63312.fb2 Абсолютная беспощадность... к себе! - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5

Абсолютная беспощадность... к себе! - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5

1ПРО ЖИЗНЬ И ПРО ТО, НА КОЙ ХРЕН ОНА НАМ ДАЕТСЯ

Чтобы развернуть знамена, нужно пойти против ветра.

Станислав Ежи Лец

Человеческая жизнь более чем омерзи­тельна, если она — всего лишь любовно оберегаемая частная собственность, ис­точник удовольствий.

Андрей Кочергин. «Как закалялась сталь-2»

Если вы напряжете память и нароете в ее недрах свои детские ощущения, то наверняка припомни­те, как радостно и счастливо мечталось в сопли­вом ребячестве. Мир был полон красок, он заигрывал с вами своими солнечными зайчиками, и казалось, что вся планета ждет вас, неприлично томясь в предвкушении вашего взросления. Жить мечталось вечно, и даже не по­тому, что пугала смерть — хотя реально пугала, а пото­му, что вот и живого слона еще не видел, и на Луну сле­тать не успел, и на дно океана с французским товарищем Жаком-Ивом Кусто не опускался. И все это должно бы­ло обязательно сбыться, потому что вы же планировали стать взрослым, а значит, всемогущим, как папа или ма­ма, которые почему-то не спешат на Луну (наверное, на работе сильно устают).

К сожалению, большинство людей инфантильно тя­нут за собой по жизни неистребимые детские наивно­сти, подгибая колени под тяжестью этого шлейфа, набухшего от разочарований. Мы эгоистичны и капризны, окружающие совершенно не готовы — вот уроды! — вни­кать в то обстоятельство, что нам нужно очень многое, мы хотим жить так, как мечталось в детском саду, весе­ло и беззаботно. А тут еще телевизор с его капитализмом и светскими новостями. Товарищ школьный, который овощ овощем, а вот же выбился в люди, начал вроде ларь­ки охранять, а сейчас уже и заводик какой-никакой при­купил— то ли свечной, то ли дроболитейный...

СТОП! А МНЕ!? А Я?!

Нет, ну ладно бы не образован или не умен вызываю­ще, ладно бы костюма не было или там связей каких-то важных — таки ведь все это есть! И что? Где эта потаскуха судьба, под кем задремала, почему не согласно куп­ленных билетов?! Как? Мимо уже давно, а почему не раз­будили! Остановите — я сойду!

И сходят, спиваются вполне приятные люди, вчераш­ние карапузы, умилявшие старушек у парадного. Девчон­ки, взрывавшие нам мозг своей полыхающей красотой, горбятся и становятся просто гражданками. Люди, не на­ходя чужой удачи, заявленной в глянцевых журналах, уже и не готовы оценить свою незаметную — того, что жи­вы поутру, что не загибаются от рака и не потеряли се­годня близкого человека. Что на столе есть то, что позво­лит не урчать животу и даже не думать о том, протянешь ли до зарплаты.

Мы забыли о малых формах, которыми мыслили и бы­ли счастливы наши пращуры, живущие на земле и рассуж­давшие великими категориями голода, смерти и жизни.

Современный человек превратился в комплекс по ути­лизации продуктов питания, в визитную карточку с навес­ной периферией из шмоток, машин, правильного парфюма и прочих заявочно-статусных дуростей, которые никак не влияют на болезни, не участвуют в переваривании бел­ков, жиров и углеводов и не спасают жизнь при пожаре!

Это не есть хорошо и не есть плохо, но это замыливает нам глаз и смещает район прицеливания, мы за­бываем о вечном, суетимся и треплем нервы себе и со­седним пассажирам, истерически прикидывая, чего у нас еще нет и почему именно это и есть конец света.

Да, Света, это конец!

А потом вдруг выясняем, что посадили свои батарей­ки и нам уже не хочется трахнуть пробегающую мимо хорошенькую студентку и совершенно нет сил подрать­ся с резвым люмпеном, назвавшим вас, ну, скажем, го­мосексуалистом, даже если при этом он окликнул вас пинком под вялый, грустный зад.

Ну, и зачем вам это существование? Где в нем не­истребимая диалектика, основа всех процессов, про­истекающих во Вселенной, где и как проморгали вы движение вперед и что это за «вперед» такой, если «от зарплаты до зарплаты»? Мы что — овощи в теплице, ожидающие полива с пестицидами?!

