Вечер благоухает свежестью из-за собравшихся над головой грозовых туч. Джош опирается на машину и смотрит на другую сторону шоссе. В томном изгибе его тела есть какая-то странная грация. Если бы нужно было придумать название к этой картине, я бы выбрала такое: «Тоскующий».
– Эй! Все в порядке?
Джош смотрит на меня с таким выражением, что мое сердце вздрагивает. Будто он напоминает себе, что, вообще-то, я здесь. А не только в его голове.
– Тебе грустно?
– Пока нет. – Он закрывает глаза.
– Давай я немного порулю. – Я протягиваю руку за ключами.
Джош качает головой:
– Ты моя гостья. Поведу я. Ты устала.
– О, так теперь я твоя гостья? – Я иду к нему с самым угрожающим видом, какой только могу изобразить.
Джош закладывает руки за спину. Я улыбаюсь ему, и он отвечает улыбкой. Удивительно, что звезды размером с булавочную головку не рассыпаются у нас над головами серебряной пылью. Печаль, которую я заметила в глазах Джоша, испепеляют искры веселья.
– Моя заложница. Моя пленница, добытая шантажом. Стокгольмская Печенька.
– Ключи. – Я обвиваю рукой его талию, чтобы выхватить их из сжатого кулака. Потом приникаю к нему и усиливаю захват. – Отпусти! Ну же! – Я вытаскиваю из его руки ключи, но Джош обнимает меня за плечи и не отпускает.
Мы стоим на месте еще довольно долго. Мимо непрерывным потоком несутся машины.
– Я хочу, чтобы ты знала: я ничего не жду от тебя в эти выходные, – говорит Джош поверх моей головы.
Я отклоняюсь назад и смотрю на него снизу вверх:
– Что бы ни случилось, я уверена: до утра понедельника мы доживем. Если только твоя сексуальность не такая смертоносная, как я подозреваю, иначе мне крышка.
– Но… – беспомощно возражает Джош.
Я сдавливаю своего врага крепче и прижимаюсь щекой к его солнечному сплетению.
– Это случится, Джош. Нам нужно выпустить пар. Думаю, ради этого все и было затеяно.
– Кажется, ты смирилась.
– Могу только заранее принести извинения за то, что я с тобой сделаю.
Он смеется, поеживается и отталкивает меня.
– Слушай, это всего одни выходные. – Я стараюсь говорить легко и, кажется, убеждаю нас обоих.
Приходится подвинуть водительское сиденье вперед на добрую милю, что требует нескольких конвульсивных движений тазом. Джош без комментариев отодвигает назад пассажирское сиденье и следит за моей борьбой. Я пристегиваю ремень безопасности и поправляю угол наклона зеркала заднего вида.
– Может, подложить под тебя телефонную книгу? Как тебе удалось сделаться такой маленькой?
– Села при стирке. – Я выруливаю на шоссе.
– Почти половину пути проехали. – Колено Джоша начинает подпрыгивать.
– Постарайся расслабиться. – Раньше я не замечала, что Джош способен нервничать. Чувствую, он повернул голову и смотрит на меня. Этим мы занимаемся всегда.
– Почему мы так делаем? Пялимся друг на друга?
– Про себя я это знаю. Но ты говори первая. – Он думает, я не поддамся на провокацию. Ошибается.
– Я всегда стараюсь понять, о чем ты думаешь. – Я бросаю на него триумфальный взгляд, как будто говорю: «Видишь, я умею быть честной. Иногда».
– Я смотрю на тебя, потому что мне это приятно. На тебя интересно смотреть.
– Бр-р! Интересно. Хуже комплимента не придумаешь. Мое бедное сморщенное эго. – Мигом отвешиваю себе мысленный подзатыльник. Набиваться на комплименты – это смертный грех. – Не обращай внимания, я пошутила. Эй, посмотри-ка на эту старую ферму. Я бы хотела жить здесь.
– Главное – это твои глаза. – Голос Джоша зависает между нашими плечами.
Слабый дождик делает зернистой картинку на ветровом стекле. Я крепче сжимаю руль.
– Эти абсолютно безумные глаза. Глаза, каких я никогда еще не видел.
– Ну спасибо. Безумные! – Все равно внутри я улыбаюсь. – Полагаю, это точное определение.
– Ты назвала мое тело безумным. Я говорю в том же смысле. Когда ты не можешь на меня смотреть, это вроде как помогает говорить в открытую. Уж я-то знаю.
