63310.fb2 А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ? - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5

А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ? - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5

Поэтому сразу же проверим следующее изречение г-на Паршева: «А по на­шим понятиям, Хоккайдо — субтропики» (с. 82). Тут, во-первых, интересно притяжательное местоимение «нашим». Кто эти самые «мы»? По-видимому, те, кто руководствуется «понятиями». Причём г-н Паршев недвусмысленно включает себя в число таковых.

Во-вторых, самобытен тезис: «Хоккайдо — субтропики». На этом япон­ском острове снег лежит несколько месяцев (на гористом острове число дней со снежным покровом сильно колеблется в зависимости от высоты над уров­нем моря). Зима там по сравнению с большинством российских регионов от­нюдь не суровая. Средняя температура января изменяется от -3,5°С в порто­вом городе Хакодате на юге острова до -10°С в горах центральной части. Но снега как раз выпадает очень много! Следовательно, по «понятиям» г-на Паршева и его корешей, характерная особенность субтропиков — многоме­сячный снежный покров. Пожалуй, такие «понятия» стоит взять на вооруже­ние известной «оранжевой» партии «Субтропическая Россия». Провозгла­шённая этой партией цель — превращение России в субтропическую стра­ну — окажется в этом случае легко достижимой. Достаточно просто узаконить паршевские «понятия» (а в России закон нередко приводят в соответствие с понятиями) — и дело в шляпе.

Можем сделать предварительное заключение: труд г-на Паршева не имеет никакого отношения к науке. Его нельзя также причислить к публицистике, поскольку хорошая публицистика требует не меньшей честности и добросо­вестности, чем научная работа. Следовательно, этот трактат необходимо от­нести к сфере идеологии. Вот там ложь не только допускается, но, по сущест­ву, даже неизбежна.

ВЗГЛЯД С ЕЛИСЕЙСКИХ ПОЛЕЙ

Неприязнь автора книги «Почему Россия не Америка» к Западу совершен­но очевидна. Причём она в равной степени распространяется и на Америку, и на Западную Европу. Однако это не мешает г-ну Паршеву время от времени ссылаться то на какие-то неназванные западные источники (да существуют ли они?), то на западных знаменитостей. Так, по словам Паршева, француз­ский географ позапрошлого века Элизе Реклю «назвал "эффективной" тер­риторию, которая находится ниже 2000 м высоты и с температурой выше минус 2 градусов Цельсия. Считается, да и весь опыт человечества это подтверждает, что лишь на эффективной территории возможна относи­тельно нормальная человеческая деятельность» (с. 42).

Так и видишь Елисея Реклю, фланирующего во фраке и цилиндре по Ели-сейским Полям и взирающего на мир исключительно со своей любимой коч­ки на этих Полях! А с той кочки видно недалеко. Всё, что выше 2000 м, вооб­ще не просматривается! Например, один из крупнейших городов мира — 20-миллионный Мехико, расположенный на высоте 2240 м, — оттуда незаме­тен. Если всерьёз относиться к теории Реклю — Паршева, то нельзя не прий­ти к выводу, что в Мехико живут одни ненормальные. Эдакий величайший в мире сумасшедший дом!

Но нас больше интересует вторая часть тезиса Реклю, одобренного Парше-вым: о невозможности «нормальной человеческой деятельности» там, где средняя годовая температура ниже минус 2°С. Ведь это имеет прямое отноше­ние к нашей стране, точнее, к её азиатской части. В европейской-то части России для перечисления городов, где средняя годовая температура ниже -2°С, хватит пальцев одной руки: Воркута, Инта, Печора, Усинск, Нарьян-Мар — и, кажется, всё. Остальная европейская территория России даже по оценке Рек-лю — Паршева должна считаться «эффективной».

