— Оно расстроилось после перевозки, — отвечаю, раздраженно собирая с плеч мокрые волосы.
— Я не настолько искушенный слушатель.
Смотрю в окно, терзаемая мыслями, от которых прятала голову в песок все это время. Можно отключить мозги на день или два. Можно отключить их даже на неделю, но сейчас, когда они проснулись, отключить их можно только ударом головы о стену.
Сорвавшись с места, иду к инструменту, который родители подарили мне на одиннадцатилетие, и, усевшись на стул, откидываю крышку.
Мне вдруг претит идти на компромисс, хоть я и согласилась быть пай-девочкой в течение двух недель и после тоже. Мне вдруг не хочется прятать эмоции, а хочется быть стервой, поэтому, когда пальцы под властью мышечной памяти ударяют по клавишам, мою квартиру наполняют звуки вступления, которое я для себя всегда интерпретировала как агонию.
Разбрасываясь через музыку сгустками своей энергии, рисую картину то ли надвигающейся бури, то ли землетрясения, и если Владу хотелось совсем другого, чего-то более умиротворяющего, то не выйдет.
Может быть, это слишком театрально, но мне плевать.
Звуки протеста, злости и драмы отскакивают от пальцев, как гвозди, и я делаю это с упоением. Играю, играю, играю, до тех пор пока на мою шею не опускается тяжелая горячая ладонь.
Пальцы замирают, будто поставленные на паузу. Сердце стучит, потому что сейчас я не профессионал, а просто застрявшая между мирами дурочка.
После моего представления тишина кажется звенящей.
Мне хочется кусаться и царапаться. Сопротивляться упрямству Градского, его холодной рассудительной логике. Вкладываю это в свой взгляд, когда поворачиваю голову и смотрю на Влада с вызовом и вздернутым подбородком.
— Я же говорила, оно расстроилось, — копирую его любимую усмешку.
Его глаза горят, а рука сдавливает мою шею сильнее. На дне черных зрачков тлеет адское пламя, но я этого не боюсь.
— Ты виртуоз, — вкрадчиво шелестит его голос. — Это талант.
— Мимо.
Это не то, что мне сейчас нужно.
Влад напрягает желваки. Впивается глазами в мое лицо и тянет меня вверх, прихватив за мокрые волосы у основания шеи.
Послушно разворачиваюсь и поднимаюсь, напоследок звонко ударив по клавишам.
— Хочешь меня? — бросаю в лицо напротив.
Бугор в его боксерах информирует меня об этом лучше любых слов, но сегодня я хочу слов. Хочу услышать четкие ответы на свои вопросы.
— Да.
— Сильно?
Влад опускает затуманенный взгляд на мои губы, поглаживая большим пальцем пульсирующую вену у меня под подбородком. Сердце опять частит, выдавая мое состояние, хоть я его и не прячу.
— Глубоко и жестко. — Ведет он пальцами по моей коже ниже, поддевая бретельки платья и спуская их с плеч. — Вывезешь?
— Лучше я попробую жестко с тобой, чем с кем-то еще, — с извращенным упоением намекаю на то, что после него у меня будут другие.
Мне хочется сделать ему больно.
Может, он прав, и я слишком многого от него хочу, раз мне так необходимо сейчас причинить ему боль. Я становлюсь чудовищем?!
Влад делает вдох, от которого крылья его носа вздрагивают.
Не разрывая зрительного контакта, он наклоняет голову и накрывает ртом мой сосок прямо через тонкую ткань сарафана. Смыкает вокруг него зубы и всасывает, выбивая из моего рта гортанный стон.
С шипением притягиваю его голову ближе, дергая за волосы на затылке.
Вскинув лицо, он смотрит на меня с дикостью и яростью, которые, я уверена, принес на мой порог еще вчера вечером. Эта злость давно в нем сидит, но сегодня я не хочу тушить этот пожар. Хочу выплеснуть на Влада свой собственный.
Его рука ныряет мне за спину, и крышка пианино с грохотом опускается.
Подхватив мои бедра, Влад толкает меня вверх, заставляя опуститься задницей на деревянную поверхность моего инструмента, и сминает мои губы своим ртом.
Его поцелуи жестоко жалят, как он и обещал.
Язык сплетается с моим, зубами Градский прикусывает мою нижнюю губу и тянет на себя. Мне приходится склонить голову набок, потому что Влад давит на мой затылок, углубляя поцелуй еще и еще.
