Между известными антропологам останками человека, найденными в районе столицы Китая, и жителем современного Пекина простирается временной интервал приблизительно в 400000 лет. Останки Sinantropus pekinensis[4] человека, уже овладевшего огнем и примитивными каменными орудиями труда, были найдены в 1927 г. в пещере, находящейся примерно в 30 милях к юго-западу от современного Пекина. В другой части того же комплекса пещер были найдены скелеты людей, живших около 20000 лет тому назад. Более близкий к нам по времени период неолита представлен обнаруженными в этом же районе многочисленными каменными орудиями труда и керамическими изделиями. Эти вещи можно сопоставить с соответствующими находками в других странах, однако за эпохой неолита в этой части Китая последовала культура бронзового века, не имеющая аналогов в мире по уровню технологии создания посуды и орудий труда. Несколькими веками позже в этом же регионе появляются самые ранние из сохранившихся до наших дней образцов китайской литературы, датируемые приблизительно первым тысячелетием до н. э. Затем, все еще до Рождества Христова, берет свое начало удивительная традиция серии династийных историй, просуществовавшая вплоть до 1911 г.
Ни в одном другом регионе мы не найдем таких подробных данных, позволяющих проследить все развитие цивилизации, как здесь, на Северо-Китайской равнине, которую, словно изгиб руки, охватывает правый рукав Желтой реки.
Этому месту самой природой было предначертано стать центральным регионом. В доисторические времена оно было оптимальным для проживания, поскольку представляло собой удачный компромисс между продуваемыми ветрами степями на севере и изобилующими малярийными комарами и опасными зверями тропическими болотами южного Китая. В более цивилизованные времена именно в этой местности чаще всего располагалась столица империи, и это нс было случайностью. Китай состоит из двух больших частей — побережья реки Янцзы, где достаточно влажно и земля плодородна, и Хуанхэ, где климат хотя и более жесткий, но все же подходящий для сельскохозяйственной деятельности. С запада земли защищены Тибетом, с юга — джунглями Индокитайского полуострова, с востока — морем. Незащищенными остаются только северная и северо-западная части. Для защиты именно этой территории 2300 лет тому назад китайцы начали сооружение своей Великой стены.
Преимущество расположения столицы на севере заключается в том, что оно позволяло получать продовольствие и товары из более богатого южного региона (что стало причиной возникновения еще одного китайского чуда—Великого канала). При этом в мирное время такое местоположение способствовало ведению торговли со всем миром через единственный сухопутный путь из Китая (цепь оазисов на северо-востоке, ставшая Шелковым путем), а в опасные времена столица была защищена от набегов воинственных кочевников из степей Великой китайской стеной. До сих пор Пекин — естественный центр могущества и власти, а там, где некогда скитались кочевники Маньчжурии, сейчас располагается промышленная зона. У истоков письменной истории этой территории стояла династия Шан. Приблизительно за полторы тысячи лет до н. э. столица этой династии и фактически все ее земли располагались как раз на этой северной равнине.
Традиционные китайские представления о начале существования мира отразились в легендах, которые впоследствии, как и в случае с Ветхим Заветом, слились с историческими фактами. Согласно одной из таких легенд все началось с яйца, из которого вылупился человек по имени Пань-гу. Одна половина скорлупы осталась у него над головой и стала небом, другая, что под ним, землей. Каждый день в течение 18000 лет Пань-гу рос все выше и выше, пока обе половинки скорлупы не оказались достаточно далеко друг от друга. Неожиданно он упал замертво, а из частей его тела возникли всевозможные природные объекты. Его легкие стали горами, кровь — реками, дыхание — ветром, голос — громом, глаза — солнцем и луной, а паразиты на его теле превратились в людей.
Эта легенда прекрасно вписалась в возникшую позднее китайскую философию. Ничто так не соответствует гуманистической конфуцианской традиции поклонения предкам и общего недоверия к метафизике, как утверждение, что создателем универсума был человек (типично, что в легенде не задается от вопроса о том, кто снес это яйцо). И нет ничего более отвечающего даосскому идеалу единения с природой, чем тот факт, что тело первого человека должно было стать горами и потоками.
Согласно преданиям, которые появились уже после падения династии Шан, за 18000 лет жизни Пань-гу последовало время правления трех императоров, чьи имена тесно связаны с процессом сотворения мира. Первый — император Неба, второй—Земли, третий — Человечества. После них правили еще пять императоров, каждому из которых приписывался какой-нибудь особенный вклад в развитие технологии или культуры. Например, самый почитаемый из них — Желтый император — прославился своими законами, инженерным искусством, установлением ритуалов жертвоприношений, пониманием законов астрономии и календаря, в то время как его супруга изобрела шелк.
