– Скоро поговорим, – обещает мне Дэнни и садится в автобус.
Джошуа складывает руки на груди, как вышибала в ночном клубе.
– Что все это значит? – спрашиваю я.
Он качает головой.
Хелен и мистер Бексли отъезжают в своих «порше» и «роллсе», чтобы встретить нас на месте. Конечно, они не станут участвовать в сплочении коллектива. Нет, они будут сидеть на балконе, оглядывая сверху пейнтбольный парк, пить кофе и ненавидеть друг друга до самых кишок.
– Пошли, – говорит Джошуа и запихивает меня в автобус.
Там осталось только два места, и они впереди. Джошуа зарезервировал их стопкой планшетов для бумаг. Дэнни высовывается в проход и с сожалением пожимает плечами.
Джошуа отправил всем нам серию мейлов с инструкциями – в обед переодеться в какую-нибудь простую старую одежду, которую не жалко испортить. На мне облегающие джинсы и растянутая винтажная футболка с Элвисом. Раньше ее носил мой отец. Толстый Элвис в комбинезоне с микрофоном у рта. Она свободно сползает с моего плеча. Я старалась подражать виду Кейт Мосс на музыкальном фестивале. Когда меня увидел Джошуа, судя по его лицу, можно было заключить, что моя попытка окончилась полным и трагическим провалом. Тем не менее он задержал взгляд на изумрудно-зеленой лямке моего спортивного лифчика. Это я знаю точно.
Сам Джошуа тоже переоделся. Пока он, как продавец в магазине, аккуратнейшим образом складывал у себя на столе свою черную деловую рубашку, я поймала взглядом собственное отражение в стене по диагонали от Джошуа: маска идиотского вожделения с отвисшей челюстью. Во-первых, Джошуа был одет в джинсы – рваные и сильно заношенные, с пятнышками небесно-голубой краски. Когда он садился, штанины натягивались на бедрах. К этим джинсам у меня нет претензий.
Затем, на нем футболка. Мягкий, полупротертый хлопок растекается по торсу, когда Джош нагибается. Бугры мышц, которые играют под этой футболкой… Рукава, очерчивающие мускулы, вызывают у меня… А от его плоского живота я… Кожа золотистая, как…
– Могу я тебе чем-нибудь помочь? – Он оглаживает рукой футболку.
Мои глаза скользят вслед за ней. Мне хочется положить эту футболку в миску и съесть ее десертной ложечкой.
– Никогда не думала, что ты наденешь… – Небрежным жестом я машу в сторону его сказочного торса.
– Ты думала, я буду играть в пейнтбол в чем-нибудь от Хьюго Босс?
– Хьюго Босс? Это не они разработали нацистскую униформу?
– Люсинда, клянусь… – Он закрывает глаза почти на целую минуту, пощипывает переносицу.
Могу поспорить, он силится не рассмеяться или не закричать.
Навожу на него взгляд, высовываю язык и произвожу звук:
– Др-р-р-р-р…
Он не раскалывается. Потерпев поражение, я поворачиваюсь и оглядываю спинки сидений, пока не нахожу лохматую голову Дэнни. Мы машем друг другу и делаем одинаковые лица, чтобы показать, как недовольны оба сидящими рядом с нами. Потом до меня доходит, что мои сиськи – в нескольких дюймах от головы Джошуа, и я сажусь нормально.
– Ты и он? Это выглядит жалко. – Джош раздражен.
Его слова глубоко задевают меня. Жалко! Он уже называл меня жалкой! Мы совершили круг и вернулись ровно в то место, где нам комфортнее всего. Я размышляла, как будут складываться наши отношения после поцелуя, после слез, боли в его глазах. Извинений. Тишины, которая заполняла с тех пор все дни.
Судя по поведению Джошуа, мы снова вернулись к ненависти, и я больше так не могу. Не могу продолжать в том же духе. Это слишком тяжело. То, что раньше происходило легко, как дыхание, теперь превратилось в тяжелые бои. Я так устала. Мне от этого больно.