Мой рот полон его слюны, и он делает это целенаправленно. Показывает обратную сторону секса с ним. Каким этот секс может быть. Каким может быть сам Влад. Грубым и эгоистичным. Но между моих ног все равно горячо и влажно! Тело покрывается испариной, подрагивает в предвкушении, ведь меня возбуждает его тело, его эрекция и даже его грубость. Она в очередной раз переворачивает мой мир, и я царапаю мужские плечи, выгибаясь в сильных руках. Трусь грудью, ерзаю на крышке пианино и издаю такие пошлые и громкие звуки, от которых на секунду сама прихожу в шок, а потом забываю обо всем, когда рука Влада задирает подол сарафана и сдвигает вбок пропитанные моей влагой стринги.
— Совсем без башни, Моцарт… — хрипит Градский, глядя вниз.
Я опять чересчур мокрая. Настолько, что его пальцы с легкостью проникают внутрь.
— Да! — выкрикиваю и насаживаюсь на его пальцы сама.
Воздух вокруг нас тяжелеет. Влажные звуки разлетаются по комнате и смешиваются с нашим громким дыханием.
Влад рычит мне на ухо, не переставая двигаться во мне.
Запрокинув голову, закатываю глаза, чувствуя покалывание в ступнях и напряженный тяжелый узел удовольствия внизу живота.
— Кончай, — приказывает.
Мое тело будто только этого и ждало. Взрываюсь мелкой дрожью. Влад прижимается губами к моей шее и с шумным вдохом всасывает кожу, не вынимая из меня двух пальцев, вокруг которых я плотно сжимаюсь.
Одной рукой нахожу точку опоры, чтобы не свалиться с пианино, а второй сжимаю каменный член Градского прямо через боксеры. Сильно и грубо.
Он издает хриплый стон и, сдернув меня с инструмента, тащит к матрасу.
Бретельки сарафана падают с плеч.
Откинув подол, мужские руки цепляют пальцами мои трусы и стягивают их по бедрам и ногам вниз, оставляя болтаться на правой щиколотке.
Раскидываю ноги, с дрожью в теле глядя на Влада, который вклинивает между них бедра, усаживаясь на колени и приспуская боксеры.
Облизываю губы, глядя на его напряженный член.
Несмотря на все безумство и пошлость происходящего, он не торопится ворваться в мое тело.
Тяжело дыша, сжимает в кулаке каменную эрекцию и будто ищет внутреннюю концентрацию, потому что… боится сделать мне больно… будто боится быть тем самым эгоистичным говнюком до конца…
К черту это все…
Откинувшись на спину, сжимаю свою грудь и приподнимаю бедра.
— Трахни меня… — знаю, что провоцирую его. — Как тебе хочется…
— Блять… не могу… — рычит он.
Я чувствую поцелуй у себя над пупком, а затем ощущение наполненности забирает все мое внимание.
От резкого толчка я ударяюсь головой о стену.
Чертыхнувшись, Влад дергает на себя мои бедра, стаскивая меня ниже.
Мы вновь целуемся, бешено сплетаясь языками и кусая друг друга. Я царапаю его лопатки, он в диком ритме вбивается в мое тело, отчего я издаю стоны, которые заводят нас обоих еще сильнее.
Влад поднимается на колени и поочередно выкручивает мои соски. Трет их большими пальцами, обводит…
Ловлю его руку и тяну к своему рту, чтобы повторить наш любимый ритуал, но Градский отдергивает ладонь и опускает ее мне на шею.
Смотрит в мои глаза, сдавливая пальцы и всего на секунду перекрывая мне кислород, но этого достаточно, чтобы первобытный инстинктивный страх на секунду смешался у меня с возбуждением. И я шокированно понимаю, что этот страх внезапно смывается новым оргазмом…
— М-м-м… пиздец! — ругается Градский, пока я с застывшим на губах криком выгибаюсь и содрогаюсь под ним.
Когда реальность возвращается, я чувствую испарину и пот повсюду на своем теле. Тело Влада, такое же мокрое и скользкое, вдавливает меня в матрас. Я чувствую горячую липкую влагу между ног и на своем животе, когда он скатывается с меня и переворачивается на спину, раскинув руки и глядя в потолок, всё ещё будучи в спущенных боксерах.
Отвернувшись, сажусь на матрасе.
— Арина… — Пальцы Градского касаются моей голой спины.
Тряхнув головой, молча отстраняюсь.
Несмотря на два сумасшедших оргазма, я чувствую себя еще хуже, чем до этого безумного секса. Опустошенной и слабой. Глупой.
Кое-как натянув на плечи сарафан и вернув на место белье, выкарабкиваюсь с матраса и плетусь на кухню, бросив:
— Сделаю себе кофе.