После этих восьми императоров, чьи черты намечены настолько схематично, что кажутся вымышленными, следуют три династии. Правители самой ранней из них, династии Ся, все еще имели признаки эпических героев. Ее основатель Юй был великим изобретателем, и самой важной его заслугой перед своим народом было то, что он прорезал ущелья в горах для свободного течения рек («Если бы не Юй, мы бы все были рыбами»1, гласит поговорка). Представители следующей династии Шан в традиционной историографии приобретают уже более реальные черты, однако не сохранилось никаких данных, подтверждающих деяния этой династии. Третья династия, называвшаяся Чжоу, абсолютно исторична. На период ее правления, конец которого датируется 256 г. до н. э., пришлась, в частности, жизнь Конфуция.
Однако где же в этом пространстве между несомненным мифом, несомненным фактом, начинаются факты? Естественно, на протяжении долгих столетий китайские ученые принимали традиционную точку зрения. Их вера в традицию была так же сильна, как вера христианина в Книгу Бытия или труды архиепископа Ашера, в которых он называет год сотворения мира (можно встретить книги, изданные вплоть до в торой половины XIX века, в которых все еще утверждается, что 4004 г. до н. э. является точной датой начала недели творения). Однако скептицизм в XIX веке сыграл в Китае ту же роль, что и в христианских странах. Пань-гу и восемь императоров сразу же получили статус легенды. Вслед за ними была отнесена к мифологии династия Ся; появилось мнение, что и династия Шан была выдумана историками намного позже и лишь для того, чтобы подтвердить их собственную теорию о расцвете и упадке династий. В первой четверти двадцатого столетия укрепилось мнение о том, что именно Чжоу была первой реально существовавшей династией в истории Китая.
В конце 1920-х гг., по этому скептицизму был нанесен серьезный удар одним из наиболее впечатляющих археологических открытий XX в. Многие годы крестьяне, вспахивая плугами землю возле современного города Аньян, у подножья гор к северу от Желтой реки, находили обломки костей, на которых были сделаны зарубки. Считалось, что это кости дракона, один из самых распространенных ингредиентов в китайской медицине того времени; под этим названием их и продавали местным торговцам. На нескольких костях помимо зарубок были еще маленькие рисунки и записи. Возможно, это выглядело странным для костей настоящего дракона, поэтому купцы, прежде чем перепродать их врачам, полировали кости до гладкого состояния. Кости дракона были известны как верное средство для излечения нервных расстройств, от которых эти бесценные исторические документы, а таковыми эти кости и являлись, помогали на протяжении многих лет.
В 1899 г. несколько костей с надписями попали в руки торговца антиквариатом, который сразу осознал их историческую ценность. Он предложил их коллекционерам, и в 1903 г. несколько таких надписей было опубликовано известным политиком и, по совместительству, писателем (такое высококультурное сочетание — знаток древностей, писатель и администратор — является вполне нормальным в истории Китая). Эта публикация моментально привлекла внимание всего мира. Новость о том, что найденные ими кости оказались ценнее, чем «кости дракона», долетела и до крестьян из Аньяна. Они начали копать все глубже, и со временем кроме костей на рынки хлынул поток имеющих изящную форму кусочков бронзы. Мародерство продолжалось на протяжении двадцати пяти лет, до тех пор, пока в 1928 г. не начались официальные раскопки.
Оказалось, что в этой местности на протяжении последних двух или трех столетий правления династии Шан располагалась столица, а кости были гадательными костями. Правители династии Шан для принятия решений практиковали гадание на плоских лопаточных костях. В основном, это были кости быков, иногда — других животных. Позже стал использоваться более замысловатый и дорогой материал — вычищенная и отполированная внутренняя поверхность черепашьих панцирей. На очищенной поверхности вырезали желобок, прорицатель прикасался к нему раскаленной бронзой и по тому, как раскалывалась пластинка, давал тот или иной ответ. Отпеты в большинстве случаев были односложные — да или нет, хорошо или плохо. К счастью современных исследователей, прорицатели впоследствии иногда записывали вопросы на костях, используя при этом более 2000 различных знаков, а иногда даже записывали и сами результаты гадания. Затем, проявляя бюрократическую скрупулезность, они сохраняли эти кости. В 1936 г. археологи обнаружили круглую яму, где находилось более 17000 предметов — полностью сохранившийся нетронутый архив. Кости хранились и виде ряда связок, и пиктограмма № на одной из них позднее эволюционировала в современный иероглиф, обозначающий книгу.
