— Так где вы, говорите, его нашли? — интересуется охранник, поглядывая на жмущегося к коленям Градского мальчика.
Наш найденыш в полном порядке, просто проголодался, и мы ему не особо нравимся, потому что посторонние, но этот мужчина с усами и блестящим потным лицом нравится ему еще меньше.
В маленькой комнате охраны душно. Администратора центра на месте не оказалось, и мы спустились сюда.
Пыльный вентилятор гоняет сухой воздух, и мне хочется поскорее отсюда уйти.
Собираю с плеч волосы и завязываю их узлом на макушке, сидя рядом с Владом на продавленном кожаном диване. Мальчика зовут Максим, и Градский занимается тем, что подставляет ему свою ладонь, по которой тот стучит маленькой ладошкой.
Я сижу будто на иголках, потому что видеть, как Градский общается с детьми, — испытание для всех моих женских инстинктов. Мое воображение живо нарисовало наших детей, и теперь я не смогу отделаться от этого видения никогда.
— Какая разница? — с нажимом спрашивает Влад. — Мать его где?
— Так мне откуда знать? Искать убежала…
— Полицию вызвали?
— Вы что, какая полиция? У нас таких случаев по пять на день, все находятся целехонькие. Вот пусть возьмет конфетку, — тушуется охранник под ледяным взглядом Градского, протягивая ребенку несколько карамелек. — А вы можете идти… чего толпиться… уже все под контролем…
Я чувствую, как не нравится все происходящее Градскому. Он стучит по полу пяткой и с нечитаемым лицом осматривает экраны компьютерных мониторов. На них выведены изображения с нескольких камер. Качество отвратительное, и мне кажется, что информативности у этих картинок тоже немного.
Влад отказался уходить и оставлять мальчика с охранником еще тогда, когда мы сюда только зашли, поэтому мы ждем здесь уже минут десять.
— Конфеты у чужих он не берет, а мать мы дождемся вместе. Да, малой?
— Да… — мальчик робко ему поддакивает.
Влад вертит в руках его динозавра, прикручивая отвалившийся хвост.
Прижавшись щекой к плечу Градского, я тихо спрашиваю, ткнув подбородком на игрушку:
— Кто это, знаешь?
— Ти-рррекс, — важно отвечает Максим.
Улыбаюсь, подняв глаза на Влада.
Его брови сведены на переносице, рот напряжен, будто он в принципе никогда не улыбается. Но я ведь знаю, что это не так…
Дверь с шумом распахивается, и на пороге каморки появляется женщина с круглыми от волнения глазами. На вид ей не больше сорока, волосы у нее растрепаны, и это отлично дополняет весь ее встревоженный облик. Ее взгляд мечется по комнате и падает на малыша, который радостно отклеивается от Градского и несется к ней вприпрыжку, оставив своего динозавра валяться на полу.
Градский встает, я поднимаюсь вслед за ним.
— Спасибо… — женщина еле различимо шевелит губами, глядя на Влада снизу вверх.
На его лице все та же маска, будто его мимические жесты на время замкнуло. Я понимаю, что он не собирается быть душкой, еще до того, как рот, о поцелуях которого я постоянно мечтаю, грубо произносит:
— Его могли найти не мы, а кто угодно другой. Любой дебил с нечистыми намерениями.
— Я… понимаю… — прижимая к себе ребенка, отзывается женщина.
— По-моему, вы ни хрена не понимаете, — давит на нее Градский. — Вы потеряли ребенка. Ау!
— Почему вы на меня орете?.. — выкрикивает на грани истерики. — Без вас разберусь!
— Влад… — зову тихо, обхватив ладонями его локоть. — Пошли…
Он бросает на меня быстрый взгляд, будто только что вспомнил о том, что я тоже здесь. Переведя глаза на горе-мать, бросает:
— Советую больше не терять детей. Технологии, слава богу, позволяют. На улице двадцать первый век, включите мозги.
Сказав это, он делает шаг к двери и выходит из комнаты, оставляя после себя звенящую тишину.
Его реакция на ситуацию обескураживает меня, если не сказать больше!
Под тихий плач «пострадавшей» я пару секунд смотрю на опустевший дверной проем, после чего протягиваю руку и ерошу волосы на макушке малыша.
— Ну… пока… — бормочу, чтобы хоть чем-то заполнить напряженное молчание. — До свидания…
— Спасибо… вам… — сипло повторяет женщина, обращаясь на этот раз ко мне.