Дождь усиливается, я включаю дворники и пытаюсь сосредоточиться на идущей впереди машине. Джош глушит радио, не знаю почему, но это ощущается как угроза. Будто щелчок дверного замка, который запирает тебя внутри.
– Самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел, – говорит Джош таким тоном, будто хочет, чтобы я осознала всю важность сказанного.
Хорошо, что темно, а то я залилась краской.
– Спасибо.
Джош вздыхает. Когда вновь раздается его голос, он как будто щекочет мне ухо кусочком бархатной ткани. Я пытаюсь взглянуть на своего пассажира, но он хмурится:
– А твой маленький красный рот будто с валентинки…
Он замолкает и издает странный звук – нечто среднее между стоном и вздохом. По моим рукам бегут мурашки. Я закусываю губу, чтобы удержаться от ответа. Может быть, чем молчаливее я буду, тем больше он раскроется.
– Один раз на тебе была белая блузка, и я видел твой бюстгальтер. Из цветного кружева. Может быть, розового или бледно-лилового. Его очертания проступали так четко. Это был один из дней, когда мы особенно яростно ругались и ты от злости рано ушла с работы.
– Такое случалось не раз. Тебе придется уточнить детали. – Лучше бы он не напоминал мне о таких моментах.
– Я столько ночей пролежал в постели, думая о твоем лифчике из цветного кружева под белой блузкой. Стыдно сказать, – признается Джош, ерзая на сиденье. Вот он снова начинает говорить, и его голос извивающейся змейкой вползает в мое ухо. – А сон, о котором ты рассказала мне однажды? Ты была завернута в простыню, и какой-то загадочный парень прижимался к тебе?
– О да. Мой глупый сон.
– Я думал, может, ты намекала, что это я был в твоем сне.
– Все это было вранье, – срывается с моих губ.
– Ясно, – произносит он после долгой паузы. – Славно сработано. Ты меня этим завела.
Он погрузился в поток переживаний, а я все испортила и сейчас же пожалела об этом. Джош принимает более собранную позу.
– Я действительно видела очень пошлый сон. Но он был не такой, как я тебе рассказала.
Джош снова расслабляется в кресле. Чувствую, что он отвернулся от меня. Могу представить себе его смущение. Если бы он рассказал мне свой сон и заставил поверить, будто в нем была я, то я бы чувствовала себя очень глупо, окажись вдруг, что я вертела в голове эту ложь и переживала из-за нее.
– Сон действительно был о тебе, Джош.
Настал мой черед говорить так, будто его здесь нет. Голос мой звучит резко и хрипло, а дождь льет все сильнее. Вписываясь в длинный поворот, вижу у края дороги глаза лесных зверей, отражающие свет фар.
– Я легла спать с мыслями о тебе и о том, как мне хочется подразнить тебя, надев короткое черное платье. Я хотела, чтобы ты смотрел на меня… чтобы ты меня заметил. Я и сейчас еще не понимаю, почему мне приспичило надеть то платье. А ночью ты явился мне во сне. Придавил меня своим телом и запутал в простынях. – Джош прерывисто вздыхает, но мне нужно высказаться. – Это все из-за того, что ты сказал мне днем на работе. Ты сказал что-то вроде: «Я тебя уработаю до полного изнеможения». Любая девушка увидела бы эротический сон после таких слов, услышанных от тебя. Даже та, которая тебя терпеть не могла. – Тишина. Я продолжаю: – «Я тебя уработаю до полного изнеможения». Ты повторил это во сне. И улыбнулся мне, и я проснулась, едва не кончив.
– Серьезно, – только и удается вымолвить Джошу.
– Я завелась от одной мысли, что ты придавливаешь меня всем телом и улыбаешься мне.
Краем глаза вижу, что руки Джоша сжаты в кулаки и лежат на коленях.
– Тебе этого хватит? Это можно организовать.
– Я была в шоке и чудила весь следующий день. Здесь сворачивать с шоссе?
Приближается съезд, и Джош выдавливает из себя едва слышное «да». Я включаю поворотник и покидаю главную дорогу. Джош снова ерзает в кресле. Я бросаю взгляд на его колени. Уличный фонарь услужливо выхватывает из темноты моментальный снимок твердого тупого угла.
– Зачем же ты соврала про свой сон?
– Я вообще не хотела ничего говорить, но ты не позволил. Как я могла признаться? Мне было стыдно. Я думала, ты станешь издеваться надо мной. Поэтому соврала.
