- Не потому, конечно, что она с вами на бахчи ездила, - стараясь сдержать волнение, продолжал Агафон. - Такие дела можно решать и сурово и с улыбкой... Товарищ Пальцев забыл добавить, что мною было сказано по поводу партийности Голубенковой. Я сказал, что она хочет въехать в коммунизм на своем жирном хряке, на бычке Толстобаше, как называет его Агафья Нестеровна, на козах и греть шейку пуховыми платками... Но товарищу Пальцеву невыгодно было упомянуть мои слова, потому что у него тоже два хряка...
- Сегодня же заколю к чертовой матери! - вытирая платком вспотевший лоб, крикнул Пальцев.
- Сало не забудь посолить, а то протухнет, - насмешливо вставил Молодцов, пристально всматриваясь в лицо Агафона широко раскрытыми глазами.
Агафон это заметил и бессознательно сосредоточил на директоре все внимание.
- Неужели и вы, товарищ Пальцев, собирались на своих поросятах куда-то ехать? Если в будущее, то на свиньях его не достигнешь, иронически говорил Агафон.
- Правильно! - неожиданно сказала Глаша и покраснела.
- Не знаю, правильно или нет, но это мое личное мнение. Оно, возможно, не для всех обязательно и не ко всем подходит.
- Это демагогия, товарищи! Пусть дает объяснение по существу! крикнул с места Спиглазов. Лицо его густо побагровело, и ему явно становилось не по себе.
- Ты, товарищ Чертыковцев, поконкретней. Мнения, конечно, могут быть разные... - проговорил Соколов и нерешительно постучал карандашом по столу.
- Ничего, парень, давай крой свое мнение! - запросто подбодрил его Молодцов. Иван Михайлович по привычке взъерошил и без того спутанные волосы, нахмурив темные широкие брови, приготовился слушать.
Наклонив крупную растрепанную голову, Агафон долго не мог собраться с мыслями, переминался с ноги на ногу, словно увяз в грязи. Оправдываться, что он не пил, было противно...
Собравшиеся напряженно ждали, а он все молчал. Со стыдом вспоминая омерзительную сцену с Варварой и все события того дня, чувствовал себя настоящим преступником...
- Выгнал я тогда из своей каморки Голубенкову - это верно, - произнес наконец Агафон. - В одном сапоге был, другой не успел надеть - тоже правильно...
- Вот видите! Признался! - торжествующе выкрикнул Спиглазов.
- Не в чем мне признаваться. Рассказываю, как было, - с трудом проговорил Агафон.
- Давай начистоту, - настойчиво потребовал Соколов. - Подробней. Много выпил?
- Совсем не пил, - твердо ответил Агафон.
- Я могу подтвердить, что Гоша мало потребляет вина, - сказал Хоцелиус. - Ты все-таки подробно расскажи, как это случилось. А то и мне становится стыдно за тебя.
- Ничего я такого не сделал, Ян Альфредович. Пришел из конторы, это было после разговора с товарищем Спиглазовым, когда он приказал мне ехать на ферму...
Ему очень трудно было продолжать. Воспоминания того дня нахлынули с прежней силой. Губы его судорожно дрогнули. Он опасался, что Хоцелиус посвящен во все его прежние дела и вздумает объяснять его душевное состояние. Тогда он совсем уже говорить и оправдываться не сможет.
- Когда вошел в комнату, то увидел беспорядок на письменном столе и понял, что в бумагах кто-то копался, - пересилив себя, продолжал Агафон.
- И вы подозреваете, что это хозяйка? - спросил Соколов.
- Не подозреваю, а уверен, - ответил Агафон.
- Что же она там искала? Может быть, письмишки любовные? - спросил Пальцев. Он был убежден, что вся история произошла на этой почве. - Это тебе не чужих хряков считать, - язвительно добавил управляющий.
- Она искала копию статьи, - не обращая внимания на реплику Пальцева, ответил Агафон. Он уже давно раскаивался, что но подписался своей фамилией, а взял псевдоним, и сейчас решил признаться в своем авторстве.
- Какой статьи? - подняв голову, спросил Соколов.
- Той, что была напечатана в газете, о транспорте нашего совхоза. Это был мой материал. Голубенкова нашла черновики и прочла.
Агафон в упор посмотрел на директора совхоза Молодцова, стараясь уловить выражение его лица.
Иван Михайлович пригладил свой седой всклокоченный чуб и, усмехнувшись, проговорил:
- Хорошо иметь своего корреспондента: если соврет, так всегда под рукой, высечь можно...
Соколов выпустил из рук карандаш и задумался. Опровергать в заметке было нечего, однако письма о подтверждении фактов тоже не посылали. Спиглазов расстегнул воротник вышитой рубахи и сумрачно насупился. Пальцев, торопливо закуривая, устремил серые удивленные глаза на Агафона, словно выискивая в своем бухгалтере особые приметы. Ян Альфредович торжествующе приосанился, а Глаша радостно и откровенно улыбалась, как будто статью написал не этот высокий угрюмый парень, а она сама. Улыбка явно выдавала ее личную заинтересованность. Опытный глаз Хоцелиуса заметил это и прищурился.