Некоторые прорицатели ставили свою подпись на костях, чтобы кости не перепутались. Таким образом историкам стало известно, что прорицатель Ди, живший в конце XIII века до н. э., был самым молодым прорицателем среди своих соотечественников, о чем свидетельствует его поначалу неуверенное написание знаков, которое затем приобретает более четкий характер; прорицатели Юн и Хуан, жившие в следующем веке, отличаются шармом и изысканностью своих надписей. Постепенно стали проявляться и индивидуальные особенности правителей. Они видны в различном отношении к прорицателям: одни правители обращались за предсказаниями чаще, другие реже. В основном, круг вопросов, задаваемых оракулам, ограничивался проблемами, которые имели официальное или общественное значение: жертвоприношение, война, охота или сельское хозяйство. Но, например, У-дин, более других правителей расположенный к прорицателям, беспокоил их даже по сравнительно мелким вопросам: например, кто из его предков был повинен в том, что у него болит зуб. Хорошим примером являются предсказания прорицателя Гу.
Некоторые правители тоже делали записи, в основном, когда вопрос касался рождения наследника престола, тем самым, возможно, подчеркивая, что это была единственная область, над которой они были не властны.
Кости позволили современным ученым сделать два важнейших открытия. Первое — сведения о династии Шан, закрепленные в традиции и зафиксированные письменной историей лишь тысячу лет спустя, были, в целом, верны. Сыма Цянь, первый и наиболее известный из древних китайских историков, написал в 100 г. до н. э. о тридцати правителях династии Шан. В настоящее время доказано существование почти всех из них благодаря упоминанию имен правителей на костях. Неизвестно, какие записи времен династии Шан были доступны Сыма Цяню, и, само собой, ни одна из них не сохранилась до наших дней, но та точность, с которой он описал давно минувшую эпоху, демонстрирует, каким основательным и бережным было отношение китайцев к истории. Теперь, когда факт существования правителей династии Шан доказан, похоже, что имеются определенные исторические основания говорить и об их предшественниках — Ся. Вероятно, они были доминирующей группой среди племен эпохи неолита, чье место в дальнейшем заняла династия Шан.
Другим удивительным открытием было то, что знаки на костях являются прообразом современного китайского письма. Конечно, это лишь промежуточное звено, поскольку на бронзовых сосудах, найденных вблизи Лньяна, изображены знаки даже более древние, представлявшие собой простые изображения описываемых вещей, такие же, как и многие египетские иероглифы. Тот факт, что было найдено недостающее звено в виде надписей на костях, дает четкую картину развития письменного языка — от пиктограмм до текстов. На бронзовых сосудах для обозначения слова «великий» использовался знак на костях он стал писаться как , а в современном китайском выглядит как (для его написания требуются всего три штриха, что намного проще, чем написать слово «великий»; тем не менее, в случае более сложных иероглифов это далеко не всегда так).
Лишь небольшая часть современных китайских иероглифов имеет столь очевидную линию преемственности, ведущую начало от древнейших знаков, однако есть и другой, менее заметный, но при этом более значимый фактор, благодаря которому письмена на костях стали истоком последующей формы письменности. Во времена правления династии Шан уже наличествовали принципы, позволяющие расширить существующий иероглифический запас из 2000 знаков до более чем до 30000 знаков. (Количество используемых китайцами времен династии Шан знаков не столь незначительно, как может показаться на первый взгляд. В современной китайской газете употребляются 3000 иероглифов, и даже в памяти ученого может удержаться не более 6000―8000 иероглифов. Basic English[5] Огдена включает всего 850 слов.)
Существует несколько основных способов построения китайских иероглифов. Один из них заключается в соединении двух понятий, обозначающих физические объекты, для получения третьего. Иероглиф, обозначающий человека, выглядит как , дверь или ворота — как соединив их вместе, мы получаем — «выйти из двери» или «уйти с дороги». Точно также физические объекты могут соединяться вместе для выражения абстрактных понятий. Изображение крыши дома выглядит как , если поместить под ним сердце и чашу , то результат — — будет означать «мир»3. Другой символ для обозначения понятия «мир», построенный по тому же принципу и используемый намного чаще — это изображение женщины под крышей.
Самая же большая группа иероглифов формируется совершено иным путем: это — сочетание знака, обозначающего тип объекта, с другим, указывающим на звучание слова. Поскольку этот принцип основан па непереводимой игре слов, то объяснить его можно, только придумав совершенно новый иероглиф, который по описанию подходил бы под английский язык. Если бы обозначал в английском «дом», то тогда был бы английским аналогом словосочетания «маленький замок». Почему? Когда на шахматной доске появляется слон, его называют замком, поэтому слон — подходящая пиктограмма для изображения такого рода замка. Его присутствие под крышей означает, что мы имеем в виду тот тип дома, который и устной речи произносится «замок».