Вот уж хрен! Если человеческая жизнь не подвиг, то она теряет свою соль и перец, превращаясь в комби­корм. А человек, жрущий этот комбикорм, превращает­ся в парнокопытное, вялое и безропотное, как «детский ослик», способный в лучшем случае плаксиво всхлип­нуть и не рискующий вздрогнуть, даже если ему засу­нули в задницу дикорастущую кукурузину.

Спросите себя, если все в мире происходит не про­сто так и ваше появление на этой планете черного юмо­ра не случайно, то зачем оно и в чем прикол? Если суще­ствование Господа Бога принимается хотя бы приблизи­тельно, то чего это Он удумал?

ЭВОЛЮЦИЯ!

Именно это и есть наша жизнь, мы эволюциониру­ем от сперматозоида до гробовой доски, причем если эти изменения верны с биологической точки зрения, то они просто очевидны с нравственной!

Помните: «Кто не с нами, тот против нас!» Нет, это сказал не Гитлер.

Так вот, нет такой формы существования личности, как «неплохой человек», потому, оценивая себя само­стоятельно, мы готовы найти у себя столько милых при­вычек и умилительных черт, а при этом простить себе столько невинных шалостей и безобидных капризов, что поневоле мир станет исполнен многообразия оттенков серого, потеряв бинарную систему определения «белое/ черное», «добро/зло». А это совершенно неприемлемо хотя бы потому, что невозможно размыть до «серого» категорию «жизнь/смерть». Ужаснитесь, взглянув на ко­матозных больных!

Равновесие есть продукт борьбы хотя бы двух сил! Что-то в этом роде написал Энгельс в «Диалектике при­роды».

БОРЬБЫ!

И если жизнь не борьба, если жизнь не перманент­ный подвиг, то она просто попала не в те руки, и искрен­не жаль, что экзамен, носящий имя и фамилию новорож­денного, будет бездарно провален испытуемым.

«Какой такой подвиг и где его взять в нашем зауныв­ном ЗД4здопропащенске?» — спросите вы меня.

Для начала стоит договориться о терминах. Само сло­во «подвиг» происходит от глагола «подвигать», то есть двигать эту Вселенную к свету, сражаться, забыв о мелоч­ном, пребывая в простительной эйфории великих меч­таний.

Вопрос: если мы готовы улучшать себя, а через это и окружающий мир, то какая такая половая разница, в ка­кой точке планеты это делать? Как пребывание в отда­ленной пещере на Синае смогло помешать Илье Проро­ку, совершившему подвиг веры, когда даже Создатель удивился истовости этого Святого и послал ему псов и воронов, зализывавших его раны и приносящих хлеб в неопрятных клювах. И каким таким чудесным образом эта пещера по сей день нами вспоминается, а подвиг го­рит в наших сердцах?!

Так вот, сделать что-либо героическое для кого-либо, без сомнения, можно, но всегда и практически все чело­век делает для себя. Даже погибая на войне, защищая свою страну, он погибает ЗА СВОИ ИДЕАЛЫ И ПРИН­ЦИПЫ! ЗА СВОИ!

«...Обрети Дух мирен, и вокруг Тебя сотни спасут­ся!» — это не я сказал, а преподобный Серафим Саров­ский.

Живи в состоянии подвига, в борьбе за свои, даже не полыхающие оригинальностью нравственные цели, и по­неволе люди, тебя окружающие, начнут жить так же, как удивляющий их человек.

«Хорошим человеком быть выгодно», — заметил Фе­дор Михайлович Достоевский.

И это так, без всяких сомнений!

Искренний в своих поступках человек понятен, ста­билен и дееспособен, потому подвиг ждет его, а подвиг и подлость столь же «несовместимы, как гений и злодей­ство». Это уже Пушкин.

Улучшайте себя, познавайте себя через понятные и объективные категории поступков, принимая за «подвиг» любое хорошее дело, сделанное наперекор лени, вялости и чванному общественному мнению цивилизации потребителей. Мы просто обязаны становиться лучше день ото дня, в противном случае какое мы имеем право требо­вать от наших детей отличных оценок в школе, если еще не сдали наш собственный экзамен — тест на человече­скую состоятельность!?

Ну и кое-что из раннего.

