Во взаимоотношениях государства и общества изначально присутствует латентный конфликт, обусловленный тем, что граждане стремятся контролировать государство, а государство, напротив, стремится управлять людьми. Но как управлять людьми, не нарушая их гражданских прав, не принуждая их той или иной жесткости силовыми методами. Тоталитарное государство таким вопросом себя не озадачивает: принуждение для него – вполне легитимный метод.
Но как быть государству демократическому, основой которого как раз являются гражданские права и свободы, а не жесточайший контроль гражданского общества? Как уже отмечалось, демократической альтернативой принуждения становится манипулирование общественным сознанием. Но чем образованнее каждый конкретный человек и общество в целом, тем сложнее государству заниматься манипуляциями. Людей с высоким уровнем интеллекта и критическим мышлением сложно заставить принять и поверить в то, чего они не хотят, что противоречит их ценностям, убеждениям, да и просто желаниям. В то же время людьми малообразованными, не склонными к аналитическому и критическому мышлению, манипулировать легко. И чем ниже уровень образования в обществе, тем проще и незатейливее становится эта манипуляция и тем эффективнее она в достижении нужных государству результатов. А от чего зависит общий уровень образования в каждой конкретной стране и каждом конкретном обществе? Ответ прост: от образовательной системы в целом, от определения роли учителя, преподавателя, педагога, ценности и престижности самого знания.
Роль средней и высшей школ в обществе всегда была очень важна – именно в этот период закладываются основные представления человека об окружающем мире, систематизируются и синтезируются знания, развивается и обретает «взрослые» формы логическое мышление. Школьник, а затем и студент начинает определяться со своим призванием – искать свое место в обществе.
Если в обществе феодальном (сословном) будущее человека практически полностью зависело от его происхождения, то капиталистическому (классовому) обществу понадобилось рекрутировать людей не только по сословному и материальному признаку, но и по способностям, в том числе и способностям к управлению и манипуляции как одной из управленческих стратегий.
«После Великой Французской революции возник новый тип школы, которая сразу же делила учеников на два потока – одни воспитывались и обучались так, чтобы быть готовыми к манипуляциям чужим сознанием, другие (большинство) – чтобы быть готовыми легко поддаваться манипуляции, – пишет социолог Сергей Кара-Мурза. – Школа стала фабрикой, “производящей” классовое общество».
Идея такого типа образования довольно быстро распространилась по всей Европе. В России, например, в 1811 году был открыт Царскосельский лицей, альма-матер Александра Сергеевича Пушкина, созданный специально для подготовки будущих высших государственных чиновников. И хотя сословные ограничения в Лицее существовали – туда брали исключительно дворянских детей, само по себе создание этого учебного заведения было важнейшей вехой для создания класса профессиональных управленцев: выпускники Лицея стали министрами (А.М. Горчаков, М.А. Корф), высшими государственными чиновниками. Интересно, что одним из преподавателей Лицея был младший брат одного из лидеров Великой Французской революции, «друга народа» Марата – Давид Марат, живший в Российской империи под именем Давид де Будри. Так что связь лицейского образования с новой французской школой носит не только идеологический, но и вполне конкретный характер.
«Сегодня полезно было бы изучить наработки Лицея, – считает директор Всероссийского музея имени А.С. Пушкина Сергей Некрасов. – Например, в Лицее преподаватели с первых лет определяли склонности ученика и создавали условия для их развития. Так, в первом “пушкинском” наборе половина ребят проявила склонность к военной службе. И к ним специально приезжали офицеры на дополнительные занятия. У будущего министра иностранных дел Александра Горчакова оказались способности к дипломатической работе, и ему из коллегии иностранных дел привозили настоящие документы, чтобы юноша учился их анализировать, писать ответы. Никого насильно не заставляли заниматься тем, к чему у него не было способностей»33.
Лицей был аристократическим учебным заведением, но уже в 1830-х годах в России появляются реальные училища, целью которых было желание власти «отвлечь детей низших сословий от прохождения гимназического курса». Классическая гимназия была привилегированным учебным заведением, поскольку ее выпускники имели возможность поступать в университеты (выпускникам реальных училищ дозволялось поступать только в технические училища и институты), таким образом осуществлялось то самое разделение на тех, кто в будущем будет управлять и создавать идеологии и в конечном счете манипулировать, и тех, кому нужно будет обеспечивать комфортное и технологическое устройство жизни правящих классов, не особо задумываясь о своем месте в мире и решениях власть имущих. Всего в Российской империи существовало несколько школьных образовательных укладов: духовный (семинария), военно-дворянское, общеобразовательные учебные заведения (гимназии, реальные училища, земские школы), со времен Петра I большую роль играло образование за границей; домашнее образование, которое отдельно регулировалось законодательством. Так или иначе ценность образования в царской России была очень велика – и дело было не в стоимости образования, а в сложностях для разных сословий получить к нему доступ, а также возможностях карьеры и дальнейшего устройства жизни. И, разумеется, статус «человека с образованием» выделял его из общей массы: к его мнению принято было прислушиваться.
На протяжении нескольких десятилетий образованные молодые люди, настроенные против самодержавия, собирали рабочие и крестьянские кружки, в которых не только знакомили своих трудящихся, но не имевших возможности получить даже школьное образование сверстников, с идеями анархистов, Маркса-Энгельса-Ленина, но и просто учили их грамоте, счету, истории, литературе. Таким образом подготавливалась почва для грядущей революции. Можно ли назвать такую просветительскую работу манипуляцией сознанием? Сложный вопрос. С одной стороны, приобретенные в кружках знания и умения многие их участники использовали, чтобы, как тогда говорилось, «выйти в люди», приобрести более квалифицированные и востребованные профессии, улучшить качество своей жизни; с другой – антиправительственные идеи разного типа (от самых благородных до наиболее разрушительных) зачастую приводили «кружковцев» к революционной борьбе, направленной в первую очередь на следование нехитрым лозунгам вроде «грабь награбленное», «отобрать и поделить» и т.д. К реальной революционной деятельности, включавшей в себя и акты «экспроприации экспроприаторов» – т.е. банальной уголовщине вроде грабежей банков и магазинов, и терроризм, и другие формы радикализма.
Так или иначе, но без многолетнего внедрения в сознание рабочих идей о переустройстве мира Октябрьская революция 1917 года не оказалась бы успешной. А одной из самых страшных и кровавых историй манипуляции сознанием рабочих являлись события, вошедшие в историю под названием Кровавое воскресенье. Тогда священнику и агенту Особого отдела департамента полиции Георгию Гапону удалось убедить своих соратников по «Собранию русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга» отправиться организованным шествием к Зимнему дворцу, чтобы вручить Николаю II «Петицию рабочих и жителей Санкт-Петербурга» в собственные руки. Гапон объяснял рабочим, что чиновники не доводят до сведения царя о жизни рабочих и характере их требований в рамках забастовки на Путиловском заводе, да и вообще находятся на стороне фабрикантов, поэтому обращаться рабочим нужно непосредственно к царю, чтобы тот «заступился» за народ и сам разогнал чиновников и фабрикантов. Малограмотные рабочие верили в единство императора со своими подданными и право простого человека «бить челом», обращаясь к царю напрямую, поэтому отправились на площадь, где были жестоко разогнаны (погибло около 200 человек). События 9 января стали началом Первой русской революции 1905-1907 годов. Можно долго рассуждать об итогах и исторических последствиях этой революции, однако в контексте этой книги важно понимать, что в основе жестоких кровавых событий лежала манипуляция сознанием монархически настроенных, но не знающих политического и структурного устройства Российской империи рабочих. Отсутствие образования у них образования позволило Георгию Гапону убедить рабочих в истинности их картины мира и воспользоваться их заблуждением ради того, чтобы почувствовать себя значительной политической фигурой, революционным лидером. Ну а сама революция 1905 года стала важнейшей вехой на пути к Октябрьской революции 1917-го. У разочарованных в царской власти рабочих возникает желание перемен, мечты о лучшем будущем и равноправии всех классов и сословий общества. Революционеры-пропагандисты умело вкладывают в сознание рабочих и крестьян идею о грядущей лучшей жизни, никак не предупреждая их о будущих потрясениях, связанных со сменой уклада жизни. Остается только предполагать, насколько пропагандисты сами не представляли себе будущего, насколько сознательно манипулировали теми, кому предстояло совершить революцию, стать правящим классом и строить новый мир, в котором «кто был ничем, тот станет всем»34.
Создатели нового советского государства хорошо понимали важность образования: с одной стороны, многим на личном опыте из них пришлось столкнуться с этническими, сословными и гендерными препятствиями для получения образования, поэтому одной из главных целей наступившего равноправия они считали равный для всего населения доступ к школе. С другой – молодому государству нужно было создавать собственные квалифицированные кадры буквально во всех сферах жизни, что было невозможно без должной подготовки. С третьей – лидеры Советской России прекрасно понимали, что неграмотным, плохо разбирающимся в окружающем мире человеком легко манипулировать, используя разнообразные, в том числе религиозные, стереотипы и предрассудки. К тому же населению нужно было как-то объяснять смысл, сущность и перспективы перемен, мобилизовывать их на строительство нового социалистического общества и коммунизма.
Именно поэтому наряду с программой ликвидации безграмотности у взрослых (знаменитый Ликбез), в 1919 году декретом Совета народных комиссаров была введена Единая трудовая школа (ЕТШ), доступная для всего населения, дающая всем детям определённого возраста, вне зависимости от общественного и имущественного положения их родителей, а также их пола общеобразовательные и трудовые знания, умения и навыки. В ЕТШ осуществлялся комплексный подход – «образование плюс воспитание», впоследствии характерный для всей советской педагогики. Как бы ни менялись школьные правила на протяжении существования СССР – раздельное обучение мальчиков и девочек, обязательная/необязательная форма, 10-ти или 11-летнее обучение – принципы школы оставались прежними. Причем программа советской школы наследовала гимназической программе в ее лучших проявлениях: глубокие знания по русскому языку и литературе, математике, физике, естественным наукам, физическому развитию позволяли школьнику более или менее подготовиться к будущей жизни и выбрать себе разнообразные варианты продолжения образования. И хотя советская школьная система часто подвергалась критике за формализм в получении и оценивании «ненужных» знаний, «плановый подход» к количеству отличников и медалистов, это не мешало ей успешно функционировать десятилетиями.
После распада СССР лицо новой, уже российской школы, резко изменилось.
Встав на путь изменений по образцу западной демократии, наша страна изменила и свою образовательную систему, по праву считавшуюся одной из лучших в мире: в 2001 году был введен ЕГЭ, единый государственный экзамен. Тогда он позиционировался как наиболее справедливый способ оценивания знаний учеников, обеспечивающий равенство возможностей и позволяющий избежать коррупции при поступлении в высшие учебные заведения.
Прошедшие двадцать лет убедительно доказали, что лекарством от коррупции ЕГЭ не стал – достаточно вспомнить многочисленные скандалы с выпускниками из некоторых субъектов федерации, имевших высочайшие баллы ЕГЭ, но не способных без ошибок написать даже название профессии, которую собирались осваивать в вузе. Соревновательного равенства он тоже не обеспечил: по-прежнему выходцы из более состоятельных семей имеют больше возможностей подготовиться к ЕГЭ с помощью репетиторов и специальных – вовсе не бесплатных – программ обучения.
Более того, внедрение ЕГЭ извратило и сам процесс обучения, прежде всего потому, что поддержка учебного процесса с помощью оценок противоречит тому факту, что они стали совершенно неважными для поступления в вуз, – ведь ныне их принято просто игнорировать – и недостаточными даже для получения школьного аттестата.
В нынешней системе оценивания уровня подготовки учащихся имплицитно предполагается, что дети сами учиться не хотят и не будут. Поэтому на всех этапах обучения делается акцент на регламентацию, контроль и разного рода проверки и отчетность в виде ВПР, ГИА, ЕГЭ, – а не процесс обучения. «Мы игнорируем тот факт, что вышеозначенные процедуры вызывают стресс, снижают интерес, любознательность, креативность и настраивают школьников на результат, который нужно показать любой ценой, а средства неважны», – рассуждают учителя в своих профильных сообществах в соцсетях. Они отмечают, что в нынешнем учебном процессе преобладает позиция учителя: «Я говорю – вы слушаете, я спрашиваю – вы отвечаете (подняв руку, когда я разрешу), я знаю – вы нет, вы отвечаете – я оцениваю, у вас ошибки – у меня нет, я хороший – вы не очень». А современные дети на такой посыл реагируют неохотно, но если бы взрослые разработчики учебных программ попробовали применить подобный подход к собственной деятельности, то тоже почувствовали бы отсутствие интереса к подобным занятиям.
Нынешняя система оценивания знаний снижает мотивацию учеников и учителей за счет акцентирования ВПР, ОГЭ и ЕГЭ с его 2-4 «главными» предметами, в то время как остальные рассматриваются как не стоящие внимания и труда. По сути, все изначально задуманное многообразие учебной деятельности во многом обесценивается, поскольку 11 лет учебы в школе имеют одну цель – сдать сначала ВПР, потом ОГЭ, наконец, ЕГЭ и поступить в вуз, в тот на который хватит баллов (ну или денег родителей).
Интерес школьников к учебе снижается в зависимости от перехода из класса в класс. По данным исследования РАНХИГС35, проведенного в 2019-2020 гг.: среди родителей первоклассников интерес детей к учебе отмечают 46% семей, среди родителей 8-классников их доля существенно сокращается, до 15%.
А по данным опроса ОНФ36, проведенного в декабре 2018 года среди более чем 2,5 тыс. школьников от 13 до 18 лет из 84 регионов России, число подростков которым нравится учиться в школе составило 28%, при этом доля детей, посещающих школу по принуждению, составила 16%. Юные респонденты считают, что интересных уроков недостаточно (48%), и при этом постоянно увеличивается нагрузка. В результате 65% детей не хватает времени на выполнение домашнего задания, а 59% подростков – на занятия любимым делом. Достаточно выражена и доля школьников, которых учителя и родители заставляют участвовать в олимпиадах и конкурсах (19%).