Агафон продолжал говорить кратко и скупо, теперь уже без особого напряжения доказав свою правоту, выставив поведение Варвары в очень курьезном и неприглядном виде.
- Садись, - когда Агафон закончил, сказал Соколов и попросил присутствующих высказаться.
Все молча призадумались, слова никто не просил. Было что-то тревожное, нехорошее в этом тягостном молчании. Люди словно первый раз в жизни встретились с обнаженной правдой и устыдились ее наготы. Наконец слова попросила Глаша Соколова. Розовая от волнения, слегка смущаясь, она встала, взялась за спинку стула, немного запинаясь, проговорила:
- Вы все знаете, что я, конечно, молодой член партии и в партийном бюро тоже недавно и, наверное, еще рано меня выбирать, чтобы решать такие вопросы... Но я скажу, что думаю. Варя - моя подруга, мы вместе учились и еще в колхозе работали в одном звене. Она была звеньевой и хорошо справлялась. О ней в газетах писали, хвалили, выдвинули ее председателем сельского Совета, избрали районным депутатом...
- Нам биография Голубенковой очень хорошо известна, - прервал Глашу Спиглазов.
- В сущности, Роман Николаевич, ты сегодня всем мешаешь высказываться, - рассерженно сказал Соколов, проклиная в душе всю затею с этим персональным делом, которое вылилось черт знает во что.
- Мы разбираем поступки Чертыковцева, а не Голубенковой, - не сдавался Спиглазов.
- Дайте, наконец, говорить человеку! - властно и резко бросил Молодцов. Это было как-то совсем на него не похоже.
- Я напомнила о делах Вари потому, что мне очень жаль ее, и не только как подружку. В депутатах и председателях она не удержалась, потому что быстро загордилась, стала грубой с народом, и ее потом уже не избрали. Ну сельпо, конечно, дело нужное, я ничего не говорю. Но Варя стала не та. Уж мне-то хорошо известно, как она вела себя с жильцом. Он еще не все здесь сказал... и правильно сделал. Стыдно такое слушать. Мне кажется, что никакого здесь персонального дела Чертыковцева нет, его придумали. А уж если честно разбирать, так надо поговорить с ней самой, спросить, как она с мужем живет и вообще...
Глаша села и поправила белый, ажурный сползший с головы платок.
- Хорошие слова при скверной истории. Разрешите мне два слова сказать! - Ян Альфредович поднял руку. - Вы очень порядочный человек, Глафира Соколова: первой взяли слово и сказали правду. А мы, старые коммунисты, как Иван Михайлович и я, именно хотели вас послушать молодую, скажу не жалея слов, прекрасную коммунистку. Присоединяюсь к вам и говорю, что дела никакого нет, а есть персональная глупость. Мы плохо работаем с молодежью, а она вон какая! - кивая на Агафона, продолжал Хоцелиус. - Влепил нам за транспорт, а мы ему тут же дело фабрикуем. Стыдно! Товарищ Спиглазов, если бы гражданин Чертыковцев в тот день, когда я, уезжая в больницу, оставил его вместо себя, принял эту рухлядь, о которой вы так жалеете, я бы все убытки целиком отнес за его счет и завел бы самое справедливое персональное дело. Он защищал государственный интерес, как вы этого не понимаете? Вместо того чтобы сказать ему спасибо, сняли его с работы. Акт не составил? Мы без акта знаем, что это за тарантас!
- А главный инженер вот тоскует... - недобро заметил Молодцов.
- Я еще немножко скажу, если вы мне разрешите, - продолжал Ян Альфредович. - Еще одно ужасное преступление совершил Агафон Чертыковцев на тракторе пахал. Как вы думаете, плохо это или хорошо? По-моему, очень хорошо! Если бы в мое время к своей бухгалтерии мне прибавить знание сельхозмашин, я бы стал самым лучшим главным бухгалтером на свете. Мы ведь заперли работников учета в четырех стенах и не выпускаем их на свежий воздух. Я думаю, что придет время, когда бухгалтер сможет заменить тракториста, а тракторист иногда с удовольствием постоит у счетного табулятора или другой умной машины. Уже наступает такое время, товарищ Спиглазов. Вот нам, старикам, скоро уходить на пенсию, я думаю, нас с успехом заменят такие энергичные молодые люди, которые самовольничают и рушат наши устарелые порядки... Наперед скажу, что от них спокойной жизни не будет...
После Хоцелиуса слово взял Молодцов. Он сказал, что все дело выеденного яйца не стоит, и в заключение добавил:
- Не обижайтесь, товарищ Чертыковцев, принесите на сегодня в жертву ваше самолюбие, как пожертвовал на благо доярок и птичниц своим кабинетом наш уважаемый Захар Петрович. Для всех нас это поучительный пример коммунистического отношения...
- Погодите! - с каким-то страстным ожесточением остановил директора Захар Петрович. - У меня есть заявление...
- Тебя что, шилом укололи? - видя его горячность, спросил Соколов.
Пальцев отшагнул от окна, которое затемнял своей широкой фигурой. По белым скатеркам обеденных столов с уютными плошками цветов ласково запрыгал солнечный луч, и в комнате вдруг стало заметно светлее.