1 сентября со Внуковского аэродрома вместе с женой на самолете «ИЛ-14» я вылетел в Берлин. Мы направились туда по приглашению Центрального Комитета Социалистической единой партии Германии, Государственного совета ГДР, правительства ГДР и Национального совета Национального фронта демократической Германии.
Первое сентября — первый день нового учебного года. Миллионы школьников и студентов сели в этот день за парты; я тоже прослушал лекции по физике и прямо из аудитории направился на аэродром. Как только самолет поднялся за облака, Тамара достала учебник химии и тетрадь и занималась несколько часов; жена моя теперь учится в медицинском училище.
В составе нашей делегации были: прославленный ас Герой Советского Союза генерал Л. И. Горегляд, профессор В. И. Яздовский, корреспондент «Правды».
Накануне все газеты опубликовали Заявление Советского правительства о мероприятиях, принимаемых с целью укрепления обороноспособности нашей Родины и сохранения мира во всем мире. Я взял с собой «Правду» и заново с карандашом в руке прочел этот документ. В нем сообщалось, что Соединенные Штаты Америки и их союзники все сильнее раскручивают маховик своей военной машины, раздувая до небывалых размеров гонку вооружений, увеличивая численность армий, доводя до белого каления напряженность международной обстановки. Дело дошло до того, что руководящие деятели США и союзных с ними стран стали прибегать к прямым угрозам взяться за оружие и развязать войну в ответ на предложение СССР о заключении мирного договора с Германией.
Я летел в Берлин, и меня очень интересовал этот замечательный, энергичный документ. В нем были такие строки: «В Советском Союзе разработаны проекты создания серии ядерных бомб повышенной мощности — в 20–30–50 и 100 млн. тонн тротила, а могучие ракеты, подобные тем, с помощью которых майор Ю. А. Гагарин и майор Г. С. Титов совершили свои беспримерные космические полеты вокруг Земли, способны поднять и доставить такие ядерные бомбы в любую точку земного шара, откуда могло бы быть совершено нападение на Советский Союз или другие социалистические страны».
Самолет пересек освещенную солнцем территорию Польши, и под крыльями замелькали поля и леса Германской Демократической Республики. Мы с женой с интересом всматривались в новый для нас пейзаж с городами, подернутыми лиловатой дымкой, с краснокрышими селами.
О Великой Отечественной войне я знал не только из книг, но и помнил рассказы участников сражений. О войне рассказывал отец — бывший солдат Советской Армии, рассказывали земляки и летчики годами постарше. И, глядя на немецкую землю, я припоминал все, что знал о войне.
…Весь январь 1945 года с востока через всю Европу дул сквозной теплый ветер. Припомнил я этот рассказ бывших солдат и как бы ощутил силу этого ветра.
12 января Советская Армия начала решительное наступление по всему фронту — от холодного Балтийского моря до высоких Карпатских гор. Наши войска, воевавшие за мир, пересекли границу Германии и, словно весеннее половодье, обгоняя толпы немецких горемык, насильственно, словно скот, угоняемых эсэсовцами, устремились по ровным асфальтированным дорогам.
Напуганные беженцы молча встречали продвижение наших танковых частей. Много напраслин возвел на наше войско многоязыкий Геббельс, но все эти наветы рассеивались, как дым, от первых встреч населения с советскими солдатами.
Словно снег, покрывали белые полотнища немецкие города и села. На серых, закопченных дымом стенах жилищ были наклеены листы газеты «Фрейес Дейчланд» — органа Национального комитета «Свободная Германия». На этих листах можно было прочесть слова Вальтера Ульбрихта, — он призывал всеми средствами воспрепятствовать Гитлеру продолжать войну на немецкой земле, не дать ему превратить Германию в руины.
Припомнился солдатский рассказ о мостостроителях фирмы «Августин» из тех многих миллионов немцев, которые на президентских выборах голосовали за Тельмана. Они не дали фашистам взорвать мосты, уничтожить заводы, затопить шахты. Еще в детстве я знал, что не только народы Румынии, Болгарии, Югославии, Польши, Венгрии, Чехословакии встречали на своей земле советских солдат, как освободителей, но и многие в самой Германии видели в них своих спасителей, несущих самое важное — жизненное благо — свободу.
Один за другим освобождала Советская Армия немецкие города с островерхими крышами, с готическими кирхами, словно кинжалы, вонзавшимися в черное небо, затянутое дымом войны. Я закрывал глаза и отчетливо видел, как закопченный порохом, с улыбкой на устах советский солдат входил в дом напиться воды. Хозяин дома с белой повязкой на рукаве подносил ему кружку, затем снимал со стены портрет фюрера, бросал его на пол и, словно гада, давил каблуком.
«Эх, чуток бы пораньше так», — сокрушался солдат и шагал дальше.
