тобе, Саскачеване и Альберте холодная, средние температуры января в основном минус 17-19°C. Только на западе Альберты, у подножья Скалистых гор они повышаются до -14°C, поскольку там зимой нередко дует тёплый ветер — фён. Но минимальные зимние температуры ниже как раз на западе канадской степи и лесостепи (-50°C), чем на востоке (-44°C). Снега выпадает не очень много. В этих условиях канадцы пошли по пути приспособления к природе и стали сеять почти исключительно яровые. Ведущее место в посевах занимает пшеница, меньшую роль играют овёс и ячмень. Урожайность действительно не слишком высока. Но ведь и затраты на выращивание яровых хлебов на чернозёмах невысоки! Поэтому по соотношению затрат и выручки от реализации канадские фермеры в минусе не остаются.
Так что вполне возможно и действительно существует зерновое хозяйство, основанное почти целиком на выращивании яровых. А для них температура зимы безразлична. Что касается летнего тепла, то хоть в России, хоть в Канаде его как раз хватает на всей пригодной для земледелия площади. Ведь северная граница земледелия всюду обусловлена именно нехваткой летнего тепла, а не зимними морозами.
ОТ ЧЕГО ЗАВИСИТ БИОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОДУКТИВНОСТЬ
Наконец, самый сильный довод г-на Паршева против способности России прокормить себя — будто бы крайне низкая биологическая продуктивность нашей территории. Как ни удивительно, в книге «Почему Россия не Америка» этот важнейший тезис выдвинут походя, между делом. Сравнивая численность лосей в России и Финляндии, г-н Паршев утверждает: «...в зоне тайги — северо-восток Финляндии — плотность лосей, как у нас, а вот западная часть — зона широколиственных лесов. Там в основном лоси (да и финны) живут, биологическая продуктивность леса и поля в этой зоне чуть не на порядок выше» (с. 39).
Очевидно, что вопрос очень серьёзный, хотя поставлен в странной форме. Плотность лосей волнует сравнительно немногих. А вот оценка продуктивности лесов и полей России исключительно важна для понимания перспектив сельского хозяйства и лесоводства в нашей стране.
Начнём с уточнения границ природных зон. При беглом взгляде на любую карту (например, из учебника П.П. Второва и Н.Н. Дроздова «Биогеография») сразу станет ясно, что на северо-востоке Финляндии лоси вообще не живут и жить не могут. Там тундра, где пасутся большие стада домашних и диких северных оленей. Тайга расположена южнее. Она занимает всю среднюю, наиболее обширную полосу Финляндии, а также юго-восток этой страны. А небольшая юго-западная часть Финляндии принадлежит к природной зоне смешанных (хвойно-широколиственных) лесов.
Неспособность г-на Паршева различить широколиственные и хвойно-ши-роколиственные (смешанные) леса приводит к очень грубой ошибке. Любой школьник обязан знать различия между ними! Даже совсем далёкому от географии человеку понятно, что Москва и Киев расположены в разных природных зонах. Столица России стоит у северной границы смешанных (хвойно-широколиственных) лесов, поэтому в городских лесопарках можно встретить и дуб, и липу, и сосну. Ель (кроме так называемой голубой ели) в загазованном городе не жилец, но в ближнем Подмосковье ельников много. А вот в зоне широколиственных лесов, в которой находится столица Украины, ель уже не растёт. И редкие сосновые боры встречаются только на песках. Зато разнообразие широколиственных пород возрастает: к дубу и липе добавляются граб и явор, а в посадках и настоящий, съедобный каштан.
Но если г-н Паршев перепутал расположение природных зон (хочется надеяться, что не намеренно ввёл читателей в заблуждение), то, может быть, в своих рассуждениях об их сравнительной продуктивности он всё-таки прав?
