Семья и команда – прежде всего
Будь верен людям
Встречай возникшие проблемы лицом к лицу
Деньги – инструмент для достижения цели
Подбирай надежных людей и цени их таланты
Однажды вечером на Ямайке, чуть севернее Кингстона, я сидел на пляже неподалеку от бара, слушал Боба Марли и потягивал пиво. В море стая пеликанов ловила рыбу. Они ныряли по очереди, один за другим пикируя в центр косяка. Казалось, пеликаны работают как слаженная команда, где каждая птица получает свою долю добычи. Моя семья живет так же – как тесно спаянная команда. Virgin – тоже одна большая семья. Сейчас у нас пятьдесят тысяч сотрудников, но каждый член команды для меня важен и значим.
Идея активной работы в коллективе корнями уходит в мое детство. Мама всегда старалась чем-то занять всех нас, детей. Если кто-то пробовал открутиться, она обвиняла его в эгоизме. Времени на игры у нас хватало, но мама считала, что играть с определенной целью полезнее, чем просто дурачиться, – поэтому вместо возни с игрушками мы ездили верхом, играли в теннис или гоняли на велосипедах.
Во время одной из воскресных служб в церкви, вместо того чтобы сидеть рядом с мальчиком, гостившим в те дни у нас, я потихоньку перебрался на скамью к своему лучшему другу Нику. Мама была вне себя от гнева. «Гость есть гость, – сказала она, – и гостеприимство важнее всего остального». Она требовала, чтобы мне задали порку. Папа не стал этого делать. Закрыв двери своего кабинета, он ударял ладонью о ладонь, производя вполне убедительные звуки, а я выл достаточно громко, чтобы маме было слышно. Папа подолгу пропадал на своей адвокатской работе, так что воспитанием детей в основном занималась мама. Но они вместе формировали наши характеры, и я по сей день прекрасно лажу с ними обоими.
Ты можешь быть связан крепчайшими узами дружбы с человеком и все-таки с ним не соглашаться. Если вы действительно близки, то разногласия не изменят этих отношений и вы останетесь друзьями. Когда Ник решил поинтересоваться, как мы с Джонни управляемся с журналом Student, он пришел в ужас. Сказать, что это был хаос, значит ничего не сказать. Нашим «банком» служила старая жестяная коробка из-под печенья, стоявшая на виду у всех. Когда нам нужно было платить по счетам, мы пересчитывали деньги в коробке – надо ли говорить, что частенько их оказывалось недостаточно. Похоже, мы были в хроническом минусе. Я знал, что Ник здорово умеет управляться с деньгами, и уговорил его отказаться от поступления в университет, а вместо этого присоединиться к нашей работе. Он вынул деньги из жестяной коробки и открыл нормальный счет в банке. Счета оплачивались более или менее вовремя, и напряжение немного спало. Student в основном продавали добровольцы из школ и университетов, так что выручка частенько проплывала мимо нас. Огромной заслугой Ника стало то, что он сумел организовать вполне приличную сеть распространения.
К великому облегчению измученных родителей Джонни, Ник нашел для нас большой дом в самом центре Уэст-Энда, куда мы смогли перебраться из нашего полуподвального «офиса». Вскоре мы уже жили как развеселая коммуна хиппи, а на разбросанных на полу матрасах спало порой человек сорок. Официально дом принадлежал моим родителям, и я поначалу думал, что при виде всей этой оравы их хватит удар – однако вопреки моим опасениям они даже помогали нам.
Часть наших доходов я пустил на то, чтобы открыть студенческую консультацию в часовенке, которую нам выделила располагавшаяся по соседству церковь Св. Мартина. Студентов и школьников консультировали по вопросам съема жилья, венерических болезней, абортов (которые в те времена сделать было практически невозможно) и попыток суицида. Это было серьезным делом, и я гордился тем, чего мы достигли. Мне казалось, что все идет великолепно, так что можете себе представить мой шок, когда в один прекрасный день я уселся за свой стол – точнее, мраморную надгробную плиту – и обнаружил на нем служебную записку для сотрудников, которую Ник оставил по ошибке. В ней говорилось, что меня надо отстранить от дел и взять управление журналом в коллективные руки.
Я воспринял это как предательство, но тут же понял, что мне нужно развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов и избавиться от Ника, несмотря на то что с самого детства он был моим лучшим другом. Я отвел его в сторону и сказал:
– Людям не нравится то, что ты задумал. Они приходят и говорят мне об этом.
Я испытывал огромную горечь, но внешне сохранял спокойствие и вел себя так, как будто знал все детали.