Такие богатые ассоциации, скрытые в китайском письме, став одним из наиболее важных элементов культурного достояния Восточной Азии, в принципе существовали уже 3500 лет назад. Однако ключевым является именно слово «скрытые». Было бы ошибочным полагать, что китайцы знали о происхождении иероглифов, которые они читали. Поиск этих истоков — задача специалиста по этимологии. Многие ли из нас задумываются над древними правилами правописания, когда мы употребляем английское слово «pen» (ручка)? Тем не менее иностранец, указавший на то, что слово это происходит от латинского эквивалента penna, что значит «перо», придаст ему некий антикварный шарм, какой можно ошибочно приписать и китайским иероглифам.
Уникальность китайского письма заключается в другом. Чтение китайского текста обладает, безусловно, целым рядом глубоких особенностей, и причина их в том, что это единственная система письменности, достигшая столь сложных форм без потребности в алфавите. Смысл создания алфавита в том, чтобы изобразить на бумаге знаки, отражающие звуки, обозначающие объекты или идеи, китайский же язык идет в данном случае по более короткому пути, прямо изображая объект или идею на бумаге в виде соответствующего символа. В результате получается, что китайская письменность стирает все барьеры, возникающие в связи с разными диалектами или разницей в произношении на протяжении столетий. Образованные люди из самых разных районов Китая всегда могли вести переписку, несмотря на то, что они не понимали ни слова из устной речи друг друга. Для каждого из них символы будут иметь одинаковые значения, но отзовутся разными звуками в их ушах, точно так же как символы 5 или 23 звучат по-разному для современного француза, испанца или немца.
Хаос в английском правописании, который длился вплоть до елизаветинского периода, иллюстрирует проблему обратного характера: каждый пишущий пытался выразить на бумаге свой собственный способ произношения каждого слова. Шотландское правописание на тот момент так отличалось от английского, что общение было одинаково затруднено как в переписке, так и лично. Так, например, в книге XVII века «История шотландской церкви» для обозначения понятия «который» употреблялось слово quhilkis.
Китайская письменность имеет огромное преимущество с точки зрения не только географии, но и истории. Самое значительное изменение письменных знаков произошло 2000 лет назад, поэтому образованные китайцы могут с легкостью читать в оригинале литературу и поэзию любого исторического периода за эти 2000 лет. На Западе мы ограничены 500 годами. Для того чтобы насладиться сочинениями кого-то старше, чем Чосер, необходима специальная подготовка.
Природа письма и языка сильнейшим образом влияют на способы выражения мысли. Как каждый иероглиф, изображенный на бумаге, устойчив, независим, неизменен в окружении других иероглифов, так же неизменны и слова в классическом китайском языке. Любое из слов не подвержено изменению по родам, нс ограничено формами единственного или множественного числа, прошедшего, настоящего или будущего времени, не требует мучительного выбора между дательным или винительным падежами; каждое из этих слов может быть и существительным, и прилагательным, и глаголом, и наречием. Каждый знак во фразе (которая не заканчивается точкой) обособлен, влияет на окружающие его знаки и сам находится под их влиянием в зависимости от того, в каком порядке эти знаки расставлены. Такая система полностью отлична от жесткой, грамматически обусловленной схемы европейских языков. И если европейского писателя можно уподобить ткачу, то китайский скорее походит на ювелира.
Одним из результатов того, что предложение состоит из ряда отдельных образов-знаков в совокупности с отсутствием четких связей, и является тот факт, что в китайском языке высказывание любой сложности намного более неоднозначно, нежели в европейских языках. Именно это обстоятельство способствует тому, что китайцев считают загадочным народом. Каждое предложение классического китайского языка может читаться как отдельное стихотворение. Один американский ученый, переводчик китайских классических текстов, составил абзац на английском языке, с помощью которого попытался передать атмосферу оригинальных китайских текстов, для которых характерны односложность и отсутствие пунктуации:
Поэтический потенциал в таком языке очевиден» и это касается даже абзаца, в котором его автор не ставил своей целью создать такое впечатление. Плотность образов-знаков и односложных слов в какой-то мере провоцирует возникновение любопытной современной формы стиха; например, Джерард Мэнли Хопкинс внес рифму в такие строки: «Each tucked string tells, each hung bell's / Bow swung finds tongue to fling out broad its name» («Каждый колокол, если потянуть за веревку, качнется, и его звон смело откроет нам его имя»). На взгляд китайца, привыкшего к проведению связей между знаками, это предложение не покажется слишком громоздким.