Есть и курьезные случаи, когда ЕГЭ служит удовлетворению за счет детей родительских амбиций. Кульминацией, но, увы, не финалом применения этой системы оценивания знаний стала недавняя история поступления на психологический факультет МГУ 8-летней девочки, дочери родителей-энтузиастов, без тени смущения признававшихся в том, что их суперодаренная дочь не читала «Евгения Онегина» и других ключевых произведений русской литературы. И вот теперь государство получило такого вот студента-психолога. Притом о ее дальнейшей профессиональной деятельности речь вообще не идет – ведь к моменту окончания вуза, она еще не достигнет возраста, в котором вообще разрешено работать. Впрочем, с получением высшего образования у 8-летней Алисы также возникли сложности: она практически не появлялась в университете, а ее отец вступал в конфликты с одногруппниками дочери в студенческом чате, а также ее преподавателями.
Педагоги и психологи неоднозначно отнеслись к этому эксперименту. Многие известные российские учителя его не одобрили. «У меня нет вопросов к папе. Он хочет доказать некую идею – что можно в школе не учиться 11 лет, а освоить все за три года. К девочке у меня тоже вопросов нет. Потому что в данном случае она – орудие в руках папы, в какой-то мере ее даже можно считать жертвой, – заявил «Ленте.Ру» автор учебников по истории России, преподаватель московской школы №1543 Леонид Кацва.
У меня есть вопрос к МГУ: принять девятилетнего ребенка на психфак – это надо все же сильно постараться. Но гораздо больше у меня вопросов к школе, которая ее выпустила»37. Он предположил, что зачисление вчерашней третьеклассницы на психфак является неким экспериментом, и в этой ситуации девочка будет «не столько студенткой, сколько подопытным объектом». Через полгода после зачисления девочки на психфак некоторые СМИ сообщили, что она уже проводит психологические консультации «по вопросам одаренности», а стоимость такой консультации составляет 50 тыс. рублей в час38. В общем чем дальше, тем очевиднее, что история малолетней студентки из истории одаренного (или даже сверходаренного) ребенка превращается в очередной медийный сериал, призванный так или иначе развлекать публику – при этом совершенно не важно, с манипулятивной или с какой-то иной целью. Пока, к счастью, последователей у семьи энтузиастов раннего высшего образования не нашлось.
ЕГЭ, конечно, сильно снижает мотивацию получать глубокие знания, но сам по себе он является не главной причиной кризиса российского образования, а лишь одним из его факторов. Другой важной причиной снижения интереса к учебе является изменение роли и статуса учителя.
Если в СССР важность профессии учителя всячески подчеркивалась, то в современной России педагоги довольно сильно дискредитированы. В полемике вокруг нынешней школы часто можно встретить мнения о том, что школьные учителя – «продукт отрицательной селекции»: сначала они поступают в низкоконкурентный педагогический вуз (почему-то в нашем обществе укоренен еще советский стереотип, выраженный в поговорке «ума нет – иди в пед»), затем не находят на рынке труда никакой работы, кроме работы в школе, которая сама по себе считается трудной и непрестижной; ну и вот такие учителя теперь у наших детей! Разумеется, при таком подходе родителям трудно, а зачастую и не хочется, поддерживать авторитет учителя. Дети чувствуют отношение родителей к учителям как к «неудачникам» с маленькой зарплатой и, не приобретя уважения и интереса к личности педагога, теряют и интерес к знаниям. Более того, гаджеты и социальные сети позволяют школьникам не только провоцировать учителей на бурную эмоциональную реакцию, но и снимать это на телефон и выкладывать в социальные сети… Такие истории провоцируют скандалы, причем виноватыми в них общественность называет и учеников, и учителей. Что, понятное дело, не добавляет энтузиазма ни педагогам, ни ученикам. Точно так же, как и появляющиеся в социальных сетях, а потом в СМИ сообщения о буллинге (травле кого-то из учеников) в школах.
Интересно, что школьный буллинг (и кибербуллинг – травля одноклассников в соцсетях, выложенные частные переписки, оскорбительные флешмобы) является стратегией поведения, которая внедряется в сознание школьников через СМИ и социальные сети. По своей природе подростки склонны к подражательному поведению, так что сообщения о школьной травле, особенно с видеосъемкой и последующим размещением роликов в социальных сетях, вызывает у части школьников не возмущение, а желание попробовать поступить с кем-то из класса или школы точно так же. Этот эффект отмечался еще в СССР после выхода фильма Ролана Быкова «Чучело»: по школам тогда прокатилась волна бойкотов (намеренного прекращения какого-либо общения с жертвой) кого-то из одноклассников, о которых до выхода этого во многих отношениях замечательного фильма советские школьники и не помышляли. Зачастую попытки взрослых деятелей культуры понять и отразить в литературе и кино детскую жизнь имеют противоположное задуманному последствия. Как, например, сюжет детского юмористического журнала «Ералаш», научивший тысячи детей 1980-х крайне «остроумной» шутке – убрать со свежеокрашенных скамеек таблички «Окрашено» и посмотреть, что будет. Так или иначе, но детская и подростковая психология требуют более взвешенного подхода, заранее просчитанных последствий того или иного сообщения. Тут манипуляция сознанием – внезапное желание подростков травить кого-то или еще как-то хулиганить по примеру полюбившихся персонажей – оказывается скорее ненамеренной, но от этого не менее разрушительной. И это при том, что воспитательные функции в общем-то не входят в задачи современной школы, которая объявляется местом исключительно для получения образования, а обучение детей нормативному поведению в обществе возлагается на семью.
Результатом постоянных сообщений о «плохой школе» является, с одной стороны, ежегодный рост количества детей, находящихся на семейном обучении, с другой – всевозрастающая тревожность родителей, которая проявляется, в частности, в их активности в школьных чатах. И тут дети оказываются в неравном положении: те, у чьих родителей есть время и силы на контроль за школьными делами и участие в них, оказываются в более привилегированном положении, чем, те, чьи родители по разным причинам – работа, неполная семья, негативное или равнодушное отношение к школе и др. – становятся беззащитными и перед одноклассниками, и перед педагогами. Такие дети более склонны попадать под влияние теневых лидеров класса, отстаивать свой авторитет с помощью дурацких, а то и экстремальных выходок вроде «зацеперства» или участвовать в буллинге одноклассников, чтобы «не затравили» их самих.
При этом решить проблему такого неравенства ни в каждом отдельном классе, ни на концептуальном уровне пока не удается. Нужно отметить, что касается она не только государственных, но и частных учебных заведений. Причем в некотором смысле в частных школах она стоит наиболее остро, поскольку заплатившие достаточно большие деньги за обучения ребенка родители зачастую ждут от школы исключительно отличных результатов образования и воспитания своего ребенка, а сами от этих процессов устраняются. Так в их сознании работает манипуляторский миф о том, что все, за что заплачено, избавляет заплатившего от какой-либо ответственности, что вовсе не идет на пользу воспитанию.
Еще в 1990-е появилась практика разделения государственных школ на «хорошие» и «плохие», готовящие будущую элиту – научную, творческую, управленческую, и обычные – «школы по микрорайону». В Петербурге, например, родители настолько затравлены, что ради устройства ребенка в нужную школу вынуждены регистрироваться у живущих неподалеку от школы друзей или пытаются купить эту услуг через районные и родительские сообщества в соцсетях.
Однако попадание в престижную школу вовсе не гарантирует ребенку хорошего образования и счастливого детства. И дело не в непомерных учебных нагрузках. В некоторых знаменитых школах действуют достаточно жесткие, фактически сектантские правила поведения: ученикам внушают идею избранничества, в лучшем случае – отличия, а то и превосходства над остальными. Манипуляция, построенная на страхе выпасть из круга избранных (перейти в школу попроще) или стать в нем изгоем (не соглашаться на внутренние «правила» школы), вынуждает детей не просто хорошо учиться, но и пытаться достичь невозможных успехов, калеча физическое и психическое здоровье.
Подчеркиваю, речь идет не о хороших школах, где дети просто хорошо мотивированы на получение знаний, хорошее поведение, взаимоуважение и достижение в дальнейшем жизненных успехов – такая обстановка может быть и в любой районной школе, что в нашем контексте это смело можно назвать классической «манипуляцией в пользу манипулируемого» – а именно о знаменитых столичных школах. Правда, время от времени эти школы и их учителя становятся знаменитыми совсем в другом смысле этого слова. Особенно памятен в этом смысле скандал в 57-й школе Москвы39, когда в ходе кампании Мetoo уже взрослые выпускницы и выпускники этой школы рассказали об учителях-серийных педофилах, которые путем нехитрой манипуляции – «мы здесь все родные, нам нужно любить друг друга» – склоняли их к сексуальным отношениям, и более того – соперничать друг с другом за это право!
А совсем недавно, в октябре 2021 года, похожая история всплыла в 610-й гимназии Санкт-Петербурга: там учитель математики годами сожительствовал с ученицами40. Да и вообще нарушал все нормы педагогической этики, впрочем, не он один: там просто существовала традиция кричать на учеников матом, нарушать их личные границы, заставлять одних учеников травить других и держать всех в страхе отчисления из гимназии, а соответственно и «из будущей элиты России». От страха быть отчисленными ученики доводили себя до неврозов и нервного истощения, редким родителям удавалось вовремя разглядеть страдания своего ребенка, не поддаться на манипуляции руководства гимназии о «будущей элите» и перевести детей в школы, где манипуляция осуществляется в их пользу: учеба, досуг, хорошие отношения.
Наличие отдельных преступников, да и просто психопатов в школах – случай все-таки частный, в данном контексте интереснее, что объясняет низкий интерес к учебе, школьные скандалы, неуважение к образованию в целом.
Ситуация оказывается печальной: образование превратилось в гипостазированную ценность, как бы нечто живущее само по себе, а чем оно живет и почему получается таким, задумываются редко. И почему его формальное наличие или отсутствие в нашей стране оказывается не связанным с умением – а во многих случаях и желанию – противостоять манипуляции?
Более глубокой и сложной проблемой, чем даже сам ЕГЭ, стали изменения, регулярно вносимые в школьные программы, начиная с конца 1980-х, достигшие апогея в 1990-е, когда в качестве массовых навязывались экстравагантные формы и программы обучения вроде Вальдорфской системы или участия в образовательном процессе представителей различных организаций, в наше время признанных в России тоталитарными сектами (мунистов, сайентологов и т.д.), и окончательно развалившие советскую школу уже к середине 2000-х.
В контексте манипуляции сознанием важно понимать тот факт, что новые школьные программы оказались не только низкими по качеству, но и в целом разрушили преемственность получения знаний.
Придумываются такие системы обучения и формы выполнения домашних заданий, что над заданиями приходится трудиться всей семьей. Доходит до смешного: родители-филологи получают «двойку» за домашнюю работу, которую помогали делать третьекласснику, просто потому, что она «неправильно оформлена».
Любой родитель с ужасом расскажет, что обычные упражнения и задачи заменили какие-то ребусы, картинки, наклейки, якобы развивающие логику, а на деле лишь способствующие конфликтам в семьях и разрушающие родительскую компетенцию в глазах ребенка.
Поэтому родители все чаще отказываются от школьного обучения в пользу семейного или экстерната, когда учиться можно по любой программе и любым способом, а в школе лишь сдавать экзамены и контрольные. Такое образование представляется многим куда удобнее, чем ежедневное мучение со школьными уроками, атмосферой в классах и «родительскими чатами». Особый вкус к таким формам обучения многие семьи почувствовали во время пандемии COVID-19 и связанными с ней удаленными формами учебы и работы. Тем более что в наши дни в интернете можно найти любые уроки авторства лучших учителей, да и вообще любую информацию в любой удобной форме. Другое дело, что такое обучение затрудняет социализацию ребенка, а иногда приводит его к опасным для жизни формам общения, основанным, конечно же, на манипуляции подростковым сознанием.
Несмотря на многочисленные предупреждения психологов и педагогов об опасности чрезмерного увлечения детей виртуальной жизнью и необходимости контроля за их поведением в сети, бытовые реалии не дают родителям возможности полностью контролировать поведение ребенка за компьютером или любым другим гаджетом. И дело даже не в нехватке заботы или времени, просто дети куда быстрее, чем взрослые осваивают возможности гаджетов и интернет-технологии, так что уследить за деятельностью подростков оказывается просто невозможно.
Не секрет, что современные подростки, во-первых, достаточно одиноки – активностей, которые предоставляют школа или кружки, явно недостаточно для полноценной детской дружбы, а соображения безопасности, особенно в мегаполисах, давно не позволяют детям самостоятельно проводить время во дворах41, так что общение с одноклассниками и внешкольными друзьями все равно переносится в социальные сети; во-вторых, не секрет, что возможности потребления у нынешних детей совсем не совпадают с их желаниями – об айфоне или игровой приставке последней модели мечтает практически каждый, ну а родители, как правило, не могут или из воспитательных соображений не считают необходимым удовлетворять такие желания детей, вполне справедливо считая их баловством.
При таких, можно сказать, вводных, подростки оказываются лакомой добычей для самых разных преступников – от вымогателей до педофилов и создателей «групп смерти» вроде «Синего кита», создатели которой сначала завлекали детей в квест, который должен был закончиться суицидом игрока. Детей же, которые пытались выйти из игры, осознав, что ни к чему хорошему она не приведет, шантажировали тем, что придут к ним домой и убьют их родных. Интересно, что одной из тактик подавления воли участников было условие: не спать в течение всей игры, а с куратором нужно было выходить на связь в 4.20.
Создатели «Синего кита» опирались на ту схему манипуляции сознанием, которую используют и при вовлечении в секты и преступные сообщества:
символизм названия (синий кит – млекопитающее-одиночка, по непонятным причинам выбрасывающееся на сушу); щекочущая нервы опасность заданий, которые не всем удавалось преодолеть; анонимность «кураторов», придающая действу таинственность и остроту эмоций42.
