«Иногда всё, что ты можешь произнести – рыдания, прорывающиеся сквозь завесу боли.»
Зима, пять месяцев спустя
Франция, Париж
Квартира Ксавье Делакруа
Зима в этом году наступила очень рано, привлекая к себе северные ветра и тёмные тучи. На улице было холодно и почти все жители уже утеплились на последующие три месяца. Вскоре начнётся предпраздничная суета: покупки подарков, украшение ёлки, выбор вкусного рецепта рождественских пряников.
Я с улыбкой на устах смотрела в окно парижской квартиры Делакруа. Наблюдала, как люди торопились на работу, как машины гудели в таких обыденных пробках. Даже стоя в тёплом помещении, в тёплом свитере и шерстяных носках, чувствовала, как там, на улице морозно. Улыбнулась. Счастье, оно в мелочах. И, казалось бы, незначительные вещи перерастают в нечто большее, значимое.
За пять месяцев, я внесла в это «мёртвое место» кусочек своей души. Ксавье позволил мне обустроить всё по своему усмотрению. На ремонт, конечно, я не решилась, но приобрела много разных интересных вещей. Гостиная, в которой я сейчас находилась, была в бирюзовых тонах. Поэтому, решив добавить еще больше красок, я накупила огромное количество подушек, разных по своему размеру и оттенку. Которые теперь занимают свои законные места на диване и креслах. На свободных поверхностях, я поместила рамки с нашими фотографиями, свечи и красивые вазы, которые я каждый день украшаю свежими цветами. Остальные помещения я украсила точно так же, учитывая цветовую гамму. Мужчина оценил мои старания, хотя статуя в виде павлина ему не понравилась. А как по мне, здорово смотрится в коридоре. Весело так.
Наши отношения после переезда в Париж стали иными. Более глубокими, нежными и такими… правильными что ли. По крайней мере, для меня. Ксавье не говорил ни о чувствах, ни о планах после окончания моего контракта, да и я не поднимала такие темы. Не хотела спугнуть, потерять. Хотя часто прикусывала язык, чтобы не выболтать три заветных слова. Но не хотела быть первой, не хотела унизиться. Я знаю, что Делакруа питает ко мне нежные чувства, помимо желания. Но не знала точно, любовь ли это или просто привязанность, привычка…
Я вспоминаю первое время после переезда. Тело после побоев болело две недели. Ксавье строго соблюдал рекомендации врача. И я пролежала всю неделю в постели, лишь поднимаясь в туалет и душ. С каждым днём, мужчина становился всё задумчивее, пока не стал чрезвычайно нежным, чутким и пылким. К хорошему, быстро привыкаешь. И я всё с той же осторожностью относилась к Хозяину. Хоть уже к забытой ненависти примкнула пламенная любовь. Я боялась этих чувств, потому что они могут быть не взаимны и вряд ли приведут к чему-то хорошему.
За пять месяцев много чего произошло. Марко со своей излюбленной галантностью пытался скрасить мне дни, когда Ксавье надолго уезжал. Марко Рози мне нравился. Была в нём харизма, привлекающая и располагающая к себе. Он мне часто рассказывал про Ксавье, но, вероятно, эта информация была не единожды отфильтрована. И из-за этого его словам я особо не верила, понимая, что не всё в историях правда. Я пыталась сама узнать у Ксавье о его прошлом, о его делах… Но меня мягко послали, указав, что не нужно совать свой красивый носик в его дела. Он, знал обо мне всё, а я, в свою очередь, не знала о нём ничего. Он мне не доверял, а я в него влюбилась. Как чёртова дура! Ненавижу себя за эти чувства. Этот мужчина лишил меня девственности, грубо и жёстко. Он неоднократно окунал меня в грязь лицом. Имел меня, как последнюю шлюху… А я его полюбила. Он полгода надо мной издевался, а я влюбилась в ту ночь в Париже, после маскарада… И после он стал другим… Стал ли?
Смахнула слезу. Сейчас, Ксавье в развлекательном доме. И задержится там, на пару дней. Честно признаю, что ревную. К Мари, Петре и другим девушкам. Они так и мечтают заполучить его в свою постель, что остаётся лишь сжимать кулаки и ждать. Он ведь в верности мне не клялся, но от этого легче ничуть не становилось.
Откинула мысли и посмотрела на свои ухоженные ноготки. Недавно была в салоне. Это заставило меня почувствовать себя человеком, женщиной. После переезда мне было разрешено покидать квартиру. Ненадолго. И только при условии, что Ксавье знал, куда я собралась.
За всё это время я ни разу не проведала Армана. Может, я эгоистка? Я пять месяцев живу рядом, но ноги до сих пор не привели меня к квартире матери. Я звонила каждые три дня, слушала отчёт сиделки, молилась… Но сердце начинало бешено стучать при мысли о встрече с Жаннет. Трудно принимать положение дел, не идеализировать людей, а смотреть фактам в лицо. Несмотря на то, что у меня были родители, им на меня было наплевать.