Другое дело — Сибирь и отчасти Дальний Восток. Там немало городов, по­сёлков и деревень, расположенных на «неэффективной» территории. Это не только Салехард, Сургут, Норильск, Мирный, Якутск, Анадырь, Магадан, но и Братск, Илимск, Чита, Николаевск-на-Амуре. То, что многие из перечис­ленных городов лежат в действительно очень тяжёлых природно-климатичес­ких условиях, — неоспоримый факт. Некоторые из них являются лишь цент­рами добычи полезных ископаемых, да и то эксплуатация месторождений на­чалась в условиях сталинского деспотизма и потребовала огромных человеческих жертв. Кажется, в наше время все знают, что подлинными осно­вателями и первостроителями Воркуты, Норильска и Магадана были зэки и что из тех зэков до выхода на волю дожили очень немногие

(Кстати, вот загадка: почему новые города, основанные при сталинском ре­жиме, получали совершенно «безыдейные» названия? Ведь этим городам как раз подошли бы имена Сталинград, Калинин, Молотов, Ворошиловград и т.д. Но нет! Сталинская шайка предпочитала переименовывать в честь себя, люби­мых, старые, основанные задолго до большевиков города. Почему? У меня од­но-единственное объяснение: в глубине души даже пахан Сталин и его сообщ­ники понимали, что использование в широчайших масштабах рабского труда зэков — преступление и позор.)

Но вся ли наша «неэффективная» территория столь трудна для жизни? Бе­зусловно нет! Природные условия Читинской области мы уже разбирали. Хоть зима там суровая, но жить вполне можно. Между прочим, одним из дополни­тельных доказательств того, что Забайкалье — не Воркута и не Магадан, яв­ляется тот исторический факт, что в 1918-1921 годах там шла полномасштаб­ная гражданская война. Воевали казаки и «семейские». Казаки, имевшие не­

мало льгот и привилегий при царском правительстве, сражались за белых. «Семейские» — старообрядцы, потомки ссыльных времён Екатерины Второй, которых на протяжении многих поколений преследовали цари и господствую­щая церковь, — встали на сторону красных. В самой гражданской войне, ко­нечно, нет ничего хорошего, это страшное бедствие. Но ведь воевали-то обе стороны за землю! А значит, она того стоит.

И разве так уж непригодны для «нормальной человеческой деятельности» Братск и Илимск? Энергоресурсов — вдосталь, и притом их источник — ре­ка, а не обречённые на исчерпание газ или уголь. А пригодность этих мест для земледелия доказана ещё в XVII веке. Об этом подробно рассказано в замеча­тельной, но, к сожалению, мало кому известной книге В.Н. Шерстобоева «Илимская пашня»1.

Автор очень тщательно изучил архивы Илимского воеводства. Эта давно упразднённая административная единица охватывала земли по среднему тече­нию Ангары, её крупному притоку Илиму и верхнему течению Лены. По со­временному административному делению это северные (кроме крайнего севе­ра и северо-востока) и центральные районы Иркутской области, за исключе­нием бывшей Кежемской волости, отошедшей к Красноярскому краю. В Илимском воеводстве и сейчас климат далеко не жаркий. Он намного хо­лоднее не только по сравнению со средней полосой России, но и с такими райскими уголками Сибири, как село Шушенское («сибирские субтропики», самое тёплое место во всей Сибири, куда по блату отправили в ссылку гене­ральского сынка Ульянова). В XVII-XVIII веках, в разгар «малого ледниково­го периода», на Ангаре, Илиме и верхней Лене (как и повсюду в высоких ши­ротах Северного полушария), было заметно холоднее, чем сегодня. Тем не ме­нее русские поселенцы быстро освоили этот район и превратили его в важнейший центр земледелия во всей Восточной Сибири.

1 См.: Шерстобоев В.Н. Илимская пашня. Т. 1. Пашня Илимского воеводства 17 и начала 18 века. Иркутск: Иркутское областное государственное издательство, 1949.

В горно-таёжной местности для земледелия подходит далеко не вся терри­тория, а лишь некоторые участки. Исключаются горы, на которых почти нет почвы, заболоченные места, а также приречные луга. Луга вдоль рек крестья­не поначалу старались распахивать, но скоро убедились, насколько это нена­дёжно и опасно. Во-первых, посевы часто погибали во время половодья (как известно, недавно паводок на Лене снёс современный город Ленск), а во-вто­рых, на низменных участках возрастала угроза поздних весенних и ранних осенних заморозков. Плохи для земледелия и песчаные почвы, в которых поч­ти нет питательных веществ. Поскольку удобные для распашки земли встре­чались редко, русские крестьяне в Илимском воеводстве обычно селились ху­торами в 1-3 двора. Крупные деревни составляли исключение, да и крупными

их могли считать лишь по сибирским меркам: не больше 25-27 дворов. Но, пожалуй, оно и к лучшему: не только бар в Сибири не было, но и чиновники крестьянам не очень докучали, поскольку редко до них доезжали.

