ОХОТА, БАНЯ, ЗРЕЛИЩА, РАЗВЛЕЧЕНИЯ – это и есть жизнь! Как гласит пословица, счастливая жизнь – это свободное время. Неважно, сколько у тебя денег, но если ты настоящий римлянин, то стремишься по праву насладиться всем, что дала нам империя. Я расскажу тебе, что такое жить настоящей жизнью – жизнью, полной удовольствий.
Превосходная римская форма правления позволяет всем жить мирно и приятно. В отличие от демократии, дозволяющей людям идти на поводу у своих хаотичных и неуправляемых желаний, наша система гарантирует стабильность и присутствие здравого смысла. Мы уже давно поняли, что империей не может управлять комитет, и вручили административные функции одному человеку, подобно тому как домохозяйство доверяется отцу. С тех пор как Август взял абсолютную власть и сделался главой сената, наша система управления остается образцом справедливости и эффективности. Никогда еще ни один народ не процветал так, как римляне под рукой своих императоров.
Совершенно естественно, что в таком государстве, как Рим, которым руководят его лучшие мужи, обитают самые счастливые граждане в мире. Свободные от забот и тревог, они доверяют беречь свой покой другим – стражам, чей долг – бдительность. Народ может расслабиться, зная, что лучшие его представители защищают его интересы. К числу лучших представителей принадлежу и я – как сенатор.
У меня много досуга в том смысле, что мне не надо зарабатывать на жизнь. Но при этом я практически самый занятой человек из всех. Я стараюсь жить по возможности публично, часто бываю на форуме, а двери моей виллы открыты для самых разных посетителей, каким только понадобится ко мне обратиться. Когда мне нечего делать, я нахожу себе занятие, чтобы все видели, что я чужд праздности. Моя досужая жизнь – вовсе не безделье. Ты, читатель, не ведаешь таких забот. Так что ты волен отдыхать и наслаждаться всеми способами, какие только может предложить великий город Рим.
Однажды иностранец спросил у императора, почему тот ежедневно принимает ванну. Рассказывают, что император ответил так: «Потому что у меня нет времени делать это дважды в день». Я всем сердцем с ним согласен. Согласишься и ты, если посетишь один из величественных имперских банных комплексов. Расскажу тебе для примера о банях Тита. Чтобы в них войти, надо подняться по широкой лестнице, пологой, чтобы те, кто поднимается по ступенькам, не утомились. Поднявшись, попадаешь в огромный, полный света и воздуха зал, где предусмотрено специальное помещение, в котором рабы и другая обслуга ждут, пока хозяева купаются. Слева расположены изящные приватные кабинеты, в которых можно принимать важных гостей. За ними – две просторные раздевалки, они ведут в следующий зал, где устроены три бассейна с холодной водой. Все поверхности украшены лаконским мрамором, и в разных местах умело расставлены мраморные статуи.
Покинув этот зал, попадаешь в длинное овальное помещение, теплое, но не чрезмерно, чтобы подготовить тебя к жаркому воздуху. Затем – нарядная комната, оборудованная всем необходимым, чтобы массажисты натерли тебя маслом с ног до головы. Эта комната переливается разноцветным мрамором; она самая красивая из всех и специально предназначена для того, чтобы не спеша расслабляться в ней в одиночку или за беседой с друзьями. За ее дверью, обрамленной фригийским мрамором, можно заняться на воздухе физическими упражнениями. Следом попадаешь в парную, стены которой изукрашены пурпуром, а внутри три горячих бассейна. Когда жар становится невыносимым, ты выходишь из парной в прохладу другого помещения. Каждое помещение обладает гармоничными пропорциями, там царит солнечный свет и хороший вкус. Время течет неспешно, а следить за ним позволяют два устройства: солнечные часы и водяные с громким звуком.
В этих гигантских императорских банях ты найдешь все, что душе угодно: мытье, массаж, поэтические чтения, приятные сады для прогулок, библиотеки и места, где продают еду. К сожалению, не все бани так роскошны. Если вдуматься – что такое мытье, по сути дела? Всего лишь масло, пот, грязь и жирная вода. Шум в помещении может быть оглушительным. Когда мускулистые мужчины размахивают свинцовыми гирями, воздух полон вдохов, выдохов и натужного кряхтения. Если кому-то делают дешевый массаж, ты слышишь, как по нему колотят. Или какой-нибудь пьяница затеет ссору, или поймают вора, или найдется любитель петь в ванне, и все это – под плеск от прыжков в воду.
Хуже всего мужчины, которые выщипывают волосы у себя подмышками и на ногах, и бесконечные крики разносчиков, продающих напитки, сосиски и пирожки, – каждый кричит свое, особенное. И обязательно найдется одна женщина-качок! Сначала она работает с гирями, а потом заявляется к массажисту, и он прикасается к ней руками и даже растирает ее ноги. Наконец она отправляется в парную и сидит там, потея, среди шумной мужской толпы. Она выпивает два больших кубка вина просто для аппетита, на пустой желудок, а потом вызывает рвоту, чтобы можно было начать заново. Отвратительно!
И, как будто всего этого мало, вокруг вас так и вьются желающие получить приглашение на обед и бесплатно поесть за ваш счет. Они льстят, они поднимают ваше упавшее полотенце и, даже будь оно грязнее детского слюнявчика, уверяют, что оно белее снега. Когда ты расчесываешь свои редеющие волосы, они утверждают, будто твои кудри подобны роскошной шевелюре Ахилла. Они утирают тебе пот. В конце концов, вытерпев без меры таких докучливых трюков, ты сдаешься и приглашаешь их.