Для Ника это был шок. Сказать ему было нечего. Я добавил:
– Послушай, Student – это вся моя жизнь. Мы можем оставаться друзьями, но думаю, тебе надо уйти.
Ник смутился.
– Прости, Рики, – сказал он. – Мне казалось, что так будет лучше.
Он ушел из журнала, поступил в университет, и мы остались друзьями. Это была моя первая в жизни серьезная стычка. Конечно, больше всего меня расстроило то, что она произошла между мной и моим лучшим другом. Но, идя навстречу проблеме, я предотвратил худшее развитие событий. Урок, который я получил, заключался в том, что всегда следует выкладывать карты на стол. Тогда любой конфликт с товарищем или коллегой можно уладить по-дружески до того, как он разгорится в полную силу.
Student продолжал расти, но без Ника поток денежных средств стал неуправляемым. Я понял, что нам нужен новый источник дохода. Звукозаписью мы начали заниматься почти случайно. Говорю «почти», потому что музыка в нашем офисе звучала постоянно, но я был слишком занят телефонными разговорами и относился к ней просто как к фону. Но я всегда внимательно слежу за происходящим, поэтому в те годы не мог не заметить, что подростки тратят значительную часть своих денег на покупку грампластинок. Когда правительство отменило соглашение о поддержке розничных цен, попросту говоря, закрыло картель, который устанавливал жесткие цены, магазины грамзаписи и не подумали продавать свой товар дешевле. Я сразу же увидел открывшуюся возможность и дал объявление в своем журнале о почтовой рассылке грампластинок по дисконтным ценам. Реакция была ошеломляющей.
Тогда я этого не понимал, но это и было началом Virgin. Мы раздавали на улице бланки заказов, а уже через день-другой к нам стали поступать целые мешки с заказами, к которым были приложены чеки, а то и просто наличные. Бизнес рос на глазах, я уже не справлялся в одиночку и поэтому дал Нику шанс вернуться в команду, предложив ему сорокапроцентную долю в рассылочном бизнесе. Он не держал зла и снова вошел в игру. Несмотря на то что мы уже избавились от жестяной коробки, деньги все равно оставались для нас постоянной проблемой. Ник решал ее, снижая расходы и умело управляясь с кредиторами.
Он говорил:
– Задержка не страшна, если ты в конце концов оплачиваешь счета.
Рассылочный бизнес процветал, но Student отнимал слишком много времени. Другой проблемой стало движение денежных средств. Выручка от распространителей поступала с таким опозданием, что мы постоянно были по уши в долгах. Я попробовал продать свой журнал компании IРС – в то время одной из крупнейших издательских групп в Великобритании. Они хотели, чтобы я остался главным редактором, и спросили, какие у меня планы. Я, как всегда, был полон идей, которыми и поделился с ними. Думаю, члены совета директоров испытали шок, ознакомившись с моими более чем экстравагантными планами на будущее. Я говорил о недорогих банках для студентов, о студенческих ночных клубах и отелях. Я сказал, что нам надо обзавестись железнодорожной компанией, а когда добрался до недорогой авиалинии, в их глазах явно читалось, что они считают меня сумасшедшим.
– Мы сообщим вам о нашем решении, – сказали они, подводя меня к дверям. – Не звоните. Мы позвоним сами.
Я часто думаю: а как сложились бы дела, если бы члены совета директоров IРС прислушались к моим словам? Может быть, сегодня они, а не Virgin были бы владельцами авиалиний и поездов?
Таков был финальный аккорд моих гигантских планов для Student. Зимой 1971 года все мои мечты едва не разрушились. Виной тому – национальная забастовка почтовых работников. Наш рассылочный бизнес замер в одночасье. Но вместо того чтобы торжественно и скорбно пойти ко дну, как это сделали многие другие компании, мы ощутили прилив энергии и решили открыть наш собственный магазин грампластинок. У меня появилась новая цель. Мы фонтанировали мириадами идей. Мы хотели, чтобы магазин стал тем местом, где могла бы встречаться студенческая молодежь, – так оно и получилось. Обстановка в магазине была простенькая, но у нас имелись все классные пластинки по дисконтным ценам, и мы обещали покупателям разыскать для них и раритеты – по той же цене.
Интуиция всегда помогала мне в жизни. Так было и в тот день, когда Саймон Дрейпер, мой кузен из Южной Африки, появился в офисе Virgin. Учась в университете, он одновременно работал в газете South African Sunday Times, так что журналистика оказалась нашим общим увлечением. Но еще в больший восторг я пришел, узнав, что он помешан на музыке и часами способен говорить о таких группах, как The Doors.