Впрочем, существует и версия о том, что сама по себе история «Синего кита», в 2017 году широко обсуждавшаяся в СМИ и родительских сообществах была не более чем манипулятивным мифом, призванным напугать родителей и добиться законодательного «отлучения» подростков от интернета, поскольку реальной связи между самоубийствами конкретных подростков и их участием в группах самоубийц следователи так и не нашли43. А в основе истории про «Синего кита» лежат фобии, существующие в обществе, особенно в отношении таких болезненных и неразрешимых проблем, как подростковые самоубийства.
Точно так же свойственная пубертатному возрасту агрессивность канализируется в сетевых сообществах субкультуры АУЕ («Арестантское уголовное единство»)44. И хотя некоторые журналисты и исследователи настаивают на том, что как полноценного молодежного движения АУЕ не существовало, в одной из крупнейших российских соцсетей насчитывалось 39 тыс. групп, в которых состояли 6,5 млн пользователей45. А уж что делали принимавшие участие в этих пабликах конкретные подростки – просто изучали криминальную субкультуру или планировали реальные преступления – не так важно, поскольку само наличие такого неформального движения давало широкий простор для манипуляции как причастными к нему подростками, так и самим «ауешникам» в отношениях со школой и одноклассниками.
К сожалению, в последние годы в российские подростковые паблики пришла общемировая тенденция интереса к школьным расстрелам. Многочисленные группы, посвященные массовому убийству в американской школе «Колумбайн» 20 апреля 1999 года, совершенного ее старшеклассниками Эриком Харрисом и Диланом Клиболдом. Известно, например, что Владислав Росляков, устроивший массовый расстрел в симферопольском политехническом колледже, был фанатом Эрика Харриса.
В настоящее время инспекции по делам несовершеннолетних очень серьезно относятся к интересу подростков к трагедии в школе «Колумбайн» и пытаются пресечь этот интерес достаточно жесткими способами – ставят подростков на учет, а то и отправляют на обследование в психоневрологический диспансер46.
Колоссальной проблемой является и вовлечение подростков в незаконную политическую деятельность. В 2020-2021 годах Алексей Навальный и его команда с помощью социальных сетей агитировали школьников участвовать сначала в несанкционированных антиправительственных акциях, а потом уже и в поддержку самого арестованного Навального. Используя, с одной стороны, естественное стремление подростков к бунту против чего угодно, а с другой – их полную правовую и социальную неграмотность: так, каждому из задержанных на митингах несовершеннолетних было обещано 10 тыс. евро компенсации от Европейского суда по правам человека. Конечно, это можно было бы рассматривать как курьез, если бы это не было наглым манипулятивным враньем. Притом что участие, и особенно, задержания подростков на митингах создавало для политиканов выгодную «картинку», которую можно предъявлять обществу в дискурсе «они же дети», тем самым играя на естественных чувствах взрослых граждан.
И хотя в принципе в том, что дети пользуются интернетом ничего страшного нет, наоборот – в сети много полезного и интересного, все-таки создание «закрытых» субкультур, куда нет доступа взрослым людям, но при этом существуют свой сленг, понятийный аппарат, свои кумиры и лидеры мнений вроде «народного кинокритика» BadComedian (Евгений Баженов), представляется достаточно опасным с точки зрения манипуляции сознанием во всех отношениях неокрепшей аудитории.
Так или иначе, система образования, цель которого – сдача ЕГЭ, вне зависимости от «престижности» школы развивает не критическое, а «компьютерное» мышление. Она готовит не будущих студентов с широким кругозором, а людей, которым важно набрать хоть какой-нибудь проходной балл и попасть хоть в какой-нибудь вуз. ЕГЭ делает из школьника некоего «усредненного» человека, неспособного мыслить самостоятельно и независимо, потому что мыслящий человек в определенной степени представляет угрозу для государства – непонятно, что от него можно ожидать. А гражданина, не отягощенного абстрактными размышлениями и знаниями, зато всегда готового выбрать «правильный» вариант из немногих предложенных, легко убедить в чем угодно и заставить поверить в необходимость для него самых невероятных вещей. На этом уже давно построено массовое образование в западных странах. Именно массовое – властные элиты не обманываются ни равенством возможностей, ни демократичностью тестовой системы – и по-прежнему предпочитают давать своим детям образование в элитарных закрытых и полузакрытых учебных заведениях, готовят их управлять, а не быть управляемыми.
Массовое же образование во всем мире деградирует от поколения к поколению. Двадцать лет назад к данному процессу присоединилась и наша страна. Но пока еще не поздно, это можно остановить и вернуть нашим детям возможность не только выбирать из предложенных вариантов даты исторических событий, но и понимать, какие события за ними стоят. И как бы сиюминутно ни были выгодны государству манипуляции населением, в долгосрочной перспективе выигрывают страны, которые населяют хорошо образованные, мыслящие граждане, способные не поддаваться на уловки государства, а взаимодействовать с ним для достижения согласия и общественного блага.
Редким примером, на котором практически в режиме реального времени можно проследить манипуляцию в целях манипулируемого, являются правительственные меры по борьбе с распространением смертельно опасного коронавируса COVID-19, включавшую в себя разные этапы: от запретов и ограничений некоторых гражданских прав до кампании по вакцинации населения российскими вакцинами.
В каждой из волн борьбы с пандемией были свои удачи и свои ошибки, многие меры встречали резкую критику со стороны граждан и бизнес-сообщества, но так или иначе, сама история пандемии в России заслуживает внимания с точки зрения рассматриваемых в этой книге проблемы манипуляции сознанием. И особенно интересным представляется то, что даже через два года пандемии реальная информация о коронавирусе, его симпомах и последствиях известна лишь врачам (да и то постоянно обновляется), публичное же представление о COVID-19 целиком и полностью зависит от разнообразных информационных волн – то пугающих, то наоборот воодушевляющих скорой победой над опаснейшей болезнью.
Первые новости о загадочном смертельном вирусе, появившемся в Китае в конце 2019 года, мало кого напугали: к тому времени публика уже привыкла к достаточно регулярно возникающим в информационном пространстве сообщениям о смертельно опасных загадочных вирусах вроде птичьего (H5N1, 2007) или свиного (H1N1, 2009) гриппов, первоначально вызывавших панику экспертов, правительств и Всемирной организации здравоохранения, а затем, унеся некоторое количество жизней, преимущественно в азиатском регионе, растворявшихся в информационном потоке и все-таки не доходившим до нашей страны. Так что и первые сообщения о ковиде в Китае (декабрь 2019) подавались СМИ не более чем в блоках международных новостей. 31 января 2019 года власти Китая проинформировали ВОЗ о вспышке неизвестной пневмонии в городе Ухань в центральной части страны (провинция Хубэй). Новая коронавирусная инфекция 2019-nCoV (COVID-19) вышла же в первой половине января 2020 года стало известно, что она вышла за пределы Китая, случаи заболевания фиксировались в других странах. 11 марта 2020 года глава ВОЗ Тедрос Адханом Гебрейесус заявил , что распространение нового коронавируса носит характер пандемии, что означает необычайно сильную эпидемию, характеризующуюся распространением инфекционного заболевания на всей территории страны, территорию сопредельных государств, а иногда и многих стран мира.
Довольно быстро коронавирус пришел в Европу, телевидение не уставало транслировать страшные кадры из итальянского Бергамо, где, по разным данным, погибли от 2500 до 5400 людей: не хватало не только больниц, но и моргов47. Похожая ситуация наблюдалась и в некоторых других европейских городах.
В России первые случаи заражения коронавирусом были зафиксированы 31 января 2020 года. Но несмотря на созданный накануне оперативный штаб для разработки стратегии взаимодействия различных ведомств, направленной на борьбу с распространением коронавируса, в феврале 2019-го СМИ все еще не уделяли COVID-19 особого внимания. А показывая страшные кадры из Бергамо, всегда сообщали о том, что при российской системе здравоохранения ничего подобного быть не может. Медицинские чиновники рапортовали в том духе, что даже если коронавирус прорвется на территорию России ему готовы здесь дать достойный отпор. Забегая вперед, отмечу, что пандемия коронавируса стала не только мощнейшим испытанием для систем здравоохранения всех стран мира, но и обострила их конкуренцию между собой, одним из следствий которой явилась начавшаяся в 2021 году и продолжающаяся до сих пор «война вакцин», в которой наряду с правительствами разных государств приняли участие почти все гиганты фармацевтической промышленности.
По-настоящему тревожные новости о COVID-19 появились в России в конце февраля-начале марта 2020-го, когда стало понятно, что несмотря на меры безопасности, введенные при пересечении границ, избежать пандемии не удастся. Если граница с Китаем была закрыта еще в феврале, а китайским студентам и туристам запрещен въезд на территорию Российской Федерации, то уже в марте 2020-го все прибывающие из-за рубежа должны были пройти на границе медосмотр, а затем соблюдать двухнедельный карантин.
23 марта 2020 года Россия ограничила авиасообщение и с другими странами мира, а уже с 27 марта и вовсе прекратила его.
Уже с середины марта в крупных городах начали проводить противоэпидемические мероприятия – школьников переводили на дистанционное обучение, закрывали учреждения культуры и досуга, ограничивалось посещение торгово-развлекательных центров, ресторанов, парикмахерских и т.д.
Пандемия выходит на первое место в новостях федеральных телеканалов. А СМИ ежедневно сообщают о числе заболевших и умерших от COVID-19.
25 марта к гражданам России обратился президент Владимир Путин, он объявил неделю с 30 марта по 5 апреля нерабочей для всей страны, а впоследствии этот период был продлен еще на месяц. Гражданам рекомендовалось выходить из дома только за самым необходимым, ограничить все социальные контакты, появляться на улице и в транспорте исключительно в маске и перчатках. Кинотеатры, бары, промтоварные магазины и т.д. были закрыты, школьники и студенты переведены на дистанционное обучение, офисные сотрудники на удаленную работу, а вся медицинская помощь, кроме экстренной, направлена на борьбу с COVID-19.
При этом помимо общих карантинных ограничений, каждый субъект Федерации имел право корректировать конкретные меры с учетом оперативной обстановки – количество заболевших, наличие ковидных коек в больницах и т.д. – на конкретной территории. В Москве, например, противоэпидемические меры были куда более жесткими, чем в Санкт-Петербурге, а в прилегающей к нему Ленинградской области – еще менее жесткими.
В СМИ и в социальных сетях все это время не прекращались дискуссии о том, так ли опасен COVID, как пытаются представить власти; нужны ли столь жесткие ограничения во всех сферах жизни, которые, несмотря на обещанную господдержку, могут разрушить весь малый бизнес в стране. «Док-ток» Александра Гордона и Ксении Собчак на Первом канале и Владимир Соловьев на «России» посвящали свои передачи только различным аспектам пандемии коронавируса. Например, широко обсуждалась стратегия борьбы с распространением COVID-19, внедренная главным санитарным врачом Швеции Андерсом Тегнеллом, который не стал вводить в Швеции никаких жестких ограничений, надеясь, на то, что у населения страны выработается «коллективный иммунитет». И хотя на начальном этапе показатели заражения коронавирусом в Швеции мало отличались от России и других европейских стран, спустя несколько недель там произошел резкий рост заболеваемости и смертности от COVID-19, так что «шведская модель» не сработала.
Внезапные жесткие бытовые ограничения, с одной стороны, очень разозлили граждан – жизнь в стране (да и в мире) с 30 марта словно остановилась: у многих рухнули планы, разрушился привычный образ жизни; с другой – заставили испугаться коронавируса всерьез, что собственно и было необходимо в тот момент власти для мобилизации общества на борьбу со смертельной угрозой.
Общеизвестно, что негативную информацию люди воспринимают с большим доверием, однако защитные механизмы психики не позволяют полностью раствориться в этой информации, и человек начинает искать ей объяснения (и лучше всего в виде конкретного виноватого) и в то же время надеяться на некое лучшее решение. Именно по этой модели действовали граждане в первые недели карантинных мер: маниакально мыли руки и боялись прикоснуться к лестничным перилам и в то же время убеждали себя в том, что COVID-19 – обычное ОРВИ; были убеждены, что погибнут от смертоносного вируса, но переживали об убытках, которые каждый день несет их бизнес; одобряли правительственные меры по жесткой изоляции, но всеми силами стремились нарушать их по мелочи и т.д.
Как и в любой стрессовой ситуации, люди начали искать объяснений происходящему в соответствии с собственным характером, социальными задачами, отношением к власти в целом. Одни всячески искали подтверждений «безопасности коронавируса» – обычный грипп, «у меня что-то подобное было два года назад и ничего»; другие – наоборот представляли себе грядущий апокалипсис и скупали все возможные продукты и медикаменты; третьи по привычке винили во всем власть, которая то ли преувеличивает реальную опасность, то ли скрывает реальные потери; четвертым удавалось совмещать в своей голове все эти позиции сразу.
При этом экспертных мнений, подтверждавших, а то и развивавших любую из этих позиций, хватало на любой вкус.
В вышеупомянутом шоу «Док-ток» ежевечерне представлялись все мнения по поводу коронавируса сразу. Ну а социальные сети заполонили «народные вирусологи», «переболевшие», очевидцы, специалисты по организации карантинных мер и другие столь же авторитетные люди. Почти у каждого из топ-блогеров ФБ обнаружился хорошо знакомый известный врач, подтверждавший или опасность коронавируса, или его полную безвредность. Интересно, что взгляды сетевых лидеров мнений менялись в зависимости от состояния здоровья их самих или их близких.
Несмотря на обилие информации по коронавирусу в марте 2020-го толком о нем ничего не могли сказать даже врачи – постоянно менялась симптоматика и протоколы лечения, тесты то признавались достоверными, а то нет. Не существовало проверенных данных о том, как именно передается заболевание – только воздушно-капельным путем или есть иные, например, с поверхностей.