Есть у бань и неприглядная изнанка. Кражи – постоянная проблема: снятая одежда – легкая добыча для потенциального вора, особенно если твои рабы ленятся за нею приглядеть. Помню, мне рассказали забавную историю: однажды в бане два разных человека, один незнакомец, а второй – известный вор, просили остроумца одолжить пемзу. Первому он отказал со словами: «Прости, но я тебя не знаю», а второму – «Прости, но я тебя знаю». И непременно есть и такие, кто ходит туда в поисках любовных приключений.
Некий ревнитель традиций, чье имя я не назову, вечно критикует новые веяния и все «недостаточно римское». Но когда мы вместе ходим в баню, он не спускает глаз с молодых мужчин, и при этом его взгляд всегда устремлен ниже пояса. А в местных банях я как-то видел граффити, где говорилось: «Апеллес, лакей императора, и Дехтер обедали здесь и трахались». Даже императорские слуги делают это!
После купанья необходимо хорошо поесть. Если можете, пригласите к обеду друзей, а не проныр из бани. Бич римской жизни – это количество приглашений; человек получает их так много, что порой один или более гостей просто до тебя не добираются, предпочтя что-нибудь иное. Это очень раздражает, и я часто на следующее утро пишу таким людям письма, чтобы выразить недовольство. Я без всяких обиняков говорю, что принимать приглашение и не приходить – возмутительно, и угрожаю выставить им счет за приготовленную еду и открытое вино. Я перечисляю, что именно было приготовлено: салат-латук, три улитки, два яйца и ячменный пирог, а также морские ежи, желудки свиньи, сладкое вино и даже немного снега (знаете, какой он дорогой?). Затем оливки, свекла, тыквы, лук и тысяча других столь же вкусных лакомств, не говоря об увеселениях. Были наняты декламаторы стихов, музыканты и плясуны из Кадиса. Возможно, вы где-то получили обед роскошнее, пишу я, но точно не провели вечер приятнее – веселее и непринужденнее.
Я стремлюсь, чтобы мои обеды были умеренны. В этом отношении нет лучше примера, чем сам великий император Август. Он всегда ел немного, причем простую пищу. Любил грубый хлеб, свежий творог из коровьего молока и зеленые фиги. Он не дожидался определенного времени, но слегка перекусывал, как только ощущал голод. Я видел в архиве сената одно из его писем, где он упоминает о своей манере есть: «В повозке по дороге съел немного хлеба и несколько маленьких фиников». В другом письме говорится: «Вернувшись в носилках домой, я съел унцию хлеба и несколько изюмин». А вот как он описывает свою трапезу в банях: «Ни один иудей, дорогой Тиберий, не постился так в субботний день, как я сегодня. За все время в банях я съел только два печенья, а затем меня принялись натирать маслом».
Он был настолько равнодушен к пышным пирам, что порой даже обедал в одиночестве. Случалось, он ел до прихода гостей, приглашенных к обеду, иногда – после того, как они уйдут; а во время застолья все внимание посвящал беседе, к еде же иной раз и вовсе не притрагивался.
К сожалению, наши императоры также дают нам много примеров того, как есть не следует. У Вителлия аппетит был непомерным, зато правление – коротким. Он жить не мог без роскоши и излишеств и ел по три, а иногда по четыре раза в день: завтракал, обедал, ужинал, а под конец закатывал пьянку. В него так много влезало потому, что он умел регулярно вызывать у себя рвоту. Дабы сэкономить на роскошных яствах, он сам напрашивался на обеды к друзьям и прочим богатым людям, требуя, чтобы еды там было не меньше, чем на четыреста тысяч сестерциев. Самые одиозные из таких обедов устраивал его брат: говорят, на них подавалось не меньше двух тысяч свежих рыб и семи тысяч разных видов птицы и дичи.
Но Вителлий его перещеголял, самолично устроив пир, где подали новое блюдо, специально для него придуманное. За свой гигантский размер оно называлось «Щит Минервы». В рецепт входила печень озерной форели, перемешанная с мозгами фазанов и павлинов, язычки фламинго и потроха миноги, выловленной в Карпатском море и стремительно доставленной в Рим. У Вителлия был не только колоссальный аппетит, – иной раз он еще и ел нечто совершенно непотребное. Однажды, присутствуя на жертвоприношении, он выхватил из огня кусок бычьего мяса и запихал в рот. Он поедал любые остатки, какие только видел. Был случай, когда во время путешествия он остановился в простой гостинице и съел там холодные объедки, оставшиеся со вчерашнего дня.
Таких крайностей следует избегать. По мне, за столом обязательны две вещи: хороший гарум и приличное вино. Лучший гарум делается так. Рыбьи потроха выкладываются в таз и засаливаются в пропорции девять частей рыбы на одну часть соли. Можно брать и мелкую рыбку: кефаль, кильку, анчоус, – но лучше всего блюдо получается из внутренностей тунца, включая кровь и жабры. Смесь надо посолить и поставить доходить на солнце на несколько месяцев, время от времени помешивая. Когда рыба полностью ферментируется и в смеси останутся только самые маленькие косточки, следует процедить ее через тонкое сито в вазу. Получившаяся жидкость восхитительно солоновата и придаст изысканность самой простой еде. Только не надо упрощать, как сейчас поступают многие, и готовить гарум, просто проваривая рыбу, пока она не расползется.
