Другая, гораздо более важная, состоит в том, что союзное командование придерживалось только расчетов мирного времени без глубокого и всестороннего анализа конкретной обстановки. Оно позволило немцам ввести себя в заблуждение. Французский генеральный штаб не планировал, как это обычно практикуется, задачи армии в зависимости от нескольких вариантов обстановки. Он догматически признавал за вермахтом возможность наносить главный удар только в одном направлении - в Бельгию, и в ответ предполагался лишь один-единственный вариант стратегического маневра союзных армий: тоже в Бельгию. На войне предусмотрительность и гибкость мышления командования не менее важны, чем хорошее оружие и хорошие солдаты...
Для немецкого командования общее положение на фронте 15 - 16 мая, несмотря на серьезные успехи, все же оставалось не вполне ясным. Правда, Голландия капитулировала на четвертый день военных действий, но немецкая 6-я армия Рейхенау остановилась в Бельгии перед "позицией Диль". ОКВ и ОКХ находились в состоянии неуверенности. Они не верили в столь быструю удачу. Ждали, что именно сейчас, после прорыва германских танковых соединений в оперативную глубину, союзное командование примет решительные контрмеры.
Почти в то самое время, когда генерал Гамелен на совещании 16 мая в Париже шокировал союзных руководителей вестью, что у него нет никакого резерва для парирования удара, начальник гитлеровского генерального штаба Гальдер с тревогой констатировал: "Крупный армейский резерв противника еще, по-видимому, не введен в действие"{230}. Немцы боялись французских резервов, которых не существовало. Ждали контрударов, которые французы и не собирались наносить. Немецкий генеральный штаб не мог предположить, что французская армия не оставит стратегического резерва в глубине.
Гальдер записал 17 мая в дневнике: "Фюрер сегодня особенно нервозен. Он боится собственного успеха. Он не хочет ничем рисковать и поэтому стремится ограничить нас в действиях. Предлогом для этого является беспокойство за левый фланг"{231}. Требование "действовать осторожно" было передано Кейтелем и самим Гитлером командующим группами армий и другим ответственным генералам. "Фюрер испытывает непонятный страх за южный фланг, - пишет Гальдер. - Он рвет и мечет, боится, что вся операция может закончиться поражением"{232}.
Фронт прикрытия на юг, призванный отразить несуществующие контрудары, стал отвлекать все больше сил. После полудня 17 мая Браухич указал Рундштедту: "Положение на южном фланге рассматривается как особая опасность"{233}. Он потребовал немедленно ввести все пехотные дивизии, которые можно использовать, для укрепления оборонительного фронта. В тот же день около 15 часов на командный пункт группы армий "А" приехал Гитлер. "Он подчеркнул, - записано в журнале боевых действий группы, - особое значение, которое имеет южный фланг не только для операции всей армии, но и в политическом и психологическом отношениях"{234}. Ни при каких обстоятельствах, нигде, продолжал Гитлер, нельзя в настоящий момент давать возможность нанести контрудар, "который не только военному, но прежде всего политическому руководству мог бы дать роковой импульс"{235}.
Германское командование не верило в собственную удачу. Выдвинутые вперед части, включая танковую группу Клейста, снова были остановлены.
Лишь постепенно ОКВ и генеральный штаб сухопутных сил начали понимать, что дела идут лучше, чем представляется. 17-го Гальдер отмечает, что противник не принял мер, чтобы закрыть прорыв. Утром 18 мая он приходит к выводу: "Французские резервы главного командования введены в действие лишь в незначительном количестве", - и поэтому предлагает развивать наступление на юго-запад. По сообщению Кейтеля, Гитлер выразил в этот день свое полное удовлетворение мерами, принятыми группой армий "А", и теперь "почувствовал себя успокоенным в отношении южного фланга"{236}.
На следующий день штаб сухопутных сил произвел частичную перегруппировку и уточнил планы. Всей авиации Западного фронта ставилась задача поддержать наступление подвижных соединений на главном направлении - между французской границей и Соммой. После переброски танковых и моторизованных соединений из группы фон Бока в группу Рундштедта вновь созданному мощному танковому клину, поддерживаемому почти всей авиацией, предстояло выполнить главные задачи в дальнейшем развитии наступления.