Пугающей была информация о так называемом «бессимптомном» ковиде: вроде бы человек болеет и заражает окружающих, но при этом ни кашля, ни насморка, ни потери вкуса и обоняния у него нет, а сам он распространяет вирус. Можно предположить, что эта информация была сугубо манипулятивной, поскольку «бессимптомность» после контакта с тем или иным опасным вирусом – явление в общем-то хорошо изученное: дело в том, что далеко не всякое проникновение вируса в организм человека способствует развитию заболевания: в некоторых случаях с заражением позволяет справиться иммунитет, в некоторых – вирусная нагрузка оказывается недостаточной; так что «бессимптомный ковид» являлся денотантом, воздействующим одновременно и на логическое, и на эмоциональное мышление, отключающим возможность посмотреть на вещи с точки зрения здравого смысла и предшествующего опыта.
Не менее пугающей была и информация о неведомом до сих пор течении болезни: сообщалось, что заболевший COVID-19 находится в опасности все время. Коронавирус развивается не по классической схеме: заражение-кризис-выздоровление, а возвращается снова и снова, и в результате человек умирает.
В СМИ постоянно появлялись интервью врачей о необъяснимых с точки зрения медицинского опыта фактах вроде «человек прекрасно себя чувствует и разговаривает с врачом, а компьютерная томография показывает, что у него уже несовместимое с жизнью поражение легких».
Кроме того, чуть ли не еженедельно менялись протоколы лечения: СМИ сообщали о том, что те или иные лекарственные препараты не помогают от COVID-19, а наоборот приводят к тяжелейшим осложнениям.
Можно бесконечно вспоминать разнообразные информационные вбросы – верные или нет, не важно, – важно, что цель манипуляции во благо манипулируемых: замедлить распространение пандемии, сохранить здоровье и жизни граждан, а также возможность оказания им медицинской помощи была достигнута. И вот как это получилось, какие именно мессиджи воздействовали на сознание и поведение россиян.
1) Не до конца изученные пути передачи вируса от человека к человеку => Ношение масок, обработка поверхностей, строжайшие санитарные нормы в быту и общественных местах;
2) Бессимптомное течение COVID-19 => Опасность представляют даже те, у кого нет симптомов ОРВИ => Ограничение контактов.
3) Не до конца изученное течение болезни => Обращение к врачу при появлении первых же симптомов, потребность в медицинском наблюдении;
4) Постоянно меняющиеся протоколы лечения => Опасность самолечения.
Как отмечалось выше, вне зависимости от своих политических взглядов и социального положения люди в принципе больше доверяют негативной информации, ну и, конечно же, боятся за собственные здоровье и жизнь. И даже имея возможность выбрать себе любую точку зрения на происходящее, изучать ее и транслировать в соцсетях, на уровне собственной жизни карантинные меры так или иначе соблюдали все. А их выполнение на первом этапе пандемии позволило сохранить достаточное количество койкомест в больницах, а также замедления темпов распространения эпидемии до появления более совершенных тест-систем и создания вакцины.
После первых месяцев карантина, жестко мобилизовавшего население на защиту собственного здоровья, наступил следующий этап восприятия гражданами происходящего. Психологи и социологи называют такое состояния рутинизация страха. Дело в том, что всю жизнь человека сопровождает множество опасностей – автокатастрофы, тяжелые болезни, пожары и т.д., однако человек не может постоянно думать об этих опасностях как о реальных, иначе он просто не смог бы осуществлять какую-либо жизнедеятельность. Человек осознает, что может погибнуть под колесами автомобиля, утонуть в ванной, случайно поджечь дом, но не боится этого постоянно, а всего лишь автоматически соблюдает необходимые меры предосторожности, но на его жизнь в целом такие рутинные страхи не влияют. Через несколько недель пандемии и связанных с ней карантинных мер люди не то чтобы перестали совсем бояться COVID-19, но страх заразиться и заболеть стал привычным, словно бы растворился в череде повседневных забот. Тем более что к этому времени многие уже успели переболеть ковидом в той или иной форме, и в общем-то стали понимать, что болезнь это хоть неприятная и опасная, но раз они выжили, то на какое-то время обеспечены от повторения болезни (в официальной медицине тогда господствовало мнение, что человек, перенесший ковид гарантирован от повторения заболевания если не навсегда, то очень надолго48). К тому же и врачи, и власти тогда еще не знали о коварстве коронавируса, грядущем появлении новых штаммов и волн, поэтому оптимистически сообщали о том, что наконец пройдено «плато эпидемии», и кривая заболеваемости стремится вниз. Вообще данные по заболеваемости и смертности, которые власти предоставляют весь период эпидемии в средствах массовой информации, являются выдающимся примером манипуляции с помощью чисел – эффектные графики и таблицы, которые демонстрируются по телевидению и в других СМИ мало что могут сказать человеку, не имеющему навыков статистического анализа, у человека же подготовленного вызывают массу вопросов, ответ на которые покажет их исключительно манипулятивную, а вовсе не иллюстративную или аналитическую ценность.
Так или иначе, но замедление роста и спад заболеваемости COVID-19 летом 2020 года позволил людям отчасти вернуться к повседневным занятиям, выйти из самоизоляции. И хотя многие привычные занятия и развлечения так и не возобновились в полном объеме, тем не менее население, что называется, расслабилось.
Многие критики действующей власти связывали официальные данные о снижении темпов роста заболеваемости COVID-19 c необходимостью провести в июне 2020 года референдум о внесении изменений в Конституцию РФ. Однако, можно предположить, что это не так, поскольку к лету 2020-го пандемия действительно была если не остановлена, то, по крайней мере, взята под контроль; граждане разъехались по дачам, что механически снижало темпы заболеваемости; да и вообще – держать население в жесткой, а в Москве, например, еще и жестко контролируемой, изоляции было уже невозможно: и дело тут не в опасности бунтов, а в том, что пора было дать людям передышку, позволить им заняться своими делами, решить накопившиеся за время карантина проблемы, в том числе, например, заняться плановым лечением не связанных с COVID-19 заболеваний. К тому же все уже привыкли к маскам, социальной дистанции и другим мерам предосторожности, связанными с опасностью заражения.
И хотя социальная реклама по тв всячески призывала граждан быть менее активными в публичном пространстве – избегать посещения людных мест, мероприятий и т.д., чтобы не добавлять работы врачам из «красных зон», эти ролики действовали скорее раздражающе и вряд ли пугали и останавливали кого-то, поскольку их основной общий мессидж «Оставайтесь дома – не добавляйте врачам работы» вызывал не сочувствие к врачам, а скорее обесценивал занятия и проблемы остального населения.
Разработка вакцины от COVID-19 началась с самого начала пандемии, и уже в августе была зарегистрирована первая российская вакцина «Спутник V», разработанная НИЦЭМ имени Гамалеи. Также осенью 202) года была зарегистрирована отечественная вакцина «ЭпиВакКорона», а в феврале 2021 – «КовиВак». Поскольку «Спутник V» оказалась наиболее массовой вакциной, вокруг нее и развернулись основные пропагандистские баталии, вылившиеся в мощное противостояние между так называемыми «ваксерами» и «антиваксерами».
В Москве вакцинация началась в декабре 2020-го, а уже в январе 2021-го она стартовала по всей стране. К тому времени в мире тоже успели произвести несколько вакцин от коронавируса: «Pfizer/Biontech», созданная немецкой компанией BioNtech совместно с американской Pfizer; американские «Moderna» и «Johnson&Johnson», разработанные одноименными фармацевтическими компаниями соответственно; британская AstraZeneka; китайские Sinovac Biotech, CanSino Biologics и CNBG.
Отношение к наскоро созданным вакцинам было настороженным во всем мире. Особенно после скандала с британской AstraZeneka, использование которой, по сообщениям СМИ, привело к образованию у некоторых пациентов тромбов и летальным исходам. И хотя компания настаивала на том, что связь между их вакциной и смертью пациентов не доказана, многие закупившие AstraZeneka страны отказались от ее закупок. 18 марта 2021 года Европейское агентство лекарственных средств выступило с заявлением о том, что этот препарат не увеличивает риск тромбообразования, и многие страны вернулись к AstraZeneka. Однако, как уже неоднократно отмечалось, люди лучше запоминают негативную информацию и относятся к ней с большим доверием, так что скандал с британской вакциной нанес серьезный удар по самой идее вакцинации. Доверию к безопасности вакцин. Особенно жестким этот удар по вакцинации оказался в России.
С одной стороны, в западных странах, например, в Великобритании бесплатная вакцинация была очень жестко регламентирована: первыми препарат получали те группы населения, которые относились к группам риска (пожилые люди), остальным нужно было ждать своей очереди. То есть возможность вакцинироваться с самого начала подавалась обществу как привилегия. В России же «Спутник V» предлагали кому угодно, постоянно рекламировали его достоинства в СМИ: присущее россиянам недоверие к власти вызывало у них реакцию «хорошую вещь просто так предлагать не будут, что-то в этом есть не то». Конечно, люди образованные, имеющие потребность в социальных контактах, старались привиться как можно скорее, но в целом особого доверия к «наспех созданной» прививке у населения не было.
С другой стороны, уже не первое десятилетие в России существует довольно мощное неформальное движение «антипрививочников». Оно началось задолго до пандемии COVID-19, в конце 1980-х, и основывается на идее некоторых врачей (Г.Червонской, Ж.Цареградской, А. Котока и др.) о том, что негативные последствия вакцинаций особенно массовых могут быть куда опаснее последствий самих инфекционных болезней. В качестве главных аргументов «антипрививочники» приводят на всемирный заговор фармакологических компаний, получающих сверхприбыли от контрактов на массовые вакцинации; низкую эффективность существующих ныне вакцин; а также осложнения, возникающие после прививок, особенно у детей – например, среди родителей детей-аутистов широко распространено мнение о том, что аутизм у их детей возник именно вследствие некоторых обязательных детских прививок. Косвенными аргументами «антипрививочников» являются гражданские права («мое тело – мое дело») и религиозные свободы. Примечательно, что по мнению иммунологов и социологов, аналогов движению «антипрививочников» в Западной Европе нет, а из постсоветских стран подобный взгляд на прививки распространен на Украине.
С третьей стороны, «Спутник V» и другие российские вакцины не признавались в Европе и США из политических и конкурентных соображений, что также не могло не оказать негативного влияния на желание населения прививаться.
С самого начала вакцинации российские СМИ наводнили разнообразные сообщения о противопоказаниях к прививке и ограничениях в образе жизни до и после вакцинации. Особенно ярким было интервью, в котором один из ведущих российских иммунологов заявил, что нельзя употреблять алкоголь в течение 56 дней до и 56 после вакцинации «Спутником». Непонятно, насколько журналисты исказили его слова, как, впрочем, и комментарии других специалистов, но так или иначе выход отечественной вакцины к широкой публике не был гладким.
Публиковавшиеся в СМИ списки противопоказаний были составлены так, что «Спутник» производил впечатление опасного для каждого взрослого человека с сопутствующими возрасту изменениями здоровья. Да и сам процесс вакцинации описывался как крайне трудный – и с бытовой (очереди, запись, отсутствие вакцины или одного из ее компонентов), так и с физиологической точки зрения. Сообщалось о тяжелой реакции на «Спутник V» – высокая температура, головная боль, ломота в костях, «слабость, как после ковида». Против вакцинации выступали видные общественные и культурные деятели – артисты Мария Шукшина, Егор Бероев и Никита Джигурда; экс-депутат Госдумы Мария Кожевникова, певец Юрий Лоза, режиссер и общественный деятель Никита Михалков и др. И несмотря на то, что большая часть публичных «антиваксеров» известна своим экстравагантным поведением и без всякого отказа от вакцинации, на этот раз многие граждане России к ним прислушались.
Нешуточные дискуссии между сторонниками и противниками «Спутника» разыгрываются в соцсетях. Со ссылками на международные исследования и авторитеты, знания в объеме средней школы, а также «знакомых знакомых», с которыми от прививки случилось (или наоборот не случилось) что-то ужасное, «ваксеры» и «антиваксеры» доказывают друг другу свою правоту, увеличивая доходы владельцев соцсетей и тратя бесценное время своей жизни.
Аргументация противников прививок от COVID-19 по обе стороны океана не особо разнообразна.
Конспирологическая версия о тайных силах, во главе которых находится глава компании Microsoft Билл Гейтс, мечтающих захватить весь мир и в первую очередь контроль над сознанием людей всей Земли. Сама по себе вакцина в этой логике является вовсе не лекарственным препаратом, а неким «жидким чипом», – так, по крайней мере, считает кинорежиссер Никита Михалков, поделившийся этим соображением в своей программе «Бесогон ТВ» от 1 мая 2021 года. Также адепты конспирологической версии убеждены, что с помощью вакцин Билл Гейтс намеревается существенно сократить население всей планеты. Разумеется, эта версия подвергается в соцсетях насмешкам, но особенность ловкой манипуляции с человеческой памятью заключается в том, что в конце концов, человек запоминает саму идею, а не то с какой интонацией она была высказана и как именно аргументирована.
Скептические аргументы, временами переходящие в пессимистические, заключаются в том, что вакцина еще малоизучена, ее безопасность не доказана, побочные эффекты неизвестны и непредсказуемы, да и вообще после вакцинации можно умереть. В части, посвященной летальному исходу, пессимистическая версия сливается с конспирологической «(власти скрывают количество смертей») и диссидентской, последователи которой выводят свое недовольство вакцинацией из общего недовольства властью и ее решениями, особенно в сфере прав человека и социальной защиты.