...А теперь скажу очень интимную вещь и попро­шу оставить ее без комментариев.

Мама показала фото, сделанное в яслях, где мне полтора года. Я стою около елки, в белой рубашеч­ке, сандаликах и черной бабочке, тихий худенький мальчик с широко открытыми глазами... Я разрыдал­ся, как малахольная старушка, чего уж точно от се­бя не ожидал. Этот мальчик еще не знает, что его ждет!

Мне абсолютно не жалко себя, причем нико­гда, но до ощутимой боли жалко этого незнакомого мне ребенка, еще не подозревающего, что предсто­ит ему пережить.

Странная вещь!.. Более чем неприязненно от­носясь к себе — ведь я-то знаю, какое на самом деле я дерьмо, — я всегда уважительно отношусь к посторонним людям. Именно по этой причине я никогда не оскорбляю мужчин жалостью и снисхо­ждением. Как только они позволяют себе перейти границы дозволенного, я веду себя с максималь­ной жестокостью, дабы не дать противнику даже шанса на победу!

Мнение мое необязательно правильное.

Это был первый по-настоящему темный пери­од жизни — с жестким, реальным предательством близких и невообразимой грязью. Время, когда, бесцельно передвигаясь по улицам, с каждым ша­гом я все больше сгибался под тяжестью навалив­шейся темноты. «Почему именно со мной? Все так глупо и бездарно, похоже, сопьюсь и сдохну, голод­ный, под забором...» — и это еще не самые черные из моих тогдашних мыслей. Питер — очень мрачный и взрослый город, полный туманов, миазмов и де­прессивных флюидов, сочащихся из неопрятных ка­налов... Навстречу мне шел мужчина с суровым не­проницаемым лицом, он катил коляску, в которой сидел молодой парень — инвалид с церебральным параличом. Подросток смотрел на мир большими влажными глазами. Как от удара током, ноги мои, потеряв подвижность, вросли в землю, сердце сжа­лось в горошину. Глядя вслед удаляющейся паре, я отчетливо, невыносимо остро понял, что это и есть настоящее горе. Горе, по сравнению с которым моя собственная гибель —лишь «успокоительное сред­ство». Как можно утопать в волнах собственного эгоизма, гадить на все и всех, обвинять, хныкать, занудливо жалеть себя, даже не имея представле­ния о том, что такое настоящее горе? Ведь я имею подаренную Богом возможность вдохнуть полной грудью этот удивительный воздух, не заботясь о жи­вой крови, текущей по венам, и видя то, что мно­гие люди, гораздо более достойные, уже не увидят никогда.

Можно вспомнить еще и 1995 год. Всего пару недель назад у меня имелось более чем приличное состояние в ценных бумагах и недвижимости, и. вдруг мой милый друг, поставленный директором над всем, что я нажил, вляпывается в историю, где я теряю все!!! Все, за что бо­ролся почти пять огневых лет. Эх, знали бы вы, с кем и как боролся...

Представьте состояние человека, у которого еще не­давно был перманентно зарезервирован столик в лобби-баре «Невского паласа» и у которого уже пару лет не бы­вало меньше пяти тысяч баксов в кармане... И вдруг он понимает, что ему не на что пообедать уже сегодня! Я па­ру месяцев собирал бутылки и, мне не стыдно это при­знать, подумывал продать свою бриллиантово-изумрудную бижутерию... Не продал!

Пролежав в истерике пару недель и с ужасом глядя в потолок, я понял: ВПЕРЕД, ТВАРЬ ТУПАЯ, ИНАЧЕ СДОХНЕШЬ, СПИВШИСЬ ПОД ЗАБОРОМ! На работу меня никто не брал, дома жена и ребенок, вдруг прибе­жали неведомые кредиторы... Я в полном маразме вышел на балкон убогой съемной квартирки и стал тупо пялить­ся на дом напротив. Это был институт по адресу: улица Ушинского, 6, на стене которого было написано: «Спорт­комплекс».

ГОСПОДЬ СЛЫШИТ ТЕХ, КТО КРИЧИТ ОТ ЯРО­СТИ, А НЕ ОТ СТРАХА!

Я отрыл свое старое кимоно и побрел в этот зал. Я не шел туда работать, я шел туда сделать ХОТЬ ЧТО-НИ­БУДЬ ДЛЯ СЕБЯ! Потому что любая остановка — это бег назад! А вот хрен меня раздавишь! Вся моя тупая жизнь учит меня, что, если не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь!