Китайский поэт — это мастер ювелирного искусства в двух смыслах. Он не только выбирает яркие образы и героев и расставляет их в необходимой последовательности, он еще и использует всевозможные приемы, для того чтобы сгруппировать этих героев и образы в интригующе великолепный объект для созерцания. Таким образом, стихотворение превращается в живописное полотно. Одни и те же кисти используются и в каллиграфии, и в живописи, для записи императорского указа, для начертания волнующего стихотворения на стене дома приятеля или для того, чтобы запечатлеть парой мазков на шелке горный пейзаж, открывающийся из окна загородной резиденции, владение этой кистью на протяжении веков являлось одной из отличительных черт особенного персонажа китайской культуры: ученого, который одновременно был и администратором, и художником, и, как результат смешения этих трех составляющих, совершенным интеллигентом.
В этом отступлении я позволил рассуждениям о китайских письменах перенести меня в более позднее время, время расцвета китайской цивилизации, именно потому, что все эти заслуживающие внимания детали уже встречались в Аньяне. В то время использовались даже те самые кисти. Предсказатели наносили письмена на панцири или кости красными чернилами, а потом лезвием из бронзы или нефрита, образцы которых также были обнаружены, соскабливали закрашенную поверхность. Деликатность, с которой проводилась эта операция, сложный процесс сохранения гадательных табличек в архивах, возможность влиять на общественное мнение (при наличии мастерства расколоть панцирь можно было так, чтобы получить желаемый ответ) и почтение, с которым имена предсказателей упоминались в записях — почти настолько же часто, насколько и имена их правителей, — все это доказывает, что прорицатели были настоящими предками утонченных китайских чиновников.
В культуре династии Шан, следы которой были обнаружены около Аньяна, очень важную роль играло жертвоприношение. В одной из императорских могил было найдено 45 скелетов, 34 черепа и останки приблизительно 52 птиц и животных. Однако ритуал человеческих жертвоприношений проводился не только при погребении правителя. Освящение любого большого здания требовало жертвоприношения. Прежде всего, собака или ребенок захоранивались в фундаменте. Основания колонн охранялись посредством захоронения человеческих жертв в коленопреклоненной позе вместе с собакой, овцой или быком. Снаружи, перед дверью, в четырех отдельных ямах закапывались четверо также стоящих на коленях мужчин с топорами, иногда и со щитами. Внутри пять воинов, захоронен лицом вниз, их головы ориентированы на центр здания. Когда сооружение здания было закончено, несколько сотен людей приносились в жертву и захоранивались перед зданием вместе с пятью колесницами и всем необходимым вооружением. Все эти мертвецы, вооруженные, перешедшие в мир иной в позе священного повиновения, становились духами-хранителями здания. Расположение тел в одном из массовых захоронений помогло реконструировать состав воинского подразделения времен династии Шан. В центре были погребены пять колесниц, в каждой — три человека: колесничий, лучник и воин с топором, перед ними — тела 25 воинов, справа — еще одна группа из 125 человек, а позади — еще один воин, предположительно командир. Казалось, целый батальон принесли в жертву для охраны этого здания.
В основном, в жертву приносили пленных чужаков, и правители Шан специально для этих целей организовывали нападения на представителей обитавших на северо-западе примитивных племен. Но возможно, что по особо важным случаям в жертву приносились и значимые члены шанского сообщества — например, шанские воины, составляющие описанный выше призрачный батальон. Смысл жертвоприношения в процессе похорон заключался, безусловно, в том, что захороненный человек должен был быть окружен действительно необходимыми ему верными людьми и предметами. Одно древнекитайское стихотворение рассказывает о том, как некий правитель VII в. до н. э. распорядился, чтобы три самых мудрых человека в империи последовали за ним в могилу в качестве советников. Одним из них был Цзычэ Чжэньху:
По той же причине вместе с правителями династии Шан в могилу закапывались и наиболее ценные из принадлежавших им вещей. Усыпальницы были богато украшены, отделаны мрамором и нефритом; кроме того, туда помещали большое количество разного рода бронзовых сосудов, которыми славится эта династия и в наше время. На сегодняшний день считается общепризнанным тот факт, что если и были периоды в мировой истории, когда кто-то мог сравниться по технике выплавки бронзы с мастерами династии Шан, то никто, включая и наше время, не смог их превзойти.
