63310.fb2
Мы видим, что и в Нигерии, и в России прибыли нефтедобывающих компаний включают значительную криминальную составляющую. Если бы не совершались экологические преступления, эти прибыли были бы куда ниже.
В России сторонники государственного регулирования, изобличая то, что они объявляют свободным рынком, любят выдвигать такой довод: при свободном рынке добыча сырья выгоднее любой другой экономической деятельности. Читатель уже помнит, что тот же вывод — но из других посылок — заложен и в пар-шевской теории передела. Однако в действительности добыча сырья становится высокодоходным занятием только в условиях клептократического государства. В таком государстве можно не соблюдать никакие экологические нормы. Доста
точно дать на волосатую лапу кому надо — и дело в шляпе. А вот в правовом государстве та же добыча нефти вряд ли будет так уж баснословно выгодна. Соблюдение строгих экологических нормативов съест очень существенную часть прибыли. К тому же от нефтедобывающей компании в таком государстве потребуют отчислений на поддержание в рабочем и экологически безопасном состоянии той самой пресловутой трубы, через которую она экспортирует нефть. Да вдобавок заставят заняться рекультивацией ранее загрязнённых земель. И очень сомнительно, чтобы в таких условиях добыча нефти оказалась более прибыльной по сравнению с другими отраслями экономики. Скорее наоборот!
А рубка леса и вывоз «кругляка» на экспорт? Ясно, что этот вид деятельности способен приносить высокие доходы лишь в государстве клептократи-ческого типа. Ведь в правовом государстве любую занятую рубкой леса фирму неизбежно заставят либо саму сажать лес, либо платить крупные суммы денег в лесовосстановительный фонд. И в этом случае от сверхприбыли останутся одни воспоминания.
Таким образом, мы установили ещё одну причину сырьевой ориентации экспорта клептократических государств. Капитал, вложенный в сырьевые отрасли таких стран, — это типичный негативный капитал. Он приносит высокую прибыль лишь благодаря систематическому совершению экологических преступлений. Но такая схема может работать лишь благодаря прикрытию со стороны коррумпированных чиновников. То есть надо видеть, где просто большое зло, а где корень зла. Плутократия вредна. Но она развивается и процветает только там, где уже расцвела махровым цветом клептократия.
БИТВА КЛЕПТОКРАТОВ С ПЛУТОКРАТАМИ
У нас любят говорить о необходимости развития наукоёмких и высокотехнологичных производств. Спору нет, хорошее дело! Но почему-то российские политики практически в один голос утверждают, будто для развития таких производств необходимо изъятие прибыли сырьевых компаний и перераспределение денег чиновниками. Один избирательный блок — назовём его «Уродина» (читатель догадается, о ком речь) — вообще построил на этом тезисе всю свою платформу и пролез-таки в Думу — пусть и не без помощи партии власти. Хотя вряд ли лидеры «Уродины» сами дошли до этой великой мысли: она родилась где-то в недрах администрации президента, а деятели карманной «оппозиции» её лишь взяли на вооружение.
Однако к чему приведёт такой курс? Очевидно, что в российских условиях всякое перераспределение чиновниками крупных сумм денег — а тут речь идёт о десятках миллиардов долларов — ведёт к росту казнокрадства. И только. А вместо высокотехнологичных производств мы получим шиш.
По существу, программа «Уродины», представляющая собой вариант правительственной программы, это манифест клептократии в её внутривидовой борьбе с плутократией. Чиновники-казнокрады полагают, что плутократы (которых в России крайне неудачно прозвали «олигархами») загребают слишком много денег и надо заставить их делиться. Не со страной — с чиновничеством. То есть нельзя сказать, чтобы до сих пор плутократы с ним не делились, но всё же во времена Ельцина большую часть доходов от экспорта нефти и прочего сырья плутократы присваивали себе. Теперь такое безобразие должно прекратиться! «Олигархам» указали их настоящее место — место холуев правящего клептократического слоя. Это очень богатые холуи, но тем лучше: из них много можно вытрясти! Уже сейчас значительно больше половины доходов от экспорта нефти поступает в государственную казну. А вот на что они идут дальше... Ещё во времена Брежнева, по официальной оценке (которую разрешили озвучить Аркадию Райкину), у нас 15% государственного бюджета уходило на воровство. Есть все основания думать, что с тех пор эта доля возросла.