Через год я уже работал в федерации дайдо джуку, а через три возглавил научно-исследовательский центр... И вот я среди вас.

Абсолютная беспощадность... по отношению к себе!

Не можешь не лупить мешок и с ужасом предпо­лагаешь, что травмы сожрут усталую тушку. Цепляйся за каждую возможность доказать, что ни хрена не со­жрут — я их сам сожру. Слабое обязано сдохнуть, усту­пая место более жизнеспособному. Лишь находясь на краю пропасти, человек боязливо оглядывается и с этой неуютной точки до рези в глазах отчетливо видит, что действительно ценно, а что всего лишь фантики от уже съеденных конфет.

Порой цепляние за жизнь подменяет саму жизнь, заставляя людей совершать мерзкие поступки, преда­вать идеалы и оскорблять себя и близких. Человеческая жизнь, возведенная гуманистами в абсолют, вполне мо­жет простить имплантацию чьей-то почки — без выяс­нения того, как ее добыли. А как же сотни больных стариков, которым не дают уйти доктора-гуманисты, продлевая агонию с помощью всяческих аппаратов? Нет уж, друзья мои, жизнь — очень трудное и тяжелое ис­пытание. Сдача этого экзамена происходит не итоговым образом, в виде бюстика над могилой, перечисления на­град Родины, званий и степеней, а каждый день. В счет идет каждое принятое решение или оброненное слово. Вот и выходит: какая разница, что у нас болит, гораздо важнее, кто мы и что есть НАША ЖИЗНЬ В НАШЕМ ПОНИМАНИИ. Это перечень удовольствий, хрониче­ское нытье или маленький подвиг, совершенный для себя самого? Реализация решения, принятого не для удо­вольствия, суетливого спасения или оправдания, а в про­цессе «селекционной работы» по улучшению себя лю­бимого. Именно любимого, а как же иначе-то!

Мне было четырнадцать лет, и я совершенно точно знал, что цель моей жизни — каратэ, засыпал и просыпал­ся с этой мечтой. Надевал на Новый год кимоно, чтобы, по приметам, провести следующий год именно на татами. До двадцати пяти лет я был просто одержим боями и боевой практикой, казалось, в мире нет ничего более ценного, чем то, во что я верю и чем живу. И вот однажды старый немец, сидя на лужайке перед своим роскошным домом, выпил пиво и обронил: «Андрей, ты умный и очень под­вижный парень. Поверь, жить дракой нельзя. Это слиш­ком просто, слишком легко и примитивно...»

Тогда все мое существо протестовало против этих слов, но уже через год, в девяносто втором, я вдруг по­нял, что есть иное применение моему образованию и способностям. Аналитическая борьба бизнесменов, ве­дущаяся в мирных целях, оказалась еще более захваты­вающей задачей, столь азартной, что все померкло по сравнению с этими тонкими переплетениями фактов, субъективного и объективного начал, воли, необходимой для принятия решения, и ужаса ожидания развязки. Здесь тоже приходилось побеждать «на зубах», давило так, что в глазах было темно. В эти пару лет каратэ ушло, казалось, навсегда, остались пара занятий в неделю по околачиванию мешка.

Но, видимо, там, за облаками, уже услышали того агрессивного мальчика и что-то такое внесли в реестр. Все, что делал я потом, подозрительно напоминало «ав­томат Калашникова». Поверьте: и IUKKK, и «Центр прикладных исследований» — все это было задумано как мое хобби — не более, то есть мне было весело и инте­ресно, а полная независимость и свобода в действиях позволили взять то, что есть, и постараться убрать все несущественное или лишнее. Помните, как у Микеланджело, — быть скульптором просто, нужно всего лишь обрубить лишний мрамор.

А сейчас вдруг получилось, что вся моя досужая пи­санина и «танцы вприсядку» с пистолетиками и ножи­ками вылились во что-то такое, что живет уже помимо меня и настырно пытается навязать мне ответственность за процесс... А это весьма настораживает мою свободо­любивую натуру!..

О чем это я? Да так — взгрустнулось. Вот вроде и с ли­ца хорош, и фигура опять же, а ни хрена лучше того, чтобы людишек калечить, и не выходит. Ну что за недоделок!..

