Я сидела в зале ожидания аэропорта Уайдбека и разговаривала с отцом по телефону. Он немного поостыл и теперь вполне был расположен к разговору. Крис куда-то вышел, но обещал скоро вернуться.
– Какого печенья тебе хочется? – буркнул в трубку отец. – Аня хочет испечь что-то к твоему приезду.
– Никакого, – отказалась я.
– А придется хоть какое-то захотеть, Лика, – строго сказал папа. – Ей нужно успокоиться, пусть месит это чертово тесто.
– Ха-ха, – не удержалась я. – Ну ладно, имбирное.
– Где я раздобуду тебе тут имбирь? Придется оббегать все супермаркеты.
– То, что надо, – побегаешь, успокоишься.
Отец замолчал, я догадалась, что он улыбается тоже.
– Пап, мне очень жаль, что так вышло… Прости еще раз, – вздохнула я.
– Прощаю, дочка… Но я еще потребую внятных объяснений, и лучше бы тебе рассказать мне все от начала и до конца.
– Я попробую. И… Папа, я приеду не одна, – тихо сказала я, прижимая трубку к уху плечом и вытирая о подол платья вспотевшие ладони. – Дальше слушай внимательно. Я приеду с человеком, увидев которого, Анна может снова заработать сердечный приступ.
– Тогда к черту этого человека, Лика, оставь там, где взяла, – буркнул отец.
Я рассмеялась еще громче, встала с кресла и начала наворачивать круги по залу ожидания.
– Я не шучу… Папа… Я приеду с Феликсом. Он жив и здоров.
Снова затяжная мертвая тишина на том конце провода.
– Тысяча чертей… Что делать? – наконец спросил папа. – Тройную дозу успокоительного Ане?
– Да. И знаешь что? Я думаю, лучше сообщить ей заранее – до того, как она увидит его. Подумай, как сделать это… без риска.
– Лика, знаешь что? Здесь недалеко от моей лаборатории есть небольшая клиника, нам всем можно встретиться на ее территории. Если с Аней что-то случится, то ее мигом… – он охрип и не стал продолжать.
– Отлично, – кивнула я.
– Заодно взглянешь на местную достопримечательность.
– Да хоть сто достопримечательностей… Лишь бы все получилось!
– Ты такого еще не видела. Один из парализованных пациентов как магнитом притягивает к себе птиц. Те бьются о стекло его палаты день и ночь, а если проникают внутрь, то сидят на его кровати и не улетают… Если клиника начнет брать по одному евро за каждого желающего на это взглянуть, то через год сможет открыть новое отделение!
Я прижимаю руку ко рту и на ватных ногах опускаюсь в кресло…
Боже мой, это десультор. Возможно, даже отец Криса! Я распрощалась с отцом и двинулась к открытому окну. Мне нужно срочно глотнуть свежего воздуха! Нам будет что отпраздновать в Хайдельберге, любимый… Я улыбаюсь, глядя в небо, подернутое белой дымкой, и… отшатываюсь от окна. На подоконник, прямо передо мной, обдав меня волной воздуха, приземляется большая хищная птица. Ястреб? Коршун?
Пестрые крылья и грудь, янтарь внимательных глаз, острый изогнутый клюв. Она переминается с ноги на ногу, когти царапают подоконник.
За всю свою жизнь я не видела подобной красоты так близко. Интерес побеждает страх, и я вытягиваю к ястребу руку. Даже если он съест мой палец, я хочу попробовать погладить его. Медленно, сантиметр за сантиметром… О боги, птица склоняет передо мной голову и подставляет мне затылок, как котенок. Я прикасаюсь к ее голове, чешу спинку, трогаю крыло. Никакого страха, никакого сопротивления! Я берусь за кончик ее крыла и расправляю его, как веер. С ума сойти, какая красота…
– Лика.
Я оборачиваюсь. В дверях стоит Крис с двумя большими стаканами кофе.
– Крис, посмотри, кто прилетел со мной познакомиться. Да он совсем ручной…
Мой любимый стоит в дверях и не двигается с места.
– Наденем ему на лапу маячок? Ты у нас модный парень, да? Будешь носить браслетик, – воркую я. – Крис?