В общем пока граждане манипулировали друг другом в соцсетях, ссылаясь на мнения научных авторитетов уровня «британских ученых», высказывания своих кумиров, а также некий «личный опыт» об испорченном прививкой здоровье, государство пускало по телевизору социальную рекламу вакцинации, которая не столько призывала население прививаться, сколько пугала кадрами из реанимационных отделений, а также навязчиво передавало новости о новых штаммах и катастрофических последствиях пандемии в других странах. Однако на жителей России, чей страх COVID-19 рутинизировался после первой волны коронавируса, такая манипуляция уже не действовала – они не спешили прививаться, а предпочитали сдавать анализы на антитела к COVID-19, добывали медотводы по состоянию здоровья, ну и, как это часто бывает в нашей стране, приобретали поддельные сертификаты о вакцинации.
Поэтому в июне 2021 года мэр Москвы Сергей Собянин ввел беспрецедентные ограничения для непривитых граждан: отныне заведения общественного питания можно было посещать только по QR-коду, получаемому при вакцинации, ожидались и другие меры сегрегации непривитых, что подвигло многих жителей Москвы и Подмосковья пройти вакцинацию. Примером мэра Москвы вдохновились и в других городах России, в частности, в Санкт-Петербурге без QR-кода нельзя не только посещать развлекательные заведения, но и покупать непродовольственные товары. Такие меры погнали прививаться тех, кому было недосуг сделать прививку или трудно было на нее решиться из-за опасений за свое здоровье. К слову, летом 2021 года в официальном списке медицинских противопоказаний против вакцинации осталась лишь аллергическая реакция на какой-либо из компонентов «Спутника V».
Итак, хорошо сработавшая на первом этапе пандемии манипуляция страхом смерти, мобилизовавшая население на защиту своего здоровья, не смогла заставить население прививаться нужными для выработки коллективного иммунитета темпами вследствие рутинизации страха умереть от COVID-19. А вот жесткие меры, направленные на ограничения социальных и бытовых возможностей граждан, вынудили их поспешить с вакцинацией, и тем самым снизить для себя и окружающих риск заражения коронавирусом и возможных осложнений. Манипуляция во благо манипулируемого хорошо работает только в тех случаях, когда манипулируемый доверяет манипулятору, а если у него возникают вопросы, на которые не существует однозначного ответа, то государству лучше идти на разумно жесткие меры, так получается честнее и эффективнее.
Во второй половине XX века умами людей практически целиком завладело телевидение. Особенно в США, где за счет бурного экономического роста 1950-х-1960-х телевещание со множеством каналов охватило почти все домохозяйства страны. Бурный рост телевизионной отрасли способствовал созданию практически всех форматов передач – новости, телеинтервью, сериалы, ток- и кулинарные шоу, «фабрики звезд», коммерческая и социальная реклама – поэтому до сих пор во всем мире телевидение в своей работе ориентируется именно на американские технологии – как вещания, так и связанные с ним манипуляции сознанием.
Если радио, которое до появления телевидения, было основным средством передачи новостей и развлечения все-таки было ориентировано на информационно-развлекательное вещание и манипуляции общественным сознанием с его помощью носили скорее случайный характер вроде истории с радиопостановкой по «Войне миров» Герберта Уэллса, осуществленной его однофамильцем, впоследствии одним из самых знаменитых кинорежиссеров мира Орсоном Уэллсом на радио «CBS» 30 октября 1938 года. Тогда более миллиона жителей Северо-Востока США приняли радиоспектакль за реальный новостной репортаж и начали прятаться в подвалах своих домов или спасться бегством. Телефонные линии были перегружены, на дорогах возникли чудовищные пробки, многие жители требовали раздать оружие и являлись в полицейские участки, чтобы вступить в отряды для борьбы с марсианами. Ну а некоторые невнимательные слушатели решили, что на Соединенные Штаты напали не марсиане, а гитлеровские войска.
Впоследствии многие жители США подали на CBS в суд с требованиями компенсировать им моральный вред, причиненный чересчур реалистичной постановкой – артисты, изображавшие корреспондентов, вели прямые эфиры из «точек вторжения», с «американских военных баз», брали «интервью» у «астрономов из Принстона» и даже запустили речь генерального прокурора США, который, впрочем, разговаривал голосом тогдашнего президента Ф.Д.Рузвельта – но все они были отклонены. Ну а в декабре 1941 года многие радиослушатели приняли сообщения о японской атаке на Перл-Харбор за очередной радиорозыгрыш. Современные историки, впрочем, считают, что сама история с постановкой «Войны миров» и реакцией на нее была раздута газетчиками из нескольких курьезных случаев реакции на постановку, чтобы доказать вредоносность радио по сравнению с печатными средствами массовой информации.
Для ХХ века вообще характерны были дискуссии о том, вытеснит ли радио газеты, кино – театр, телевидение – газеты, книги, кино, театр и радио. С массовым распространением в ХХI века интернета эти споры возобновились с новой силой, но, как можно заметить, пока такого вытеснения и «смерти» тех или иных форм получения новостной и развлекательной информации не происходит. Меняются технологии, форматы и способы подачи, доли в информационном и рекламном рынке, но тем не менее у каждого жанра остаются свои любители и пользователи. Например, в России в ХХI веке радио обрело новую жизнь в связи с массовой автомобилизацией населения.
Люди, заставшие СССР в более или менее сознательном возрасте, хорошо помнят советское телевещание. В крупных городах было три, в лучшем случае четыре телеканала, программа которых всегда была устроена по одному и тому же образцу. По советскому телевизору можно было сверять часы и узнавать дни недели. Новости транслировались исключительно официальные – в годы перестройки и в 1990-е это принесло населению много вреда: ведь граждане привыкли воспринимать то, что говорят по ТВ, как позицию, поддержанную властью, официальную «правду» – вне зависимости от того, доверяли они конкретным сообщениям или нет, все, что говорилось по ТВ было «государственным», а значит, на это можно было пожаловаться тому же государству и получить от него защиту – что, конечно же, было очень на руку манипуляторам общественным сознанием, внедрявшим в головы гражданам самые абсурдные и немыслимые идеи хоть под видом научно-популярных передач, хоть «на правах рекламы», люди верили во все – от целебных свойств «заряженной воды» Алана Чумака до немыслимых процентов доходности финансовых пирамид, «порошка ОМО, не требующего дополнительного застирывания» и беспохмельной водки «Зверь».
Прямые трансляции на советском телевидении были большой редкостью – разве что со спортивных соревнований или открытия Олимпиады-80, а также похорон генеральных секретарей Политбюро ЦК КПСС.
Научно-познавательные («Очевидное-невероятное», «Здоровье» и др.) и развлекательные передачи («Утренняя почта», «Голубой огонек» и т.д.) были жестко идеологически выверенными, отредактированными при монтаже и никаких вольностей или сенсаций вызвать не могли. Кино и сериалы также подвергались если не цензуре, то, по крайней мере, жесткому контролю на идеологическое соответствие текущему историческому моменту и решениям партийных съездов. Случались, впрочем, и парадоксальные эффекты: два самых знаменитых советских телесериала «Место встречи изменить нельзя» (С.Говорухин, 1989) и «Семнадцать мгновений весны» (Т.Лиознова, 1973) вызвали у молодежи интерес к криминальной среде и устройству фашистской Германии соответственно.
В принципе советские телефильмы и сериалы снимались на достаточно высоком профессиональном уровне, поднимали важные для общества вопросы. В своей книге «ХХ век представляет. Избранные» кинокритик Михаил Трофименков называет такие фильмы «кино морального беспокойства» и отмечает присущее им стремление демонстрировать советскому человеку возникновение этически, а то и юридически неоднозначных ситуаций и способы достойных советского, да и вообще нравственного человека выходов из него. К таким картинам относились разнообразные бытовые, производственные и криминальные драмы.
Детских передач было немного, и они не длились более получаса – в те времена считалось, что долгое пребывание у телевизора вредит физическому развитию подрастающего поколения (о негативном влиянии ТВ на сознание детей тогда даже не задумывались). При этом детские телепрограммы и фильмы также были выверены с идеологической и педагогической точек зрения – в них утверждались идеалы добра, взаимопомощи, стремления к светлому будущему; зло всегда проигрывало, а добро и мораль торжествовали.
Такой подробный рассказ о советском телевидении представляется необходимым потому, что в целом ТВ в СССР было достаточно скучным и лишенным манипуляторских амбиций – плохое и хорошее, белое и черное назывались там своими именами, неоднозначных трактовок новостей и высказываний просто не существовало. Язык был строго официальным, реклама полностью отсутствовала, а редкие передачи с элементами дискуссий были крайне уважительными и носили отвлеченный характер. Можно сказать, что советское телевидение было частью повседневности и влияло на сознание граждан не скрытно, а напрямую, транслируя текущую новостную и идеологическую повестку.
В общем, советские люди не были особенно привязаны к телевизору, предпочитая ему книги и журналы, кино и театр. Интересным является тот факт, что при низком интересе к собственно программе передач, сам по себе телевизор относился к предметам престижного потребления – граждане всеми правдами и неправдами старались приобрести цветной телевизор более современной модели, а уж телевизор японского или европейского бренда считался предметом роскоши.
В перестройку в СССР хлынули американские технологии телевещания и соответственно манипулирования общественным сознанием. В полном соответствии с формулой президента США Р.Никсона «Телевидение в его нынешней форме есть опиум для американского народа» советское ТВ стали превращать в опиум, а то и героин, для советского народа. Появление бесконечных и бессмысленных сериалов вроде «Рабыни Изауры», «Богатые тоже плачут» или «Санта-Барбары» завораживало зрителей (особенно зрительниц старшего возраста), привыкших смотреть по ТВ фильмы совершенно другого исполнительского, режиссерского и сценарного качества. Если советские фильмы и сериалы тяготели к художественности, то тут работала чистая технология: прерывать серию на самом интересном месте, чтобы зритель думал о том, что ему показали и что покажут дальше, чтобы у не было времени для самоанализа и рефлексии. Герои «Санта-Барбары», «Просто Марии» и других телепроектов, сюжеты которых никак не могли прийти к развязке или финалу стали для многих наших граждан едва ли ни членами семьи, а актеры, исполнявшие их роли, превратились для россиян в суперзвезд, чьи образы потом успешно использовались в рекламных кампаниях, в том числе и политических.
Новостные передачи тоже поменяли свои форматы – в них стали рассказывать не только и не столько о достижениях в социалистическом строительстве, сколько о самых негативных явлениях в жизни советского общества – низком качестве медицинской помощи и образования, криминале, экономических и политических провалах. Практически символом новостного вещания того времени стала выходившая с декабря 1987 года на Ленинградском телевидении (в те годы ЛенТВ начали транслировать и на всю страну) передача «600 секунд», в которой события городской жизни подавались с наиболее страшной и смешной в духе «черного юмора» точки зрения. Расслабленные в сравнении со строгими официальными дикторами центральных телеканалов молодые ведущие Александр Невзоров, Светлана Сорокина и Вадим Медведев олицетворяли собой новый тип тележурналиста – модно одетого ироничного горожанина, признающего ужасы жизни в СССР, но не боящегося их, а наоборот смеющегося над ними. Заодно осмеянию и обесцениванию (мощным приемам манипуляции сознанием) подвергались и вещи для советского общества если не святые, то значимые – например, отношение к ветеранам Великой Отечественной войны и блокадникам демонстрировалось через курьезы при получении ими поздравлений от городских органов власти и продовольственной гуманитарной помощи, которую в те годы поставляли в Ленинград европейские страны.
«Ничто не существует реально, пока это не показали по телевидению», – утверждал американский историк Д.Бурстин и перестроечное ТВ вполне справлялось с задачей создания реальности «кошмарной жизни в СССР»: голод, разбитые дороги, криминал всех сортов. Глядя на это советский человек понимал, что со страной действительно нужно что-то делать.
Изменившийся – т.е. ставший более интересным и по стилю приближенным к «заграничному» – телевизор начал привлекать до того равнодушных к нему советских граждан. Прямые трансляции Съездов народных депутатов, например, поражали зрителей дискуссиями делегатов не только между собой, но и с руководителем государства М.С. Горбачевым, причем часто эти споры носили почти что хамский характер. В ходе этих трансляций выдвигались новые публичные политики и эксперты, формировались новые политические и управленческие элиты.
В прямом эфире стали идти не только политические мероприятия, появились разнообразные ток-шоу, посвященные не только политике, но и культуре, сексуальной жизни. Телевизор стал невероятно интересен зрителю. Граждане СССР погрузились в поток теленовостей и мнений, не имея ни малейшего иммунитета к транслируемой информации – не умея подвергать ее не то что критическому мышлению, но и минимальному сомнению. Рекордные телерейтинги собирало шоу психотерапевта Анатолия Кашпировского, который убеждал своих зрителей в том, что от просмотра его «сеансов» у них «рассасываются» шрамы и раковые опухоли. Появилась коммерческая и политическая реклама, обещавшая публике результаты примерно такого же абсурдного характера.
Профессор С.Г. Кара-Мурза описывает тогдашнее телевидение как «духовный наркотик»: «Человек современного городского общества зависим от телевидения (…), человек частично утpачивает свободу воли и пpоводит у экpана гоpаздо больше вpемени, чем того тpебуют его потpебности в инфоpмации и pазвлечении…Как и в случае наркотиков, человек, потребляя современную телепрограмму, не может рационально оценить характер ее воздействия на его психику и поведение. Более того, поскольку он становится “зависимым” от телевидения – то продолжает потреблять его продукцию даже в том случае, если отдает себе отчет в ее пагубном воздействии».