Хоть, я помню моменты из детства. Счастливого и беззаботного. Мне было семь лет, когда отец научил меня кататься на велосипеде. В тот день стояла прекрасная солнечная погода, пели птицы и собственно это был мой день рождение. Мне подарили красивый, ярко-алый велосипед. Небольшой, простой и со звоночком на руле и корзинкой для вещей. Я была так счастлива, что не помнила, как мама была недовольна покупкой. Она всё бормотала, что слишком дорого. Папа же не обращал внимания и просто учил меня ездить. Тем более, что скоро в школу и иметь своё средство передвижения очень выгодно.
Память сложная, настолько, что каждый раз в голове возникают то яркие, то смутные картинки прошлого. Хорошие и плохие воспоминания. Они сделали меня такой… Тряпкой, мямлей. Я не могла постоять за себя, а лишь делала то, что нужно другим. Всю жизнь. Пытаясь всем угодить, забрела в капкан, откуда очень тяжело выбраться.
Нечасто возникают подобные думы на тему жизни. Обычно, стараюсь переключиться. Но последние дни в воздухе витает напряжение. Предчувствие неизбежного.
Облизнула губы и направилась на кухню. Я подумывала о прогулке. Может, в парке, а может просто сходить в кино. Купить поп-корн и забыться при просмотре фильма. Достала из холодильника суп, налила пару половников себе в тарелку и поставила в микроволновку.
Взяла мобильный телефон и настрочила Ксавье короткую смс:
«Кушаю и иду гулять. Может, пойду в кино».
Так хотелось приписать «Целую, любимый» или «Скучаю», но он этого не поймёт. Хотелось бы мне забраться в его голову…
Поев, я размеренным шагом пошла в комнату. Открыла шкаф и стала думать, чтобы надеть.
Телефон кинула на кровать, который почти немедленно оповестил о сообщении. В предвкушении схватила мобильник и стала читать:
«Планы изменились. Я возвращаюсь. Будь дома вечером, а сейчас иди куда собралась».
Скривила губы. Холодно, отстранёно, безэмоционально. Как всегда… Много хочу. Но если не хотеть, то нет желания двигаться дальше. Делакруа был нежным, заботливым, но держал дистанцию. Не впускал меня в свою душу, не раскрывал сердце. Он просто был. Как ни прискорбно признавать, но контракт уже через несколько дней потеряет силу. И Ксавье, вероятней всего просто вышвырнет меня отсюда. И буду снова жить с матерью и братом, работать, гробить своё будущее.
По щеке скатилась прозрачная слеза. Попав мне на язык, почувствовала её вкус. Солёная.
Решила сходить в кино. На что-нибудь милое и романтическое. За полчаса утеплилась, схватила сумку, положила в нее необходимые вещи и умчалась.
Погода встретила меня холодными объятиями. Я плотнее закуталась в пальто, сдвинула шапку-берет на лоб, шмыгнула носом и направилась к автобусной остановке. Я любила трамваи. Больше, чем такси. Во-первых, моя извечная экономия денежных средств, во-вторых близость к людям. Мне плохо без общения, хотя никогда не страдала от зависимости от него. Но все же, в школе и университете оно у меня было.
Я смотрела на прохожих, разглядывая их лица. Некоторые шли с довольной улыбкой, не скрывая счастья, другие хмурились, а третьи смотрели под ноги и что-то бормотали под нос. Интересно наблюдать, интересно анализировать. Поведение, жесты, мимику… Из меня психолог никакой. А вот филолог…. Было бы здорово доучиться и может, написать историю.
Фыркнула. Сюжет есть, далеко ходить не надо. Только выложить всю автобиографию на бумагу. Смешно и одновременно грустно. Заставляет задуматься. О ситуации в целом. Так же стоит подумать о дальнейшей жизни. Я не хотела возвращаться к матери, не хотела вновь попасть под гнёт обстоятельств. От этого меня пробирала дрожь. Может, стоит рассмотреть варианты съема квартиры. Деньги у меня есть. Найду квартиру и пойду работать и может, заочно закончу университет.
Я дошла до остановки и, посмотрев на расписание автобусов, стала ждать. Со мной рядом стояла пара: девушка и парень. Обоим было максимум двадцать-двадцать три года. Мои ровесники. Стоят, обнимаются. Парень нежно целует девушку и прижимает к себе. Она смеётся, обзывает его дураком, но нежно так… Он ругает, что без шапки, что простынет, глупая. Девушка улыбается. Его забота ей приятна. И, вероятно, не надела специально… Посмотреть реакцию захотела.
И правда, через минуту потянулась в сумку, достала шапку и хитро ухмыльнувшись, помахала перед лицом бойфренда.
Наверное, это прекрасное чувство – влюблённость. Когда так… Просто, честно, открыто. Когда не скрываешь, не боишься и не бьёшься, как птица в клетке. Настроение, стало хуже, чем было. Я завидовала. Хотела так же. Чтобы не закрываться. Любить и быть любимой. Целоваться посреди улицы, слушать ворчание из-за неуклюжести, дурачиться и просто быть собой. Не притворяться, что всё замечательно, а просто жить.