Подобно и с вином: не соблазняйтесь и не подавайте дешевого уксуса, известного как «поска», который пьет простонародье на улице. Лучшие вина привозят из Фалерна, и с годами такое вино становится только лучше. Помните: ничто не растет в цене так, как фалернское вино, заложенное в погреба на двадцать лет, – и ничто так стремительно не падает в цене после этого срока. Не забывайте его выпить!
Однако все эти приватные развлечения не сравнятся с большими публичными играми. Люди обожают гладиаторов в Колизее, охоту на животных, гонки колесниц в большом цирке и театральные представления; все это делается для всеобщего удовольствия. Если хочешь думать и чувствовать по-римски, надо обязательно познакомиться и с этими развлечениями. Кроме всего прочего, ты должен научиться ценить такие зрелища даже больше, чем еду и все житейски полезное. Великий император Траян, усмиривший воинственные народы Дакии, уделял большое внимание актерам и театру, гонкам колесниц и поединкам на арене, поскольку понимал, что люди этим одержимы. Да, народ нуждался в дешевом зерне, которым император обеспечивал население, но не это было главным. Траян знал, что популярность основана не только на том, чтобы обеспечить людей тем, что нужно для жизни, но и на том, чтобы предоставить им долю досужих удовольствий, которые традиционно считались привилегией богачей. Еда – необходимость, но игры – та роскошь, которая и делает существование жизнью.
Если тебе повезло достать билеты в Колизей (поединки гладиаторов происходят только двенадцать раз в году, и это главные события общественного календаря), готовься провести там целый день. Сидеть ты должен в соответствии со своим социальным статусом, который у тебя, как у варвара, боюсь, невысок. Это значит, что ты сядешь на дешевые места наверху. Но даже и с них тебе будет все великолепно видно, да еще можно разглядывать длинные ряды зрителей ниже, когда они радостно кричат и неистово машут своим любимцам.
Утреннее представление начинается с охоты на зверей. Она исключительно популярна. Порой можно увидеть экзотических животных из дальних уголков империи, например жирафов и гиппопотамов. Иногда стравливают быков с медведем. Но чаще всего ты увидишь, как специально подготовленные охотники преследуют разнообразных зверей. Охотники одеты в яркие костюмы, позволяющие разглядывать их мускулистые тела. Они сходятся со зверями так близко, что, кажется, им не миновать гибели. Но с помощью расчета и выдержки, а также нескольких искусно размещенных деревянных заграждений люди берут верх. Через некоторое время животные устают, и охотники пронзают их копьями или осыпают стрелами, пока всех не перебьют. Расправу стараются устраивать поближе к середине арены, чтобы всем было видно. Даже количество зверей может ошеломить с непривычки. На одном роскошном представлении в честь десятилетия правления императора я видел бой с участием шестидесяти диких кабанов, а среди множества других убитых зверей были слон и корокотта.
Корокотта – это индийское животное, которое я тогда увидел в Риме впервые. Оно похоже на помесь льва с тигром и еще немного – на собаку и лису; все это причудливо сочетается в одном животном. Но самым интересным в представлении была арена, сооруженная в виде корабля. Внезапно борта «корабля» разошлись – и изнутри вырвались сотни зверей. Медведи, леопарды, львы, страусы, дикие ослы, бизоны, наряду с множеством домашних животных, носились, обезумев от ужаса, а охотники тем временем размеренно отстреливали их из луков. Эта бойня была воистину величественным зрелищем.
Особенно увлекался такими красочными представлениями император Тит. В одном сошлись огромные птицы и четыре слона. На играх, которыми он отметил открытие Колизея, было убито девять тысяч животных, а в бойне принимали участие в том числе женщины и вооруженные карлики. Он устроил не просто поединки гладиаторов один на один, но генеральные сражения между тысячами легковооруженных пехотинцев, а чтобы изобразить морской бой, заполнил арену водой. Игры продолжались сто дней, и кроме удовольствия их смотреть он предложил народу нечто более материальное. Он устроил лотерею: служители бросали в толпу деревянные шарики. На каждом было написано, какой приз полагается счастливцу, который этот шарик поймал: это могло быть какое-нибудь лакомство, новая одежда, серебряная или даже золотая чаша, лошади, животные или рабы. Нужно ли говорить, что за обладание этими шариками началась такая схватка, что многих передавили насмерть.
В обед можно немного расслабиться – посмотреть казни. Недавно я видел, как казнили разбойника по имени Селур, возглавившего кучку бунтарей близ Этны, в Сицилии. Его поместили вверху деревянного помоста, оформленного так, чтобы он походил на саму Этну. Вдруг помост рухнул, приговоренный упал в клетку к диким зверям, и те тут же разорвали его на куски. Занимательное зрелище и логичный конец для человека, который сам вел себя подобно дикому зверю на склонах этого вулкана. Некоторым такие расправы не по вкусу, но помни, что физическое наказание для социальных низов – совершенно естественная вещь. Совершать его публично – абсолютно правильно: пусть каждый видит, как преступник расплачивается муками за свои злодеяния.
Заодно освежишь в памяти мифологические сюжеты, поскольку казни часто используют мифы для создания красочных живых картин. Мне довелось видеть, как одного приговоренного преступника по имени Лауреол приковали к скале, словно он был Прометеем, которого, если помнишь, вечно терзал орел, выклевывая его внутренности. Так вот: этого Лауреола подвесили на кресте и скормили его кишки шотландскому медведю; его искалеченные руки и ноги содрогались, и все тело истекало кровью. В другой раз преступник появился на арене из-под земли, с лирой, как будто он Орфей. Его окружали львы и другие дикие звери, которых его музыка поначалу, казалось, укротила, как повествует миф. Но в миг, когда преступник уже сам чуть в это не поверил, звери по сигналу накинулись на него и разорвали на части. Это было весьма умело организовано.