Глубокий прорыв вывел 20 мая танки Рундштедта к побережью Ла-Манша.
Столь крупный успех вызвал окончательный перелом в настроении гитлеровского высшего руководства. Именно 20 мая стало тем поворотным пунктом, когда Гитлер и все его штабы отрешились от многих страхов и сомнений и почувствовали себя победителями в "западном походе". "Фюрер в этот день, записал в дневнике Иодль, - был вне себя от радости, он расточал комплименты военному руководству"{237}. Тут же Гитлер сформулировал дальнейшие задачи вооруженных сил:
"1. Уничтожить противника севернее Соммы и занять побережье.
2. Затем продвинуться между Уазой и морем до Сены и
3. Присоединить к этому главное наступление по обе стороны Реймса в юго-западном направлении, продвигая на правом фланге восточнее Парижа подвижные силы.
4. На вспомогательном участке слабыми силами прорвать "линию Мажино" между Сент-Авольдом и Сааргемюндом в направлении Нанси, Люневиль"{238}.
Именно начиная с 20 мая ОКВ и ОКХ приступают к планированию заключительной операции на Западе, получившей условное наименование "Рот".
IV
Расколов фронт союзных армий и выйдя на побережье, германские войска зажали во Фландрии основную, наиболее сильную группировку французских, британских и бельгийских войск. Под Дюнкерком германское командование по приказу Гитлера от 24 мая (так называемый стоп-приказ) остановило наступление танков и в последнюю минуту выпустило английскую экспедиционную армию из железных клещей. Искусственно созданная пауза предоставила в последующие дни возможность английским войскам избежать полного уничтожения и эвакуироваться морем из Франции.
Согласно довольно широко распространенному на Западе взгляду, "чудесное избавление" британской армии под Дюнкерком в конечном счете спасло Англию, ибо сохраненные войска стали после возвращения не только основой обороны страны в последующие месяцы, но и костяком экспедиционных сил в будущем.
Почему же германское руководство, которое бесспорно держало в своих руках полную победу, отдало подобный приказ, остановило танковую группировку и позволило более чем 300 тыс. английских солдат и офицеров уплыть через Ла-Манш?
В исторической литературе о событиях у Дюнкерка существуют дне отличающиеся друг от друга точки зрения.
Сторонники первой считают, что немецкие танки были остановлены по мотивам главным образом оперативно-стратегического характера и что поэтому эвакуация английской армии - не результат преднамеренных действий гитлеровской верхушки.
Согласно второй точке зрения, "дюнкеркское чудо" - это следствие прежде всего политических причин - стремления Гитлера выпустить английские войска, чтобы скорее заключить мир с Англией и при ее благожелательном нейтралитете напасть на СССР{239}.
Как нам представляется после изучения всех доступных документов, наступление немецкой танковой группировки было остановлено под Дюнкерком в результате ряда причин военно-политического и оперативного характера. Главными являлись политические соображения{240}.
Гитлер стремился после победы над Францией заключить мир с Англией, исходя из своей политической доктрины. Флот и отчасти ВВС не были готовы к успешной скоротечной войне против Великобритании. Все расчеты строились на предположении, что после разгрома Франции Англия падет сама собой. Борьба с ней приняла бы затяжные формы, связанные с большими потерями. Даже в случае успеха Германия не могла бы использовать плоды победы. Заключением мира Гитлер предполагал заставить Англию, сведенную, как он думал, на положение второразрядной державы, признать его завоевания в Европе, гегемонию "Великой Германии" и отдать часть колоний. Он надеялся таким путем развязать себе руки на Западе. Одновременно с этими расчетами в 20-х числах мая 1940 г. зародилось намерение начать вскоре войну против Советского Союза (см. главу III). Итак, "все, что я делаю, направлено против России"!
События 20-х чисел мая ускорили принятие решения: следующий удар направить против СССР. Рассечение союзных армий, выход вермахта к побережью, близость окончания войны во Франции, потеря Англией французской "континентальной шпаги", что, по взглядам Гитлера, предрешало ее крах, вместе с тем необоснованные подозрения о возможном "сговоре" Советского Союза и Англии, все это происходило в 20-х числах мая{241}. Именно теперь гитлеровское руководство ставит вопрос о войне против СССР как о следующей практической задаче. На таком фоне причина остановки немецких танков под Дюнкерком представляется нам частным, производным вопросом, который должен решаться в плане более крупных замыслов военно-политического характера.
