- Не понимаешь? Будто дите малое... - ухмыльнулся Пальцев.
- Не понимаю, - искренне признался Агафон.
- Как открыл столовую, так и на поле перестал бывать, - с новой усмешкой проговорил Пальцев. - А ловко ты меня объехал, очень ловко!
- Не стоит вспоминать, Захар Петрович. Так или иначе в жизнь претворена ваша идея, - устало проговорил Агафон и, чтобы замять разговор, поспешно добавил: - А в поле не был потому, что здесь дел по горло.
- Кажется, едут! - Управляющий сорвался с места и вышел из конторы.
Сначала где-то неподалеку натужно взревел на подъеме автомобильный мотор, затем звук его приблизился и вскоре замер около самого дома. В широко распахнутую дверь вошли Спиглазов, Соколов, Ян Альфредович и Глаша. Следом за ними в сопровождении Пальцева появилось еще одно, незнакомое Агафону лицо. Это был невысокий крутолобый мужчина с густой, небрежно взлохмаченной седоватой шевелюрой, широкоскулый и густобровый.
- Так вы и есть тот самый Чертыковцев? - откровенно улыбаясь и протягивая Агафону руку, спросил он.
- Тот самый, - поднимаясь со стула и невольно покоряясь приветливой улыбке вошедшего, ответил Агафон.
- Видно, сурьезный мужик... - согласно кивнул тот. - Ну, а я Молодцов Иван Михайлович, будем знакомы, - добавил он. По-хозяйски сняв измятый защитный плащ, повесил на гвоздь, потирая крепкие, с короткими пальцами ладони, продолжал: - Ладно, Захар Петров, веди и показывай свой кабинет. Наверное, отгрохал лучше директорского...
- Дверь заперта, кругом придется идти, Иван Михалыч, - кинув на Агафона мимолетно пытливый взгляд, сказал Пальцев.
Агафон заранее приготовился к самозащите. Он чувствовал, что ему сегодня предстоит пережить еще один нелегкий день.
- Ты что же, совсем отгородился от массы? - пошутил Молодцов.
- Наоборот, масса приблизилась ко мне... - в тон ему ответил Пальцев и пригласил всю свиту следовать за собой.
Ян Альфредович задержался было около Агафона, но Спиглазов не спускал с них своего бдительного ока; ухватив главного бухгалтера под руку, потащил его с собой. Хоцелиус только и успел сказать Агафону, чтобы и он шел вместе с ними. Спиглазов не только не поздоровался, но, казалось, вовсе не замечал его. Правда, ничего другого Агафон и не ждал, но все же ему неприятно было это демонстративное, унизительное пренебрежение. С тягостным чувством отчужденности и подавленности он пошел следом за всеми. На улице ему ярко ударили в глаза горячие солнечные лучи. День был по-летнему жаркий, без единого на небе облачка. У веранды сквозь опилки и мелкую щепу упорно пробивались лебеда, листья паслена и вездесущего подорожника. В воздухе носился запах расцветающей черемухи, прелого навоза и полыни.
- Позволь! Что это такое? - войдя в комнату, оглядывая расставленные вдоль стен столы и чистые скатерки, воскликнул Молодцов.
- Ресторация, Иван Михалыч, - ответил Пальцев и, поджав губы, улыбнулся одними зрачками.
- Глядите, какая прелесть! - Глаша не удержалась и проскользнула вперед. - Захар Петрович, золотой вы человек! - восторженно, по-женски продолжала она. - Вот это сюрприз! Надо же! Плитка, конфорочки и чистота идеальная!
- Да уж поддерживаем, - вставила стоявшая в сторонке Настя. - Наши девчата так рады, что вы себе представить не можете. Как придут, всю обувку в коридоре снимают.
- Пожертвовал кабинет и помалкивает, хитрец? - повернув седоватую голову в сторону невозмутимо молчавшего Пальцева, сказал Молодцов. - Как же это у тебя хватило терпения?
- Это мужественный поступок, Захар Петрович. У меня нет слов, поддержал его Ян Альфредович.
- По-партийному поступил, - заметил Соколов. - Честь и хвала зачинателю!
- Ничего не скажешь, ты меня удивил, Захар, - проговорил Спиглазов.
Все, дружно перебивая друг друга, начали поздравлять Пальцева, жать ему руки, на все лады восхваляя его хозяйственную сметку. Он растерянно и неуклюже отмахивался, стараясь отойти в уголок, словно отыскивая щелочку, чтобы спрятаться.
Агафон молча неприязненно наблюдал за ним и мысленно посмеивался над его положением.
- Да не моя это идея, - опуская голову, возражал Захар Петрович. Меня просто подловили на слове наши комсомольцы...
- Брось скромничать! Не изображай из себя Акима-простоту, - сказал Молодцов и предложил здесь же, среди этого уюта, как он выразился, провести заседание партийного бюро.
Все с ним согласились и присели к столам. Один стол выдвинули на середину для докладчика и выступающих.
- Только уж не курите. У нас тут не полагается, - неожиданно проговорила Настя и медленно вышла из комнаты.
- Приветствую такие порядки, - сказал некурящий Молодцов. - Начинай, Михаил Лукьянович.