После казней наступает главное событие дня: бои гладиаторов. Император занимает свое место в передних рядах ликующей толпы, и вводят бойцов. Можно видеть, как, готовясь к бою, точат мечи и раскаляют на огне металлические пластинки, с помощью которых проверяют, не притворяется ли упавший гладиатор мертвым; готовятся колья и кнуты, чтобы подталкивать робких бойцов навстречу противникам. Звучат трубы: это сигнал, что все готово для начала состязаний. И бои начинаются. Каким криком встречают каждую атаку бойца или удачно отраженный удар! Какими стенаниями – каждую неизбежную рану! Это незабываемо, увидишь сам. Но лучший момент – это когда упавший гладиатор поднимает палец, прося сохранить ему жизнь. Наступает полная, звенящая тишина. Затем она взрывается бурей ликования или поношений, зрители неистово размахивают тогами, показывая императору, поднять или опустить большой палец.
Император умеет выжать из этого мгновения все. Это момент истины, все глаза устремлены на него. Он выжидает, чтобы увидеть, чего желает толпа, затем еще немного тянет, нагнетая напряжение, и наконец объявляет свое решение эффектным жестом, который хорошо виден всем. Пощада означает, что гладиатору сохранят жизнь до завтрашнего боя. Но если ему не удалось завоевать расположение толпы, он обязан принять свою судьбу как мужчина. Он должен запрокинуть голову, подставить горло мечу противника и всем телом податься навстречу его удару. Такая смерть искупает поражение при жизни.
Большая часть гладиаторов происходят из последних низов: рабы, приговоренные преступники, – но и у них есть чему поучиться. Они дают урок воинской традиции и любви к дисциплине, которые сделали Рим великим. Их отвага и ловкость – идеал, к которому обязаны стремиться все мужчины. Их равнодушие к смерти олицетворяет для нас ту жертву, которую любой римлянин должен быть готов принести во имя своей страны. Это демонстрация того, как Рим любого убогого варвара способен превратить в образец мужской доблести. Гладиаторы – воплощение самосовершенствования.
Однако не стоит чрезмерно увлекаться. Ничто не наносит формированию добрых нравов столько вреда, как бесконечное времяпровождение на играх. Пороки подкрадываются к нам именно на досуге. И особенно это верно в отношении зрелищ более низкого пошиба. Например, охота должна демонстрировать смекалку, мастерство и хитроумие. Если же это просто бойня, что в ней ценного? Особенно скучными бывают дневные казни. У приговоренных нет никакой защиты от бросающихся на них зверей, никакого вооружения, чтобы отражать удары противников. А если нет защиты, нет и мастерства. Это зрелище на потребу низкой публики. Они кричат: «Убей его! Лупи его! Жги!» Они просто хотят посмотреть на смерть ради смерти, в то время как смерть должна являть лучшее, что только есть в человеке. В перерывах между номерами чернь развлекают чем-нибудь совсем примитивным, вроде перерезания глоток, – просто чтобы заполнить паузу.
Конечно, преступники заслуживают смерти – в конце концов, все они грабители и убийцы. Но игры – это нечто большее: здесь следует демонстрировать мастерство, смелость и благородство под ударами, что и сделало Рим таким, каков он есть. А когда смотришь на толпу отребья, начинаешь тревожиться за будущее нашего отечества.
Простонародье отдыхает и развлекается ужасающе – на улицах и в грязных забегаловках, и ты не должен следовать этому примеру. Самые бедные проводят целые ночи в тавернах или болтаются в арках вокруг театра. Постоянно можно видеть их споры за игрой в кости и слышать отвратительное шмыганье носом.
Их любимое времяпровождение – целый день, от заката до рассвета, в любую погоду, стоять и обсуждать друг с другом в бесконечных подробностях достоинства и недостатки возниц и лошадей, которым предстоит состязаться в Большом цирке. Когда они все вместе набиваются туда смотреть на бега, то представляют собой воистину занимательное зрелище: несчетные толпы плебса, чьи умы охватила страсть к гонкам на колесницах. Вот почему сейчас в Риме больше невозможно сделать что-либо серьезное. Меня поражают эти тысячи взрослых людей, сходящие с ума, точно дети, из-за каких-то галопирующих по кругу лошадей и нескольких человек, стоящих в колесницах. Я бы понял, если бы их привлекала скорость бега коней или мастерство возничего. Но их интересует только конюшня, за которую те бегут, потому что именно на конюшни принимаются ставки. Поэтому, если бы кто-то из соперников посреди гонки сменил флаг, болельщики тут же забыли бы о нем и продолжали теми же криками подбадривать других.
Таверны могут быть опасным местом. Там обитают всевозможные отбросы общества, а женщин, которые там работают, как известно, можно нанять для проституции. Эта ужасная репутация означает, помимо прочего, что эти заведения у властей под колпаком. Я слышал, как одного неосторожного человека схватили в таверне переодетые солдаты. Какой-нибудь молодчик в штатском подсаживается к тебе и начинает в крепких выражениях критиковать императора. Тебе кажется, что с ним можно быть откровенным, поскольку собутыльник начал первым, и ты разражаешься обличительной речью. Не успеешь и глазом моргнуть, как тебя уже уводят в наручниках, и никто не узнает, куда ты подевался.