По теории Реклю — Паршева территория бывшего Илимского воеводства самая что ни на есть неэффективная: в Братске средняя годовая температура минус 2,3°С, в Илимске — минус 3,6°С. В XVII-XVIII веках климат был ещё холоднее. Но вот русские крестьяне про ту теорию не знали и вели хозяйство, руководствуясь опытом, умением и здравым смыслом. Поскольку большин­ство из них переселилось в Сибирь с Русского Севера, природные условия тай­ги для них были привычными. И неплохо получалось: в петровское время уро­жайность зерновых в Илимском воеводстве составляла в пересчёте на совре­менные единицы измерения 9-10 ц/га. Как известно, 200 лет спустя, на рубеже XIX-XX веков, в европейской части России средняя урожайность была не­сколько ниже. И Канада 100 лет тому назад уступала по урожайности Рос­сийской империи, там редко встречались урожаи выше 6 ц/га. А ведь и евро­пейская часть России, и земледельческие районы Канады имеют плюсовую среднегодовую температуру!

Но зачем ограничиваться воспоминаниями о делах столетней давности? В наше время урожаи зерновых в 9-10 ц/га типичны для таких областей евро­пейской части России, как Ивановская и Ярославская. Читатель может све­риться с климатической картой и убедиться, что там среднегодовая темпера­тура на 5-6° выше, чем в бывшем Илимском воеводстве! При этом не следует забывать, что сибирские крестьяне XVII-XVIII веков были вооружены лишь сохами, боронами, серпами да косами, а словосочетание «лошадиная сила» тогда могло пониматься только буквально.

И ведь пашенные крестьяне Илимского воеводства кормили не только се­бя и малочисленное неземледельческое население острогов (настоящих горо­дов в Илимском воеводстве в ту пору не существовало). Они ещё сдавали часть зерна (в среднем около 1/5 части урожая) государству, так сказать, в закрома Родины. Этим хлебом питались служилые люди и казаки Якутского воевод­ства, а позднее и Камчатки. И участники обеих Камчатских экспедиций В. Бе­ринга тоже ели хлеб, выращенный в Илимском воеводстве.

Но мы слишком увлеклись оценкой пригодности той или иной земли для сельского хозяйства. Конечно, для того чтобы в данной местности жило по-настоящему оседлое, устойчивое население, территория должна обеспечивать его пропитание — если не полностью, то хотя бы в основном и главном. Но та­кой вид деятельности, как добыча полезных ископаемых, вполне возможен и за пределами проживания устойчивого населения. Нефть в наши дни и со дна моря качают!

Известно, что наибольшую часть российского экспорта составляет сырьё. О том, чем это обусловлено, мы поговорим позже. Здесь нас интересует только

вклад северных регионов в российский валовой внутренний продукт, экспорт и федеральный бюджет. Как ни странно, точные статистические данные о роли различных регионов найти не просто. Мне в этом очень помог известный россий­ский экономист В.Ф. Галецкий, за что я выражаю ему глубокую благодарность.

КОМУ НА РУСИ ЖИТЬ ХОРОШО?

Перед нами официальные статистические данные о производстве валового регионального продукта по субъектам Российской Федерации. (Под «субъек­тами» здесь подразумеваются не Лужков, Шаймиев, Рахимов, Хлопонин, Аб­рамович и др. — хотя знать их реальные доходы было бы тоже интересно, — а регионы.) Надо учесть, что статистики почему-то выделяют не 89 регионов, а всего 79. Девять из 10 автономных округов, кроме Чукотского, объединены с краями и областями, в состав которых они входили в советское время. А по Чечне официальных данных вообще нет. То есть российская государ­ственная власть признаёт экономику Чечни вовсе не существующей.

С регионами у нас получается, как с отдельными гражданами. Четыре пятых из них беднее, чем Россия в среднем, и лишь одна пятая часть превосходит сред­ний уровень. Данные о валовом региональном продукте на душу населения по 16 сравнительно зажиточным регионам за 2000 год представлены в таблице 1.4.