В общем, спасибо моей Маме, Папе — очень спаси­бо, а также Коле Шеменьову, и, как это ни странно про­звучит, спасибо всем тем, кто не поленился попинать ме­ня по роже сапогом, поломать мне ребра и продать за пару тысяч долларов. Все эти люди, вне зависимости от собственных целей и задач, сделали то, что смотрит на меня из зеркала и кое-что знает об этой жизни, причем не по рассказам. Одна лишь беда — эти знания не пере­даются и не копируются. Тут как в сексе... Или закусив губу и поранив член, или глядя с прищуром на порно-сайт и намозолив потную ручонку.

Все и всегда пробуйте сами — никому не верьте. Все обстоит еще хуже, чем вам говорят!..

Враги и прочая мерзость даны нам в назидание, да­бы не быть похожими на них и укреплять свою Волю, боевой Дух и Веру.

—  А я Кочергина читал!

—  А я его два раза читал!

—  А я... А у меня... А я Ленина видел — в мавзолее!

А я вот Кочергина каждый день даже трогаю за са­мые разные места, включая самые неприличные, так что — мне теперь в себя от восторга не приходить?

— А в себе ли я? — вдруг пробубнило что-то в голо­ве. — Кто здесь?..

А потом меня из-за ваших шуточек обвиняют хрен знает в чем — даже оторопь берет, а едкие критики все разумные доводы не готовы даже рассматривать, так как они произнесены или показаны мной, существом мифо­логическим, высосанным из большого пальца отбитой но­ги. Так что, как всегда это было, так и сейчас, оттопырив грозно губы, категорически попрошу-с ни с кем меня не сопоставлять и в примеры не приводить, а то приведут и бросят — добирайся обратно, как хочешь. И вообще, у каждого человека должна быть собственная позиция и взгляды на жизнь, в противном случае мы резво превра­тимся в пугливую стайку болванов, хватающих крохи, па­дающие со стола «больших пацанов». Вот уж хрен!

Назвать наши методы стандартными — это уж слиш­ком успокаивающе. Стандартными для кого? И где хра­нятся данные стандарты? Хотя я знаю, в каком унитазе находятся наши. Я не про ущемленное в дверях самолю­бие, просто меня уже пару раз смешали с дорожной пы­лью по поводу нестандартного подхода. А почему нет? Я ведь и в самом деле постоянно твержу о необходимо­сти жить в бою, а не думать, чего бы сделать, используя имеющийся арсенал, накопил опыт преподавания, есть реально осязаемые ученики, наученные моим методом. Надеюсь, у вас все тоже получится как нельзя лучше, в крайнем случае — нет.

Другие люди тоже многое сделали, поэтому читать и смотреть следует все, хотя бы для того, чтобы убедиться в правильности вашей позиции и неправильности авто­ра. Так что разжигать книгами костры — это очень по-геббельсовски. Неприлично как-то.

Совершенно естественно, что когда я предлагаю чи­тать все подряд, то, скорее всего, гляжу на мир со своей ветки. В книгах прикладного толка право читать все под­ряд следует заслужить перед самим собой годами трени­ровок и рюкзаками реального опыта.

А ведь есть еще и так называемая критика. Что это за штука такая и что она, сердешная, преследует? Если движущие мотивы критика позитивны и он благожела­телен, то критика имеет следующие цели:

•   указать на пробелы в логике и обоснованиях при­веденных умозаключений;

•   указать на ошибки и обосновать свои умозаключе­ния в этой части;

•   не стоит забывать, что критика бывает и позитив­ной, типа «Третий концерт Рахманинова — дас ист фантастиш!»;

• чем достойнее и объективнее критик, тем значимее его замечания и уточнения.

Если же эти пунктами пренебрегают, то критика пе­рестает быть красивым словом и превращается в осви­стывание и шельмование, имея следующие отличитель­ные черты:

1. Эмоциональную составляющую, например, снисходительную иронию мэтра, снизошедшего до пояснений,

или откровенную скандальность с орошением монитора слюной.

2. Указание ошибок носит транспарантный харак­тер, типа «чего это он тут написал — ну, это же просто ха-ха!» — без собственной аргументации, без контрдо­водов и без необходимости диалога, потому что и так все ясно.