Не увлекайся азартными играми. Римляне любят азартные игры, хотя они и запрещены, за исключением игр на пирах и во время праздника Сатурналий, когда даже последний раб может бросать кости – и ничего ему за это не будет. Зайди в любую таверну – увидишь там игральную доску. Эти доски иногда даже выставляют наружу, для привлечения посетителей, но вместо квадратов на них буквы, чтобы не было прямого нарушения закона. Иногда шутки ради они складывают эти буквы в забавные фразы. Недавно я видел доску, которая гласила:
ДЕНЬГИ ПЫЛЬ
БЕЗУМНАЯ ВЕРА
ДВИЖЕТ УМАМИ
Без сомнения, весьма иронично. Иногда надпись высмеивает самих игроков:
УСТУПИ МЕСТО
НЕ УМЕЕШЬ ИГРАТЬ
УБИРАЙСЯ ДУРАК
Очаровательно. Или еще одна, в которой хотя бы уловили идею римского досуга:
ПОКОРИЛИ БРИТТОВ
ПЕРЕБИЛИ ПЕРСОВ
МОЖНО ИГРАТЬ РИМЛЯНЕ
Ведь потому римляне и могут позволить себе тратить столько времени на развлечения, что мы всех завоевали; в том числе и бедняки – поскольку император великодушнейше выдает каждому гражданину мужского пола месячный паек зерна, чтобы тот мог прокормить семью. Римлянами нас делает завоеванный мир. С другой стороны, конечно, плохо, что великий римский народ, который когда-то сам принимал важные государственные решения (например, идти ли воевать), сегодня интересуется только двумя вещами: хлебом и зрелищами.
За азартными играми можно набраться многих дурных привычек. Простолюдины очень часто ссорятся, потому что все время пытаются друг друга надуть. Они утверждают, что выкинули двойку, хотя на самом деле была тройка. Или же прибегают к заклинаниям. Однажды за обедом я играл, и вдруг один из моих вольноотпущенников принялся бормотать в кулак, в котором держал кости, собираясь их бросить: «Дай мне выиграть, о могучий бог ТЕРТЕНИТОР ДЬЯГОТЕР ТЕРТЕНИТОР СЬЯПОТЕРЕУО КОДОХОР… Да не будет мне равных, ибо я ТЕРТЕНИТОР ЭРОТОРТИН ДОЛОТОР, и я выброшу то, что хочу». Он бубнил это каждый раз перед тем, как бросить кости, пока мы все не расхохотались так громко, что он смутился и замолчал.
Как и во многом другом, за образец тебе следует взять самого великого императора Августа. Он любил играть, но его совершенно не волновал ни выигрыш, ни проигрыш. Он играл в такую игру, когда каждый участник кладет динарий, если выбросил туза, «один» или шестерку, а побеждает и все забирает тот, кто выбросил Венеру, то есть расклад, в котором есть каждое число по разу. Он спокойно проигрывал по двадцать тысяч за вечер, потому что всегда давал выиграть гостям, – и даже дарил им несколько сотен динариев, чтобы у них было что поставить на кон.
Досуг – одновременно и благо и опасность. Все мы знаем: если на молодого человека свалилось слишком богатое наследство, он, вероятнее всего, заживет беззаботной жизнью и вскоре сделается ленивым и апатичным, потому что ему не к чему стремиться и нечего желать. Поэтому и тебе, если собираешься стать истинным римлянином, следует властвовать над своими врожденными пороками. Ведь если ты преуспеешь, то тебя будет окружать всевозможная роскошь, которая может быстро растлить твой ум и подорвать волю.
Впервые роскошь проникла в Рим, когда Манлий Вульсон праздновал триумф над азиатскими галлами. Он позволил войскам абсолютно все крайности разнузданного поведения, и, вернувшись в Рим, они принесли их с собой, как чуму. Воины возвратились с богатой добычей, какой прежде никогда не видывали: бронзовые кушетки, дорогие гобелены и другие мягкие ткани и серебряные подносы. Они устраивали пиры, на которых девушки играли на арфах, пели и танцевали, а яства готовили дорогие и изысканные. Какой-то ничтожный повар, всегда считавшийся последним из рабов, вдруг вырос и в статусе и в цене. Что когда-то было обыденным трудом, стало искусством.
И все же это несравнимо с тем водоворотом роскоши, в котором тонет Рим в наши дни. Я собственными глазами видел, как любовница предыдущего императора посетила свадебный пир, вся в изумрудах и жемчуге – на голове, в волосах, в ушах, на шее и на руках, – в общей сложности на сумму в сорок миллионов сестерциев. И это не были подарки императора. Они достались ей по наследству, будучи приобретены давным-давно при завоевании чужеземных провинций. Изначально принятые в качестве выкупа от чужеземного царя, теперь драгоценности украшали женщину, которая вела себя не лучше проститутки. В любом случае эти камни хорошо демонстрируют пагубную способность роскоши растлевать соприкоснувшихся с нею людей любого возраста и пола. И это еще не худший из памятных мне примеров. Клеопатра владела двумя крупнейшими из известных миру жемчужин, унаследовав их от отца. Марк Антоний похвалялся перед ней, каждый день давая роскошные пиры, но Клеопатра дерзко посмеялась над ним. «И это ты называешь великолепием? – спросила она. – Я могу потратить десять миллионов сестерциев на один пир». Антонию стало интересно, как потратить на один обед такие деньги, и он заключил несколько пари в уверенности, что это невыполнимо.