Если с Англией возможен мир, - а Гитлер, безусловно, тогда не сомневался, что мюнхенские элементы разгромленной, как он считал, Англии заставят правительство пойти на соглашение с победоносным и могущественным рейхом, - то мирные жесты, по мнению Гитлера, следовало начинать немедленно.
В 20-х числах мая, когда еще шли крупные сражения и начинать мирные переговоры было преждевременно, что еще мог сделать Гитлер для Англии, кроме того, как вернуть ей ее солдат, конечно, без оружия? Политические маневры интенсивно вторгались в военные действия и прямо влияли на оперативные решения. И 24 мая отдается "стоп-приказ". Сражавшейся английской армии облегчается эвакуация из Франции.
Гитлер, как он нередко делал и в других случаях, видимо, никого не посвятил в свои действительные расчеты (что, собственно, и привело к возникновению в историографии "проблемы Дюнкерка"). Это вполне объяснимо стремлением сохранить в тайне столь необычное решение. Постоянный представитель Риббентропа при Гитлере дипломат Гевель, хорошо осведомленный и в политической, и в военной обстановке, сразу "раскусил" намерения фюрера. Он писал впоследствии о причинах "стоп-приказа": "Лично Гитлер вмешался в то, чтобы дать англичанам уйти. Он был убежден, что разгром британской армии вынудил бы Англию сражаться до последнего человека"{242}.
Тот факт, что генералы спорили и возмущались, что появился, по словам Гальдера, "кризис доверия", объясняется их неосведомленностью в политических аспектах проблемы, недоумением, вызванным чисто военной нецелесообразностью принимаемых решений. Единственным генералом, кто, видимо, знал о плане фюрера, был Рундштедт, находившийся тогда в фаворе у Гитлера (Кейтель заявил 22 мая: "Фюреру особенно близок Рундштедт"). Именно ему Гитлер поручил проводить в жизнь "стоп-приказ".
Рундштедт не подчинился приказу ОКХ от 25 мая о продолжении наступления на Дюнкерк - факт, не имевший прецедента в германской армии и поныне вызывающий удивление историков. Все разногласия 24-26 мая среди генералитета, включая ОКХ, к которому Гитлер относился с некоторой неприязнью, также происходили из-за незнания Браухичем, Гальдером и другими подлинной сути дела. Наступление, возобновленное 27 мая, было уже "другим наступлением", не идущим вразрез с замыслом "стоп-приказа" и ставящим цель отсечь англичан от их французских и бельгийских союзников, разгромить последних и ускорить отплытие английских войск в Англию.
Английскому военно-морскому командованию удалось эвакуировать 338 226 человек (из них 126 175 французов), в том числе 239 555 из гавани Дюнкерка. В период с 27 по 30 мая эвакуировалось 126 606 человек, остальные - до 4 июня{243}. Вооружение английская армия бросила на французском берегу. В момент, когда последний английский солдат покинул французское побережье, английское правительство перестало оказывать военную помощь своему союзнику, тщетно взывавшему к Лондону о присылке новых эскадрилий.
Военное поражение Бельгии, полное нарушение взаимодействия между союзниками, отсутствие какой-либо помощи со стороны британского и французского командования, происки Ватикана ускорили решение бельгийского короля Леопольда III о капитуляции, хотя возможности сопротивления отнюдь не исчерпались.
В полночь 28 мая немецкий генерал Рейхенау и бельгийский генерал Деруссо подписали протокол о безоговорочной капитуляции бельгийской армии. До 500 тыс. бельгийских солдат сложили оружие.
После выхода немцев на побережье, катастрофы Бельгии и эвакуации англичан наступила передышка, продолжавшаяся до 5 июня. Французское правительство постаралось использовать ее для зондирования вопроса о перемирии. Капитулянты и пораженцы вели дипломатическую разведку в Риме, рассчитывая, что удобнее всего использовать в качестве посредника Италию, отдав ей "в компенсацию" часть заморских территорий.