– Конечно. Я жалкая. – Я смотрю на дорогу впереди, а тем временем начинается игра в гляделки, односторонняя. Я игнорирую его. Нас никто не видит, кроме женщины за рулем, но ее внимание привлечено к ситуации на дороге, так что она нами не интересуется.
– Печенька… – (Я не реагирую.) – Печенька…
– Не знаю никого с таким именем.
– Поиграй со мной минутку, – шепчет он прямо мне в ухо.
Я поворачиваю к нему лицо и, стараясь не сбиться с дыхания, говорю:
– Отдел кадров.
Лицо Джоша так близко к моему, что я ощущаю вкус его дыхания, горячую мятную сладость. Различаю тонкие полосочки в его радужках, крошечные неожиданные сполохи желтого и зеленого. Но больше всего там голубых искр – много, как звезд в галактиках.
– Твои розы все еще живы?
Есть ли что-то такое, чего не знает этот мужчина? Я стараюсь не замечать, что наши локти тихонько трутся один о другой. Локти не эрогенны. По крайней мере, я никогда не думала, что они могут такими быть.
– От кого ты о них узнал?
– Ну, всем известно, что Дэнни Флетчер – мужчина твоей мечты. Розы и все такое прочее. Ланчи на двоих при свечах на офисной кухне. – Он смотрит на мои губы, и я их облизываю. Он смотрит на лямку моего лифчика, и я свожу колени.
– Кто твой информатор?
Глаза Джошуа темнеют. Зрачок поглощает голубизну, и я вспоминаю его глаза в лифте. Глаза убийцы. Страстные. Полупомешанные.
– Внутренний источник? Как у журналов для сбора сведений о знаменитостях? Ты разве знаменитость, Люсинда?
– Мне непонятно, откуда такая осведомленность.
– Я проницательный. Я все знаю.
– Ты знаешь, что у меня в спальне стоят розы. Откуда? Читаешь язык тела? Мысли? Ты такой гадкий! Наверное, подсматривал за мной через окно с помощью телескопа.
– Может, у меня квартира напротив твоей.
– Тебе этого хотелось бы, лазутчик. – Я начинаю ощущать, как на спине выступают первые капельки пота. Если так, я, вероятно, сама готова посидеть в темноте, вооружившись биноклем.
– Ну так что? Они живы?
– Завяли. Мне пришлось выбросить их сегодня утром.
Его ладонь скользит по моей руке – медленно, мягко. Она очень холодная. Я смотрю на лицо Джошуа. Выражение хмурое по умолчанию.
– Ты горячая.
– Да, это всем известный факт, – говорю я с сарказмом и убираю руку.
Автобус заворачивает за угол, и мое зрение затуманивает легкая волна головокружения, начинает подташнивать. До настоящей тошноты дело не доходит. Возможно, мое тело реагирует на стресс, вызванный подачей заявки на новую должность, поцелуем и убийственным блеском в глазах Джошуа.
– Ждешь не дождешься, когда тебя пристрелят?
Я беру себя в руки и выдаю лучшую отповедь, на какую способна:
– Я собираюсь уничтожить тебя. Игрой в ненависть. Ты против меня. Только так можно покончить с этим.
– Верно! – резко бросает Джошуа, поворачивается и встает на колени на своем сиденье, чтобы обратиться к коллегам.
Все неохотно прерывают разговоры, и я чувствую – зреет бунт.
Я тоже встаю на колени и машу рукой. Все улыбаются. Хороший маленький коп, всеми презираемый коп. Отмечаю, что гаминовцы сидят слева, а бексливцы – справа.
– Сегодня у вас будет шесть сложных задач, – начинает Джошуа.
– Семь, если включить в список его, – говорю я и получаю в ответ несколько дешевых смешков.