После распада СССР возникло множество новых телеканалов самой разной направленности – от новостной и спортивной до кулинарной и музыкальной. Нынешние минимальные абонентские пакеты насчитывают не менее 20 каналов. А в конце 1990-х владельцы части главных по охвату аудитории телеканалов страны вели информационную войну в пользу тех политических сил, которые поддерживали. Ярчайшим примером этого явления является противостояние телеканалов ОРТ и НТВ во время выборов в Государственную думу 1999 года. Тогда НТВ, принадлежавшее группе «Медиа-Мост» Владимира Гусинского, поддерживало блок «Отечество – Вся Россия», первыми номерами в списке которого были тогдашний мэр Москвы Юрий Лужков и отправленный в отставку с поста премьер-министра за «разворот самолета над Атлантикой» в знак протеста против бомбардировок Югославии НАТО Евгений Примаков, а ОРТ Бориса Березовского – действующего президента Бориса Ельцина и провластный выборный блок «Единство», впоследствии превратившийся в партию «Единая Россия». В ходе этой информационной войны телеканалы демонстрировали новости о происходившем в стране – в частности, о ходе контртеррористической операции в Чечне – с радикально противоположных позиций, вбрасывалось бесчисленное количество компромата на высших государственных деятелей и бизнесменов49. Тогдашние новостные выпуски НТВ и ОРТ манипулировали зрителем, используя весь спектр эмоций, разрушая его здравый смысл, искажая картину мира настолько, что, сравнивая новостные выпуски на этих телеканалах можно было подумать, что репортажи идут из разных стран. «Телевизор – пульт дистанционного управления телезрителем», – писал Виктор Пелевин в вышедшем в том самом 1999 году романе «Generation П», посвященном как раз актуальным для того времени манипуляциям сознанием с помощью телевидения и телерекламы.
В начале 2000-х государству удалось взять под контроль большую часть бесплатных эфирных телеканалов и началась новая веха в развитии российского ТВ и связанных с ним манипулятивных практик.
Итак, в начале 2000-х государству удалось существенно ограничить независимость телеканалов. И связано это было с несколькими причинами: во-первых, так называемыми «спорами хозяйствующих субъектов», в результате которых большая часть акций телеканалов перешла в собственность госкомпаний, а во-вторых, в связи с усиливающейся борьбой с терроризмом. В частности, после захвата террористами театрального центра на Дубровке 23 октября 2003 года в СМИ появились внутренние правила освещения терактов – в частности, запрет на интервью и прочие разговоры с террористами в эфире, а также демонстрация жертв терактов и подробностей освобождения заложников.
Это вызвало критику журналистов, специализировавшихся на «горячих темах», расследованиях, в которых объективность подменялась жесткой критикой действующей власти – они обвиняли государство в монополизации темы терроризма, насилия, нарушения прав человека и вообще введении цензуры. Даже не касаясь политической повестки, необходимо отметить, что демонстрация в эфирах жертв и других ужасных последствий террористических актов способствовало вовсе не установлению виновных и истины в целом, а запугиванию населения, манипуляции с помощью страха, а также разжиганию экстремистских настроений и поиску внутренних врагов. В последние годы в СМИ отмечается рост сюжетов криминальной направленности, в которых особо подчеркивается этническое происхождение обвиняемых, что неизменно способствует волнам антимигрантских настроений. Такое поиск «внутреннего врага» является сугубо манипулятивным, делящим людей на «сорта», создающим стереотипы о «плохих» и «хороших» жителях и гражданах Российской Федерации. Стереотипизации мигрантов из Ближнего Зарубежья и республик РФ также способствуют многочисленные юмористические передачи на развлекательных телеканалах вроде ТНТ (Comedy Сlub), в которых мигранты предстают недалекими, алчными и в целом не вполне полноценными жителями крупных городов европейской части России. Нужно отметить, что в нагнетании антимигрантских настроений российское телевидение в целом очень сильно искажает реальность: мигранты 2020-х стабильно вписаны в российское общество: за много лет пребывания в российских мегаполисах у них появились работа, жилье, официальные и проверенные каналы связи с родиной, землячества, защищающие их интересы, дети получают школьное и вузовское образование, среди них много состоятельных и успешных людей – так что эксплуатируемый телевидением стереотип является устаревшим, особенно в своей криминальной составляющей. Манипуляторам свойственно обращаться к ксенофобии, но в данном случае «внутренний враг» из числа мигрантов уже не конструируется.
В ХХI веке российское телевидение все больше дрейфует в сторону чисто развлекательного контента: сериалы отечественного производства, конкурсы певцов и экстрасенсов, ток-шоу, посвященные чему угодно – от определения отцовства до важнейших политических и экономических проблем нашего времени. Новые форматы подачи новостей, в которых «картинки» и комментариев больше, чем информации о самих событиях. Да и события подбираются не по принципу значимости для понимания человеком окружающего мира, а опять же по принципу развлекательности и возбуждения разнообразных эмоций – от возмущения и брезгливости до сентиментальности и умиления. Вызывать возмущение и брезгливость призваны новостные сюжеты и ток-шоу, посвященные негативным аспектам жизни людей: жестоким уголовным преступлениям, всем видам семейного насилия и плохих отношений между членами семей, например, состарившихся знаменитостей; скандалам, связанным с наследством и внебрачными детьми известных людей – неизвестным, правда, тоже достается, например, на канале НТВ ежедневно выходит передача «ДНК», герои которой пытаются установить отцовство того или иного несовершеннолетнего, при этом само шоу устроено так, что помимо собственно анализа ДНК, герои долго выясняют отношения между собой, обнажая отвратительные подробности промискуитета в отдельно взятом подъезде или населенном пункте. Казалось бы, ничего особенно манипулятивного в подобном зрелище нет, однако именно отвратительные, как правило, придуманные сценаристами и разыгранные актерами сюжеты «из народной жизни» создают искаженную картину мира, в которой негативное становится повседневным, а жители нашей страны предстают людьми, мягко говоря, недалекими. Такого типа передач много и на федеральных, и на локальных каналах – какие только проблемы там не обсуждаются: от «могут ли инопланетяне воровать водку у отдельно взятой семьи» до состояния здоровья, прежде всего, психического пожилых знаменитостей или выбора наказания для известного артиста, в состоянии алкогольного опьянения устроившего аварию с человеческими жертвами – важно, что социокультурный контекст, который они задают своим зрителям, с одной стороны, показывает им новые способы асоциального существования и отношения к окружающим, а с другой – представляет жизнь в нашей стране в таком негативном ключе, который и не снился оппозиционному телеканалу «Дождь» или фрондерствующим блогерам. Характерной чертой подобных ток-шоу является атмосфера непрерывного скандала – герои орут друг на друга, пытаются драться; от них не отстают и специально приглашенные эксперты, которые также срываются на крик и оскорбления.
Умиление и другие сентиментальные чувства вызывают присутствующие почти в каждом новостном блоке сюжеты о подвигах или страданиях животных: «кот Василий прогнал медведя»; «По Красной площади гуляла лиса»; «Приюту диких животных не хватает денег на реабилитацию трехногого волка» и т.д. Телевидение вообще занято производством животных-звезд: крымский кот Мостик, эрмитажный кот Ахилл, петербургская нерпа Крошик и др. – телевизионщики объясняют обилие таких сюжетов необходимостью радовать зрителя, но скорее, эти истории вызывают ощущение, что «нормальными» в стране остались только животные, люди же в любой момент могут сотворить все что угодно. И словно в подтверждение этой идеи мы видим бесконечные криминальные новостные сериалы об убийцах, расчленителях, коррупционерах с миллионами долларов наличкой в домашних сейфах и золотыми унитазами, которым наше телевидение с удовольствием предоставляет слова не только в сюжетах из зала суда, но и с удовольствием обсуждает их поведение на вышеупомянутых ток-шоу.
Политические ток-шоу, в которых, по сути, имитируется управление государством, его внутренней и внешней политикой, представляют собой довольно сложную смесь из просветительства и манипуляции. С одной стороны, например, в «Вечерах с Владимиром Соловьевым» часто участвуют действительно компетентные специалисты по международной политике и праву, современной философии и социологии, конфликтологии, которые рассказывают по-настоящему интересные и важные вещи, с другой – их голоса и мнения редко бывают по-настоящему расслышаны в хоре разнообразных шоуменов от политики и «политической экспертизы», да и самого ведущего, задачей которого является вовсе не выяснение истины или обеспечение конструктивного обмена мнениями, а яркое представление на грани истерики. Автор этих строк неоднократно принимал участие в шоу подобного формата на телевидении на различные политические темы, и их продюсеры всегда стимулировали участников к более активной защите своей позиции, вплоть до возможных ругани, истерик, а в идеале – рукоприкладства, т.е. всячески искусственно накаляли атмосферу как в студии, так и в сознании зрителей. С другой стороны, какими разумными или наоборот безумными ни были бы выступления в политических ток-шоу к реальной политической жизни в России они имеют мало отношения, их даже нельзя назвать испытательным полигоном для каких-либо идей или концепций, поскольку они носят исключительно декоративный характер и служат канализации агрессивных настроений в обществе. Недовольный теми или иными решениями власти или, наоборот, поддерживающий ее зритель, которого раздражают оппозиционеры, находит в этих ток-шоу выход собственного негатива. «Разговаривая с телевизором», он приходит к противоположным, но успокаивающим выводам: 1) его позиция по какому-то вопросу учтена, у него есть единомышленники, пусть пока у них не все получается; 2) «наверху все идиоты», поэтому нужно продолжать заниматься своей жизнью и не вмешиваться в политику, поскольку все равно ничего не исправишь, а нынешняя стабильность лучше любых перемен, инициированных власть имущими «идиотами».
В последние годы у определенной части россиян стало популярно в принципе отказываться от телесмотрения. Особенно это касается представителей российского среднего класса, которые несмотря на все особенности и отличия от аналогичной социальной страты на Западе, все-таки сохраняют потребность в критическом мышлении и реализуют ее. По мнению этих людей – с доходом выше среднего, высшим, (а то и не одним высшим) образованием, собственностью и стремлением улучшить собственную жизнь и обеспечить достойное воспитание своим детям – смотреть российское телевидение не просто не нужно, но и пагубно для мироощущения. И касается это не только федеральных госканалов, но и условно оппозиционного телеканала «Дождь», чья информационная повестка, не менее далека от объективности, а подача новостей не менее манипулятивна, чем у тех госканалов, с «неправдой» в эфире которых якобы борются оппозиционные журналисты. А иногда эта «борьба» принимает совсем уж уродливые манипулятивные формы вроде печально знаменитого опроса, проведенного ведущими программы «Дилетанты» в январе 2014 года: «Нужно ли было сдать Ленинград немцам, чтобы сохранить сотни жизней?». Такая постановка вопроса, вне зависимости от его результатов, носила сугубо манипулятивный характер, во-первых, потому, что с точки зрения методов социологических исследований, он является некорректным – не в смысле «вежливости», а в смысле невозможности интерпретации результатов: любая попытка анализа разбивается о бессмысленность самого вопроса и выбора «поля» для подобного исследования. Что с того, что через семьдесят лет после снятия Блокады Ленинграда зрители «Дождя» выразят свое ценное мнение по поводу действий командования Красной армией в 1941-1944 годах? Во-вторых, теперь уже некорректность в смысле «невежливости» вопроса по отношению к памяти погибших ленинградцев и тех, блокадников и детей Блокады, кто еще жив, спровоцировала в СМИ и блогах бурную дискуссию о «свободе слова» в России, возможностях ее реализации и, разумеется, увеличила цитируемость «Дождя», привлекла к телеканалу внимание публики, ну и в очередной раз раскачала границы допустимого в публичных высказываниях.
Государственные телеканалы тоже не пользуются особым доверием критически мыслящей публики, поскольку их информация нуждается в проверке, а сама ее подача апеллирует к эмоциям в большей степени, чем к фактам и здравому смыслу. Одним из наиболее известных и широко обсуждавшихся сюжетов российского ТВ стал показанный 13 июля 2014 года Первым каналом сюжет о трехлетнем мальчике, сыне ополченца из Славянска, которого украинские силовики якобы распяли на глазах у его матери. Сюжет базировался на свидетельстве жительницы Славянска, заявившей, что это чудовищное преступления произошло у нее на глазах, на центральной площади Славянска возле горисполкома. По словам информантки Первого канала, мальчика прибили гвоздями прямо к доске объявлений. Несколько часов он мучился, а затем умер. После чего украинские военные убили и его мать. Журналисты из «Новой газеты», выехавшие на место событий не нашли никаких подтверждений этой истории – ни свидетельств других очевидцев, ни каких-либо фото- или видеоматериалов. А журналистка Юлия Чуракова отказалась как-либо комментировать записанное ею интервью со «свидетельницей» трагедии.
Иностранные медиаэксперты и российские оппозиционеры мгновенно превратили историю о мальчике в символ «лжи и пропаганды», которой занимаются российские госканалы. Более того, само словосочетание «распятый мальчик» стало манипулятивным мемом50, выражением, с помощью которого принято было доказывать несостоятельность или недостоверность сообщений о преступлениях против гражданского населения на территории самопровозглашенных Донецкой и Луганской народных республик.
С точки зрения манипуляции сознанием, этот сюжет Первого канала трудно назвать спланированной манипуляцией – речь скорее идет о низком качестве журналистской работы, когда эмоции, в том числе и самого журналиста, довлеют над фактами, а необходимость выдать в эфир «что-то погорячее» приводит не к донесению до зрителя объективной информации, а к попытке воздействовать на его чувства, вызывать ужас. В результате такой работы зритель у зрителя возникает ощущение обмана, зато политическим противникам дается мощный козырь, который используется для настоящей манипуляции сознанием за счет обесценивания и осмеяния настоящих страданий.
Это одна из причин, по которым люди, склонные к критическому мышлению, предпочитают не смотреть телевизор, к которому давно уже применяется метафора «зомбоящик». И хотя называть недостоверными новости на государственных и частных телеканалах как минимум некорректно – события они описывают в принципе одни и те же, разными является угол зрения, а также интерпретация в конкретных сюжетах. Одно и то же событие – скажем, повышение социальных выплат – может трактоваться и как достижение власти, и как ее поражение или манипуляция, направленная на незащищенные слои населения.