Откровенно говоря, внутривидовая борьба клептократии и плутократии — на редкость противное зрелище. Однако многим кажется, что в лозунгах «Уродины» всё же заключена какая-то правда, ведь развитие наукоёмких отраслей для страны действительно позарез необходимо. Но как этого добиться? Ответ на удивление прост: следует вычесть из прибылей сырьевых компаний входящую в них огромную криминальную составляющую. Для этого не нужно никакого перераспределения денег чиновниками. Надлежит всего лишь восстановить независимые природоохранную и лесную службы и дать им реальные права и властные полномочия. Об остальном беспокоиться не надо. После того как сырьевым компаниям придётся платить за наносимый природе огромный ущерб, их доходность резко упадёт. И неизбежно начнётся перелив капитала в другие отрасли экономики, в том числе наукоёмкие.
Нам пора преодолеть распространённые до сих пор древнесоветские представления о том, в чём состоит национальное богатство России и каковы наши главные ресурсы. Пока мы будем считать главной частью нашего национального богатства различные виды сырья, нам не выкарабкаться. Между тем этот убогий взгляд на вещи по-прежнему преобладает и порождает жаркие споры о дележе природной ренты. Но в действительности главное национальное богатство России — это мозги ее граждан. Они в состоянии принести стране в сотни и тысячи раз больше доходов, чем любое сырьё. Однако сейчас этот важнейший ресурс почти не используется.
Как же его задействовать? Для этого не надо делать ничего сверхъестественного. Для того чтобы российские мозги начали работать на благо России (ибо сейчас они либо работают на благо других государств, либо не работают вообще), нужны всего две вещи: хозяйственная свобода и правовое государство.
СКАЗКА О «КРИЗИСЕ ЛИБЕРАЛИЗМА»
Вот вы проповедуете либерализм, возразят автору, но разве он не потерпел в России полный крах в 1990-е годы?
Нет, не потерпел! Потому что его не было.
Мерой экономического либерализма служит хозяйственная свобода. Россия по данному показателю плетётся в самом хвосте: занимает 124-е место из 161 обследованной страны. Эти расчёты принадлежат американской неправительственной организации «Фонд наследия» (Heritage Foundation). И ссылаться на нелюбовь американцев к России здесь неуместно. Каждый может открыть любую российскую рекламную газету и обнаружить объявления о продаже готовых фирм. Это наша самобытная черта, резко отделяющая Россию от всех развитых государств. Там торговлю готовыми (то есть официально зарегистрированными) фирмами просто нельзя себе представить. Каждый гражданин любой развитой страны без проблем регистрирует новую фирму тогда, когда ему (ей) это нравится. Никаких хлопот и никаких усилий при этом не требуется.
То ли дело у нас! У нас зарегистрировать фирму сложнее, чем наладить какое-нибудь производство. А если фирма всё же зарегистрирована, то с неё всё время будут требовать те или иные лицензии, сертификаты и прочие бумаги, оформление которых стоит серьёзных денег.
Отсутствие хозяйственной свободы — вполне достаточное доказательство того факта, что либеральные реформы в постсоветской России и не начинались. Автор с радостью подчёркивает, что в этом своём суждении он не одинок. Точно такого же взгляда придерживаются, например, Андрей Илларионов и Юрий Болдырев. Оба названных деятеля не вызывают у меня симпатий из-за явного сотрудничества с воровской властью[31], но тем ценнее для нас их свидетельства.
Об отсутствии в России каких-либо либеральных реформ хоть в прошлом, хоть в настоящем свидетельствует и место нашей страны в мировом рейтинге коррупции, который ежегодно публикует международная организация Transparency International. Все страны мира (кроме карликовых государств и стран, по которым нет данных, вроде Северной Кореи) оцениваются по 10-балльной шкале, где 10 баллов — абсолютная честность, а 0 баллов — абсолютная коррумпированность. Таких крайних оценок нет ни у кого. Но Россия с оценкой 2,8 балла[32] располагается куда ближе к хвосту, чем к голове. Это 90-96-е места (из 146), наравне с Гамбией, Индией, Малави, Мозамбиком, Не
палом и Танзанией. Кстати, по странному стечению обстоятельств все наши соседи обладают жарким климатом. Так что теория климатической обусловленности коррупции отпадает.