3. Безапелляционность оценки. Однажды мне остави­ли в гостевой книге такую запись: «Все каратисты — пе­дики». А мы-то этого и не знали!

Если вы всерьез перепереживаете за чьи-то промахи и не­точности, а не пытаетесь задешево пропиариться, то, не уподобляясь Герострату, спалившему храм Артемиды в городе Эфесе исключительно с целью обратить на себя внимание, с максимальной деликатностью и гипертро­фированной аргументированностью приведите доводы в пользу своей позиции и выразите надежду на диалог с критикуемой стороной.

Ну, и о «великом». Наверняка Сальери как автор более чем достоин предметной критики (кстати, слу­шал — прекрасная музыка), но вот в идеале эта крити­ка должна исходить из уст гениального современника — Моцарта, а не барабанщика из пионерской дружины.

Наличие компа, собственного мнения, желания светануться и реализовать манию величия не есть позитив­ные мотивации для критики вещей, вам во многом объ­ективно непонятных.

— Корабли по дну-то ползут, о как!..

— Да нет, бабушка, не ползут, а по воде плывут!

— Вот дурачок, да как же они поплывут, они же жалезны, как топор!

Это из книжки «В людях» Максима Горького.

Я очень благодарен тем из Учителей, с кем, несмот­ря на нервозность, мы все-таки смогли найти общий язык. Учитывая их веру в правильность собственного Пути и абсолютную противоположность моего, они бо­лезненно пережили сам факт нашего появления, что в итоге не помешало нам как профессионалам найти об­щий язык и не погрязнуть в помоях взаимных и неар­гументированных обвинений. Я очень благодарен им за то, что, несмотря на остроту нашего взаимного психо­анализа, они не сорвались на визг, так обычный в этих случаях.

А вот вам и аллегория на эту тему.

Подскакивает Илья Муромец к пещере и ну в нее орать:

— Выходи биться, Змей, твою мать, Горыныч!

Тишина.

— Что молчишь, пресмыкающееся слабохарактерное, обгадился с перепугу?!

Тишина.

—  Выходи на смертный бой, мутант трехголовый, сволочь чешуйчатокрылая!

—  Ну, смертный бой — так смертный бой, но за­чем же в задницу-то орать?

Да, есть здравый смысл в самосовершенствовании.

Это я не только о содержании, в котором разбира­юсь в достаточной мере, но и о форме, которая частень­ко мошонку плющит. Как только начинаются менталь­ные эксперименты эзотерического свойства, так я вижу полупрозрачных очкариков, которые — ни бабу трахнуть, ни в морду дать! И вот они, вместо того чтобы селектив­но заниматься собственным эволюционным процессом, кидаются в поиски тайн внутреннего мира (вы только прикиньте, каков же кишечник изнутри), где они не ина­че суть и основа этой вселенной, равноправные члены многочлена. Это дорога в никуда, потому высшей степе­нью посвящения в этой работе была и останется смерть.

А я, знаете ли, живее всех живых — я могу и про от­тягивание конца, я и матом могу. Как же легко реализо­вать то низменное, что высокомолекулярным амебам от­вратительно настолько, что хоть рот полощи. Прелесть в том, что они ищут то, что у меня давно во внутреннем кармане. Я сознательно в него не лезу, потому моя жизнь здесь и сейчас, и я нужен этому миру именно здесь и сей­час. Начни нырять в запасные ходы, могу и не вернуть­ся, хотя и принимаю очевидное определение о мерзости данного мира и полнейшей бесперспективности его из­менения... Казалось бы!

Короче, я мальчик, выросший у горящей помойки, во­лею судеб наделенный умениями и способностями, ме­ня утомляющими, иду по этой жизни ровненько, сооб­разно однажды выбранной директории и отданному са­мому себе боевому приказу.

Отсутствие выбора — что еще может так упростить движение к выбранной цели! Что может быть прекрас­ней и что более отвечает принципам «не ума» из того же дзен-буддизма!

Как всегда, утром думал о главном... И в который раз в самом интересном месте меня шандарахнуло от­кровение — недаром говорят: что-то теряешь, а что-то находишь.