На следующий день Клеопатра угощала Антония прекрасным обедом. Это был изумительный банкет, с лучшими старыми винами и отборным мясом; царица принимала его в своих лучших украшениях, среди которых были и две эти жемчужины, которые она носила как серьги. Но, по правде говоря, все это не затмевало тех обедов, которые Антоний имел обыкновение устраивать ежедневно. Он посмеялся над его скудостью. Но царица настаивала, что стоимость обеда достигнет восьмизначной цифры, и велела подавать второе блюдо. Заранее проинструктированный слуга вошел, неся только один кубок, в который было налито немного крепкого уксуса.
Антоний наклонился к нему, заинтересованный, что затеяла Клеопатра. Она сняла одну серьгу и бросила жемчужину в уксус, где она мгновенно растворилась. Затем она осушила кубок. Луций Планк, выступавший судьей, которому предстояло решать, выиграно ли пари, остановил Клеопатру, когда она начала снимать вторую серьгу, чтобы проделать то же и с нею. «Антоний проиграл битву!» – провозгласил он (пророчески, если учесть, как обернулось дело, когда Антоний и Клеопатра сражались с Августом при Акциуме). После поражения и самоубийства Клеопатры вторую жемчужину увезли в Рим и разрезали на две части, чтобы украсить этими половинками уши статуи Венеры в Пантеоне.
Если кто-то скажет тебе, что большое богатство – это благо, напомни им басню про деревенского мышонка. Однажды его навестил старый друг – городской мышонок. Деревенский жил в скромно обставленной маленькой норке, но, когда у него бывали гости, принимал их очень радушно. Он не поскупился и предложил своему городскому приятелю репы, бережливо запасенной на зиму в закромах, и колосьев. Он даже подал сухую сливу и отгрыз для него кусочек бекона, полагая, что такая еда видавшему виды гостю больше придется по вкусу; сам же хозяин довольствовался простыми зернами полбы. Наконец городской мышонок сказал: «Зачем тебе жить в таких лишениях на краю дикого леса? Не лучше ли переехать в город со всеми его удобствами? Послушай совета: поедем назад со мною, и ты сам увидишь, чего себя лишаешь. В конце концов, один раз живем, а жизнь так коротка».
Он таки уговорил сельского мышонка; друзья отправились в путь вместе и к ночи как раз добрались до городских ворот. Городской мышонок привел товарища в роскошный дворец, с красными коврами на полах, с раззолоченными кушетками из слоновой кости. На столе стояли остатки обильной трапезы с прошлого вечера. Теперь городскому мышонку выпала роль хозяина, и он старался изо всех сил, потчуя гостя изысканными кушаньями из тарелок с объедками, а потом, довольный, прилег на столе и развлекал гостя историями из городской жизни. Вдруг дверь со страшным грохотом распахнулась. Мыши в ужасе заметались в поисках выхода, а лай собак звучал все ближе и ближе. Наконец им повезло найти крошечную щель под стеной и ускользнуть от своих ужасных преследователей. Выбежав из дворца, сельский мышонок обернулся к товарищу и сказал: «Прощай, друг, такой жизни я себе не желаю. Мне довольно для счастья моего домика в лесу, простого, зато без сюрпризов».
Эта сказка учит нас не увлекаться буйством и роскошью городской жизни. Но она также говорит и о пользе дружбы. В тот короткий миг, что мы здесь, на этой земле, следует постоянно искать тех, кого мы сможем полюбить и кто в ответ полюбит нас. Благосклонность и привязанность – главные радости жизни. Мой дорогой друг Сципион, к примеру, всегда со мной, несмотря на то что его унесла внезапная смерть. Его доблести продолжают жить в нас и вдохновлять каждого, кто стремится чего-то достичь в жизни. Вот какие товарищи нужны тебе: верные, принципиальные и добродетельные. Но люди чаще ищут в друзьях совсем иного. Они хотят, чтобы товарищи восполняли то, чего недостает им самим, и ожидают от них качеств, которыми сами не обладают. Будь достойным человеком и пытайся найти подобных себе. Если ты сумеешь это сделать, тебя соединит с друзьями крепкая привязанность, которую никогда не омрачат такие страсти, как зависть или алчность, поработившие большинство прочих людей. Наоборот, твои истинные друзья будут получать удовольствие от вашего взаимного равенства и ни перед чем не остановятся, чтобы тебе помочь, зная, что ты при необходимости поступишь так же. Они никогда не попросят тебя ни о чем бесчестном или несправедливом и будут одновременно и любить тебя и уважать. Я не преувеличу, если скажу, что подлинные друзья питают друг к другу глубочайшее уважение. Тот, кому довелось испытать такую дружбу, обладает ценнейшим сокровищем.
Мой самый старый друг – Вестриций Спуринна, и я, наверное, никогда еще не проводил время так хорошо, как гостя недавно у него в поместье. Он уже очень стар, но продолжает оставаться для меня образцом достойно прожитой жизни. Я люблю, когда люди планируют свою жизнь аккуратно и размеренно, словно движение звезд. Беспорядок и спешка простительны юному возрасту, но человеку преклонных лет, чьи усилия и амбиции остались в прошлом, безусловно, больше подобает спокойная, правильно организованная жизнь. Так Спуринна и живет, двигаясь, словно Луна по орбите. Утром он остается в постели до второго часа, потом зовет рабов, чтобы принесли его обувь и помогли одеться. Затем он отправляется на трехмильную прогулку. По возвращении один из рабов читает ему вслух какую-нибудь книгу. Если у него гостит кто-то из друзей, он приглашает его присоединиться, и время пролетает в разговорах на самые возвышенные темы. Каких историй о добрых старых днях можно тогда наслушаться! Сколько он расскажет о благородных деяниях и благородных мужах! Но притом он так скромен и деликатен, что ты не воспринимаешь это как лекции, хотя и учишься гораздо большему, чем когда-либо в школе.