При пересчёте на школьную пятибалльную шкалу наша оценка ближе к колу, чем к двойке! Нам остаётся утешать себя тем, что кое-где воруют даже сильнее, чем у нас. К таким «райским» уголкам принадлежат Азербайджан и Парагвай (по 1,9 балла), Чад и Мьянма (по 1,7), Нигерия (1,6) и замыкающие таблицу Бангладеш и Гаити (по 1,5). Но ещё не вечер! Вертикаль власти у нас крепчает, а это значит, что коррупция в России неизбежно будет расти и шириться. У нас отличные шансы догнать и перегнать Нигерию по этому показателю!
А вот развитые страны получили совсем другие оценки от Transparency International. Список самых честных стран возглавила некогда входившая в состав Российской империи Финляндия (9,7), за ней следуют Новая Зеландия (9,6), Дания, Исландия (по 9,5), Сингапур (9,3)[33], Швеция (9,2), Швейцария (9,1) и Норвегия (8,9). Обратим внимание на густую концентрацию северных стран в лидирующей группе! Вот только нас там нет. Государства «большой семёрки» расположились несколько ниже. Но показатели Великобритании (8,6), Канады (8,5) и Германии (8,2) тоже очень высокие. Немного скромнее они в США (7,5), Франции (7,1) и Японии (6,9). Однако ясно, что и в этих странах соблюдение закона является нормой, а коррупция — исключением. У нас всё ровно наоборот!
Вряд ли нужно объяснять, что о либерализме хотя бы в чисто экономическом смысле слова можно говорить только там, где соблюдаются законы. Без верховенства права, без независимости суда, без реальных гарантий личной безопасности и права собственности либерализма не бывает. И там, где ничего этого не было и нет (как в России), «либерализм» власть предержащих не более чем словоблудие. Впрочем, в современной России почти исчезла даже либеральная риторика, которую мы ещё нередко слышали от министров и иных чиновников в течение первого срока Путина.
Однако следует разобрать два мифа, которые сочинили в 1990-х годах коммунисты, а ныне широко использует партия власти. Первый гласит, что главными либералами якобы являются сторонники «прихватизации» 1990-х годов. Из всего вышеизложенного следует, что это полная чушь. «Прихватизация» (которая, кстати, неофициально началась ещё в конце 1980-х — при Горбачёве — Рыжкове) не привела и никоим образом не могла привести к созданию полноценной частной собственности. Она могла породить — и действительно породила — только условную собственность, незаконную в глазах большинства народа и потому легко отнимаемую. А горе-собственники, вроде бы обо
гатившиеся, превратились в рабов этой своей условной собственности. В том и состоит качественное отличие российской якобы частной собственности от настоящей частной собственности, что вторая даёт человеку независимость, тогда как первая делает «собственника» холопом государственной власти. Поэтому нельзя одновременно быть либералом и защитником проведённой в 1990-х годах «прихватизации». Как не существует в природе жира-фов-норокопателей и летающих носорогов, так не бывает либералов, положительно оценивающих «прихватизацию».
Кстати, бегство капитала из России есть не что иное, как конвертация российской условной собственности в настоящую частную собственность. Это явление совершенно аналогично обмену подверженной инфляции денежной единицы на твёрдую валюту. Именно поэтому утечка капиталов из нашей страны не ослабевает даже при высоких мировых ценах на нефть.
Но ещё шире распространён другой миф, который продолжают твердить как открытые пропагандисты партии власти, так и причисляющие себя к левой оппозиции г-да Доренко, Кагарлицкий и им подобные. Этот миф гласит, что злокозненные либералы всё время стремятся к сокращению социальных расходов. Снижение уровня государственных расходов на образование, здравоохранение, пенсионное обеспечение и другие социальные нужды преподносится как главная цель «либеральных реформ».
Нельзя сказать, что этот миф сложился совсем уж на пустом месте. В развитых странах Запада на протяжении первых 30 лет после Второй мировой войны (1945-1975) социальные расходы государства росли неуклонно и очень быстро. Увеличение их требовало почти непрерывного повышения налогов. При этом изрядная часть социальных расходов шла на пособия безработным, матерям-одиночкам, беженцам из развивающихся стран и некоторым другим «льготным» группам населения. Пособия со временем достигли такой величины, что на них можно было безбедно жить (правда, безбедно по нашим меркам, а не по западным). Оттого многие получатели пособий и не стремились найти работу. Средний класс, который в западных странах составляет большинство населения и платит основную часть налогов, люто возненавидел живущую на пособия прослойку. Этой ненавистью умело воспользовались крупные корпорации, которые, естественно, боролись за снижение налогов для себя. Итогом стала так называемая консервативная революция: почти на всех выборах в ведущих западных странах в 1979-1986 годах побеждали правые партии под лозунгами уменьшения вмешательства государства в экономику, снижения налогов и сокращения социальных расходов.