В древности люди не обладали такими боевыми свой­ствами, какими обладают наши современники. Они бы­ли гораздо мельче, занятия так называемыми боевыми искусствами носили тогда эпизодический и не плановый, в сегодняшнем понимании, характер. Бойцы не могли се­бе позволить многочасовые тренировки с достаточной периодичностью. Отсутствовали элементарные средства защиты, к примеру, синай, пришедший на смену бокену, был просто революцией! «Соревнования» часто закан­чивались гибелью одного или обоих «спортсменов», опыт терялся, носителей знания, кроме обмягченных голов вы­живших старцев, не было — писанина не в счет! Да и на­счет покушать было не очень, я уж не говорю о спортив­ной диетологии и фармакологии.

Меня до глубины души поразили показанные однажды по ТВ кадры семидесятых годов про мой любимый муай тай, который выглядел как возня двух обезжиренных под­ростков, находящихся на грани голодного обморока. Как ни силюсь, не могу заставить себя поверить в подлинность кадров, где Уэсиба взмахом руки роняет пехотный взвод своих учеников. Фильмы с Оямой не впечатляют; сегодня подобное смогут сделать большинство тренированных спортсменов. И это буквально вчерашние записи, в них участвуют наши современники! Следовательно, поиски «седой бороды» в стиле как минимум необоснованны.

Из этого следует, что поиск рационального и качест­венного решения боевых или спортивных задач являет­ся единственным способом эволюции. Поиски невнятного и порой заумного прошлого пахнут нафталином!

Согласен, что в эпоху холодного оружия владение тако­вым совершенно объективно было более востребовано, чем теперь, но так я же не про оружейные комплексы пи­сывал, а про пресловутые вариации рукопашного боя.

Вы хотите примеры?

Их есть у меня!

Взять хотя бы редкий фильм «Ерои куми ути», это прародитель дзю дзюцу — бой самураев в доспехах при потере меча. Такая порнота, что диву даешься! То ли источники настолько вульгаризованы, то ли люди ранее мерли от запаха, исходящего изо рта противника.

Гранд-мастер Танимура, обративший некоторым об­разом внимание и на меня, демонстрировал старые тех­ники первых патриархов стиля дзюку кай. Запредельная заумь — я так и не понял, чем именно и как должен быть поражен противник: то ли страшным лицом, то ли мантрой.

Если все же не отвергать Гегеля, то вполне можно предположить, что боевые искусства, имеющие, скажем, пару сотен лет истории, должны диалектически эволю­ционировать. Должны изменяться технические приемы, подниматься их эффективность. С учетом срока разви­тия, живой и трепетной связи поколений современный мастер просто обязан убивать врагов мыслью, протыкать листы железа носом и удалять бородавки взглядом, а уж про то, как руками забивают сваи, а задницами роют котлованы, я умолчу.

Все, что копирует образец, движется назад, и я тут ни при чем — философия, однако!

Боец, погибший в поединке, уносил с собой, помимо ошибки, именно негативный опыт, который порой гораз­до важнее позитивного. Сейчас все проще — все живы-здоровы и дружно лупят друг друга ногами.

Мы круче, шибче и тверже, потому что у нас появи­лось свободное время для тренировок, трехразовое пи­тание и нас никто не убивает по утрам и после обеда! Ура, вот повезло!

Меня, «по честнаку», вообще удивляет то милое об­стоятельство, что вот, к примеру, я, постоянно снующий даже в закрытых архивах и библиотеках, не натыкался на Градополова, а вот про Морихея и Сосая знаю даже то, чего никогда и не было. Вот ведь павлин-мавлин — ни­когда не будет живой и раскрученной школы Быковых-Шеменьовых, и в то же время любой амбициозный японец-китаец-кореец просто обречен на успех, обладай он хотя бы первичными навыками и желанием приехать в Россию. А как же русские боевые искусства? — спроси­те вы. А таковые искусствами и остаются; реальные и, как правило, крайне скромные люди тихо преподают их по закрытым конторам и микроскопическим группам, не имея ни приличного финансирования, ни должного внимания исследователей и энтузиастов. Действительно, умом Россию не понять, а через жопу — темно.