– Твое маленькое платье… – Джош бормочет что-то себе под нос.
Мы оба одинаково мнемся на сиденьях. Его глаза скользят по моим коленям, мы превосходно понимаем друг друга.
Главная улица Порт-Уорта широка и обсажена по обочинам рядами петуний и герани, которые горят красными пятнами в свете фар и под металлическими уличными фонарями. Днем это место, без сомнения, великолепно.
– Это было в тот же день, когда я подумал, что ты лжешь про свое свидание. Поверни налево и поезжай до конца дороги.
Конечно, он будет смеяться. Даже думать об этом забавно.
– Да, я соврала.
Следует пауза, и на этот раз я в чертовски затруднительном положении.
– Люсинда, какого хрена?! Зачем ты это сделала? – Джош весь пышет гневом.
– Ты сидел за своим столом и смотрел на меня как на жалкую неудачницу.
– Черт побери! Неужели так трудно прочитать, что написано на моем лице? – Я ничего не отвечаю, и он качает головой. – Значит, я сам виной всему этому? Дэнни крутится вокруг и вынюхивает, как пес?
– Да, это была ложь, но ты не успокоился. Ты сказал, что собираешься в тот же бар. Разве могла я сидеть там одна? Пришлось идти к дизайнерам искать себе компанию. Дэнни был единственным, кто точно не отказался бы.
– Ты бы не сидела там одна. Там был бы я. Им стал бы я. – Я открываю рот, но Джош знаком руки заставляет меня молчать. – Ты думаешь, он твой друг, но ему нужно от тебя больше. Это до боли очевидно. В следующий раз, когда увижу его, я объясню кое-что про меня и тебя. Просто чтобы до него дошло.
– Стоит ли? Сперва объясни все мне.
– Вход здесь.
Я подъезжаю к гранд-отелю «Порт-Уорт». Он светится, роскошный и золотой, лучи наших фар подсвечивают идеально подстриженные лужайки. Парнишка на парковке сигнализирует мне. Я паркую машину на указанное место, вылезаю наружу и, стоя на некрепких ногах, беру сумочку.
Направляюсь к багажнику, однако другой гостиничный служащий, одетый как игрушечный солдатик, уже вытаскивает наш багаж. Джош наблюдает за этим с раздражением и скукой во взгляде.
– Благодарю. – Я даю обоим на чай. – Большое спасибо.
Джош подходит к стойке резерва номеров. Девушка-регистратор заметно вздрагивает, когда ее пронзают голубыми лазерами глаза Джоша. Я обвожу взглядом холл. Все в красных тонах: клубника, рубин, кровь, вино. Как будто находишься внутри сердца. На одной стене висит огромный гобелен с блеклой сценой из времен Средневековья. Лев и единорог преклонили колени перед женщиной. У меня над головой в центре потолка, обведенного затейливым бордюром, висит люстра. Вверх до четвертого этажа широкими витками уходит лестница.
– Это нечто, а? – говорит мужчина в костюме, сидящий в баре неподалеку от меня.
– Это великолепно. – Я стою, сложив руки, как школьница. Ищу глазами Джоша, но не могу найти.
– Отсюда, из бара, вид еще лучше, – продолжает парень в костюме, жестом приглашая сесть рядом.
– Неплохая попытка, – обрывает его Джош, присоединяясь ко мне.
Он обхватывает меня рукой и ведет к лифту. Я слышу сопровождаемую смешком фразу «Извини, приятель!», которая раздается у нас за спинами.
– Сколько ключей у тебя в руке?
Джош нажимает кнопку лифта и показывает мне всего одну магнитную карточку, будто выигрышную карту в покере.
– Для свадьбы зарезервировано определенное количество номеров. Я пытался взять тебе отдельный, но весь отель забит. Это Патрик так шутит.
Я знаю, когда Джош врет, но сейчас явно нет. Он сильно раздосадован. Я оборачиваюсь через плечо на регистраторшу – ее успокаивает начальник смены.
Мы находим комнату. Джош четыре раза засовывает карточку в замок, спрятанный в дверной ручке. Я предпринимаю две попытки пройти в дверь, которую он, открыв внутрь, придерживает рукой, но всякий раз случайно наталкиваюсь на него, и все округлые, женственные части моего тела скачут по нему, как шарики в пинбольном автомате. Грудь, бедро, ягодица.
Наш багаж доставлен. Джош дает чаевые. Дверь закрывается, и мы остаемся одни.