Последствия «консервативной революции» у нас (а отчасти и на Западе) обычно преувеличивают. Резкого снижения социальных расходов там не произошло. В большинстве стран либерально-консервативным прави
тельствам удалось добиться лишь прекращения их дальнейшего роста и очень умеренного сокращения. В области снижения налогов успехи консерваторов оказались большими, особенно в США, что и объясняет длительный подъём американской экономики с 1983 по 1999 год (с небольшим перерывом). Однако, поскольку снижение налогов по масштабу сильно превзошло сокращение расходов государства, резко вырос дефицит бюджета. Пока доллар остаётся мировой валютой, это не ведёт к серьёзной инфляции, но всё же падение курса доллара очень ощутимо даже у нас в России. Так что результаты консервативного поворота неоднозначны, но несомненным оправданием политики консерваторов служит тупиковый характер того взаимосвязанного роста государственных расходов и налогов, который наблюдался до «консервативной революции». «Сказка о налогах», написанная в 1976 году Астрид Линдгрен (у которой шведская налоговая служба вычла больше денег, чем писательница заработала), отражает тот абсурд, к которому способно привести увлечение идеей государства всеобщего благоденствия.
Но... всё вышесказанное о развитых странах не имеет решительно никакого отношения к России! В нашей стране никаких избыточных социальных расходов нет и никогда не водилось. И тут Россия не одинока: из 192 независимых государств земного шара проблема чрезмерных социальных расходов возникала от силы в 20-25, а в остальных 170 её никогда не существовало. Напротив, в России — как и в большинстве стран мира — расходы на социальные нужды находятся на позорно низком уровне.
Вне всякого сомнения, российские налоги на малый и средний бизнес непомерно тяжелы. Однако львиная доля расходов государства у нас идёт отнюдь не на социальные нужды! В российском госбюджете три основные открытые статьи и одна теневая. К открытым статьям относятся: 1) расходы на содержание самих чиновников; 2) расходы на силовые ведомства, число коих неустанно множится (помимо армии, МВД и ФСБ, это ещё Федеральная служба охраны, таможня, Госнаркоконтроль, МЧС и пр.); 3) уплата внешнего долга. Теневой статьёй является откровенное воровство. Его размеры огромны. Например, из денег, выделяемых на так называемое восстановление Чечни, при Ельцине разворовывалось от 40 до 60%, а при Путине крадут уже все 90% (подсчёт сделан советником Путина, отставным генералом МВД А. Аслахановым).
Таким образом, российское государство существует само для себя и не желает оказывать никаких услуг гражданам. Что расходы на воровство и на содержание колоссальной армии чиновников не относятся к производительным, и доказывать не надо. Крайне низкий уровень боеспособности российской армии тоже очевиден — Чечня тому свидетельство. Что МВД не борется и не желает бороться с преступностью всерьёз (отдельные чест
ные милиционеры и следователи обычно заканчивают свою карьеру увольнением, а иногда и посадкой) — опять-таки давно раскрытая «государственная тайна». Об эффективности работы ФСБ после «Норд-Оста», взрыва в метро, якобы «случайного падения» самолётов и Беслана могут говорить только совсем бесстыжие защитники путинского режима. Госнаркоконт-роль (уже заслуживший неофициальное название Госкомдурь) прославился исключительно борьбой с ветеринарами, а отнюдь не с наркобаронами. То есть силовые ведомства в их нынешнем состоянии свои обязанности ни в самомалейшей степени не выполняют, хотя денег сосут немерено. Что же касается внешнего долга, то мы ещё в главе 2 выяснили, что это продукт коррупции прошлых лет: в большей части — советского времени, в меньшей — 1990-х годов.
Так что главный вопрос в современной России — это вопрос об уничтожении существующей государственной машины и замене её правовым государством. Пока это не будет сделано, ни на какие изменения к лучшему рассчитывать не стоит.
ПОДЛИБЕРАЛЫ