Джошуа хмуро косится на меня:
– Шесть команд по четыре человека. Каждое новое задание вы будете выполнять в другой группе. Цель – познакомиться с коллегами в отличном от офисного окружении и в процессе активных действий. В командах вы должны выработать стратегию и первыми захватить флаг. – Лица остаются безучастными, и Джошуа тяжко вздыхает. – Серьезно? Никто из вас раньше не играл в пейнтбол? Вы будете пытаться захватить флаг, опередив команду-соперника. Основное правило – не стрелять в следящих за флагами. А также в лицо и в пах друг другу.
Черт, это именно то, о чем я мечтала.
– Мэрион, Тим, Фиона, Кэри – вы будете судьями. Ваша задача – оценивать, как идет игра, с удобной позиции рядом с флагом. Начисляйте людям очки, если хотите.
Я немного удивлена. Трудно представить себе этих четверых перемещающими свои грузные, усталые, болящие, стареющие тела вдоль края пейнтбольной площадки. Мэрион и Кэри, сознавая собственную важность, кивают друг другу, а Джошуа тем временем передает назад четыре планшета. Мне хотелось бы, чтобы он обсудил все это со мной. Сейчас он полностью контролирует ситуацию, и мне это не нравится.
– По окончании игры мы соберемся на смотровой площадке, выпьем кофе и обсудим, что узнали друг о друге за этот день. – С этими словами Джошуа сползает обратно в кресло.
– Есть вопросы? – Я поворачиваю голову туда-сюда; поднимаются несколько рук.
– Нам дадут комбинезоны?
Джошуа бубнит себе под нос то-то вроде «гребаные придурки». Я отвечаю экспромтом:
– Вы все получите защитный костюм и шлем, который прикроет глаза и лицо. – Чувствую на бедре сквозь футболку вздох Джошуа.
– Да, – указываю я на вопрошающего, и Энди опускает руку.
– Больно бьют пейнтбольные шарики?
– Очень, – отвечает Джошуа со своего места.
– Помните, ребята, цель не в том, чтобы нанести вред друг другу. – Я бросаю взгляд на Джошуа. – Не важно, как сильно вам этого хочется!
– Вы двое будете на противоположных сторонах? – спрашивает кто-то с задних рядов, вызывая смех.
Наша репутация ненавидящих друг друга, похоже, несколько вышла из-под контроля, и большей частью по моей вине. Я вечно отпускаю шуточки по поводу своей неприязни к Джошуа.
– Это придумано для того, чтобы мы сдружились. Мы все в разные моменты попадем в противоборствующие команды, будем то соперниками, то союзниками, как на работе. Даже мы с Джошуа сегодня будем заодно. В любом случае приз хорош! – Все выпрямляют спины и садятся прямо.
– Приз, – громко прерывает меня Джошуа со своего места, – дополнительный день к отпуску. Правда-правда – оплачиваемый отгул. Но вы должны его заработать, демонстрируя выдающийся вклад в успех своей команды.
В автобусе поднимается гвалт голосов. Отгул. Увольнительная из тюрьмы. Эти слова разнеслись над их головами, как звон латунного кольца[5].
Пейнтбольный полигон расположен в маленьком сосновом лесочке. Почва под ногами пыльная и плотно утоптанная. Деревья – заморыши. Над головой, издавая зловещие крики, кружит ворона. Все собрались в неровный круг рядом с воротами.
Парень в камуфляжном комбинезоне пейнтбольного полигона, как армейский сержант, картинно стоит рядом с Джошуа. Они одного роста, мускулистые, сложением похожи на матросов. Боевые товарищи, которые прошли через многие суровые «красочные битвы» в этой голой пустыне. Оба выжидательно смотрят на меня, и я понимаю, что тоже должна быть в авангарде.
Джошуа показывает, как надевать костюм и защитные приспособления. Все следят за ним с искренним интересом. Сержант Пейнтбол не задумываясь и с выработанным практикой терпением отвечает на череду глупых вопросов. Мы все получаем снаряжение – костюмы, шлемы, наколенники. Потом вооружаемся.