На протяжении нескольких лет после того, как эти бронзовые изделия были найдены и датированы, казалось, что знания о металлах были получены китайцами с практически волшебной внезапностью. Впервые бронзу начали использовать в Китае примерно на 1000 лет позже, чем в бассейне Средиземного моря, и даже высказывалось мнение, что высококлассные мастера пришли в Китай по степным маршрутам, которые проходили к северу от гор и впоследствии стали известны как Великий шелковый путь. Однако различного рода бронзовые изделия, более примитивные, уступающие по качеству и технике выплавки, были найдены в шанских городах, по возрасту превосходящих Аньян. Остается вероятность того, что секрет бронзы был принесен в Китай с Запада приблизительно за 2000 лет до н. э., однако усовершенствование этой техники бронзового литья и доведение ее до не имеющего аналогов уровня — самостоятельное достижение китайцев.
Ассортимент изделий из бронзы огромен (колокола, топоры, сверла, полированные зеркала — и это лишь малая часть списка), но самые впечатляющие из них — сосуды для пищи и вина. Их выпуклая форма и причудливо декорированная поверхность делали их необычайно сложными для отливки.
Мастерам помогали знания их предшественников, великолепно знавших секреты близкого по многим параметрам искусства — гончарного дела. Уже в период неолита предки шанцев изготавливали огромные сосуды с тонкими стенками, которые были декорированы только в верхней части. Основываясь на этой особенности орнаментации, можно предположить, что такие сосуды для устойчивости вкапывали в землю. Во время правления династии Шан мастера гончарного дела достигли высокого совершенства, позволяющего им изготавливать формы для отливки предметов из бронзы. Один из примеров — создание оригинального тигля с заостренным дном, чтобы ставить его на огонь, маленьким узким носиком для контроля над литьем и толстыми двойными стенками, между которыми находилась полость, в которую засыпали песок. Песок не давал расплавленному металлу быстро остыть. По-видимому, между стенками сырого глиняного сосуда помещали соломенный куль с песком, и солома сгорала при обжиге тигля.
Важным изобретением было создание форм для отливки, с помощью которых изготавливались изделия. Высокое качество готовых бронзовых изделий, о котором свидетельствует полное отсутствие воздушных пузырьков, четкость и правильность нанесенных узоров, дает основание предположить, что при их изготовлении применялся метод cire perdue — самый простой метод отливки, при котором восковая модель изделия заключается в глину (при обжиге, воск, плавясь, вытекает через специально оставленные для этого отверстия, куда потом заливается металл. Как только металл застывает, глину разбивают, высвобождая таким образом бронзовую отливку). Разрозненные детали форм были найдены в Аньяне. Очевидно, что ремесленники составляли разъемную форму из деталей, которые соединялись с помощью штырей и веревок. Преимущество этого метода в том, что он делает возможным примитивную форму массового производства, поскольку формы могут быть очищены от остывшей бронзы и использованы заново. Но дело в том, что не было найдено ни одного бронзового изделия, сделанного по одному трафарету. Тем не менее доказать, что техника отливки деталей с помощью воска не использовалась, невозможно, поскольку эта техника подразумевает уничтожение глиняной формы, которая разбивается для высвобождения бронзы. Кроме того, позднее, при следующей династии, был отлит ряд изделий, которые можно было получить, только используя именно этот метод6. Однако представляется вполне вероятным, что ремесленники династии Шан развивали именно самую трудоемкую технику литья, просто потому, что не знали другой.
Без сомнения, большое количество чаш и кувшинов украшали столы государей во время пиров, но чаще всего сосуды использовались во время проведения ритуалов поклонения предкам. Наиболее характерны для эпохи династии Шан бронзовые треножники-ли — форма, уникальная для северной части Китая. Это сосуд для приготовления пищи, использовавшийся еще неолитическими предками шанцев. Форма сосуда напоминает женскую грудь или вымя, что являлось символом источника жизни и, кроме того, было удобным для приготовления пищи на открытом огне. Ножки сосуда, которые вкапывались в тлеющие угли, были частично полыми внутри, что позволяло готовящейся пище получать максимум тепла. Бронзовые сосуды использовались для приготовления животных, принесенных в жертву в храме предков. Как и в любой другой религии, имеющей элементы жертвоприношений, ели эту пищу священники и приближенные (в данном случае, речь идет о семье). Духи же предков удовлетворялись парами.
Разливание горячего вина — темного напитка из проса — было важной частью церемонии жертвоприношения, и мастера превосходили самих себя в изобретении форм и украшении сосудов, в которых хранилось вино. Горшки для приготовления пищи имели четкое практическое назначение, которое ограничивало разнообразие форм, оставляя, таким образом, мастерам возможность выразить себя через орнаментацию сосуда. Самые красивые из найденных чаш украшают сложные геометрические узоры, фантастические силуэты и изображения драконов. Что же касается внешнего вида сосудов, предназначенных только для хранения жидкостей, то он не регламентировался. Форма их была не столь важна, и эти сосуды могли иметь любые очертания, которые придут на ум мастеру. В результате причудливые формы в виде птиц, зверей, драконов делают сосуды для вина самыми очаровательными из всех бронзовых изделий династии Шан.