Прежде всего, отметим, что продуктивность леса и продуктивность поля — две совершенно разные величины. Требования к условиям окружающей среды деревьев и травянистых растений (например, хлебных злаков) сильно отличаются. В XIX веке этой простой истины не понимали даже некоторые учёные. И оттого великому русскому почвоведу В.В. Докучаеву в «Русском чернозёме» приходилось разъяснять: «Данный комплекс климатических условий не может быть одновременно вполне благоприятным идля степной,идля лесной растительности, а поэтому и говорить о большой пригодности климата вообще для растительности невозможно (разрядка В.В.Докучаева. — И.С.)»1. Естественно, что у главных полевых культур — хлебных злаков — требования к климату близки к требованиям дикорастущих степных злаковых трав. (Исключение составляет рис, но его в России сеют очень мало.) То есть максимальная продуктивность леса и поля нигде и никогда не совпадет. В одних местностях лес будет расти хорошо, а полевые культуры — посредственно, в других — наоборот.
1 Докучаев В.В. Русский чернозём : Отчёт Вольному экономическому обществу / вводн. ст. и общ. ред. В.Р. Вильямса; биогр. и коммент. З.С. Филипповича. (С приложением 3 почвенных карт под редакцией Л.И. Прасолова). М. ; Л.: ОГИЗ — Сельхозгиз, 1936. С. 268-269. |
Продуктивность поля измерить сравнительно легко — её мерой служит урожайность возделываемых культур. Правда, при измерении продуктивности через урожайность надо строго выдержать принцип единственного различия. Поясню это на примере. По урожайности зерновых сравниваются две страны. В одной из них (допустим, в Швеции) ежегодно вносят большие дозы минеральных удобрений. В другой (допустим, в России) уже больше 10 лет минеральные удобрения либо не применяют, либо вносят очень малыми дозами и нерегулярно. К тому же и до этого их применяли по принципу: где густо,
а где пусто. Очевидно, что если мы сравним урожайность в странах со столь огромными различиями в агротехнике, то полученные нами цифры не будут отражать естественную продуктивность полей.
Однако в пределах одного государства экономические условия и культура земледелия обычно различаются не столь резко. Поэтому можно предположить, что урожайность сельскохозяйственных культур (например, зерновых) в среднем за несколько лет отражает большую или меньшую благоприятность почвенно-климатических условий.
Сравним урожайность зерновых в двух российских областях — Брянской и Владимирской. Первая из них большей частью находится как раз в зоне широколиственных лесов, хотя её северная треть уже попадает в полосу смешанных (хвойно-широколиственных) лесов. Владимирская область принадлежит к природной подзоне южной тайги. Если всерьёз воспринимать слова г-на Паршева, то продуктивность поля в Брянской области должна быть «чуть не на порядок выше», чем во Владимирской.
Конечно, урожайность там и здесь удручающе низкая. Но всё же во Владимирской области она оказалась даже немного выше! И, разумеется, ни о каких различиях «чуть ли не на порядок» и речи быть не может.
Наша страна — не исключение из правил. Вообще, нельзя утверждать, что при продвижении с севера на юг урожайность обязательно должна расти. Где-то это так, а где-то действует обратная закономерность. Скажем, данные об урожайности сильной озимой пшеницы в четырех штатах США за 1971-1981 годы совсем не подтверждают обычного мнения г-на Паршева о том, что чем жарче, тем лучше.
В таблице 2.4 мы видим закономерное снижение урожайности при движении с севера на юг — из Небраски, по климатическим условиям напоминающей Ставропольский край, в субтропический Техас. Удивляться этому не следует, поскольку жаркий и засушливый климат неблагоприятен для сельскохозяйственных культур умеренного пояса.
Теперь коротко о продуктивности леса. Подсчитать её намного сложнее. Но всё же подсчёты сравнительной продуктивности различных растительных сообществ существуют.
Как видно из таблицы 2.5, тайга, занимающая на территории России наибольшую площадь, совсем не так уж плоха по биологической продуктивности. Да, она уступает и влажным тропическим, и широколиственным лесам. Но отнюдь не на порядок! Показатель биологической продуктивности тайги почти совпадает со средней величиной по всей суше земного шара (немного превышает её). И, во всяком случае, тайга ближе по величине чистой первичной продукции фотосинтеза к широколиственным лесам, чем к таким малопродуктивным сообществам, как тундры и пустыни.
