - куда это запропастился направляющий огонь, да и самолет долго набирал скорость. Теперь мне все понятно, - заключает он. - Да, будет мне сейчас "на орехи" от начальства.
- Это уже как водится.
"На орехи" от начальства попало не только Сергею, но и мне за то, что не сумел предотвратить этот несуразный взлет. "Не много ли, - думаю сам про себя, - на одного человека за такую короткую ночь..."
Вскоре Нефедову довелось пережить еще одно ЧП, но уже без меня. В такую же темную, безлунную ночь он вырулил на взлетную и ждал от руководителя полетов разрешения на взлет, а он почему-то молчал. Сергей напоминал ему о себе периодическим миганием бортовых огней. В это время над аэродромом кружился самолет У-2 (так в войну назывался самолет ПО-2). Летчик и штурман, возвращаясь с боевого задания, потеряли ориентировку. Заметив на земле мигание огней, экипаж принял его за посадочное "Т". Обрадованный такой "находкой", летчик тут же спланировал и посадил самолет... на плоскость самолета Нефедова. Сделав кульбит, У-2 сорвался с плоскости и грохнулся на землю. Незадачливых летчиков спасла быстрая реакция Сергея - заметив планирующий на него самолет, он мгновенно выключил моторы, и вращающийся по инерции винт не причинил самолету большого вреда. Оба самолета пришлось ремонтировать. Впоследствии Сергей Нефедов сделал много успешных боевых вылетов. За боевые отличия он награжден несколькими орденами и медалями.
За одну эту ночь наши летчики нанесли ощутимый удар по врагу, было отмечено: 11 мощных взрывов, 10 прямых попаданий по местам стоянок самолетов, 16 - по бетонной взлетно-посадочной полосе и 6 - по батареям зенитной артиллерии.
11 мая 1943 года для многих летчиков, штурманов, стрелков-радистов и стрелков стал настоящим праздником. За образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленное при этом мужество лучшие экипажи были награждены боевыми орденами и медалями. Среди них: летчики В. А. Хахель, П. И. Компаниец, Н. В. Козлов. Штурманы: Н. И. Сидерко, И. К. Зоткин, С. И. Старцев, автор этих строк и многие другие.
Задания были разные
Помимо основных задач, присущих бомбардировщикам - уничтожение разнообразных наземных целей врага, нам приходилось выполнять целый ряд других заданий: разведка, лидирование своих истребителей с тыловых на прифронтовые аэродромы, выбрасывание малых десантов в тылу врага, сбрасывание различных грузов своим войскам, оказавшимся в тяжелом положении и др.
Как-то в один из погожих светлых дней 1943 года нашему экипажу была поставлена задача - отлидировать группу своих истребителей с аэродрома, находившегося за Волгой, на аэродром Старобельск. Ставя такую задачу капитану Н. Козлову, командир полка тут же добавил: "Полетите без стрелков. Заодно перевезите личные вещи летчиков и захватите старшего инженера полка".
Задача была несложная и привычная - до этого нам не раз приходилось выполнять подобные задания.
Аэродром этот был нам хорошо знаком - мы садились на нем, когда в ноябре 1942 перегоняли свои "Бостоны" на перевооружение в Москву. Тогда погодные условия были крайне тяжелыми: низкая сплошная облачность, ограниченная видимость. Теперь же погода стояла отличная. Подготовив летчиков истребителей к перелету, мы погрузили их личные вещи в бомболюки и кабину стрелков, вырулили на старт. За нами вырулили и истребители. Старший инженер истребительной группы доложил по СПУ, что он к полету готов. Подождав, пока все летчики не вырулили на старт, мы взлетели. Собрав группу на кругу, взяли курс на Старобельск. Молодые пилоты, еще не побывавшие в бою, тесно прижимаются к нашему самолету, словно только что вылупившиеся цыплята к своей матери-наседке. До аэродрома Старобельск дошли без приключений. Выждав на кругу, когда все истребители сядут, приземлились и мы. Отрулив на стоянку истребителей, выключаем двигатели. Открываю бомболюки и покидаю кабину. К нашему самолету уже потянулись летчики за своими вещами. Но что это? Люк кабины стрелка-радиста открыт, а в кабине - ни инженера, ни вещей. Только один чемодан, зацепившись за что-то в кабине, сиротливо торчал в ней, как немой свидетель происшедшей "трагедии".
- Ничего не понимаю, - говорит Н. Козлов. - Куда мог деваться инженер да еще вместе с вещами?
- Думаешь, я что-нибудь понимаю? - Закралась мысль - а не задел ли он случайно рукоятку открытия люка и вывалился из кабины?! А поскольку он был без парашюта, печальный вывод напрашивался сам по себе.
Подошедшие к самолету за своими вещами истребители охали и ахали. Особенно те, чьи вещи размещены были в кабине. Долго бы нам гадать над этой таинственной загадкой, если бы не подошедший последним летчик.
"Что, инженера потеряли? - и видя наши унылые лица, добавил: - Ничего с вашим инженером не случилось. Я сам видел, как он на старте открыл люк. Выскочил из кабины, кинулся, к самолету, у которого заглох двигатель". С души как камень свалился, хотя это и не прибавило настроения обладателям утерянных вещей. Оказалось, что инженер уже, заняв место в кабине стрелка-радиста, увидел, как у одного самолета, вырулившего на старт, остановился винт. И, приняв решение, лично во всем разобраться, не предупредив летчика, покинул самолет. Пока он бежал к самолету, летчик запустил мотор. Инженер вернуться не успел. А вещи, по-видимому, выпали через открытый люк при различных маневрах самолета.
К ночи 5 июля, чтобы быть ближе к наземным войскам, перелетели на аэродром Викторополь под г. Купянск. В начале ночи, когда все экипажи ушли на задание, прилетели немецкие бомбардировщики и забросали аэродром "лягушками". Эти бомбочки имели свойство взрываться, когда на них наступишь. При взрыве она подскакивала, давая разлет осколков примерно на высоте 1 метра (за что и прозвали их "лягушками"). Несколько вражеских бомбардировщиков осталось барражировать в районе аэродрома.
Когда первый экипаж Саши Балдина, заходя на посадку, вошел в луч прожектора (чтобы посадить ночью скоростной самолет, требовалось подсветить ему место приземления), немецкий бомбардировщик пристроился к нему в хвост и с короткой дистанции открыл огонь. Снарядом Саше в плечевом суставе оторвало правую руку. Самолет в 3-4-х метрах от земли стал валиться на крыло. Саша, успел прибавить газ, подхватить штурвал левой рукой и мастерски посадил машину. Когда самолет коснулся земли, от потери крови Саша потерял сознание. Неуправляемый самолет, снижая скорость, прокатился по всему аэродрому и уткнулся носовой частью в первое попавшее ему на пути дерево на опушке леса, помяв раненого штурмана. Летчика и штурмана отправили на лечение. Дальнейшая их судьба мне неизвестна.
Командованию стало ясно, что с этого аэродрома немецкие летчики работать не дадут, было отдано приказание - вернуться на прежний аэродром в Можняковку.
Боевая работа продолжалась