– Ты должен работать с нами, – сказал я.
Он начал с должности закупщика грампластинок для магазина Virgin и поступавших по почте заказов, в конце концов став главой отдела Virgin Music по работе с артистами. Он умудрялся заключать контракты с самыми яркими звездами. В тот первый день я сказал ему, что у нас есть одно правило.
– И что же оно собой представляет? – спросил Саймон.
– Это правило Энди Уильямса, – сказал я с непроницаемой физиономией. – Ни при каких обстоятельствах у нас не должно быть дисков Энди Уильямса[14].
– Уж с этим я как-нибудь справлюсь, – ответил он, расплывшись в улыбке.
Следующим нашим шагом было открытие студии звукозаписи. Я хотел, чтобы она стала тем местом, где люди могли бы встретиться и поразвлечься. В начале семидесятых студии звукозаписи в основном располагались в Лондоне, и там царил такой же порядок, как в любом деловом офисе, – обычная рутина с девяти до пяти. Музыкантам такая обстановка явно противопоказана. Им вовсе не улыбалось играть с девяти часов утра. Кроме того, каждая рок-группа тащила с собой свою собственную аппаратуру и инструменты. Нашим козырем должно было стать то, что мы предоставляли бы музыкантам абсолютно все – от ударных установок до усилителей. Я решил поискать большой дом за городом, где мы все могли бы жить большой и счастливой семьей.
Я пришел в восторг, увидев объявление о продаже замка всего за две тысячи фунтов. Это было практически даром. Я влюбился в идею покупки замка. В мечтах мне виделось, как группы вроде The Beatles и The Rolling Stones приезжают туда, чтобы записать новые альбомы. Полный надежд и грандиозных планов, я поехал в Уэльс, чтобы увидеть все своими глазами. Увы, замок моих снов торчал прямо посреди новых жилых кварталов. У него не имелось даже своего отдельного участка земли, и было ясно, что рок-музыканты не станут здесь записываться и просто отдыхать. Мечта испарилась. Но я не хотел возвращаться с пустыми руками. На обратном пути в Лондон пролистал какой-то глянцевый журнал и увидел в нем объявление о продаже старой усадьбы неподалеку от Оксфорда. Не замок, конечно, но, может быть, подойдет и она?
Я ехал по узким дорогам в стороне от перегруженных трасс. Дорога шла вдоль аллеи с деревьями. В конце ее стоял дом. Увидев старую усадьбу, я с первого взгляда в нее влюбился. Утопая в лучах предзакатного солнца, дом стоял в глубине парка. Куча комнат. The Rolling Stones и The Beatles имели бы по собственному флигелю! Все было великолепно. Вне себя от возбуждения я позвонил риелтору.
– Тридцать пять тысяч фунтов стерлингов, – сказал он.
– А можно ли сбросить немного? – спросил я.
– Чтобы продать быстрее, мы можем согласиться на тридцать тысяч фунтов. Это почти даром.
Почти даром. Почему бы и нет – если у тебя есть такие деньги. Но я-то рассчитывал максимум на пять тысяч. Требуемая сумма настолько превосходила мои возможности, что не имело никакого смысла даже пробовать раздобыть деньги. Но я был обязан попытаться осуществить свою мечту.
Впервые в жизни я надел деловой костюм с галстуком и начистил до блеска свои старые школьные туфли. Я хотел произвести должное впечатление на менеджеров банка и убедить их в том, что мне можно ссудить деньги. Позже они рассказывали мне, что как только увидели костюм и начищенные туфли, то сразу поняли: у меня серьезные финансовые проблемы. Я продемонстрировал им бухгалтерские книги нашего магазина и рассылочного бизнеса – и был поражен, когда они предложили мне ссуду на двадцать тысяч фунтов. В 1971 году это были огромные деньги. Никто и никогда прежде не одалживал мне такой суммы. Это наполнило меня гордостью. Я почувствовал, что проделал большой путь всего-то за пять лет – с тех пор, как висел на школьном телефоне-автомате, пытаясь найти рекламодателей для своего журнала. Но в любом случае двадцати тысяч было мало.
Оставалась надежда на то, что помогут родные. Они всегда меня поддерживали. Я понимал и тогда, и сейчас, насколько это важно – особенно в самом начале пути. В свое время родители открыли небольшие траст-фонды для меня и моих сестер. К своему тридцатилетию каждый из нас получил бы две с половиной тысячи фунтов. Я спросил родителей, можно ли мне снять свои деньги сейчас. Они тут же согласились, но отец поинтересовался:
– Тебе все равно не хватает семи с половиной тысяч. Где ты их возьмешь?
