63528.fb2
- Молодежь-то, конечно, не любит, когда им мешают, особенно об эту самую пору, - согласился Володя.
- В какую пору? - спросила она.
- Когда все растет и цветет. У нас этот праздник троицей называется, а у вас как?
- И у нас так же, - подтвердила Зинаида Павловна. - Едем?
- Едем так едем.
Володя залез в кабинку и резко захлопнул дверцу, словно навечно изолируя свою странную попутчицу от этого летнего цветения. Включилось зажигание, мотор вздрогнул и ритмично забился.
Услышав снова знакомые звуки, Агафон поднял голову и прислушался. Звуки отдалялись, становились все тише и тише, а вскоре совсем смолкли.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
- Кто бы это мог быть? - спросил он.
- Тоже, наверное, рыбаки, или приезжали за крушиной, - ответила Ульяна.
- Возможно, - согласился он.
- Ты далеко заплывал? - поджимая к плечу и почесывая розовую от солнца и комариных укусов щеку, спросила Ульяна.
- Нет. Место малознакомое. Боялся коряг, - рассеянно ответил он, мучительно размышляя над тем: показать Ульяне фотографию и письмо братишки или не показывать?
- А я уж все здесь знаю и всякий раз купаюсь около этого песочка. Тут даже красивее, чем там, на Волге. Ты скучаешь по Волге? - неожиданно спросила она.
- Понятное дело, вспоминаю... - Агафон оперся на руку, отвернулся и сорвал травинку.
- А тебе не хочется там побывать? - Ульяна осторожно взяла из его руки зеленый стебелек пырея, поднесла к губам и перекусила пополам.
Агафон признался, что скучает и по родным местам, и по отцу с матерью, и по братишке Мите, и как только выберет свободное время, непременно поедет к ним.
- Ты, наверное, там и останешься... - Подавив глубокий вздох, Ульяна трижды переплела травинку, сделала из сочного неломкого стебелька колечко и надела Агафону на палец. - Вообрази себе, - продолжала она, - вообрази, что это обручальное. Мой подарок...
- Женщины не дарят мужчинам колечки, - сдержанно улыбнувшись, сказал Агафон.
- Во-первых, я не женщина, и ты не думай, что я за тебя собираюсь замуж. Можешь не воображать... А потом, я просто люблю делать исключения из правил и могу даже настоящее колечко подарить, - заключила она и вытянула на траве свои босые ноги.
- Я и не воображаю, - тихо ответил он.
- И не смей. Я мотылек, я порхать люблю! - насмешливо проговорила она. Пошевеливая розовыми пальцами ног, с присущей ей полудетской привычкой задавать самые неожиданные вопросы, спросила: - Ты собираешься жениться?
От неожиданности Агафон свистнул и ничего не ответил.
- Ты задумывался над этим или нет? - выжидающе посматривая на него, спросила она сурово.
- Ты знаешь... - Агафон, опустив голову, рвал травку. - Ты понимаешь... Не мог я думать...
- Ты обязан думать, - настойчиво повторила она. - Ты должен на ней жениться.
- На ком?
- О-о! Он еще будет морочить мне голову... Как будто не знает, забыл, что у него растет маленькая. Даже слышать такое противно! - Ульяна засыпала растерявшегося Гошку целым залпом упреков, расхваливая Зинаиду Павловну на все лады, до слез убеждала его, что она самый прекрасный человек на всем земном шаре, а он, Гошка, не стоит одного ее мизинчика...
- Знаешь что, мотылек, - после долгого раздумья проговорил Агафон, этого не будет никогда.
- Ты что - не любишь ее?
- Нет.
- А раньше, там, на Волге, ты ведь ее любил...
- Не знаю...
- Не знаешь! - передразнила она его и отвернулась.
- Уж если я задумаю жениться... - Гошка зашуршал травой и умолк.
- То что? - спросила она и быстро, катышком, повернулась к нему и прилегла на бочок.
- Так, ничего, - вздохнул он.
- Нет уж, раз начал, то говори! Все равно теперь не отстану.
- Сказать? - напряженно спросил Агафон. Напуганный и потрясенный случившейся с ним историей, он сейчас уже не доверял самому себе и старался подавить свое чувство, мучительно стыдясь внезапно пришедшего желания произнести те слова, которые вертелись у него на языке. - Ты хочешь, чтобы я сказал?
- Конечно, хочу! - звонко выкрикнула Ульяна.
- Не догадываешься?
- Нет, - упрямо ответила она и, прижав локти к груди, чутко прислушивалась, как бойко и жарко колотится ее сердце.
- Разве можно забыть, что у нас с тобой было? - начал он тихо.
- У нас ничего не было! - прервала она. - Так... баловство.
- Ты, Ульяна, самый дорогой для меня человек, и я, конечно, тебя не стою. У меня даже язык не поворачивается сказать...
- Что сказать? - снова перебила она. - Чего ты жуешь слова? Хочешь на мне жениться, так и скажи, и не крутись. Хочешь, да? - огорошила она его.
Агафон молча мял в руках пучок сорванных с вяза листьев, не глядя на нее, ответил:
- Да, но я думаю, что сейчас это невозможно...
- Однако! - Ульяна вскочила и встала на колени. - Конечно, невозможно! У тебя же есть маленькая, ты о ней должен думать, а я еще и сама... мотылек! - выкрикивала она сквозь слезы.