Таблица многим покажется странной, но такова наша официальная статис­тика. Конечно, безоглядно доверять ей не стоит. Статистика не включает те­невую экономику, а последняя по величине сопоставима с официальной. Но всё же очевидно, что «прозрачная» экономика России сосредоточена в ос­новном на Севере.

Основных исключений из этого правила три: Москва, Татарстан и Самар­ская область. Однако эти исключения — кажущиеся. Валовой региональный продукт Москвы — дутая величина, он в очень большой мере складывается из доходов сырьевых компаний. Хотя они и базируются в столице, но сырьё добывают за тысячи километров от неё. Татарстан в период «парада суверени­тетов» выбил себе особый налоговый статус и платит в федеральный бюджет раза в три меньше налогов, чем остальные российские регионы. На этих-то льготах и основано шаймиевское «экономическое чудо». Наконец, в Самарс­кой области ещё в советское время отгрохали крупнейший в России автозавод. Главным образом благодаря ему валовой региональный продукт Самарской области и выглядит довольно прилично на грустном общероссийском фоне.

А теперь для сравнения таблица, в которую включены данные по 15 бед­нейшим российским регионам. Все они более чем в 2 раза беднее России в среднем.

Здесь мы наблюдаем обратную картину. В числе восьми самых бедных ре­гионов пять северокавказских республик, где достаточно тепло. Конечно, там

есть и высокогорные районы, но они малолюдны. Основная часть населения этих республик проживает в нижнем поясе гор и на «плоскости» (равнине). Далее, в списке 15 беднейших Брянская область — едва ли не самый тёплый регион среди исконно русских земель. В Сибири самыми бедными являются земли, вытянувшиеся возле её южной кромки: Алтайский край, Республика Алтай и Тува. На Дальнем Востоке беднейшей оказалась Еврейская автоном­ная область, расположенная отнюдь не в экстремальных природных условиях. Но валовой продукт на душу населения там втрое ниже, чем в Чукотском ав­тономном округе, хотя последний и находится в тундре. Недаром известный еврей-оленевод Р. Абрамович предпочёл занять пост губернатора Чукотки, а не Еврейской автономной области!

Безусловно, мы обязаны сделать существенную поправку на уровень цен. Цены на продукты питания на Севере намного выше, чем на Юге. Эта разни­ца бывает многократной. Так что было бы большой ошибкой думать, что меж­ду самыми богатыми и наиболее бедными российскими регионами существу­ют 12-20-кратные различия в уровне жизни. Разрыв в самом деле велик, но не до такой степени.

Необходима и ещё одна важная оговорка. Быть бедным на Севере гораздо тяжелее и мучительнее, чем на Юге. Не только в северокавказских республи­ках, но и в Брянской и Пензенской областях можно даже при почти полном отсутствии официальных денежных доходов кое-как прожить за счёт овощей, плодов и ягод с приусадебного участка (при условии, что он превышает прес­ловутые шесть соток). Причём та часть плодов и овощей, которую сама же семья и съедает, ни в какие исчисления ВВП попасть не может. Её просто нельзя достоверно учесть.

На Севере бедным приходится много хуже. Уже в Ивановской и Курган­ской областях прожить за счёт приусадебного участка заметно сложнее. Картошка, капуста, многие другие овощи и ягодники и там хорошо растут, но набор традиционных плодовых культур уже в значительной степени огра­ничен, да и томаты с огурцами можно вырастить только в теплице. А на Чу­котке, в Магаданской области, в большинстве районов Камчатки жить за счёт приусадебного участка вообще невозможно. Между тем бедных и там более чем достаточно, несмотря на внешне благополучные официальные цифры валового регионального продукта на душу населения. И, разумеется, на Севере любые перебои с отоплением и светом переносятся куда тяжелее, чем на Кавказе.

Но при всех этих оговорках совершенно ясно, что и современный рос­сийский экспорт, и федеральный бюджет последних лет держатся за счёт сырья, добываемого на «неэффективной» территории. Особенно показатель­ны данные по самому зажиточному российскому региону — Тюменской об­ласти. В 2000 году её валовой региональный продукт составлял 618 031,5 млн