Своим предкам поклонялась не только семья правителя, однако таких семей было, тем не менее, крайне мало, — согласно найденным записям на костях, не более 200. Все остальные были лишены этой возможности по той простой причине, что у них не было родовых имен или фамилий. Это был своего рода замкнутый круг: отсутствие фамилии не позволяло проследить историю рода, а отсутствие точных знаний о предках не давало возможности построить храм — пусть даже небольшой —для поклонения им. В то же время именно храм, сопутствующие ему ритуалы поклонения, а также ведение записей об истории рода, и позволяли проследить возникновение и развитие рода. В любом обществе аристократами считаются те, кто знает историю своего рода с глубокой древности, поскольку именно это является тем критерием, который позволяет им удерживаться на определенном общественном уровне долгое время. Китайцы развили эту простую истину до предела. Ни в одном другом обществе не было таких четких различий между имущими и неимущими в плане родословной. Вплоть до 1948 г. потомок Конфуция в 77-м поколении продолжил приносить жертвы своему предку7. Выскочка Европа, которая старается доказать, что у нее тоже есть древние корни, тем не менее, сильно проигрывает в этой области. Самый древний из европейских родов моложе рода китайского мудреца как минимум на девять веков8.
Сама природа археологических находок концентрирует наше внимание на правящих классах или на тех, у кого есть роскошные гробницы, а также на наиболее долговечных предметах, захороненных в них, таких как, например, бронза. Однако даже такого рода фрагментарные сведения о жизни в столице Аньян могут быть сложены в единую картину.
Из записей на костях стало известно, что этот город назывался Великим городом Шан и располагался на берегах реки Хуань, притоке Хуанхэ. Город был довольно большим: его руины растянулись на четыре мили на обоих берегах реки, которая являла собой его главную водную артерию. Местоположение города было выбрано весьма разумно, так как равнинная поверхность способствовала беспрепятственному проходу шанских военных колесниц, а леса, расположенные на западе у подножия гор, давали древесину и были местом охоты. Город почти наверняка был окружен земляной стеной, хотя ее останки до сих пор не найдены. Подобной стеной была окружена предыдущая и намного более примитивная столица Шан, Чжэнчжоу. Было найдено примерно 4000 ярдов этой стены, — шириной 60 футов в основании, в некоторых местах до 12 футов в высоту, эта массивная конструкция была построена по традиционной технологии: в деревянный каркас слой за слоем засыпалась, а затем утрамбовывалась земля, и так делалось до тех пор, пока стена не становилась абсолютно твердой. Такие стены возводились чрезвычайно быстро. Сохранились записи о строительстве одной из них примерно в VI в. до н. э.:
За долгие годы привлечение огромного количества людей для выполнения крупных проектов в краткие сроки стало в Китае устоявшейся традицией. Недавний пример датируется 1959 г., когда пекинский Зал собрания народных представителей на 10000 мест был построен всего за десять месяцев.
Фундаменты и стены вокруг наиболее важных зданий в Великом городе Шан возводились по тому же принципу из утрамбованной земли на каркасе из деревянных колонн и, возможно, с соломенной крышей над ними. В противоположность этому, обычные люди жили в землянках, но это не так страшно, как может показаться. Почва местности, состоящая и основном из лесса, позволяла рыть глубокие котловины для жилья — и действительно, на протяжении длительного периода истории люди жили в комфортно обустроенных землянках, вырытых в лессовой почве. Ведущий английский синолог Джозеф Нидэм, исходя из личного опыта, утверждал, что лессовые пещеры могут служить «очень удобными домами, прохладными летом и теплыми зимой»10. Без сомнения, шанский вариант был менее удобным, однако в центре каждой раскопанной землянки на полу лежал камень, на который, вероятно, опирался шест, подпирающий крышу. В местности, знаменитой своими свирепыми ветрами, было, возможно, более выгодно проживать и подобных условиях, наполовину в земле.
Не нужно лишний раз повторять, что большинство населения, как и в любом доиндустриальном обществе, от восхода до заката занималось сельским хозяйством и работало в поле вместе с пленниками или рабами, еще не принесенными в жертву. Бронза была единственно доступным и очень дорогим металлом, поэтому основные орудия труда делались, как и в эпоху неолита, из камня и древесины.