Автобус подошёл и я, сдержав новый поток слёз, просто залезла в него. Расплатилась и села на свободное место. Я постоянно плачу. От безысходности? От предстоящей потери и обретения? От той паутины, что окутала моё сердце? Но больше всего от того, что я не смогу полюбить кого-то кроме него, не смогу забыть. И это раздражало и угнетало одновременно. У меня никогда не будет чувства полёта от бурлящих, как в вулкане эмоций. Никогда не поцелую его среди толпы прохожих, заявляя, что он мой. Так много «никогда», что стоит просто его вычеркнуть. Забыть. Чтобы оно растаяло к чертям. Нужно двигаться дальше. Чего бы это, не стоило.
Вышла на нужной остановке, передумывая смотреть фильм. Гуляя по узким улочкам Парижа, любовалась его красотой. Это мой город и дай бог, останется им. Забрела в милый ресторанчик с красивым названием «Belle». Выполнен он, в нежно-розовых и персиковых тонах. Светлое и настолько девчачье заведение, что невольно улыбнулась. Мне нравились белые шёлковые шторы, круглые маленькие столики, стоящие по всему помещению. Люстра… Большая, даже не знаю какой формы. С неё свисало множество крошечных кристаллов, которые на свете переливались различными цветами, бросая блики на пол, столы.
Я разделась, повесила одежду на один из стульев и заняла другой. Ко мне подошла официантка в закрытом розовом платье. На груди было написано название ресторана. Улыбнулась ей. Девушка дала мне меню и сообщила, что подойдет через пять минут. Открыла представленную мне «книгу» и стала читать. Не было обычных французских изысков, как в том ресторане, где я проработала полдня. Мне понравилось это. Через определённое время заказала двойную порцию капучино, с доброй посыпкой корицей, два кусочка фирменного пирога заведения.
Официантка удалилась, а я достала телефон и посмотрела, нет ли сообщений, звонков. Пусто. Неудивительно. Кому мне писать, кроме Ксавье? Режет ножом по сердцу осознание собственной незначимости. Никому ненужная, и загнанная. Я любила Ксавье, верила, что он старается сделать мне приятно, заботится… Но вновь старые слова ускользают в голову, прорабатывают и так старую информацию, пытаясь уличить во лжи, выудить из недр подсознания надежду.
Мне принесли кофе, и я сделала большой глоток. Сладко, вкусно…
Телефон завибрировал. Я посмотрела, вновь затаив дыхание. Тело покрылось мурашками. Сообщение от матери. Первое. За долгое время. Она вообще не звонила больше. Как я стала работать подстилкой, звонила только я. И всё.
Открыла и, замерев, стала по слогам проговаривать про себя слова:
«У Армана был вчера приступ. Его не спасли. Если хочешь, приезжай».
Что значит, если хочешь? Слёзы градом хлынули из глаз, застилая чёткую картинку перед собой. Я зажала рот рукой, пытаясь сдержать крик. Это сообщение, будто ледяной душ. Мой брат…Прикусила губу, чтобы сдержаться. Вскочила, быстро оделась, достала из кошелька деньги. Кинула на стол и побежала.
В голове стучала единственная фраза: Арман мёртв. Боже, Боже… Я знала, что так будет, только не знала, что так скоро.
Выбежав на дорогу, остановила такси. Мне грубо прокричали:
– Дура!
Мне было всё равно. Залезла в машину и продиктовала адрес, умоляя ехать быстрее.
Дрожащими пальцами напечатала сообщение Ксавье:
«Арман умер. Можно я сегодня побуду у себя дома»?
Ответ пришёл почти мгновенно:
«Мне жаль.Возвращайся к девяти. Сможешь съездить домой и завтра».
Хлюпнула носом. Мне даже нельзя с матерью остаться. А ей, видит Бог, сейчас намного хуже, чем мне.
Мы доехали за полчаса. Расплатилась, и побежала прямо домой.
Дверь была открыта. Зашла. Мама сидела на кухне. Её чёрные локоны завивались. Так же, женщина была ярко накрашена. В глазах стояли слёзы, под глазами круги. Нельзя было сказать, что она полностью убита горем.
Увидев меня, поднялась.
– Не думала, что ты приедешь, – проговорила она.
Куда я раньше смотрела? Она ни капельки меня не любит. Совсем…
– Ты звонила отцу?
Жаннет фыркнула.
– У него скоро спиногрыз появится. Не до нас. Особенно не до Армана.
Мама всхлипнула, села на место и закрыла лицо руками. Мне так хотелось подойти, обнять… Но что-то останавливало.
Мой голос дрожал, когда я спрашивала:
– Новые лекарства не назначили?
Мать на меня злобно посмотрела.
– Назначили, – прошипела она, – Только вот денег на них нет. Твоя сиделка всё себе захапала.
Увы, мама… Ей я доверяю больше, нежели тебе.
– И не стыдно врать? Мне ничего не говорили, ни врачи, ни Маргарет. Отсюда следует, что ты просто не ходила на приёмы. И где ты была? А? У своего любовничка?
Я уже просто кричала. Голос срывался. Руки тряслись.
– Это ты мне скажи? Ходишь в дорогих шмотках, зарабатываешь кучу денег, а помочь…
– Это моё право! – орала я, – Это мои деньги, заработанные. Я и так многое потеряла, чтобы только ты и Арман были счастливы. Я бросила учёбу…
Махнула рукой.