– Не знаю, – признался я.
– Сходи на ланч к тете Джойс, – сказал отец. – Я сообщу ей о твоем визите.
Тетя Джойс была той самой моей тетей, которая поспорила со мной на десять шиллингов, что я не научусь плавать. Отец, как и обещал, позвонил ей заранее и рассказал о моей мечте купить приглянувшуюся усадьбу. Она согласилась одолжить мне деньги, с тем чтобы я вернул их с процентами, но только тогда, когда смогу себе это позволить. Я начал бормотать слова благодарности, но тетя Джойс жестом остановила меня:
– Слушай, Рики, я не дала бы тебе этих денег, если бы не хотела. Для чего вообще существуют деньги? Для того, чтобы что-то делалось. И потом, – добавила она с улыбкой, – я знаю, что ты упорен в достижении цели. В конце концов, ты выиграл те десять шиллингов в открытом и честном споре.
Ее слова продолжали звучать в моих ушах, когда я поехал забирать огромный ключ от своей усадьбы. Деньги существуют для того, чтобы что-то делалось. Я был убежден в правоте этих слов тогда – уверен и поныне. И я знал, что без помощи своих родных не держал бы сейчас в руке этот большущий старый железный ключ. Я не знал одного: у тети Джойс не было семи с половиной тысяч фунтов. Она верила в меня настолько, что взяла ссуду под залог собственного дома. Скажу лишь, что я вернул ей все – до последнего пенни.
Прошло еще тринадцать лет, наполненных постоянным трудом, напряжением, но и весельем, прежде чем мы запустили Virgin Atlantic. Без помощи семьи, друзей и сотрудников этого никогда бы не произошло. Когда мы летели в Нью-Йорк, в самолете сидели члены моей семьи и мои друзья – люди, которые так много значили в моей жизни. Глядя на гордые и счастливые лица своих родных, я думал о том, что это они помогли мне стать в жизни тем, кем я стал.
Я усвоил простую истину: талант должен вознаграждаться. Даже если человек принят на работу для выполнения каких-то конкретных обязанностей, но при этом способен генерировать интересные идеи или делать что-то еще, дайте ему возможность это делать. Поэтому я часто спрашиваю совета у случайных людей – на улице, в самолете или поезде. Говорят, что один обычный человек обладает гораздо большим здравым смыслом, чем целая толпа важных боссов, – и это правда. Хороший пример тому – Кен Берри, который начинал клерком в одном из наших магазинов грампластинок. Его работа заключалась в подсчете кассовых чеков, но вскоре он уже занимался самыми разными делами. Когда мне требовалась какая-нибудь информация – любого рода, – я обращался к Кену. Казалось, он знал все и обо всем. Сейчас люди пользуются Google или Yahoo. Мы просто спрашивали Кена.
У него были две прекрасные черты характера: умение сходиться с людьми и отсутствие раздутого самомнения. Мы обнаружили, что Кен легко находит общий язык с кем угодно: от суперзвезд до их адвокатов. Вскоре он уже работал с контрактами. Было очевидно, что, оставшись клерком, Кен погубил бы свой талант, а так он вошел в нашу небольшую, но сплоченную группу менеджеров Virgin. Со временем Кен Берри занял кресло генерального директора Virgin Music, а когда я продал ее компании ЕМI, он остался на своем посту.
Я не всегда следовал советам Кена. Однажды, когда мы расширялись слишком активно, а деньги практически кончились, я созвал экстренное совещание. В то время лидером наших продаж был альбом Майка Олдфилда Tubular Bells. Доходы, которые он приносил, финансировали практически всю нашу деятельность. Но срок контракта с Олдфилдом истекал, а для его продления Майк требовал более высоких гонораров. Я был с ним абсолютно откровенен и рассказал, что все суммарные доходы Virgin Music были меньше того, что зарабатывал он.
– Почему? – спросил Майк.
Мне пришлось объяснить, что многие рок-группы вообще не приносят нам ни пенса.
– Значит, я финансирую всю вашу деятельность? – спросил он.
Я кивнул.
– В общем и целом.
Мне казалось, Майку будет приятно узнать, скольким музыкантам он оказывает поддержку. Но его это явно разозлило.
– Я не собираюсь дарить вам деньги, чтобы вы тратили их на всякий хлам, – заявил он. – Вы в состоянии платить мне больше.
На экстренном совещании я сказал, что мы все поставили на одну лошадку. Нам нужны были новые музыканты и певцы. Мы нуждались в новых хитах, чтобы более равномерно распределить риски и позволить компании расти.