Знать того времени, как и следует предположить, воевала, охотилась и отправляла ритуалы — так же, как и в любую другую эпоху в любом другом месте. Места своего отдыха она обустраивала достаточно роскошно. Бронзу использовали в домашнем обиходе. Найденный туалетный набор, полностью выполненный из бронзы, включал в себя кувшин для воды, сосуд для ее хранения, черпак, тазы для стирки, а также большую керамическую лопаточку с ручкой, определенно используемую как пемзу для ухода за телом. В качестве зеркал использовались круглые отполированные бронзовые пластины, которые во времена последующих династий в интерьерах богатых домов стали одной из наиболее восхитительных категорий утвари с их впечатляющей рельефной тыльной частью. Также были найдены три пары палочек для еды11 (до этого появление палочек — самого характерного атрибута китайской кухни — датировалось более поздним периодом, примерно III в. до н. э.); однако самая удивительная находка — это большое количество сделанных из нефрита палочек для чистки ушей. Для изготовления одежды использовали пеньку (грубое волокно) и шелк — подтверждение того, что шелк был известен китайцам еще в эпоху неолита; украшения же изготавливались из золота, слоновой кости, равно как и из бронзы. В качестве денег, в случае, если невозможно было произвести обмен товарами, имели хождение раковины каури — одна из самых популярных единиц обмена во всем мире. Их привлекательность объяснялась смутным сходством с женскими половыми органами; кроме того, у них есть ряд качеств, намного более важных в денежном обращении: они редки и долговечны, удобны для того чтобы носить их с собой, красивы, кроме того их нельзя подделать.
Интеллектуальная жизнь в эпоху Шан была далеко не инертной. Ученые этой династии достигли потрясающих успехов. В их числе можно упомянуть создание календаря — одного из важнейших изобретений человечества, жизненно необходимого для тех, кто занимается сельским хозяйством, также необходимого для поддержания престижа правителя, поскольку считалось, что времена года состояли в его подчинении. Астрономы, используя лунный месяц как единицу отсчета, объединяли месяцы в солнечный год, что было нелегкой задачей. Даже ислам, например, решил пренебречь ею, позволив каждому мусульманскому месяцу, как, например, рамадану, медленно перемещаться в рамках солнечного года. Шанские астрономы решили и эту задачу, введя семь дополнительных лунных месяцев в течение каждого девятнадцати летнего цикла. В результате средняя продолжительность их года всего на одиннадцать минут отличалась от той, что мы сейчас принимаем за точное значение12.
Письменность также, по-видимому, использовалась не только в целях записи предсказаний на костях, о чем свидетельствует хотя бы то, что новые иероглифы появлялись в тот период в значительно больших количествах, нежели то было необходимо для гадательных целей. В более поздние времена, еще до того, как появилась бумага, бамбуковые планки и шелк стали традиционными атрибутами китайского письма. Оба эти материала весьма подвержены порче и вполне могли использоваться в Великом городе Шан.
Достаточно сложно определить размер территорий, подчинявшихся в центральном Китае. Несомненно влияние Шан простиралось довольно далеко, поскольку следы этой культуры найдены в долине Янцзы в 400 милях к югу. Однажды армия Шан двигалась 106 дней маршем в военном походе с целью помочь вассальному государству. Что неизвестно, так это то, над какими из этих территорий правители осуществляли реальный контроль, а где их влияние было исключительно культурным, влиянием более развитой державы, которой хотели бы подражать более мелкие государства.
Образ жизни и культура шанцев безусловно оказали огромное влияние на всю историю страны. Вот один из примеров: считается, что города в эпоху династии Шан были квадратными, а дома располагались в соответствии со сторонами света — эти условия оставались неизменными при планировании китайских городов во все времена, и до сих пор такая планировка характерна для Пекина и многих других современных городов Китая. Более того, шанцы считали, что земли, окружающие их территории, должны формировать еще один квадрат, в котором находятся вассальные государства, а остальная часть мира образовывала последний квадрат, в точке пересечения диагоналей которого и находился Великий город Шан. Такой китаецентричный взгляд на мир распространялся на весь универсум, который, как считалось, состоял из трех слоев: небес наверху, земли внизу и мира людей посередине. Общая структура напоминала доску для игры в трехмерные крестики и нолики, а люди династии Шан и их Великий город находились в самом центре этой доски. Это теория приятна для тех, кто, согласно ей, находится в центре, и китайцы остаются верными ей многие столетия. Названием их страны было и остается до сих пор Чжунго, что значит «Срединное государство».
Пекинский синантроп (лат.).
BASIC English (British American Scientific International Commercial English) — международный искусственный язык на основе английского, предложенный в 1925 г. британским лингвистом Огденом. Для эффективного общения с помощью жестикуляции требуется небольшой словарь, включающий слова, обозначающие предметы, действия и направления, а также слова, выражающие степень и качество; 850 таких слов и составляют BASIC English.