– Да что тебе объяснять. Всё равно, кроме себя самой тебя ничего не интересует.
Жаннет скрипнула зубами.
– Арман был для меня всем, пока не стал инвалидом. У меня была семья, работа, жизнь… Я его любила и ненавидела. Он покинул меня уже тогда, когда врачи сделали заключение…
Мои глаза распахнулись от шока.
– А я тут причем? Чёрт! Лучше бы это была ты, мама… лучше бы это ты где-нибудь навернулась. С радостью бы поменяла бы вас с братом местами! – выпалила я и только потом поняла что.
Закрыла рот рукой.
Мама расплакалась. Мне было стыдно за слова. Но извиняться я не стала. Когда мама должна была поддерживать ребёнка, она сторонилась. Когда нужно было решать проблемы, отходила в сторону и перекладывала ношу. Она просто безответственная и безнравственная женщина.
– Неблагодарная, – прошептала она сквозь слёзы, – Я тебя кормила своим молоком, научила стольким вещам…
– И что? Я стала от этого счастливее? Ты не представляешь, как я зарабатываю, чтобы дать тебе на лекарства и жизнь. На что я променяла свою мораль…
Я вытерла рукой слёзы.
– Ненавижу!
Я попыталась успокоиться.
– Когда похороны? Кто будет?
Жаннет посмотрела на меня. Тушь потекла по её лицу, нос раскраснелся.
– Завтра. Я позвоню Полю. Никого не будет. Только мы.
Опустила глаза.
– Во сколько?
– В час дня…
Молча, посмотрела на мать.
– Завтра увидимся.
Поспешно ушла из дома, чувствуя разгорающийся в груди пожар. Телефон зазвонил. Ксавье.
Нажала отбой. Не хочу я говорить. Я вообще ничего не хочу, особенно разговаривать. Слушать холодные слова успокоения. Чувствовать его руки на себе, плакать ещё сильнее. Я просто хотела скорбеть. Столько, сколько потребуется. Умер мой маленький братик. Так и не познав жизнь, так и не почувствовав запах Парижа. Такой молодой, и такая несчастная судьба…
Я гуляла по старым местам, предавалась воспоминаниям. Села на ближайшую лавочку и дала волю слезам. Горьким, сильным и таким долгожданным. Это было неизбежно. Но когда умирает дорогой человек, всё равно, что это было предопределенно. Я не успела с ним попрощаться. Не успела обнять… И всё из-за моего нежелания видеться с матерью. Я не рассказала ему сказку, не посмеялась под мультики, не покормила с ложечки… Из горла вырвался крик.
Меня обняли тёплые руки. Дёрнулась. Повернулась. Ксавье. Он смотрел на меня с сочувствием и пониманием… Уткнулась носом в его пальто.
– Он мёртв. Всё… Всё зря.
Я плакала, он обнимал. Ничего не говорил. Просто давал выплакаться, пока не начался, морозящий кожу, дождь. Меня убедили поехать домой. И через сорок минут я уже согревалась в ванне. Думала и думала… Это было нереально. Всё, что происходит в моей жизни… Я отдала себя за деньги, чтобы продлить жизнь брату. Это не должно было быть напрасно. Не должно так бить по мне, шепча, что не нужно было соглашаться на предложение Делакруа. Но понимала, что даже один день продления жизни Армана стоил этого. Стоил, потому что он мой младший брат, потому что, я его любила…
Всхлипнула.
Ксавье зашёл в ванну и подошёл ко мне. Подвернул рукава рубашки, взял губку. Сдобрил приличным количеством геля.
– Сядь, я потру тебе спину. Помою.
Его голос звучал напряжённо. Я подчинилась. Мочалка нежно проходилась по моей коже, намыливая её. Руки Ксавье массировали, расслабляли тело. Было приятно. По завершению процедур, меня высушили полотенцем и вынесли из ванной комнаты.
Заметила, что шторы были закрыты, свет приглушен. Играла тихая музыка.
Меня посадили на кровать.
– Выпей вина, Шелли. Станет легче, – прозвучал голос Ксавье.
Мужчина подал мне доверху наполненный бокал, и я в миг его осушила. Хозяин посмотрел на меня с неодобрением.
Но мне было всё равно. Вытянула руку.
– Налей ещё, – прохрипела я.
Мужчина, молча, выполнил просьбу. И второй бокал постигла та же участь.
– Нам нужно поговорить, Шарлотта. Серьёзно.
– Именно поэтому ты включил музыку? И создал такую обстановку?
– Чтобы ты расслабилась. Женщинам обычно нравится пить вино, разговаривать в такой атмосфере…
Хмель ударил в голову. Я хотела забыть весь этот ужасный день, все выплаканные слёзы. Я хотела отвлечься.
Поднялась и улыбнулась.
– Поговорим. Присаживайся.
Ксавье странно на меня посмотрел. Его брови опять сложились домиком. Сел. Толкнула его и забралась сверху. Мокрые волосы коснулись его лица.
– Потом, – прошептала я и поцеловала мужчину.