Тот резко ставит два стакана на стол, подходит ко мне, спихивает птицу с подоконника и закрывает окно. Птица расправляет крылья и несется прочь…
– Что ты… Зачем? Он был такой…
– Лика, – Крис разворачивает меня к себе и судорожно сжимает в объятиях. И в этом объятии чудится готовность защитить меня от любой опасности, от всего мира. Он охрип от волнения, я не вижу его лица, но он точно не в порядке…
– Ох… Это что-то значит, да? – доходит до меня.
– Птицы раньше интересовались тобой? – отстраняется он, взволнованно заглядывая мне в глаза.
– Нет. Ну разве что… Мне на руку села ласточка два месяца назад. Сразу после твоего отъезда.
– Черт, – выдыхает Крис и, прибавив к «черту» еще парочку итальянских ругательств, прижимает к губам мои ладони.
– Что это все значит?
Теперь мыслями Крис находится где угодно, только не здесь. Наконец он открывает глаза снова, и в них больше нет отчаяния и напряжения. В них только странное, яркое, теплое сияние, как будто ему в голову пришло неожиданное решение всех проблем.
– Это значит, что я тебя никуда не отпущу. Вот что это значит.
– Как будто я собираюсь сбежать, – закатываю глаза я. – О чем ты вообще?
– Расскажу после того, как объяснимся с твоими родителями. Будем решать проблемы по мере их поступления.
– Ах да! – я хлопаю себя по лбу. – Знаешь, что мне только что сказал папа по телефону?!
Я набираю побольше воздуха в легкие и выкладываю Крису все, что только что слышала от отца. Но тот слушает меня вполуха. Кивает невпопад. Ловит мой взгляд. Не выпускает мою ладонь…
– Птица – это плохой знак, да?
– Потом, – говорит мне он. – Самолет почти готов. Идем?
На улице тихо и ясно. Небо куполом, солнце слепит глаза. Посреди взлетного поля стоит красивый частный самолет с эмблемой Уайдбека на борту: золотая птица, раскинувшая крылья. У трапа нас встречает стюардесса в бело-черно-золотом костюме: шикарная длинноволосая шатенка с огромными темно-карими глазами и роскошно подведенными стрелками, за ней – парочка секьюрити в солнечных очках и строгих костюмах, тут же женщина-пилот и ее напарник.
Все здороваются с Крисом по-итальянски, пожимают руки, смотрят на меня с теплой улыбкой.
– Лика, – он представляет меня экипажу. – La mia futura moglie[55].
Я киваю, сияя улыбкой направо и налево. Экипаж горячо приветствует меня – слишком горячо для постороннего человека. Стюардесса протягивает мне руку, как старой доброй знакомой. Я растрогана таким необыкновенным вниманием.
– Ла-миа что? – переспрашиваю я Криса, когда мы поднимаемся по трапу.
– Ля-миа-футура-молле. Вольный перевод «Подайте нам фруктов и молока». Надеюсь, ты не откажешься от молока?
– Обожаю молоко, – дурачусь в ответ я. – День прожит зря, если не выпью стаканчик.
– Я так и знал, – ворчит он. – Поэтому у нас будет самое лучшее молоко во всей Швейцарии.
– Жду не дождусь, – подыгрываю ему я.
– Дело за малым, – заговорщицки шепчет мне Крис. – Дата и время.
– Все, я сдаюсь! – хохочу я. – Ты о чем вообще?
Вместо ответа он притягивает меня к себе и жадно, жарко целует. Мы останавливаемся на самом верху трапа и ловим последние лучи солнца перед отлетом. Крис дает отдых моим губам и принимается ставить поцелуи на моей шее. Мне щекотно, весело и просто безумно хорошо. Я откидываю голову и бросаю взгляд в высоту. Над нами, высоко-высоко, в гиацинтово-синем небе кружит, широко расправив крылья, птица…
Любимый мой, я не представляю, что будет завтра, я не знаю, как долго мы будем парить на этих безумных крыльях, задыхаясь от страсти и восторга, понятия не имею, через что нам еще предстоит пройти… Но ты должен знать кое-что. Я люблю тебя, а там хоть небеса об землю.
Моя будущая жена (ит.).