1 См.: Миркин Б.М., Наумова Л.Г., Соломещ А.И. Современная наука о растительности. М.: Логос, 2002. |
Между прочим, сообщества с высочайшей продуктивностью (более 2 кг первичной продукции на 1 кв. м), не уступающие влажным тропическим лесам, есть и на территории России1. Но это не леса и не поля, а тростниковые крепи в устьях Волги и Дона. Площадь их, конечно, мала. Однако сам факт наличия таких сообществ в умеренных широтах доказывает, что биологическая продуктивность зависит не только от теплообеспеченности. Хотя тепло наряду с влагой и доступностью элементов минерального питания —
это три самых важных фактора, влияющих на величину первичной чистой продукции.
Таблица убедительно доказывает правоту Докучаева: продуктивность леса и продуктивность поля напрямую не связаны. И в южной, и в средней тайге чистая первичная продукция фотосинтеза выше, чем в степях, и лишь северная тайга немного уступает степной зоне. Но не только в северной, но и в средней тайге земледелие развито очень слабо. А вот целинные степи в европейской части России почти не сохранились: они распаханы.
И ещё один важный вывод: человек пока хозяйничает на земле плохо. Созданные им искусственные сообщества культурных растений — агроценозы — менее продуктивны, чем природные экосистемы. Чистая первичная продукция полей превышает 1 кг/кв. м только там, где одновременно применяют и орошение, и минеральные удобрения. При отсутствии хотя бы одного из этих условий первичная продукция полей всегда меньше килограмма с квадратного метра, то есть уступает продуктивности среднего подмосковного леса. В лесах Московской области этот показатель как раз и равен 1 кг.
Но перейдём к положительной программе г-на Паршева. В области сельского хозяйства она не обширна. Но вот один из его глубокомысленных советов: «Землю возделывай по Вильямсу — был у нас такой почвовед, впоследствии ошельмованный, который считал, что целью агротехники является повышение плодородия почвы, а не истощение его монокультурой на продажу» (с. 223).
ЛАВАНДА С ЗАПАХОМ НАФТАЛИНА
Честное слово, хочется протереть глаза: верится с трудом! Прославлять Василия Робертовича Вильямса (1863-1939) — в наше время!! Г-н Паршев именует Вильямса «почвоведом», но для столь лестной оценки этого деятеля нет оснований. Хотя Вильямс и написал объёмистую книгу «Почвоведение», к науке о почвах в послереволюционный период своей деятельности он никакого отношения не имел. И сам в этом достаточно откровенно признавался. Вообще, более убийственной критики Вильямса, чем дословные цитаты из его сочинений, не придумаешь. Вот хотя бы: «Очень часто эти два раздела, почвоведение и общее земледелие, в вузах СССР составляют предмет ведения и преподавания двух отдельных кафедр, как две самостоятельных дисциплины.
Это, несомненно, грубейшая ошибка, вытекающая из некритического освоения наследства буржуазной науки Они (почвоведение и общее земледелие. — И.С.) искусственно лишаются главной основы марксистско-ленинско-сталинской диалектики, непосредственной связи с производством, поэтому не могут его обслуживать, а в таком виде могут принести только вред.
Первый раздел, почвоведение, обращается в "науку ради науки", в "педологию", "чистую науку", никому не нужную, ибо её выводы, основанные на формальных, то есть морфологических, количественных признаках, не могут быть использованы производством, основанным на качественных признаках. Только один раздел педологии, картография, блестяще развитая трудами академика Л.И. Прасолова, имеет производственное значение как основа инвентаризации основного средства производства»1.
Вряд ли нужно доказывать, что ни один подлинный учёный, пусть даже работающий в прикладной области, не станет отрицать огромную важность фундаментальной науки («науки ради науки»). Весь мировой опыт развития всех наук неопровержимо свидетельствует о том, что без «чистой науки» и прикладные дисциплины беспомощны и бессильны. Очевидно также, что количественные и качественные признаки неразрывно взаимосвязаны. Отказавшись от изучения количественных признаков, ничего нельзя сказать и о качественных. Разве что «на глазок», «по наитию», но это не наука.
И наконец, разбирайся Вильямс хотя бы немного в почвоведении, он бы сообразил, что без тщательного и кропотливого изучения морфологических и количественных признаков никаких почвенных карт составить нельзя. А так у «почвоведа» вышла полная абракадабра: академика Прасолова он похвалил, а всю ту научную работу, на которой основывались прасоловские карты, объявил ненужной!