Мои спутники — участники Великой Отечественной войны — рассказывали о том, как в те дни всех в Европе измучила, всем надоела война, все стосковались по миру. Но немецко-фашистская армия продолжала отчаянное сопротивление, и вот уже невиданное по своей ожесточенности сражение, словно огромный вал, гонимый бурей, докатилось до закопченных стен Берлина. Гитлеру помешали заключить сепаратное перемирие с западными державами. Бой шел за каждую улицу, за каждый дом. Горячий воздух вырывался из разбитых окон. Едкий дым горящих многоэтажных зданий затруднял дыхание. В воздухе кружились облигации, векселя, архивные документы, портреты атаманов буйной банды нацистских грабителей. В красной кирпичной пыли валялись пачки фашистских марок.
А в Европе буйствовала весна. По всем дорогам брели освобожденные Советской Армией из фашистских лагерей узники, получившие свободу. Среди каменных развалин Берлина расцветали первые красные маки, точь-в-точь такие, как у нас на Алтае. Как попали они туда? Может быть, семена их занесли на своих шинелях советские солдаты…
За толстыми баррикадами из камней и железа остывали черные от копоти подбитые танки, те, которые брали Париж и прошли Фермопилы. По Берлину стреляла сорок одна тысяча советских орудий и минометов, так что небу становилось жарко. Кровопролитный бой шел на трех этажах: в небе, на земле и под землей, в сырых тоннелях метро.
На тротуарах, окантованных искалеченными деревьями, покрытыми пушистой зеленью, появились толпы людей.
Вступив на землю Германии, советские солдаты, воспитанные Коммунистической партией в духе интернационализма, сумели отличить Германию Гитлера и Круппа — этой банды фашистских выродков и палачей — от Германии великих писателей-гуманистов, Германии, в которой создали свое бессмертное учение Маркс и Энгельс, Германии Тельмана и миллионов немецких рабочих и крестьян. Опытные в бою, наши солдаты оказались опытными в разгадывании человеческих сердец. Гитлер пришел и ушел, а народ германский и государство германское остались.
Товарищи, летевшие со мной, рассказывали, что в мае сорок пятого года на перекрестках разбитых берлинских улиц можно было видеть полевые кухни, окутанные первым мирным дымком, и усатых кашеваров, добродушно разливающих суп голодным немецким женщинам и детям. На солдатских биваках слышались беседы о Карле Либкнехте и Розе Люксембург, Эрнсте Тельмане и Вильгельме Пике.
Рабочие берлинских заводов «Эрих и Герц», «Осрам», «Аксания», «Сименс», «Телефункен» рассказывали нашим бойцам о работе наиболее крупной и разветвленной в Германии подпольной организации, созданной во время войны Антоном Зефковым, Францем Якоба и Бернардом Бестлейном. Все три руководителя этой организации, смелость которых не знала границ, сложили свои головы под топором палача.
В пяти километрах от Веймара Гитлер создал для немецких коммунистов мрачный Бухенвальдский лагерь уничтожения. При отсветах зловещего пламени, бушевавшего в печах крематория, коммунисты писали листовки, призывая узников к сопротивлению.
Восемнадцатого августа 1944 года в этом лагере был убит и сожжен Эрнст Тельман — вождь Коммунистической партии Германии. Свыше одиннадцати лет палачи мучили его в фашистских застенках.
В Бухенвальде, как и во всех лагерях уничтожения, существовала крепкая организация Сопротивления, руководимая коммунистами. Душой этого руководства были советские коммунисты. Когда к Веймару приблизились союзнические армии, эта боевая организация, исподволь собиравшая и изготовлявшая оружие, подняла в лагере восстание. Узники перебили в ожесточенной схватке охрану и освободили сами себя. Среди вырвавшихся на свободу было несколько тысяч немцев-антифашистов.
Апатия и безнадежность быстро прошли, и миллионные массы немцев принялись за строительство новой жизни. Советский народ помог засеять окровавленную, испепеленную почву Германии добрыми семенами мирного труда, создать Германскую Демократическую Республику — ныне здравствующее и расцветающее первое в истории свободное государство немецких рабочих и крестьян, пригласившее меня в гости.
Я разглядывал очертания огромного, привольно раскинувшегося на берегах Шпрее города.
— Берлин? — спросила жена.
— Да, Берлин, — ответил я и словно отодвинул в сторону все воспоминания.
Самолет снизился и опустился на аэродром Шенефельд. Там уже собралось много берлинцев. Прибыли сюда Первый секретарь ЦК СЕПГ, председатель Государственного совета ГДР Вальтер Ульбрихт, первый секретарь Центрального Комитета КПГ Макс Рейман, посол Советского Союза М. Г. Первухин, Главнокомандующий Группой советских войск в Германии Маршал Советского Союза И. С. Конев. Мы сердечно поздоровались с ними.