Он ответил сразу же, перехватывая инициативу. Пальцы быстро расстегнули его рубашку и я, оторвавшись от губ, стала спускаться ниже. Облизнула его сосок и услышала сдавленный стон. Усмехнулась. Мне хотелось больше, сильнее… Протиснула руку между телами и коснулась сквозь штаны твёрдого «местечка». Опустилась еще ниже. Лицо поравнялось с ширинкой. Расстегнула её и стянула штаны и трусы. Член предстал передо мной, во всей своей длине. Капелька жидкости выступила на кончике головки. Высунула язычок и слизала. Ксавье подо мной дёрнулся. Сжала яйца и стала орудовать ртом. Облизывать, целовать, искушать, щекотать… Я просто хотела забыться. Подняла голову и посмотрела на Ксавье. Глаза прикрыты, грудь напряжённо вздымается. Поднялась и села сверху. Взяла член в руки и провела по клитору.
Мужчина схватил меня за талию и, внезапно, я оказалась на лопатках.
– Моя очередь, лакомиться, – прошипел Ксавье и устроился между моих ног.
Из груди вырвался стон, когда его пальцы раздвинули мои складочки, а язык коснулся клитора. Он виртуозно орудовал своим языком, заставляя мои пальцы на ногах скручиваться от блаженства. Когда я уже была на грани оргазма, мужчина оторвался от меня, и вмиг, по самые яйца, вошел.
– Сильнее, – прорычала я.
На его лбу выступила испарина. Его бёдра двигались в такт с моими. Раз… Толчок… Два…Три…
Ворох эмоций затопил с головой. Не существовало ничего, кроме нас, наших сплетённых воедино тел. Когда вознеслась в экстазе, кричала его имя, сгорая от чувств.
– Я тебя…
Запнулась. Вовремя.
– Благодарю, – закончила и закрыла глаза.
Устроилась под его боком, положив голову на плечо. Сквозь сон слышала.
– Ты меня любишь, и это, чертовски, мне нравится, Шелли.
Следующий день
Снег мелкими снежинками падал на промёрзшую землю. Я стояла на кладбище и смотрела на деревянный гроб. В душе тихо злилась на мать. Я могла бы оплатить, купить нормальный, хороший гроб. Но нет… В этот раз она решила быть щепетильной, принципиальной и не просить денег.
Отец стоял вместе со своей новой женой и хмуро смотрел на розу в собственных руках. Не было ни слёз, ни разговоров. Просто глухое молчание среди морозной погоды. Кладбище не было местом радости или торжества. Здесь было нагнетающе спокойно.
Утром, встав с постели, я не увидела Ксавье рядом. В тайне желала, чтобы мужчина поехал со мной, разделил это событие. Но не нужно было зарождать в себе эту ненужную надежду. Я собралась и поехала. И теперь стою и не могу выдавить из себя ни слезинки. В горле пересохло, руки дрожат. Мама сидит у гроба и тихо плачет. Но почему-то меня это не слишком трогает. Может, из-за вчерашнего разговора? Может из-за её отношения к нам с Арманом? Бедный мальчик… Почему жизнь так не справедлива к тем, кто не в силах пока за себя постоять? Почему раз за разом кладёт грабли, не предупреждая?
Шмыгнула носом и подошла к Арману. Посмотрела в последний раз на белое лицо брата, на синие губы, на красивый чёрный костюм с белым приколотым цветком. Красивый, молодой, несчастный… И тут меня прорвало. Всхлипнув, зажала рот рукой. Из глаз текли слёзы. Колени подогнулись, и я начала оседать на землю. Меня подхватили мужские руки. Папа помог мне встать. Он держал меня, пока я плакала. Его глаза выражали глубокую скорбь.
– Я уже давно смирился с таким исходом. Подготовился морально, – тихо прошелестел его голос, – Всего лишь дело времени… Арман отмучился… Ему было больно, а вы, держали его возле себя. Только чтобы было спокойнее.
Отпрянула от папы и посмотрела на него.
– Как ты может такое говорить? Он ведь был твоим сыном!
– Не осуждай. Я любил и люблю его. Но врачи сразу сказали, что шанс минимальный и он навсегда останется таким… Проще отгородиться от всего, принять и отпустить, нежели, как вы, пытались вытащить мальчика из пучин боли, каждый раз подвергая его страданиям. Или думаешь, ему были приятны приступы, уколы, терапия?
Молчала. Отец был отчасти прав, но всё равно… Как можно отказаться от родной кровиночки? Заранее отвернуться, предвещая смерть? Кто знает, что было бы, если он не бросил нас расправляться с проблемами в одиночку? Может, я не встретила бы Ксавье…
Проглотила слюну и повернулась к гробу.
– Прощай братик. Ты был самым лучшим, – дрожащим голосом прошептала я, – Бог знает, как я пыталась тебя удержать в этом мире, но и он видит, что с ним тебе будет лучше. Тебе больше не будет больно.
Жаннет зарыдала. Даже отец пустил слезу. Гроб закрыли и погрузили в землю. Я черпнула рукой землю и кинула в яму.
– Пусть земля тебя убережёт, – закрыла глаза, – Мне нужно ехать.
Грустно улыбнулась и посмотрела на родителей.
– Не ругайтесь хоть сегодня, – перевела взгляд на мачеху, – Было приятно познакомиться.