Затем у Спуринны по расписанию семимильная поездка верхом, после – еще одна миля пешком. Потом он удаляется в кабинет и там сочиняет лирические стихи самого ученого толка, и греческим и латинским метром. Если повезет, он почитает тебе свои стихотворения – они полны изящества, остроумия и силы. После того как ему доложат, что настало время купанья – обычно в девятом часу зимой и в восьмом летом, – он гуляет обнаженным на солнце, если нет ветра, затем упражняется с мячом – с полной самоотдачей, ибо хорошо понимает, как подобные упражнения помогают выиграть битву с наступающей старостью.
После купанья он ложится и немного отдыхает перед едой. Затем подают обед, причем стол накрывают в простом, но выдержанном стиле. Серебро там старомодное, без излишеств, кушанья подают в безупречной коринфской глиняной посуде. За обедом часто выступают актеры: декламируют комические стихи, которые поддерживают непринужденную атмосферу. Обед затягивается далеко затемно, но время течет незаметно. Наконец хозяин удаляется, никогда не переев и не перепив вина. Благодаря такому образу жизни Спуринна являет собой образец здоровья и благополучия, хотя ему уже почти семьдесят семь. Его слух и зрение безупречны, тело активно, ум живой. Единственное, в чем проявляет себя его возраст, – мудрость. Вот жизнь, к которой все мы должны стремиться после того, как сложим с себя бремя забот и общественных обязанностей.
Это напоминает мне о великом Мании Курии, который нанес поражение самнитам, сабинянам и царю Пирру, а на склоне дней удалился от дел ради простой сельской жизни. Какое достоинство! Когда самниты принесли ему в дар гору золота, он с насмешкой отверг их подношение: «В золоте нет славы, – сказал он, – слава в том, чтобы править над теми, у кого оно есть». Таковы были времена, пока городская жизнь не сковала римский дух цепями порока. Прежде сенаторы жили на фермах. Великий Квинкций Цинциннат шел за плугом, когда ему сообщили, что он избран диктатором.
Неужели в те времена стали бы соболезновать таким старцам, как он, находившим радость в возделывании земли? Я уверен, что нет жизни счастливее, чем жизнь земледельца. Его работа служит благу всего человечества, его жизнь полна сельской прелести, и природа вознаграждает его за труды столь щедро, что ему остается лишь славить богов. Его погреба до краев полны маслом и вином, в его доме пахнет свининой, козлятиной, бараниной, сыром и медом. И это я еще не упомянул об урожае с огорода, о лесных плодах и охотничьей добыче.
Каковы бы ни были источники твоих удовольствий, скромность и самоограничение должны быть превыше всего. Даже литература, – которая, если уж на то пошло, самый подобающий благородному человеку способ потратить время и деньги, – допустима только в умеренных дозах. Какой смысл иметь так много книг, что владельцу жизни не хватит, чтобы прочесть их все до единой? Не лучше ли внимательно прочитать нескольких авторов, чем торопливо перелистать многих? Когда сгорела великая Александрийская библиотека, погибло сорок тысяч книг. И что? Разве хоть что-нибудь изменилось? Такая гигантская библиотека не имеет ничего общего с любовью к учению, – она была просто дорогостоящей прихотью восточного царя, желавшего всем показать, как он якобы любит ученость. Используй книги для учебы, а не для украшения столовой. Какой смысл обзаводиться книжными шкафами из слоновой кости или лимонного дерева и заполнять их сочинениями ораторов и историков, которые никто не станет читать? Иные люди относятся к знаниям, как к золотым безделушкам: приобретают их, чтобы покрасоваться.
Несчастен тот, кто скучает среди излишеств, – человек, чье ленивое довольство лишает его воли к движению, словно лодку в полный штиль. Счастье – жить в гармонии с природой. И уж если природа вечно подкидывает нам всяческие невзгоды и бедствия, надо учиться править кораблем в этих бурных водах. Мы не должны быть игрушками судьбы, но действовать с нею в согласии. Дисциплинируй свои желания. Богатство доставит больше удовольствия тому, кто умеет наслаждаться простотой. Не швыряйся деньгами, чтобы произвести впечатление, – трать лишь на то, от чего есть практическая польза. Покупай еды столько, чтобы не быть голодным; пей, чтобы утолить жажду. Держи свои аппетиты в границах необходимого. Живи подобно древним и не гоняйся за дорогостоящими капризами переменчивой современной моды.
Властвуй над своими желаниями и удовольствиями и подавляй в себе стремление к роскоши и изнеженности. Не презирай бедняков за то, что они бедны, – напротив, учись жить достойно и бережливо. Подлинное богатство скрыто у тебя в душе, и самоконтроль позволяет получить к нему доступ. Судьбу не обмануть, ты не в силах избежать превратностей, которые она тебе посылает. Но бремя тем тяжелее, чем слабее спина, и только те, кто прошел через невзгоды, способны узнать подлинное счастье.