Мы взрослые люди, а потому командный дух в коллективе создаем как профессионалы: несколько минут скачем по площадке, принимаем стрелковые позы, целясь друг в друга пейнтбольными пистолетами и сопровождая это звуковыми эффектами. Джошуа и сержант Пейнтбол наблюдают за нами, как санитары в психбольнице. Алан, недавний именинник, изображает, что скосил нас всех очередью. «Пиу, пиу, пиу, – нараспев произносит он своим мрачным баритоном. – Пиу, пиу».
Я выбираюсь из зоны фальшивой перестрелки, ощущая себя слабой и слишком маленькой. Смотрю на окружающие меня длинные конечности, глаза людей горят страстью к пальбе краской. А вдруг ситуация выйдет из-под контроля? Они все, гаминовцы и бексливцы, расшалятся до того, что сменят пейнтбольные пистолеты на АК-47.
На лбу и над верхней губой у меня выступает пот, а с животом творится что-то неладное. Помада на губах смазалась и превратилась в бледно-розовые следы от фруктового льда на палочке, а волосы придавлены тяжелым шлемом. Самый маленький костюм, имевшийся в наличии, все равно настолько велик, что люди, завидев меня, покатываются со смеху. Какая элегантность! Какая грация! Придется сильно постараться, чтобы пережить этот день.
Хелен машет мне рукой. Она стоит на наблюдательной площадке, одетая в кремовую полосатую рубашку и белые узкие, как сигареты, брючки; на голове у нее белый козырек от солнца; она потягивает через соломинку диетическую колу. Только Хелен могла одеться в белое для посещения пейнтбольного парка. Мистер Бексли чем-то недоволен, сидит, руки скрещены на груди – лягушка-бык в хаки.
– Хорошенько повеселитесь! – кричит Хелен. – И помните, мы вас видим!
Устрашающий окрик Большого Брата отзвучал в наших ушах, и мы начинаем.
Джошуа зачитывает составы первых команд, я оказываюсь в одной с ним. Мы выдвигаемся на поле брани с нашими товарищами – Энди и Аннабель. Двое гаминовцев, двое бексливцев. Наши противники выходят шеренгой, в том же соотношении. Джошуа, наверное, подобрал так все команды.
Надо было мне нарушить молчание в эту последнюю неделю и спросить у него, что он задумал, но неловкость, возникшая между нами, была непреодолима. К тому же моя идея корпоративного отдыха была полностью отвергнута, а настроение испорчено. Он похитил у меня инициативу и оказался способен чертовски здорово все организовать.
Но теперь я ощущаю, что воздух наполнен осязаемым восторгом. Ясно, моя блестящая идея теперь будет записана на счет достижений Джошуа. Я такая идиотка.
Замечаю Мэрион с флагом. Она весело машет, зажав в зубах шариковую ручку, в руке – планшет, а на груди висит бинокль. Эта женщина относится к своей мнимо важной работе с большой серьезностью.
– Какой у нас план, команда? – Противников я не вижу.
– Будем держаться вместе или пойдем врассыпную? – Анабель сомневается.
– Хмм, я бы сказала, что стоит держаться вместе, раз уж наша задача – сплочение коллектива.
Я облокачиваюсь на тонкие сосновые ветки. Хочется вытереть лицо. В этом костюме так жарко, что я близка к обмороку.
– Мы должны выбрать одного человека, который пойдет добывать флаг, и защищать его, – предлагает Энди, и это неплохая мысль.
– Мне нравится. Кто возьмет это на себя?
Аннабель и Энди косятся на Джошуа, они явно его боятся. Почему-то шлем не выглядит на нем глупо. Руки в перчатках кажутся достаточно мощными, чтобы проломить стену. С него нужно сделать миниатюрную фигурку и продавать ее в игрушечных магазинах маленьким мальчикам, склонным к агрессии.
– Аннабель, – выносит приговор Джошуа. – А если ее подстрелят, мы пойдем за флагом в алфавитном порядке по именам.
Отлично. Это значит – Энди[6], Джошуа, а потом Люси. То есть в принципе меня вообще никто не прикрывает. Я пушечное мясо. Мы движемся шеренгой и прячемся в укрытии. Энди замечает мою возрастающую панику и по-доброму улыбается мне:
– Мы позаботимся о тебе, Люси, не волнуйся.