Надин, была среднего роста, с выкрашенными, в рыжий цвет, волосами. Большие синие глаза, тонкие губы. В целом миловидная женщина, и любит папу. Это было видно по взгляду, по жестам, по тому, как она его обнимала…
Я покинула кладбище в растрёпанных чувствах. Хотелось просто напиться. Чтобы забыться, на миг избавиться от этих чёртовых эмоций.
С такими мыслями я направилась в бар. Он был недалеко от моего местонахождения. Сев за барную стойку, заказала себе текилу.
Бармен с весёлой улыбкой поинтересовался, почему я пью и в одиночестве.
– Хочется,– буркнула я.
Но после пятого бокала с энтузиазмом рассказывала о своей жизни. Было так здоворо кому-то открыться, путь даже бармен об этом и забудет вскоре. Через него много людей проходит. Пока пила, плакала, смеялась, ругалась. Алкоголь сделал своё чёрное дело, позволил расслабиться, забыться и наговорить лишнего. Бармен смотрел на меня серьёзно. После чего нахмурился и сказал:
– Тебе нельзя с ним оставаться.
Я улыбнулась благим думам мужчины. Он, к слову, так классно двоился у меня в глазах, что начала думать о близнецах…
Хихикнула.
– Лююююблю его, понимаешь, люблю этого ублюдка! – кое-как выговорила и, закрыв лицо руками, снова разрыдалась.
Не знаю, сколько я просидела в баре, сколько раз Ксавье пытался до меня дозвониться. Телефон в итоге разрядился и сел. Мне же было до проклятого царства, где я, что со мной и что подумает Делакруа. В животе противно бурлило, и я понимала, что хватанула лишнего. Глаза закрывались, к горлу подступала тошнота. Слезла со стула и зажав рот рукой стремительно стала пробираться в сторону туалета.
Какая-то девица толкнула меня плечом, и я с грохотом свалилась на пол. Меня подняли сильные руки и прошипели на ухо:
– И нужно было так напиться!
Захныкала. Мне нужно было в туалет, а я даже рот боюсь открыть.
– Ту-а –Ик–лет, – икая пробормотала я.
Не хотелось мне смотреть на Делакруа. Чувствовала, что он был злой, как чёрт. И что собственно, мне попадёт за текилу и любезно наливавшего её в мой стакан, бармена.
– Надо было ехать с тобой, – рычал мужчина, ведя меня в туалет.
Закрывшись в туалете, опустилась на колени и позволила желудку освободиться от выпитой дряни. Боже, зачем было столько употреблять? Почему я не ограничилась одним или двумя бокалами?
Я долго просидела возле унитаза, если бы не сильный стук по двери кабинки.
– Шарлотта!
Чёрт, ещё не отошёл… Сегодня будет порка, или что-то попикантнее.
– Я тебе сейчас сделаю так попикантнее, что твоя задница присесть не сможет неделю, – рявкнул Ксавье.
Вытерлась туалетной бумагой и еле-еле встала.
– Не думала, что сказала это вслух, – прохрипела я.
– Выходи.
Открыла дверь и на полусогнутых ногах сделала шаг. Мужчина меня подхватил и не дал упасть.
– Чудо. Иди, прополощи рот и я дам тебе ментол. Думаю, тебе сейчас паршиво. Дома поговорим.
Вот за ментол была благодарна. Во рту, будто мышь повесилась, и висела она там неделю. Меня подвели к раковине и включили тёплую воду. Несколько раз прополоскала рот и умылась. Стало намного лучше. В животе ничто не бунтовало, в глазах немножко прояснилось, а разум встал на место, и воспринимал все действия и слова с пятидесяти процентной серьёзностью.
Выходя из женской уборной, натолкнулись на бармена. Он стоял, сложив руки на груди. Выражение лица было убийственным. Хихикнула.
– Ты такой брутальный, но нам надо домой. Правда. Поздно уже, да и текила уже вряд ли в меня влезет, – нахмурилась и вскрикнула, – Сколько я должна? Подожди… А где моя сумочка?
– За счёт заведения, – процедил бармен сквозь зубы.
– Нам не нужны одолжения, – вторил ему Ксавье, вынимая из бумажника деньги.
Он сунул деньги бармену и одарил меня таким взглядом, что захотелось вернуться в уборную.
Меня взяли под локоть, и повели к выходу.
– Устроила тут… Ты вообще головой иногда думаешь? – шипел мужчина. – Залезай и пристёгивайся.
Он открыл дверцу машины. Я кое-как залезла на переднее сиденье, закрепила ремень безопасности и закрыла глаза.
Делакруа шипя, повернул ключ зажигания.
– Могла бы позвонить. Или хотя бы сообщение написать, – негодовал мужчина, набирая на машине скорость, – Я два часа колесил по местным окрестностям, тебя высматривал. Даже не думал, что такая… Пойдёт в бар напиваться.
Резко открыла глаза.
– Могу ли я скорбеть? За брата, за себя, за свою разваленную семью и жизнь!
Ксавье хмыкнул.
– Что сейчас тебе не нравится? Неужели язычок осмелел после выпивки?