- В сущности, у нас на повестке дня один специальный вопрос, раскладывая на столике бумаги, заговорил Соколов. - Вопрос неприятный, сугубо, так сказать, печальный...
- Да ты не тяни, а давай ближе к делу, - прервал его Молодцов. - Мы ведь хорошо знаем, что персональные дела никогда ни у кого не вызывали радости.
- Что ж, товарищи, мы должны сегодня разобрать персональное дело молодого коммуниста товарища Чертыковцева. У нас имеются два заявления: Романа Николаевича Спиглазова и Варвары Голубенковой. Я коротко изложу суть последнего, а Роман Николаевич персонально дополнит, поскольку лично присутствует здесь.
Далее Соколов сообщил, что Чертыковцев в день своего переезда в отделение, будучи в нетрезвом виде, устроил в доме Монаховых дебош. При этом был непристойно одет, гонялся за Голубенковой в одном сапоге и т. д.
Во время чтения Ян Альфредович гулко откашлялся и, ни на кого не глядя, низко опустил голову.
От слов, которые произносил Соколов, у Агафона к горлу подступила физическая тошнота. Хотелось вскочить и убежать. Туманно подумалось, что, очевидно, так судят всех преступников, которые на самом деле что-то совершили... Он, к своему ужасу, начинал верить, что не только гонялся за Варварой в одном сапоге, но и, наверное, замахивался на нее, - может быть, так оно и было? Все, что тогда произошло, он помнил сейчас очень смутно.
Сообщение Соколова произвело на всех гнетущее впечатление. Молодцов просил зачитать объяснение виновника.
- Письменного объяснения нету. Я поручил члену партийного бюро, товарищу Пальцеву, выяснить обстоятельства дела. Он мне доложил странные вещи. Вместо того чтобы как-то объяснить сущность своего поведения, Чертыковцев заявил, что он потребует исключения Голубенковой из партии. Разговор происходил, правда, по телефону. Пусть Пальцев подтвердит сказанное, а потом послушаем других.
- Да, он мне так и заявил, что таких, как Голубенкова, надо гнать из партии. А в общем объяснений не дал, сказал, что ему сейчас не до этого. Я повторяю его слова, - проговорил Пальцев и сел.
- Странное объяснение, - покачал головой Молодцов. - Давай, Роман Николаевич, дополняй, а потом уж пусть сам виновник расскажет.
Спиглазов поднялся, оправил добротный темно-серый костюм и, как фокусник, пересортировал в руках пачку блокнотных листков. Видно было, что к выступлению он подготовился основательно.
- Вы, конечно, меня понимаете, что мне не очень приятно обвинять молодого коммуниста в совершенных им проступках. Тем более что его, как добросовестного человека и работника, рекомендовал нам секретарь райкома товарищ Константинов.
- Он и есть добросовестный работник! - не выдержал Ян Альфредович.
- Товарищ Хоцелиус, вам будет предоставлено слово. Не мешайте оратору, - негромко произнес Соколов.
- Хорошо! Я не буду мешать, - не унимался Ян Альфредович. - Только прошу, чтобы поменьше говорили всякой чепухи.
- Я еще, Ян Альфредович, ничего не сказал, - обидчиво продолжал Спиглазов. - А то, что мы здесь слышали, совсем не чепуха. Люди его приняли в дом, поили, кормили, а он оскорбил их, поступил как самый последний хулиган! Вы что, не уразумели, как он вел себя с членом нашего партийного бюро Пальцевым и какое дал объяснение? Исключить из партии Голубенкову! Скажите пожалуйста, персона какая! А самоуправство с машиной? Это что же, опять чепуха? Нам вот сейчас позарез нужен легковой транспорт, мы могли бы подремонтировать и ездить, а вместо этого с нас требуют платить убытки за прогон машины туда и обратно. Я буду настаивать, чтобы все расходы отнести за его личный счет. Кроме того, товарищи, вы смотрите, что получается! В тот день я его пожурил, направил сюда. Не успел он приехать, отправился в поле, самовольно взял трактор Сушкина и начал пахать. Если у нас все счетоводы и бухгалтеры сядут за тракторы, то завтра мы должны их сдать в утиль. - Роман Николаевич, как это иногда бывает, совсем забыл, что сам говорил о других специальностях, когда принимал Агафона на работу. - Я раскаиваюсь: напрасно не снял его с работы тогда же. Предлагаю сделать это сейчас. Считаю, что он не только не достоин быть на работе, но и в партии! У меня все, товарищи!
- Тяжелый случай, - вздохнул Молодцов и предложил выслушать объяснения Чертыковцева.
Агафон поднялся, чувствуя, что в груди его тлеет, противно сосет сердце цепкий, отвратительный паучок глубокой внутренней тоски, ожесточенной, надрывной. На душе до того было мерзко и гнусно, что он не сразу нашел необходимые слова.
- Верно, конечно, - начал он тихо. - Машину я завернул, а акта не составил. Правда, я ее сфотографировал и могу показать снимки. Но это, видимо, не основание. Как работник учета, я должен был составить акт. Верно и то: говорил товарищу Пальцеву, что Голубенкову надо гнать из партии...
- Но почему? - нетерпеливо спросил Молодцов. - Ты объясни!