Почему-то мне ясно, что Джошуа найдет способ, как поиздеваться надо мной. Я выйду из этой переделки вся в синяках, избитая, заляпанная краской. И не смогу его подстрелить, пока не перейду в другую команду.
Раздается гудок рожка, и я неловко карабкаюсь на четвереньках вверх по склону, поскальзываюсь на осыпающейся почве. Я выдвинулась вперед первой. В этом есть смысл, учитывая нашу стратегию. Разведаю путь. Меня же удобнее всего пустить в расход.
Руки не выдерживают моего веса долго, и я распластываюсь на животе. Аннабель выбегает вперед меня, она работает конечностями, как мельница, и не применяет никаких стратегических хитростей. Я встаю на колени и пытаюсь окликнуть ее. Меня хватает за икру и тащит назад чья-то рука. Наконец Джошуа плюхается на землю рядом со мной, в руке у него пистолет. Он собирается придавить меня к земле.
– Не тронь! – шиплю я.
– Получишь выстрел в лицо, если будешь так высовываться.
– Почему тогда ты мне этого не позволил?
Рука Джошуа опускается на мою поясницу и крепко пришпиливает к земле. В мыслях признаюсь себе, что тяжесть его руки приятна. Слои ткани между нашей кожей начинают нагреваться.
– Что с тобой творится?
– Ничего не творится. – Я пытаюсь вывернуться и отползти.
– Ты выглядишь ужасно.
– Спасибо. Мы должны прикрывать Аннабель. – Я приподнимаю голову и вижу, как она неловко петляет среди тонких сосновых стволов у всех на виду. Энди галантно скачет вслед за ней. Флаг – это какой-то оранжевый обрывок ткани, который маячит вдали.
Я поднимаюсь на ноги и бегу, Джошуа – сзади. Падаю за валун и замечаю Марни из команды противника. Поднимаю пистолет и делаю несколько выстрелов. Задеваю ее плечо. Она разочарованно ахает и уходит.
Смотрю на Джошуа, тот впечатлен, но не слишком сильно.
– Чертовка!
Аннабель скрылась из виду. Воздух наполнен треском, хлопками и криками боли. Совершив несколько коротких перебежек, нахожу Энди. Он стоит на одном колене и пытается зашнуровать ботинок. На груди у него – большое пятно краски.
– Ох, Энди!
Он глядит на меня усталыми глазами ветерана вьетнамской войны, который знает, что вот-вот умрет, кровь фонтаном хлещет из глубокой раны в животе. Раненый хватает меня за коленку:
– Спаси ее.
Видно, Энди насмотрелся боевиков, но обо мне можно сказать то же самое, судя по тому, как раздувает меня изнутри чувство ответственности и желание встать на защиту. Я спасу Аннабель.
– Схожу за колой, – говорит мне Энди, разрушая этот возвышенный момент.
Бегу дальше. Дышу часто, очки слегка запотели. Слышу треск и прыгаю за пирамиду из бочек, в которую барабанной дробью стучат пули. Оглядываю себя. На мне пока ничего. Полагаю, я бы почувствовала. Проверяю заднюю поверхность ног.
– Чисто, – говорит Джошуа.
Я смотрю на него через плечо. Он присел за большим пнем неподалеку. Держит свой пистолет, как профи, стволом в небо. Пытаюсь скопировать его и едва не роняю оружие.
– Дура! – В его комментариях нет необходимости. Должно быть, у него сильные запястья.
– Заткнись!
Аннабель укрылась за тоненьким суицидальным деревцем. Я вижу, как она целится и подстреливает Матта из противоположной команды. Издаю радостный визг, она оборачивается и показывает мне поднятый вверх большой палец. Широко улыбается и машет, чтоб я двигалась вперед. Флаг трепещет на ветру ярдах в тридцати. Вдруг Аннабель получает выстрел в спину и вскрикивает от боли. Мне не нужно смотреть на Джошуа. Я и без того знаю, что он укоризненно качает головой.