Общий контекст вещания тоже не вызывает у критически мыслящих граждан желания смотреть телевизор: бесконечные криминальные сериалы и мелодрамы, истерические ток-шоу, концерты звезд тридцатилетней давности и т.д. – все это довольно слабо отражает реальность и интересы российского среднего класса, так что отказ от телевидения в пользу интернета, где можно найти любую информацию и развлечение на свой вкус – от трансляций оперных премьер до соревнований по боям без правил, представляется вполне логичным.
Другое дело, что именно современные средства массовой коммуникации стали самой удобной и выгодной площадкой для манипуляции общественным сознанием, подробнее об этом – в следующей главе.
Как говорилось в предыдущей главе, среди представителей среднего класса широко распространен отказ от телесмотрения. Логика этих людей такова: новости мы получаем из интернета, там же достаточно и развлечений – спортивные трансляции, сериальные платформы, документальные фильмы и ток-шоу, музыкальные трансляции из главных театров и концертных залов мира, сетевые компьютерные игры в конце концов. Ну а современные технологии позволяют смотреть это все не только на экране компьютера, планшета или смартфона, но и на большом экране с помощью проектора или просто телевизора хорошего качества, то с бытовой точки зрения отказавшиеся от телевизора граждане ничего не теряют, а наоборот получают возможность формировать «телепрограмму» по собственному вкусу и в удобное для них время. Ну а социальные сети позволяют не только получать информацию от «доверенных людей», принадлежащих к своей социальной и/или референтной группе, так и делиться с ними собственной информацией и той информацией, которую человек считает интересной и важной – от избранных цитат из речи президента до кулинарных рецептов и фотографий домашних животных
Так это выглядит в идеалистическом ключе и, возможно, функционировало подобным какое-то время назад.
Однако, как известно, манипуляции сознанием с легкостью осваивают любую новую технологию коммуникации и передачи информации любого рода. И чем дешевле и распространеннее становится эта технология, тем с большим рвением осваивают ее самые разнообразные манипуляторы – от власти и оппозиции до продавцов услуг и товаров, а также мошенников.
С советских времен у россиян существует стереотип, что все, что исходит не от государства, – обязательно является мало того, что является более достоверным, так еще и не подлежит никакой цензуре. И хотя СССР нет уже 30 лет и выросло целое поколение людей, не знающих, что это такое, традиция недоверия к власти и ее месседжам продолжает воспроизводиться и влиять на представления людей о мире, их мнения и в конечном счете поведение.
Появление в конце 1990-х первых интернет-СМИ с их скоростью подачи информации, возможностью принимать участие в обсуждениях того или иного материала, быстрой обратной связью воспринималось как безусловное достижение демократии. Если телевидение или печатное СМИ так или иначе подвержено если не цензуре, то, по крайней мере, внутренним правилам, обусловленным форматом, то интернет-издания поначалу воспринимались как остров свободы. К тому же постоянное – в течение рабочего дня, а то и ночью – обновление информации, за которой офисные сотрудники следили прямо с рабочих мест, создавало иллюзию сопричастности важнейшим событиям в стране и мире, осведомленность о них чуть ли не из первых уст, что, без сомнения, способствует повышению значимости человека в собственных глазах, ведь «тот, кто владеет информацией, владеет миром». Да и само по себе постоянное обновление новостей притягивает человека, превращает новости в увлекательный сериал. Особенно ярко это проявляется, когда происходят трагические события – теракты, крупные катастрофы: люди постоянно обновляют ленты новостей, чтобы увидеть новые данные по погибшим и разрушениям, фото с мест событий и комментарии очевидцев.
Понятно, что традиционные СМИ просто не успевают передавать информацию в таком режиме и из такого количества точек одновременно. В конце с 2000-х к 2010-м интернет-издания превратились в основной источник информации для большинства людей по всему миру, а печатные СМИ превратились не столько в новостные, сколько в резюмирующие издания, сводящие все новости дня в ту информационную картину, которая сложилась к моменту подписания их в печать. Телевидение же стало сосредотачиваться не только и не столько на фактах, сколько на их интерпретации – отсюда такое количество ток-шоу, и интервью, посвященных политическим и социальным вопросам: от наиболее респектабельных вроде программы «Познер» до скандальных шоу Андрея Малахова, путешествующих с канала на канал.
Так или иначе, но в конце 1990-х – начале 2000-х интернет-издания воспринимались своими читателями как не подлежащие никакому государственному (или вообще чьему-либо) контролю, делавшимися силами исключительно независимых прогрессивных редакций. Следует отметить, что иллюзия независимости и прогрессивности возникает всегда, когда интерпретация информации из того или иного источника соответствует взглядам и убеждениям того, кто этой информацией интересуется. А поскольку читателями интернет-СМИ на этапе их становления являлись люди, имевшие практически неограниченный доступ к интернету – т.е. по большей части, жители столиц и крупных городов с высшим образованием и достаточно высоким уровнем доходов – то и подача новостей соответствовала представлением этих людей о «правильном и справедливом» устройстве мира. Чуть позже эти же люди стали первыми пользователями социальных сетей.
Тем не менее уже в конце 1990-х интернет-СМИ вовсе не были независимыми – несмотря на все свои декларации, они последовательно отстаивали политические и экономические интересы своих собственников. Например, в ходе парламентской (1999) и президентской (2000) избирательных кампаний появившиеся незадолго до этого интернет-издания продвигали вполне определенные идеи и участвовали в политической борьбе в тех рамках, которые отводили им их владельцы: Газета. ру в то время принадлежала структурам НК «ЮКОС» Михаила Ходорковского, Грани.ру – Борису Березовскому, НТВ.ру – Владимиру Гусинскому, Вести.ру и Страна.ру поддерживались тогдашней правящей элитой51. Так что каждое из этих изданий создавало для своих читателей определенный новостной и аналитический контекст. И в этом смысле эти издания мало чем отличались, да и до сих пор (несмотря на многократные смены собственников) отличаются от так называемого «зомбоящика». Однако манипуляция сознанием, изначально заложенная в позиционирование интернет-изданий как свободных и независимых, а иногда и проектов «для своих» продолжается до сих пор. Более того, читатели интернет-СМИ в открытую противопоставляются людям, предпочитающим получать информацию из других источников. Хотелось бы верить, что такое противопоставление происходит исключительно в рекламных (увеличивающих посещаемость сайтов) целях, однако манипулятивная составляющая занимает тут куда большую долю, чем рекламная, ведь за счет этого происходит «деление людей по сортам», провоцируется социальный конфликт, достаточно вспомнить знаменитую «Россию айфона и Россию шансона», которым, по мысли журналиста Юрия Сапрыкина, «не сойтись никогда»52.
Одним из нововведений интернет-журналистики стали «форумы» изданий и комментарии к опубликованным текстам и новостям. Поначалу такого рода обратная связь привлекала читателей и увеличивала просмотры каждого конкретного материала. Комментарии под статьями довольно быстро превратились в самостоятельный манипулятивный жанр. Любое мнение стало возможно обесценить комментарием в духе «а что, автор уже перестал пить коньяк по утрам?» или развести под любым текстом бессмысленную и недоброжелательную переписку, в которой автор и комментаторы получали бы оскорбления по гендерному, этническому, возрастному и любому другому признакам. Иногда в комментарии к материалам «подвешивались» и какие-то «сенсации», которые вели на другие интернет-ресурсы или разжигали дискуссии на темы, не имеющие никакого отношения к опубликованному. И сколько бы администрации сайтов ни вводили премодерацию комментариев, находились желающие и умеющие обойти эти преграды. «Форумы» изданий так же пестрели самыми разными темами, на которые высказывались анонимные или полуанонимные комментаторы.
Именно на этих площадках с огромными ветками комментариев, включающих оскорбительные, возникали предпосылки к так называемым «холиварам» – бесконечным прениям непримиримых оппонентов, которые в любом случае не могли прийти к компромиссу, а лишь накачивали друг друга раздражением и ненавистью, к ним же подключалось огромное количество людей, которые образовывали отдельные ветки «холиваров». Если на первых порах комментарии к статьям всего лишь увеличивали их просмотры, то впоследствии, с появлением социальных сетей такие споры монетизировались, поскольку каждая, минута, которую пользователь проводит в соцсети, приносит доход ее владельцам53, а бесконечный и бессмысленный спор не выпускает увлеченного пользователя из сети много часов.
Но «холивары» под редакционными материалами и на форумах привели не только к новым способам зарабатывания денег, с точки зрения манипуляции сознания, эти ветки комментариев стали первым шагом в разрушении экспертности, той самой энтропии знаний, в результате которой любое мнение и любую информацию стало возможно оспорить, причем кем угодно, когда угодно и с какой угодно позиции54 вне зависимости от компетентности спорящих.
В начале 2000-х на постсоветском пространстве появляются первые социальные сети. Первой и в свое время наиболее известной стал «Живой журнал» (LiveJournal.com, ЖЖ, 1999) – сервис личных дневников с возможностью комментирования и чтения «ленты друзей» – записей в таких же личных дневниках, выбранных пользователем. Сначала блоги в ЖЖ были посвящены в основном частной жизни и увлечениям их авторов, но по мере расширения самого сервиса и количества подписчиков у топ-блогеров, так называемых «тысячников»55, некоторые блоги превратились в мощные инструменты влияния, в том числе и политического. Более того, в какой-то момент их стали брать под контроль не только коммерческие структуры, на платной основе рекламировавшие с помощью топ-блогеров свои товары и услуги, но и государство, и оппозиция.
Одной из самых запоминающихся кампаний по манипуляции общественным сознанием, в которой были задействованы и власть, и оппозиция, и просто недовольные граждане стало т.н. «Новгородское дело» – в 2007 году эту кампанию инициировал пользователь ЖЖ, журналист Кирилл Мартынов, чью на тот момент сожительницу56 Антонину Федорову прокуратура Великого Новгорода обвинила в покушении на убийство ее несовершеннолетней дочери от первого брака. С помощью «Живого Журнала» к расследованию дела и помощи Антонине было привлечено огромное количество людей, в числе которых были члены общественной палаты, журналисты, тогдашние топ-блогеры и другие лидеры мнений. ЖЖ-сообщество не только обсуждало различные варианты помощи семье Мартынова-Федоровой, но и проводило альтернативные расследования, притом что мнения пользователей разделились: одни были убеждены в невиновности Антонины и считали дело сфабрикованным, другие – наоборот были убеждены в ее виновности и искали доказательства в журналистских статьях и фотографиях с места происшествия. Защитники Федоровой стремились дискредитировать следователя, который вел дело, и изыскивали и/или сочиняли факты его биографии, которые якобы говорили о его продажности, пытались дискредитировать и несовершеннолетнего свидетеля, на показаниях которого строилось обвинение. Сторонники обвинения, напротив, обвиняли Мартынова в манипуляции сознанием пользователей ЖЖ: он выкладывал трогательные фото Антонины и пострадавшей девочки, цитировал свою переписку с женой, из которой читатели должны были сделать вывод о принципиальной невозможности совершения Антониной какого-либо преступления. Пользователи организовывали сборы средств на адвокатов для Федоровой, игрушек и одежды для ее дочери.
Параллельно обсуждению собственно обстоятельств дела в ЖЖ развивались дискуссии и по другим, прямо или косвенно связанным с «новгородским делом», юридическим, социальным и политическим вопросам. Само же «новгородское дело» закончилось побегом обвиняемой вместе с маленькой дочкой перед вынесением приговора, после того как коллегия присяжных признала ее виновной. После чего публикации о «новгородском деле» и связанный с ним общественный резонанс сошли на нет. Выдвигать те или иные версии исчезновения Федоровой и уж тем более искать ее участники ЖЖ-сообщества не стали, а где находятся Федорова и ее дочь неизвестно до сих пор.
С помощью ЖЖ на защиту Антонины Федоровой за достаточно короткий срок удалось мобилизовать огромное количество людей, включая депутатов Госдумы, членов Общественной палаты, известных журналистов, политологов и обычных пользователей ЖЖ, которые, с одной стороны, испытывали жалость к молодой женщине с маленьким ребенком, с другой – чувствовали себя причастными «громкому», а с помощью социальной сети получили возможность высказывать свое мнение и вступать в диалог с достаточно известными людьми, то есть, стали полноправными участниками расследования.
Вообще возможность горизонтальных – вне зависимости от известности и социальных иерархий – связей людей друг с другом остается одним из наиболее привлекательных в соцсетях, моментов сетевого общения. И если в «Живом Журнале» большинство пользователей еще скрывались под псевдонимами («никами»), то есть, условные анонимность и равноправие соблюдались, то социальные сети следующего поколения, такие, как «ВКонтакте», «Одноклассники» Facebook, Instagram57, Twitter, Telegram и Tic Toc58 намеренно не анонимны, что дает возможность и для новых технологий манипуляции сознанием59, например, таких, как «культура отмены», «расчеловечевание», «борьба за все хорошее против всего плохого» и другие виды индуцированных социальных психозов, о которых речь пойдет ниже.
Технологические обновления интернет-платформ происходит стремительно и постоянно. Расширяются и возможности социальных сетей – «Живой Журнал», например, с его длинными текстами, медленно грузящимися фотографиями, сложными порядками подписок и обсуждений в наши дни выглядит уже чем-то совершенно архаическим. Ушли в другие форматы и тамошние лидеры мнений. Отчасти ЖЖ заменили Telegram-каналы, в которых по-прежнему не осуждается анонимность авторов, а размещаемые там материалы имеют скорее новостной, а не дискуссионный характер. Конечно, новостям в ТГ-каналах доверять особо нельзя, их часто используют для информационных сливов, как правило, фейкового характера, тем не менее многие официальные СМИ используют появляющиеся там новости, по крайней мере, в качестве основы для собственных расследований.
