- Спит, говорю, тута одна-одинешенька. Я с вечера про тебя сказанул ей словечко. Она мяукнула и в будочку, тю-тю! Такой, брат, кондёр получился.
- Ты крепче держи! - яростно зашептал Мартьян. - У тебя инструмент в руках или...
- Она горюет... А бабенка, я тебе скажу, боже ж мой! - не унимался Архип.
- Слушай, я тебе такого боженьку покажу, мизгирь хромой! замахиваясь тяжелым ключом, гневно зашипел на него Мартьян.
- На себя оглянись. Тоже не очень прытко скачешь. Хороша Глаша, да не наша! - подзадоривал Архип, чувствуя, что уцепил противника за самое больное место.
- Дядя Архип, смотри, тресну по скуле!
- Сдачи получишь.
- А про меня что ей болтал?
- Докладывал, как ты с женкой да с тещей прощался.
- А ты видел?
- А то нет! За плетешком стоял. Ты что, совсем расхлебался с ними, али так, для блезиру?
- Совсем, дядя Архип, как гора с плеч!
- Давно бы пора. Тяжелые тебе попались люди. В особенности эта язва, Агашка. Ведь полны сундуки добра, а все на базар норовят.
Архип заговорил было о Спиглазове, но Мартьян сердито прервал его.
Глафира давно проснулась и слышала весь их разговор, стараясь унять волнение, которое с каждой фразой усиливалось все больше и больше.
- Долго ты будешь меня тут держать? - спрашивал Архип.
- Еще немножко. Подержи скобу...
- Оставь. Утром с Глафирой закончите, да и Федька помогнет.
- А где Федя? - спросил Мартьян.
- Известно где: у своей Дашки. Сенька на току. Я тоже сейчас к себе в шалаш подамся. Ну вас к едреной фене...
"Архип и вправду может уйти, а как же я? Вдвоем с Мартьяном останусь?" - сидя на жестком соломенном матраце и кутаясь в байковое одеяло, с тревогой в сердце размышляла Глаша. Одеться и выйти наружу? Просить Мартьяна, чтобы ушел? Но как можно прогнать человека, который налаживает приспособление к ее же машине в степи среди ночи?
Боясь пошевелиться, она осторожно приоткрыла дверь. На белую простынку легла ласковая полоса лунного света и будто протянула от сверкнувшей на небе звездочки яркую, словно посеребренную нить. Глаша прикрыла босые ноги концом одеяла и почувствовала, что ей хочется, чтобы слишком разговорчивый Архип поскорее ушел. Подумала почему-то без обычной стыдливости и страха.
- Спит ведь, и горюшка Мало, как мы тут ее машину раскурочиваем... А может, и притворяется, - рассуждал Архип.
- Перестань же! - упрашивал его Мартьян.
- А что? Как будто ты совсем дите малое и не соображаешь, сколько в каждой женщине притворства!
"Вот болтун!" - злилась в вагончике Глаша.
- Тебе-то откуда известны такие тонкости? - спросил Мартьян.
- А все бабы на один манер.
- Ну ладно. Раз собрался, жми на свои бахчи. Там уж, наверное, возов пяток накатали...
В приоткрытую дверь вползал дразнящий арбузный запах. Глаше вдруг нестерпимо захотелось съесть прохладную крупитчатую сердцевинку арбуза, а надоедливый Архип все не уходил.
- Последний раз говорю, - донесся голос Мартьяна. - Если хоть еще одно глупое слово брякнешь, сам разрисую тебя в газете и на доску вывешу.
- Какие могут быть глупости? Обыкновенное житейское дело, милок, проговорил Архип Матвеевич.
- Глафиру не трогай.
- Да что твоя Глафира, святая?
- Для меня да, - сказал Мартьян.
- Чтой-то не верю, - усомнился Архип.
Глаша натянула смятое одеяло на уши, которые так горели, что, кажется, даже сережки раскалились.
- А ты поверь.
Мартьян сложил инструменты в рюкзак и вытер паклей руки. Небо совсем вызвездилось и стадо еще чище; влажный после дождя воздух студеней и звонче. На токах все еще пели девушки, баян протяжно и звучно выводил радостную мелодию.
- Ведь как, поди, за день-то умаются, а все равно будут петь до зари, - вертя цигарку, проговорил Архип.
"Наверное, он никогда не уйдет, противный", - грустно вздыхая, думала Глаша.
- Пойду по объекту пройдусь, - словно угадав ее мысли, сказал Архип. - А то как бы эти певцы на бахчи не пожаловали.
Пожелав спокойной ночи, он зашагал по твердой, утоптанной на меже тропке.
Оставшись один, Мартьян принес начатый им арбуз и положил на широкий стол, дивясь, каким путем попал сюда этот старый, дубовый, монаховский кухонный раскоряка. Отрезав ломоть, Мартьян выковырял ножом семечки и принялся есть.
Открыв дверь вагончика, она тихо из темноты сказала:
- Может быть, и мне отрежешь кусочек?
- Ты не спишь? А я думал...
Мартьян схватил со стола перочинный нож и с треском отрезал толстенный ломоть арбуза.
- Да куда ты столько отвалил! Его и рукой-то не ухватишь, сдержанно, но радостно засмеялась Глаша. Принимая от Мартьяна кусок, прибавила: - Где-то у меня здесь газетка была старая. Я сейчас найду ее и постелю.