Шумной стайкой подбежали немецкие пионеры. Повязали мне синий галстук, вручили букет цветов.
Отовсюду слышались приветственные возгласы, здравицы в честь германо-советской дружбы.
К микрофону подошел товарищ Вальтер Ульбрихт.
— Мы приветствуем вас, как сына советского народа, освободившего наш народ от варварства гитлеризма и проложившего тем самым путь к возрождению нашего народа в духе мира и гуманизма, — говорил товарищ Ульбрихт.
И вот я стою у микрофона.
— Мы много читаем о ваших людях, — сказал я, — о ваших славных делах. Знаем Германию Карла Маркса, Бетховена и Гете, Германию миллионов немецких рабочих и крестьян.
Передал горячий привет от советского народа, закончил свое выступление здравицей в честь нерушимой дружбы между народами Советского Союза и ГДР. Последнюю фразу: «Да здравствует мир во всем мире!» — я произнес на немецком языке.
Хотя я и облетел семнадцать раз вокруг земного шара, но никогда еще не ступал по земле за границей, и все увиденное в Берлине интересовало меня и трогало.
Мы выехали с аэродрома в открытой машине, увитой живыми цветами. Товарищ Вальтер Ульбрихт стоял, я находился рядом с ним. За нами двигался поток машин, и сбоку мчался почетный эскорт мотоциклистов.
От аэродрома до Панкова, где мы должны были жить, стояли плотные шеренги людей, приветствуя свое правительство, своего великого друга — Советский Союз и его славную ленинскую партию. Дорога от аэродрома до города петляет среди полей. Она густо обсажена деревьями, и с каждого из них свисали флаги Советского Союза и ГДР.
Вдоль шоссе в форменной одежде стального цвета замерли бойцы боевых рабочих дружин, героически проявивших себя во время осуществления мероприятий правительства ГДР по охране своих границ. В большинстве своем это пожилые люди, хлебнувшие немало горя на своем веку.
Я всматривался в их суровые лица. Все такие разные и в то же время чем-то похожие друг на друга. Эти люди взяли на себя охрану секторальной границы Берлина, Одним ударом они перерубили щупальца западноберлинского спрута, двенадцать лет высасывавшего соки из тела ГДР, отравлявшего людей ядом шовинизма и реваншизма.
Мне было известно, что «фронтовой город», как называют Западный Берлин милитаристы, по-прежнему оставался самым опасным очагом международной напряженности, что там обосновалось около сотни шпионских и диверсионных организаций, засылавших свою агентуру в демократический Берлин. Эти коммивояжеры смерти переманивали в ФРГ специалистов и квалифицированных рабочих, тоннами скупали продукты в магазинах демократического Берлина и переправляли их в Западный Берлин, наживая на этих спекулятивных махинациях баснословные прибыли.
Теперь всему этому правительство ГДР положило конец. Граница оказалась на крепком замке.
Мы продолжали свой путь, Берлин был охвачен праздничным ликованием. Повсюду развевались разноцветные флаги стран социализма, виднелись красочные портреты Н. С. Хрущева и В. Ульбрихта. Сотни тысяч плакатов и транспарантов свидетельствовали о горячем одобрении и поддержке трудящимися ГДР энергичных мер, принятых Советским правительством, чтобы оградить Советский Союз, социалистический лагерь, все человечество от страшного пожара термоядерной войны.
Центральные магистрали города — Сталиналлея, Берзаринштрассе, Димитровштрассе, Шенхаузераллея — были засыпаны цветами. Машины пробирались по ковру живых цветов.
Окна многоэтажных домов были распахнуты настежь, и в каждом окне — счастливые человеческие лица. Масса людей с балконов приветствовала нас. Пароходы на Шпрее и вое паровозы на железных дорогах, пересекающих город, приветствовали советских людей сиренами и гудками.
1 сентября стало праздником в Берлине. Школьники оставив ли свои парты, чтобы увидеть советского космонавта. Дети в ГДР учат русский язык, самодельные плакаты у них в руках, написанные ровным, почти каллиграфическим почерком, вызывали добрые улыбки: «Мы все хотим побывать на Луне», «До встречи на Марсе», «Дружба», «Москва — Берлин».
На улицах звучала песня, несколько дней назад сложенная в честь советских космонавтов. Ее распевали светлоголовые юноши и девушки в ярко-синих блузах — члены Союза свободной немецкой молодежи.
Среди встречавших находился и девяностолетний «дедушка Герне» из местечка Штельн, как его ласково называют в республике, — свидетель первого полета немецкого пионера воздухоплавания Отто Лилиенталя, летавшего на самодельных крыльях семьдесят лет назад.