И хотя Роскомнадзор неоднократно пытался блокировать Telegram или заставить его создателя и владельца Павла Дурова деанонимизировать информацию о пользователях именно из-за фейковых новостей и призывов участвовать в незаконных акциях, ничего не получилось – все, кто хотел, продолжили пользоваться этим сервисом. Более того, сама идея ограничить доступ к Telegram вызвала у пользователей рост интереса к этой площадке – ведь с давних времен в сознании человека существует стереотип – «запретный плод сладок». Более того, как уже неоднократно отмечалось выше, негативные сообщения всегда вызывают больше интереса, а уж те сообщения, которые пытаются скрыть, точно нужно увидеть, чтобы «составить о них свое мнение». Так или иначе, но в последние годы ТГ-каналы, в том числе и анонимные, создали альтернативную медийную реальность, в которой вполне официальные сообщения, например, в каналах, принадлежащих зарегистрированным СМИ, перемежаются самыми невероятными вбросами – от инсайдерской и псевдоинсайдерской информации из мира политики и бизнеса до подробностей разводов и сексуальной жизни известных людей или разборок между светскими львицами.
Instagram, изначально придуманный как сервис для хранения и обмена фотографиями и видео, тоже превратился в мощное средство неформального общения и, соответственно манипуляции сознанием. В отличие от Telegram, продвигающего «секретное знание», активные пользователи Instagram всячески пропагандируют свой образ жизни. Фото еды из дорогих ресторанов, автомобилей, курортов – все это создает у смотрящего иллюзию шикарной жизни вокруг него, к которой нужно стремиться. Instagram чрезвычайно популярна у знаменитостей – и мировых, и российских. Тем не менее там случаются очень жесткие обмены мнениями между celebrities – например, недавнюю разборку между Ксенией Собчак и шоуменом Сергеем Шнуровым, полную взаимных оскорблений и обвинений.
И хотя в целом лента в Instagram направлена на позитивные впечатления – не случайно, аккаунты в этой соцсети очень популярны у представителей органов власти, самих органов власти и государственных учреждений. Общий контекст «красивого», «модного», который задается с помощью фотофильтров, эмодзи, профессиональных и любительских фото, позволяет создавать жизнерадостный и желающий электорату добра образ власти. Даже жесткий руководитель, всячески подчеркивающий свой брутальный стиль, президент Чеченской республики, Рамзан Кадыров приоткрывает в Instagram свою частную жизнь и выставляет фотографии домашних животных.
Сервис видео Youtube.com, с одной стороны, представляет собой гигантское хранилище видеоматериалов, под которыми можно оставлять лайки и комментарии, с другой – в нашей стране Youtube-каналы пытаются стать неким альтернативным телевидением, где можно увидеть интервью с теми, кого вряд ли покажут на кабельных каналах ТВ. Например, Ксения Собчак на своем канале «Осторожно, Собчак!» интервьюировала вышедшего из заключения «скопинского маньяка», почти четыре года державшего взаперти двух девушек. Юрий Дудь берет многочасовые интервью у деятелей оппозиции – от лидеров до любого мало-мальски известного человека, хоть раз высказавшегося против власти. Отказавшейся от телесмотрения публике передачи, выходящие на Youtube, нравятся, но, строго говоря, от официального телевидения они отличаются разве что более низким техническим уровнем и определенным углом, под которым рассматривается любая проблема. И хотя многие убеждены, что Youtube-журналистика представляет собой некую территорию свободы, в системно она устроена по тем же законам манипуляции и пропаганды, что и госТВ, просто предоставляет создает для зрителя иллюзию лишенной идеологии «народной» альтернативы.
Молодежь мало интересуется длинными интервью и передачами Youtube-каналов, ей трудно воспринимать (и уж тем более производить) многочасовой видеоконтент, этим и объясняется чрезвычайная популярность в среде молодых людей ТicToc – сервиса коротких видео, которые не только весело смотреть, но и легко производить самостоятельно, не имея никаких особых навыков съемки и монтажа, достаточно лишь эпатажного контента. Подростки верят, что стать звездой ТicToc и разбогатеть очень просто, а взрослые не разуверяют их в этом, скорее наоборот – показывают, что в таком способе самореализации нет ничего плохого. Неслучайно, на Петербурегском международном экономическом форуме 2021 года российскую молодежь представляли не юные математики, программисты или филологи, а танцор из ТicToc Даня Милохин, к своим 19-ти уже успевший заработать на роликах несколько миллионов.
То есть тренд достаточно очевиден: вместо самосовершенствования, работы над собой молодежь предпочитает листать ленты соцсетей и наблюдать за жизнью тех, на кого они подписаны. Многие и сами становятся блогерами, видя, что большое число подписчиков может приносить хороший доход от рекламных контрактов. Их привлекает возможность зарабатывать легкие деньги без особого труда, не принося никакой пользы стране и обществу, а это, безусловно, – признак частичной деградации нашей молодежи.
Этот тренд – часть стремления к удовольствиям, легкой красивой жизни, dolce vita, гедонизм в чистом виде, – один из важных инструментов манипуляции общественным сознанием.
Своеобразным развлечением можно назвать и краткие (не более 140 символов) остроумные перебранки в Twitter. В последние годы эту социальную сеть освоили ведущие политики и лидеры мировых держав. Можно было бы считать забавными попытки Дональда Трампа в пору его президентства грозить миру через Twitter ядерной войной, а потом как ни в чем ни бывало даже не вспоминать о подобных высказываниях, но на самом деле политики используют свои аккаунты в этой сети как форму соцопроса, определяя по реакции подписчиков, какие их идеи и решения найдут поддержку в обществе, а какие будут восприняты резко отрицательно. Сообщения в Twitter так активно использовались для координации протестов во время «арабской весны» (2009-2011), что даже возник термин «твиттерная революция» – короткие сообщения от частных лиц призваны были не только указывать места сбора демонстрантов и характер акций, но и создавали иллюзию «подлинно народного протеста».
Наиболее распространенными среди пользователей постсоветского пространства являются сети «Одноклассники», «ВКонтакте» и Facebook. Но если «Одноклассники» и «ВКонтакте» носят в первую очередь информационно-развлекательный характер – фильмы, музыка, карикатуры, публичные страницы («паблики») по интересам и т.д – то FB с его удобным для дискуссий интерфейсом является мощным средством прямой манипуляции сознанием.
Наиболее сложным с этической точки зрения представляется вопрос соотношения в соцсетях публичного и приватного. Иными словами – к кому обращено то или иное высказывание: к личным знакомым и друзьям, понимающим его контекст, или всему человечеству. Алгоритмы «ленты новостей» ФБ устроены так, что несмотря на все настройки приватности («для всех», «только для друзей» и т.д.) некоторые сообщения появляются у других пользователей чаще, чем другие, да и сами эти настройки часто сбиваются, поэтому пользователи ФБ зачастую и сами не понимают аудиторию своих публикаций. Особенно тех, что вызвали много «лайков» и комментариев других пользователей. Из-за этого высказывание, обращенное к единомышленникам или просто лично знакомым людям, часто оказывается вырванным из контекста и его смысл буквально переворачивается. Так, например, произошло в недавнем сетевом скандале, связанном с деятельностью детского хосписа «Дом на горе». Одна из его основательниц Лидия Мониава взяла под опеку пациента хосписа, неизлечимо больного мальчика Колю и поселила его у себя. Мониава, энтузиастка паллиативной помощи, рассказывала у себя в ФБ буквально о каждом дне жизни своей жизни с Колей, параллельно тестируя городскую среду Москвы на удобство для людей с ограниченными возможности, а кафе, рестораны и другие развлекательные места на толерантность. Какое-то время заметками Мониавы, находившимися в открытом доступе, читали лишь ее единомышленники, восхищавшиеся ее общественной и практической деятельностью по оказанию паллиативной помощи: они писали ободряющие комментарии к каждому новому приключению Лидии и Коли, давали советы, даже обращались в московские органы власти с просьбами сделать те или иные городские пространства более пригодными для перемещения людей на инвалидных колясках и т.д. Так продолжалось до тех пор, пока некоторые другие пользователи ФБ не усмотрели в действиях Мониавы «нарушения прав ребенка с инвалидностью» и не написали об этом в собственных блогах. Эти заметки также собрали тысячи комментариев. Разгорелась огромная дискуссия, в результате которой Лидия Мониава, еще недавно слывшая в интернет-сообществе едва ли не святой, превратилась в «извращенку, мучающее тяжело больного мальчика», а некоторые наиболее активные пользователи даже обратились в Следственный комитет с требованием проверить обращение Мониавы с Колей, а также ее благотворительную и волонтерскую деятельность в целом. В задачу этого текста не входит анализировать, кто был прав в этом споре – Лидия Мониава или ее противники, задача здесь – показать, как заметки («посты») и комментарии, нарастающие в этически неоднозначных ситуациях, как снежный способны разрушать репутации и создавать опасные прецеденты «расчеловечивания» конкретной персоны, народа или явления в целом.
В США на этом принципе строится «культура отмены» – любое сообщение о чьем-либо «плохом» поведении без малейшей проверки становится причиной разрушения репутации и карьеры. Как, например, это произошло в рамках движения «MeToo», когда тысячи (если ни миллионы) женщин по всему миру начали рассказывать о пережитом ими сексуальном насилии. В результате этого многие известные люди лишились семей и карьер. А даже если обвинения впоследствии не подтверждались, то, как в случае с актером Кевином Спейси, ничего изменить уже было нельзя.
Российского сегмента ФБ этот флешмоб тоже коснулся, однако несмотря на сотни (а то и тысячи) опубликованных историй о насилии, реальных последствий он имел мало.
Однако очень интересным оказался лингвистический аспект дискуссий о физическом и психологическом насилии, который стал заметен и в самих историях «MeToo», и в их обсуждениях, – размывание до недавнего времени однозначно понимаемых слов. Сексуальным насилием, например, стало считаться не только то, на что прямо указывается в соответствующей статье Уголовного кодекса РФ, но и множество других, без сомнения, неприятных для женщин ситуаций. Даже простое упоминание определенных слов.
Вообще, язык социальных сетей изобилует не только специфическим «интернет-сленгом», но и перенесенной с эффектом искажения в повседневную речь сугубо профессиональных понятий из психологии и психиатрии – «демонстративная личность», «токсичность» (токсичные люди, токсичные отношения и др.), перверзный «нарциссизм», «эмпатия» и т.д. Этим «новоязом» описываются вполне конкретные жизненные ситуации, которые, опиши их обычными словами, станут совсем не такими привлекательными и возвышающими их участника в собственных глазах. Ведь одно дело, когда нежелание выполнять какую-то работу называется «ленью» и совсем другое дело, когда «фрустрацией» или «прокрастинацией». Подобные стилистическо-смысловые подмены создают для пользователя сетей постоянно обновляемую «зону комфорта», выходить из гедонистической реальности которой ради критического взгляда на себя и/или самосовершенствования, ему совсем не хочется. А человека, не желающего задумываться о жизни в целом и своем месте в мире, как мы знаем, только и ждут манипуляторы сознанием, которые в любой момент заставят его сделать то, что нужно им, но думать при этом, что это было его собственной мечтой.
https://www.pnp.ru/social/alma-mater-premerov-ministrov-generalov-uchenykh-i-literatorov.html
«Интернационал».
Российская академия народного образования и государственной службы.
Общероссийский народный фронт.
https://lenta.ru/articles/2021/12/22/kinder/
https://mel.fm/novosti/9537284-otets-alisy-teplyakovoy-vvel-sanktsii-protiv-yelizavety-ii-i-dzho-baydena-kotorykh-ne-budet-konsulti
https://lenta.ru/articles/2016/09/02/school02/?
https://mr-7.ru/articles/236441/?
Отчасти это связано и с разрушением уличных и домовых сообществ, выполнявших функции «защиты от чужаков» и профилактики мелких преступлений и опасностей, впервые описанным в книге Джейн Джекобс «Смерть и жизнь больших американских городов» (1961).
По материалам http://rostduha.ru/sinij-kit-gruppa-smerti/.
https://lenta.ru/articles/2017/03/07/siniykit/?.
Решением Верховного суда РФ от 17 августа 2020 года признано экстремистской организацией, его деятельность запрещена на территории России.
https://lenta.ru/brief/2020/08/17/aue/?ysclid=l1f26a2rbc.
https://www.rosbalt.ru/russia/2020/08/26/1860445.html
https://news.rambler.ru/other/43937078-eksperty-chislo-pogibshih-ot-covid-19-v-bergamo-vyshe-ofitsialnyh-dannyh/
В США в тот период широкое распространение получили т.н. «ковидные вечеринки» – частные развлекательные мероприятия, которые устраивались специально для того, чтобы как можно большее число их участников побыстрее заразилось COVID-19, переболело и приобрело иммунитет.
https://www.kommersant.ru/doc/15766
Мем – это любая единица информации, значимой для культуры и общества, которая способна самореплицироваться, т.е. бесконечно воспроизводить сама себя, не нуждаясь при этом в объяснениях, что имеется в виду. Мемом может быть поговорка, цитата, история, аудио- или видеообъект и т.д. Понятие «мем» ввел биолог Ричард Докинз в своей книге «Эгоистичный ген», вышедшей в 1976 году.
https://dni.ru/academ/2016/8/1/347408.html?ysclid=l1q7l3uywl
https://daily.afisha.ru/archive/gorod/archive/sapr_gopota/?ysclid=l1z2l6dps2.
https://lenta.ru/articles/2021/10/18/algorithm_2/?ysclid=l204qrgrws
См. например, главу этой книги о пандемии коронавируса
Владельцы ЖЖ-аккаунтов, имеющие более тысячи подписчиков.
В июле 2007 года Мартынов и Федорова заключили брак.
Здесь и при последующих упоминаниях: Доступ в Instagram и Facebook заблокирован на территории России. Владеющая Instagram и Facebook компания Meta Тверским районным судом признана экстремистской организацией, ее деятельность в России запрещена.
В определенном смысле соцсетью является и Youtube, но в России он используется в основном в развлекательно-познавательных целях.
Разумеется, и в этих сетях встречаются пользователи, скрывающие свои имена, но в данном случае речь идет об общей тенденции.