Прикусила оговоренную часть тела. Мне хотелось его стукнуть. Впервые. Так, чтобы след остался. Он не понимает… Куда ж ему! Купается в деньгах, власти. До остальных дела нет! Изверг!
– Как мне может что-то не нравиться? – выдавила ехидную усмешку, – Кто я такая, чтобы чувствовать?!
Я видела, как побелели костяшки на руках мужчины. Как сильно руки сжали руль.
– Дома поговорим. А теперь отвернись и помолчи. Я и так слишком зол.
Гневается он, видите ли! Царь и Бог! А мне нельзя ничего. Ни плакать, ни злиться, ни думать! У меня брат умер, ради которого я пошла на такое!!!
–Ну и хорошо, – буркнула себе под нос, чтобы он не услышал.
После того, как меня вырвало, стало легче. Но хмель не выветрился из головы и продолжал накручивать мысли. Противоречие сквозило в них, будто корабль и айсберг. Мне хотелось, чтобы наконец-то они столкнулись, и дали трезво посмотреть на всё: эмоции, ситуации, цели. Ведь очевидно, что я больше не нужна Ксавье. А вот насчёт того, нужен ли он мне… Разум требует свободу, но сердце молит о подчинении. И как я умудрилась полюбить его? Ведь и дураку ясно, что таких же сильных чувств мужчина ко мне не испытывает. Иначе был бы рядом в столь важный для меня день.
Мы приехали, и молча зашли в квартиру. Меня слегка пошатывало, и Делакруа помог сесть на диван. Он подошёл к столу и взял какой-то жёлтый запечатанный конверт.
– Ты видела его раньше?
Он мне его показал. Я покачала головой. Уж точно утром его не было.
Мужчина отложил его в сторону.
– Потом посмотрю, что там. А теперь хочу объяснений.
Приоткрыла рот.
– Каких таких объяснений? Я хоронила своего младшего брата! – слёзы катились по щекам словно роса, – Если бы ты был рядом, то я бы не пошла в бар!
Ксавье скрипнул зубами.
– У меня были дела, – процедил он сквозь зубы, – Я не мог пропустить встречу.
– Мог. Стоило только захотеть. А насколько знаю, язык у тебя подвешенный. Договорился бы…Но знаешь, мне всё равно. Только странно, что это вообще меня заботит. Как будто я не знаю, какой ты из себя, Роже!
Мужчина сел рядом и взял меня за руку.
– Мне не нравится твоя смелость, Шелли. Это говорит о том, что ты пьяна или о том, что повзрослела?
– Ты лишил меня наивности. Не буду благодарить за это.
Я отвернулась от него. Мне было противно на него смотреть. Если бы просто забрал, не требуя объяснений, то я даже бы не расстроилась. И так понятно, что между нами контракт, секс и прочая, не основанная на чувствах, ерунда. Меня грызло осознание того, что я продалась. Хоть и сделала бы это снова, если был бы шанс увидеть Армана живым…
Я услышала шорох листков. Повернулась к Ксавье и увидела, что он что-то читает. Его лоб нахмурен, губы сжаты, нога подёргивается.
Посмотрела на кофейный стол. Там лежал незнакомый чёрный телефон.
– Посмотрим, из чего ты сделана, – прошипел мужчина.
– Что ты…
– Заткнись, Шарлотта!
Мужчина взял телефон и включил видео. Я его не видела, но слышала собственный голос:
– Что ты тут делаешь? – выдавила из себя.
– Может же богатый мужчина позволить себе снять девушку. Тем более, когда есть знакомый, владеющий таким заведением.
– Неужели попасть в логово к врагу настолько заманчиво? – вкрадчиво спросила я.
Думаю, затем было видео, как Реми меня поцеловал. Ксавье вскочил с дивана и с размаху кинул телефон в телевизор.
– Невинная! Наивная! – рычал он, нависая надо мной.
Глаза горели синим пламенем.
Облизнула губы.
– Ксавье, я же говорила, что он приходил… Это всё неправда. Слова эти были, но…
– Разве я позволял шлюхе говорить? И как тебе этот белобрысый? Понравился? Захотелось разнообразия?
В горле пересохло. Твою мать! Делакруа не слушает и не желает слышать. Что же было в этих бумажках, что ему крышу снесло.
– Ты, мерзкая дрянь! Все это время следила за мной, собирала данные и снабжала ими Моранси!
Я встала, но меня больно толкнули, и я приземлилась обратно на диван.
– Ты бредишь! – проговорила я дрожащим голосом, – Какая слежка? А данные? Я Реми видела три раза в жизни: на фотографии, на маскараде и когда ты отсутствовал. Это подстава… Я не могла… не посмела…
Я закрыла лицо руками.
– Меня твои слёзы не впечатляют. Слишком фальшивые, – прошипел он, – Вставай! И марш к обеденному столу.
Он резко поднял меня и посмотрел в глаза.
– Хочу в последний раз трахнуть свою игрушку. Деньги за моральный ущерб и очередной трах не получишь.
Мне стало дурно. Ноги подогнулись.
– Бегом.