Кивнув, я выскальзываю из комнаты вслед за Владом и догоняю его на выходе из технического коридора.
Я отчетливо понимаю, что сейчас лучше не приставать к нему с вопросами. У него отвратительное настроение. И с той женщиной он вел себя скверно. Но я соблюдаю невидимую дистанцию, держа свои выводы при себе.
Поравнявшись с Градским, осторожно цепляюсь за его ладонь пальцами.
Он сжимает их в ответ и ведет меня к эскалатору, молча глядя себе под ноги.
На меня давит то, что из нашего совместного биополя вдруг ушло все веселье, вместо него вокруг нас сгустилось напряжение, и его источник — не я. И эта колючая пурга вокруг нас образовалась, даже несмотря на то, что ситуация разрешилась самым отличным образом.
Влад молча ведет машину, не замечая даже того, что не включил радио. Мы едем в тишине, и все это время я остро чувствую потребность пробраться к нему в голову и понять, что происходит. Но сомнения в том, что ему это нужно, заставляют меня некоторое время сидеть и беззвучно жевать свои губы.
Теряю терпение, когда Градский совершает обгон на полупустой трассе. Даже моих отсутствующих навыков вождения достаточно, чтобы понять — это был опасный маневр! Опасный, потому что мои мозги вспыхнули всеми возможными красными лампочками и уронили сердце в пятки, когда машина, вильнув, сбросила скорость и остановилась на обочине. Отстегнув ремень, я выскакиваю из нее, двумя руками толкнув дверь.
— Арина… — слышу голос Градского за спиной, прежде чем громко ею хлопнуть.
— Если ты передумал, просто так и скажи! — Взмахиваю руками и прячу лицо в ладонях. — Ты чуть нас не убил!
По трассе мимо с шумом проносятся машины. Солнце припекает мне макушку и царапает лучами плечи.
— Псих… — шепчу, всхлипнув. — Жизнь слишком коротка, да?
Я слышу, как Градский подходит ближе, под его кроссовками скрипит гравий.
Влад останавливается рядом, смотрю на него сквозь пальцы, борясь с собственным рваным дыханием.
Он без предупреждения дергает меня на себя, заставляя впечататься носом в его твердую грудь. Мне нужна секунда на то, чтобы решить: обнять его в ответ или нет! Я злюсь. Киплю. Но я, наверное, тоже псих! Такая же ненормальная, как и он!
Просовываю руки ему под мышки и сцепляю их у него на спине, прилипая к нему всем телом. Сантиметр за сантиметром. Бездумно. Безмозгло. Как прирученная к рукам кошка.
Влад опускает подбородок мне на голову и тихо говорит:
— Когда мне было десять, мой младший брат пропал…
Вой проносящихся мимо нас машин на секунду топит его голос, но я слышу достаточно хорошо, чтобы мой лоб прорезала морщина.
— Мы втроем пошли на крытый рынок. Я, он и мать. Она… овощи выбирала, торговалась… мы болтались сами по себе минут десять. Носились, потом решили в прятки сыграть. Он любил прятаться…
— Влад… — сглотнув, смотрю в его лицо.
— Искали его целый день. И потом еще много дней…
Его глаза туманятся. Желваки на челюсти пляшут, пока он смотрит в пространство. Куда-то вдаль над моей головой.
— Как… — мой голос срывается, и я пытаюсь это скрыть. — Как его звали?
— Иван Градский. Возраст пять лет.
По телу ползут мурашки, замораживая все мои внутренности. Я никогда не слышала этой истории. Я точно знаю, что у него нет братьев и сестер. По крайней мере, родных. Знала… Теперь мое представление о семье Градского необратимо перевернулось.
— Ты не виноват… — говорю тихо, догадываясь, что он как раз это и делает. Винит себя. — Ты тоже был ребенком. Вы просто играли. Ты не мог предположить…
Он сглатывает, и его кадык дергается. Опустив на меня глаза, сипло говорит:
— Мне от этого ни хера не легче, Моцарт…
— Я люблю тебя, — произношу мягко и тянусь к нему, оставляя поцелуй на подбородке.
Влад тихо дышит, пока продолжаю покрывать поцелуями его лицо.
— Блин… — выдыхает, ловя мои губы своими. — Откуда ты взялась, а?
Мне хочется сказать, что я, кажется, всегда была рядом, но его губы не дают мне говорить…