– Давай выбирайся оттуда. Я тебя прикрою. Мы с тобой остались вдвоем, только ты и я, приятель. Опыт прежде красоты.
– Отлично! Я покойник. – Джошуа быстро перескакивает к моему укрытию за бочками и перезаряжает оружие, оглядываясь через плечо.
– Твои родители были военными?
Это многое бы объяснило. Жесткость в поведении, резкую, безличную манеру общения. Пристрастие к правилам и последовательным действиям. Аккуратность и экономность во всем, что он делает. Сейчас у него мало друзей, и он не способен заводить новых. Могу поспорить, его родители часто бывали в заграничных командировках. От его идеально застеленной кровати четвертаки отскакивают[7].
– Нет, – отвечает Джошуа, проверяя мой пистолет. – Они врачи. Хирурги. Ну, то есть были.
– Они умерли? Ты… сирота?
– Я – кто? Они на пенсии. Живы-здоровы.
– Хм… Ты здешний? – Кончик дула моего пистолета упирается в землю.
Я устала. Надеюсь, меня подстрелят. Мне нужен отдых.
– В этом городе живем только мы с братом. – Джошуа хмурится, глядя на меня, и постукивает своим пистолетом по моему. – Подними оружие.
– Так вас двое? Господи, помоги!
Я пытаюсь послушно выполнить приказание, но руки у меня как ватные.
– Тебе будет приятно узнать, что мы совсем не похожи.
– Ты часто с ним видишься?
– Нет. – Джошуа оценивает обстановку впереди.
– Почему?
– Тебя это не касается.
Ну и дела!
В отдалении я вижу Дэнни. Он крадется от дерева к дереву – участвует в перестрелке двух других команд. Между нами – разделительная веревка. Я машу ему, он в ответ поднимает вверх руку, расплываясь в улыбке. Джошуа вскидывает оружие и со снайперской точностью дважды стреляет ему сзади в бедро, после чего насмешливо фыркает.
– К чему это? Я не против вас! – кричит Дэнни. Он зовет судью и возвращается к игре, на этот раз слегка прихрамывая.
– Зачем ты так, Джошуа? Это неспортивно.
Мы начинаем двигаться вперед. Джошуа низко пригибается и с удивительной легкостью увиливает от града пуль, отпихивая меня за дерево. Флаг болтается рядом, но нам противостоят еще двое соперников.
– Тихо, – в унисон шипим мы друг на друга и переглядываемся.
Худшего места для начала игры «в гляделки», чем разгар пейнтбольной перестрелки, не придумаешь.
Для того чтобы нормально смотреть на него, мне приходится сдвинуть на затылок и прислонить к дереву шлем. Глаза у Джошуа невиданного цвета. Они наэлектризованы азартом битвы. Он оглядывается, чтобы проверить обстановку сзади, и хмурит брови. Как мне удается сохранять самообладание под этим огненным взглядом?
Мы прижались друг к другу. Кожа моя мгновенно становится гиперчувствительной. Стоит скосить глаза – и боковым зрением я вижу выпуклую линию его накачанных рук. Сердце сбивается с ритма при воспоминании о его прикосновении к моему лицу, как он держал его в ладонях и приподнял мой подбородок, чтобы слиться с моими губами. Как он пробовал меня на вкус, будто изысканную сласть. Он смотрит на мой рот, и я понимаю, что в его мыслях то же самое.
Чтобы привлечь посетителей к езде на сиденьях наружного круга каруселей, где фигуры животных не раскачивались на пружинах, была изобретена игра: едущие по наружному кругу хватают кольца, которые появляются из раздаточного устройства, только одно из них – латунное. Тот, кому оно достается, получает право на одну бесплатную поездку.
В английском написании это имя начинается с буквы «А» – Andy.
Легенда гласит, что в американской армии сержанты проверяют, как застланы кровати новобранцев, бросая на них монеты в четверть доллара. Идеал – кровать, застланная так плотно, что четвертак от нее отскакивает.