Я хотела сказать… Ответить. Но боялась сделать еще хуже. Нет! Надо объяснить. Попытаться разузнать! Он не мог из-за видео так разозлиться. Ведь я говорила ему о Моранси. Предупреждала! А он? Стоило только помахать бумажкой, как поверил…Вот она, его сущность.
Меня схватили под локоть, и повели к столу.
– Раздевайся, – рявкнул Делакруа грубым голосом.
– Выслушай! Не делай этого! Неужели не понимаешь, что всё сфабриковано?
Я закрыла глаза, когда его руки снимали с меня платье, как разорвали бюстгальтер, как спустились к ногам трусики. Его руки повернули меня лицом к столу.
– Ложись, чтобы задница свисала и не вздумай пикнуть. Я хочу получить оплаченный товар.
Пришлось подчиниться. Я знала, что если буду сопротивляться, то мужчина может и стукнуть. А я… Да, многие бы выбрали быть избитыми, но я уже через принуждение проходила… И как только он перестанет издеваться над моим телом, смогу уйти…Но я не хочу!!! Как я смогу без него? Как вырвать его образ из глупого сердца, которое постоянно твердит: «Люблю»!
– Не делай этого! Пожалуйста, Ксавье…
Его рука с силой опустилась на мою ягодицу.
– Знаешь, мне плевать.
Я слышала звук расстёгивающейся ширинки, спускающихся к ногам брюк… Мои ноги раздвинули и грубо вошли. Вскрикнула. Тело покрыла мелкая дрожь ужаса. Зажмурила глаза. Абстрагируйся. Чего тебе стоит, Шелли? Не в первый же раз, но в последний…
Шлепки голой плоти болью отзывались в ушах.
– Так и нужно брать шлюх. Они не достойны удовольствия, – шипел мужчина, вбиваясь в меня, – Ты надолго запомнишь, как подставлять меня.
– Я не подставляла… Но запомню. Обещаю. Глупо было влюбиться в такое отродье, как ты, – хрипела я.
Мои слова лишь разозлили Делакруа, который казалось, разъярился ещё сильнее… Я заорала от боли и почувствовала, что окунаясь в темноту.
Не знаю, сколько прошло времени и сколько сейчас времени. Очнулась я на полу, голая с кровавыми следами на бёдрах. В доме было тихо, только на полу валялись разорванные кусочки из бумаги. Воспоминания всплыли в голове, и из горла вырвался всхлип. Если любят так не делают, если уважают, такого не позволяют… А я для него всего лишь мусор под ногами и никогда не стану любимой.
Посмотрела в окно. Ночь. Возможно, раннее утро. Поднялась на ноги. Они болели и возможно на них будут синяки от грубых пальцев ублюдка.
Нужно уходить… Немедленно. Но сначала кое-что напишу. Последнее слово останется за мной.
Я кое-как добралась до спальни и натянула на себя первые попавшиеся вещи. Толстовку, джинсы, кеды. В спортивную сумку кинула паспорт, страховой полис. Достала из прикроватной тумбочки тонкую тетрадь и ручку.
«Просто шлюха… Я для тебя никогда и не была ничем больше. Можешь радоваться, никем другим уже и не буду. Надеюсь, твоё лицо будет видеться мне лишь в кошмарах, а из сердца, я тебя вырву. Любить такого сукина сына себе дороже. Я согласилась на эту работу, будучи девственницей. Терпела, ради брата, твои посягательства и через ненависть, ты заставил меня влюбиться. Я жалею, что знаю тебя. Реми, по крайней мере, был честным. Возможно, стоит к нему пойти. Не зря же меня сегодня отымели физически и морально. Не так ли»?
Шмыгнула носом, натянула на голову капюшон. Положила тетрадь на кровать, и мобильный телефон. Он не мой.
Надо быстрей идти. Пока позволяют обстоятельства.
Выбежала из квартиры и направилась к лестнице. Не хочу, случайно, встретиться с ним. Спустилась. Осторожно вышла из дома.
Куда мне идти? Станет ли он меня искать? Что будет делать, когда увидит, что меня нет? И на улице холодно… Мороз по коже. Что мне делать?
Домой. До него, без денег, я буду идти весь день. А ночью, в темноте… надо лишь дождаться пока рассветёт.
– Куда-то собралась? – неожиданно прошипели мне на ухо.
Сглотнула и повернулась. Синие глаза Делакруа сверлили меня. Страх новой волной подкатил к горлу.
– Как ты, верно, заметил, мне больше нечего здесь делать, – горько проговорила я.
– А если заплачу? Откажешь? Я, как и Реми, богат. Или не устраиваю? Он даёт тебе больше? Сколько?
Его губы исказила противная усмешка.
– Ты мне омерзителен.
– А ты просто шлюха, Шарлотта. Не более. Жаль, что я начинал думать иначе, – хмыкнул он, – А теперь проваливай. Не желаю больше видеть ни твою продажную рожу, ни задницу.
Нет. Не думай об этом, Шелли. Не чувствуй. Этот человек недостоин любви и меня.
Собрала последние силы и выдавила:
– Ты не прав. А когда поймёшь это, пожалеешь. Только вот я, не прощу тебя. Ты этого не достоин.
Заплакав, развернулась и побежала. Куда? Не знаю. Подальше от него…