Бóльшая часть дошедших до нас римских текстов написана представителями высших слоев общества. Лишь богатый человек мог позволить себе годы весьма дорогой учебы, которая требовалась для развития риторических и литературных навыков, необходимых для создания безупречных текстов. Неудивительно, что эти люди пользовались большим почетом, особенно потому, что им приписывалась способность править Римом в интересах всех его граждан (см., например: Цицерон. «О государстве», 1.34). Их уважали даже несмотря на то, что позднюю республику раздирала фракционная борьба между конкурирующими аристократами, где каждый стремился упрочить свою славу и власть с помощью завоеваний и государственных должностей. Мы в этой ситуации смотрели бы на своих политиков гораздо более цинично и патернализм сочли бы как минимум высокомерием. У нас нет информации о том, что думали простые римляне о высокоранговых политиках вроде Цицерона, потому что их мнения считались не настолько важными, чтобы сохранять их для потомков. Но то обстоятельство, что многие римские граждане верой и правдой служили в армии, – и в процентном соотношении их доля была больше, чем в любом другом доиндустриальном государстве, – свидетельствует о том, что в целом население разделяло позиции своих политических лидеров. Военная служба предоставляла возможность и прославиться, и обогатиться. Премиальные, которые по окончании кампаний выдавали своим солдатам такие военачальники, как Помпей или Юлий Цезарь, равнялись жалованью за несколько лет.
Богатство империи, сконцентрированное в городе Риме, позволяло его политической элите, а позже императорам направлять огромные средства на обеспечение граждан субсидиями в виде зерна и развлекательных зрелищ. Императорские бани были гигантскими досуговыми комплексами; кто видел грандиозные стены терм императора Каракаллы, тот получил хорошее представление о масштабе этих заведений.
Приведенное выше описание основано на сочинении Лукиана «Гиппий», представляющем собой хвалебную речь о достоинствах бани. В «Письмах» Сенеки (56) содержится впечатляющее описание звуков, раздающихся в банях. Эпиграммы Марциала дают много примеров неприличного поведения, предположительно имевшего место в жарком пару банных помещений. Плиний («Письма», 1.15) сетует на друга, который не явился на обед, и угрожает взыскать с него деньги. «Геопоника», византийское собрание фольклора X века, содержит несколько рецептов гарума, рыбного соуса, который римляне широко использовали, чтобы сделать еду пикантнее.
«Исповедь» Августина содержит знаменитый рассказ его молодого друга-христианина, соблазняемого волнением и азартом игр. Фронтон («Письма», 2.18.9–17) объясняет политическую логику, стоявшую за организацией публичных игр. Рассказ об играх императора Севера и далее Тита можно видеть у Диона Кассия в «Римской истории» (66.25 и 77.1) Примеры казни преступников, воссоздававшей мифологические сюжеты, есть у Страбона в «Географии» и у Марциала в сочинении «О зрелищах» (7). Сенека («Письма», 5) утверждает, что нет ничего пагубнее для личности, чем проводить время на играх, и особенно изобличает сброд, который глазеет на жуткие дневные казни; но надо понимать, что мнение Сенеки расходится с общепринятым. Смысл сочинения Сенеки отчасти состоит в том, чтобы изложить собственную версию стоицизма, которому присуще сострадание всем человеческим существам независимо от их положения. Даже приговоренных преступников он не считал заслуживающими смерти ради того, чтобы развлечь римскую толпу казнью более изощренной, нежели простое кровопролитие.
Об играх в целом и в качестве чтения по теме см. мою книгу «День, когда Коммод убил носорога: Понимание римских игр» 6. Рассказ об азартных играх простонародья основан на описании Аммианом Марцеллином римлян в IV веке (14.6.25–26), а презрение Фалкса к группировкам на скачках можно найти в «Письмах» Плиния (9.6). Заклинание для игры в кости приводится в «Магических греческих папирусах» (7.423–428). Об угрозе, исходящей от переодетых полицейских, говорится у Эпиктета («Беседы», 4.13.5), хотя мы не знаем, насколько подобное было распространено. По крайней мере, это означает, что император знал цену лести, которую люди привычно – хотя не обязательно искренне – расточали своему повелителю.
Римлян отличало несколько лицемерное отношение к роскоши. С одной стороны, они охотно пользовались всеми благами империи и тратили на себя огромные деньги. С другой – часто воспевали мифический золотой век, когда простые и понятные римские ценности были еще чисты и незапятнанны (комментарии Фалкса основаны на «Истории Рима» Ливия, 39.6, и «Естественной истории» Плиния Старшего, 9.58.117– 118). Возможно, этот диссонанс отражал тревогу о том, что граждане Рима, построившие империю благодаря своей суровости и стойкости, разнеживаются под влиянием многочисленных излишеств и роскоши, которые доступны в Риме.
В сочинении Цицерона «О дружбе» подробно рассказано о том, как ее ценило высшее римское общество, хотя надо заметить, что она нечасто преодолевала межсословный барьер. Сам Цицерон освободил своего высокообразованного раба Тирона (интересно, что это имя давали гладиатору-новичку) и переписывался с ним почти как с равным (за исключением того, что часто в шутку грозил его отшлепать), но это, скорее всего, не было нормой. Строго стратифицированное римское общество делало дружбу между людьми разных социальных уровней чрезвычайно затруднительной по той простой причине, что такие отношения попадали в категорию отношений патрона и клиента. Фалксово описание образа жизни его богатого друга взято из «Писем» Плиния (3.1). В сочинении Цицерона «О старости» рассказывается о Мании Курии. Образ полководца-крестьянина оказал такое влияние на умы, что американского генерала Джорджа Вашингтона часто уподобляли римскому Цинциннату и так же изображали.
Сенека ополчается на владельцев обширных собраний нечитаных книг («О спокойствии духа», 9), а в «Письмах» (48.7–8) призывает к стоицизму перед лицом всего, что насылает рок.