Кен Берри уже проделал свои расчеты.
– Для меня очевидно, что нам надо избавиться от всех исполнителей, кроме Майка Олдфилда, – сказал он.
Я знал, что мы могли бы потихоньку продвигаться вперед и зарабатывать на одном Олдфилде, но меня беспокоило, что мы навсегда останемся маленькой компанией. А если его пластинки вдруг перестанут продаваться, мы тут же пойдем ко дну. Я сказал Кену, что нам нужен контракт с новой группой, причем немедленно. Тогда у меня родилась хорошая фраза: «Нужно расти, чтобы перерасти проблему».
Чтобы как-то сэкономить деньги, мы урезали все расходы до предела. Продали свои автомобили. Закрыли бассейн в нашей усадьбе. Не платили зарплату самим себе. Но все это как раз оказалось несложно. Куда сложнее было терять музыкантов и сотрудников. Но, чтобы выжить, нам пришлось пойти и на это. Мы вынырнули из пучины, подписав контракт с Sex Pistols. Мы страшно рисковали. Ведь до нас эту группу покупали – и тут же продавали снова – все крупные фирмы грамзаписи, потому что управляться с этими ребятами было совсем нелегко. Но они и должны были быть хулиганами, они же были первой группой, игравшей панк-рок, – а это течение становилось модным.
Тогда же произошла и довольно забавная история. Когда мы расторгли контракт с Дейвом Бедфордом, автором прекрасной музыки, он написал нам чрезвычайно любезное письмо, отмечая, что входит в наше положение. Письмо было на нескольких страницах – вежливое, дружелюбное, участливое. В то же самое время он написал и Майку Олдфилду, на этот раз поливая меня самыми последними словами. Однако, запечатывая письма, бедняга Дейв перепутал конверты!
Меня часто спрашивают, как я могу тратить столько времени на поиски приключений по всему белу свету. Мой ответ таков: я научился передавать полномочия другим. Когда ты уже подобрал надежных людей, то можешь полностью доверить им дела. Ты знаешь, что и в твое отсутствие все будет идти как надо. В 1987 году, в самый разгар битвы за покупку ЕМI, мне пришлось срочно удрать. До этого я уже дал согласие лететь с Пером на монгольфьере через Атлантику, и погода была в самый раз. Если бы мы отложили полет, то второго шанса могло и не представиться. Я уехал, зная, что оставил для переговоров абсолютно надежных людей. Однако ввиду того что риск погибнуть в полете был достаточно высок, переговоры отложили до моего возвращения – если я вообще вернусь.
Биржевой ураган октября 1987 года смел все наши мечты о покупке ЕМI. Биржа лопнула, и наши акции полетели вниз. Банки не верили, что дела пойдут на поправку, и не давали никаких ссуд. В конце концов мы были вынуждены забыть об ЕМI. Ирония судьбы: во время «грязной войны» с British Airways, когда я пытался удержать свою авиалинию на плаву, мне пришлось продать той же ЕМI свою собственную Virgin Music за полмиллиарда фунтов стерлингов. Это был один из самых печальных дней в моей жизни. Я помню, как шел по Оксфорд-стрит после того, как контракт о продаже был подписан, когда увидел рекламный постер газеты Evening Standard у журнального киоска. Крупными буквами на нем значилось: «БРЭНСОН ПРОДАЕТ VIRGIN MUSIC ЗА 510 МИЛЛИОНОВ ФУНТОВ НАЛИЧНЫМИ!» В тот момент до меня по-настоящему дошло, что случилось. Я остановился как вкопанный, а глаза мои наполнились слезами. Но в бизнесе порой приходится принимать очень болезненные решения. Если бы авиалиния пошла ко дну, сотни людей потеряли бы работу. Эти полмиллиарда долларов обеспечили нашу финансовую безопасность на очень долгое время, позволив мне раскручивать новые предприятия. В безопасной ситуации оказалась и Virgin Music. Мы все выжили – а это и было самым главным.
Если вы спросите, во что я верю больше всего, отвечу: в свою семью. Это мое кредо. Я знаю, что иногда люди расходятся, – такое случалось и со мной. Я знаю, что некоторые люди живут в одиночестве. Но близкие друзья – это ведь тоже семья. Нам всем нужны поддержка и взаимовыручка. И хотя я научился твердо стоять на собственных ногах, без преданности и поддержки родных и друзей ничего бы не добился.
Энди Уильямс, суперзвезда благопристойной эстрады тех лет, воплощал для нового поколения музыкантов и рок-фанатов все то, чем они не хотели быть. Прим. пер.