Может, вы будете утверждать, что никто из вашего окружения ни разу не был отдубасен на бескрайних просторах нашей безумной Родины? Я не буду! Может, у меня с внешностью незадача или манеры хромают, что так часто вокруг меня что-то подобное происходит. «Чтобы быть непобедимым, достаточно не сражаться, возможность победы заключена в противнике, ее следу­ет у него отобрать». «Чем больше я знаю, тем больше я знаю, что ничего не знаю». Эти две цитаты из Китая и Греции вполне определяют миропонимание человека, отдавшего что-то около четверти века изучению обыкновенного мордобоя. Желание лезть в «учебно-методи­ческую» драку у меня отсутствует по причине нулевой мотивации, ведь драчуны — это в большинстве своем те, кто мало подрался, а досужие заявления о глубине по­знания такой тонкой темы, как поединок, как правило, напускные. Кто много говорит, тот врет. Естественно, я имел в виду болтунов, серьезно заявляющих о своих ис­ключительных боевых качествах, либо пытающихся без­основательно продемонстрировать оные в быту.

Ах, вам милее обыкновенная физкультура? Что ж, вполне разделяю эту точку зрения. Вы не собираетесь драться на улице — вот и молодца. Вы не верите в реаль­ность всех этих боевых искусств, всяких там каратэ-маратэ, пардон, я вполне разделяю ваши сомнения. Пользы от этих штучек-дрючек немного — одна тысячная процента.

Но если эта самая тысячная позволяет моей воспа­ленной голове чувствовать себя спокойнее, я готов купить ей это спокойствие, расплатившись десятилетиями тре­нировок, что вовсе не означает, что какой-нибудь мудила с «калашом» не выиграет у меня в первом раунде ле­тальным нокаутом. А ведь я десятилетия потратил и на стрельбу в том числе...

Не дает современный контактный спорт панацеи против вашего убийства, но он дает самое главное — нау­ку не сдаваться и сражаться за свои идеалы, не сдувать­ся под гнетом тещи-суки, начальника-урода, бабы-про­ститутки и соседей-маргиналов. Жизнь — крайне жесто­кое и неблагодарное времяпрепровождение, так что без тренировок в этом конкурсе не победить, если, конечно, не научиться пресмыкаться. Мелкие грызуны умеют быть невидимыми, но даже крыса становится орудием убий­ства, если наступить ей на хвост. Так что право каждого самому решать: уметь или не уметь. Я решил уметь, и хрен его знает, сумеет ли это умение оградить меня от бед и дорожно-транспортных происшествий.

Убили Костю Могилу. Я близко знал этого «гла­варя ОПГ». Причем не менее близко он был знаком и с политиками, и с офицерами из органов. Девя­ностые были странными годами...

Его гибель поставила Вовку Кулибабу в сомни­тельное положение. Дело в том, что Вовка и Костя были более чем близкими товарищами, но при­мерно за полгода до гибели Костя очень странно повел себя по отношению к Володе, и они практи­чески перестали общаться. Хуже нет врага, чем бывший товарищ... Подозрение в убийстве сразу пало на Вовку.

Менты, контора, ворье и питерские блатные — все хотели урвать кусок от могилинской империи, все хотели видеть раздавленного Кулибабу.

Мы сидели у Вовки дома в «ленинской комнате», где он не без юмора собрал бюстики Ленина, вым­пелы, вручаемые победителям соцсоревнований, и пионерские грамоты.

— Как меня все достали! Менты на радостях об­лаву за облавой устраивают и даже не скрывают, кто все это проплачивает, ворье круги над головой нарезает, как падальщики, конторские вопросики задают такие, что даже не смешно. А главное — знаю, кто за всем этим стоит и даже сколько тра­тит на эти кровопускания. Как руки чешутся, аж в носу щиплет!

— Ты знаешь, Вовка, единственно важное, что я понял в этой сраной жизни, — это то, что дерьмом грязь не вымыть. Мы солдаты и сражаемся с откры­тым лицом. Отвечать подлостью и интригами на ин­триги и подлость — становиться тем, кого презира­ешь. Так вот...

ОНИ ЗАЕ...УТСЯ ДЕЛАТЬ НАС ПОХОЖИМИ НА СЕ­БЯ! И НЕТ НИЧЕГО ВАЖНЕЕ В ЭТОЙ СИТУАЦИИ, ЧЕМ НЕ ПРЕВРАТИТЬСЯ В ПОДОБИЕ СВОЕГО ПОДЛОГО ВРАГА, ПОТОМУ БОГ СМОТРИТ НА НАС И НЕ БЕЗ УЛЫБКИ ВЫЯСНЯЕТ, КТО МЫ НА САМОМ ДЕЛЕ!