Однако Гитлер и Муссолини не считали момент достаточно выгодным для переговоров. Они понимали, что добьются значительно большего путем продолжения войны. Да и во Франции боязнь возмущения народа еще удерживала правительство от слишком открытых шагов к полной капитуляции. Когда стало ясно, что Германия и Италия еще не хотят вести переговоры, а британский союзник отказывается от реальной помощи, премьер-министр Рейно фактически передал власть капитулянтской группе Петэна - Лаваля. По мнению пораженцев, она могла теперь повести дела лучше.
V
Катастрофа Франции надвигалась все быстрее. Шел к развязке следующий акт трагедии европейских народов.
Французское командование отдало приказ о подготовке к новому оборонительному сражению, которое предполагалось дать на Сомме.
После победы во Фландрии германское командование мало сомневалось в исходе борьбы. Картины эвакуации британских войск из Дюнкерка, гигантское окружение на севере, откуда теперь тысячи и тысячи пленных двигались на восток, паника мирного населения, развал французского государственного аппарата - все это убеждало завоевателей в непреоборимой, как им казалось, силе вермахта.
Теперь генеральному штабу предстояло организовать последний удар в глубь Франции, и его началом должен был стать прорыв слабого, истекающего кровью фронта вдоль Соммы и Эны.
Германский план наступления в центральные районы Франции (план "Рот"), основанный на указаниях Гитлера от 20 мая, излагала директива ОКВ от 24 мая, а затем уточняла директива ОКХ от 31 мая{244}. Операцию предполагалось вести в три этапа. Первый этап - удар группы армий "Б" между морем и Уазой до Нижней Сены с целью подготовить "главную операцию". Второй - содержал наступление основных сил - группы армий "А" по обе стороны Реймса в юго-восточном направлении, чтобы "разбить главные силы французской армии в треугольнике Париж, Мец, Бельфор" и выйти в тыл "линии Мажино". На третьем, этапе переходила в наступление группа армий "Ц", удар которой через ослабленную "линию Мажино" намечался на Люневиль{245}. Предполагалось создать сильную подвижную группировку, которая будет развивать наступление к Мозелю, воплощая собой теперь уже полностью утвердившуюся идею о ведущей роли крупных танковых соединений в операциях. Направление удара определялось стремлением захватить Лотарингский железорудный бассейн и осуществить двойной охват всей главной группировки французской армии между Парижем и "линией Мажино". Браухич дал указание прорываться, не опасаясь за фланги.
Германское наступление начала группа армий "Б" в 5 часов утра 5 июня. Силы были слишком неравными, немецкое превосходство в танках и авиации особенно большим, оборонительный фронт неглубоким, а моральная и физическая усталость французских войск чрезмерной. Французские солдаты и офицеры не видели перед собой ясной цели и перспектив борьбы. Они, как и прежде, храбро и честно вступили в бой за Францию. Но теперь они не могли не понимать, что организм французской армии болен и распадается под действием бациллы пораженчества. Единственное спасение Франции - превращение войны в подлинно народную - было абсолютно чуждо правительству. Французские солдаты, поднявшиеся на рассвете 5 июня 1940 г. из окопов за Соммой, чтобы встретить врага, теперь уже сражались без надежды на успех. На отдельных участках немецкую атаку отбили успешно. Однако фронт на Сомме не смог удержать танкового потока. Немцы обходили опорные пункты, прорывали растянутую оборону компактными танковыми группировками при сильной поддержке авиации.
Именно в эти дни немецко-фашистский генералитет уже окончательно признал все преимущества массированного наступления крупных танковых соединений в оперативных масштабах. После прорыва на Сомме все намерения командиров сводились к быстрейшему проталкиванию вперед подвижных войск. Анализ оперативных документов немецкого верховного командования от июня 1940 г. показывает, что, не в пример маю того же года, решение главных задач возлагалось теперь не на пехоту, а исключительно на танковые корпуса; пехотные части как бы отодвигаются на второй план. Танковые соединения получают множество задач на разных участках.
Среди массы отступающих войск и миллионов беженцев, растущего хаоса немецкие танки двигались все дальше на юг.
Раздавшийся 6 июня призыв французских коммунистов - превратить войну в народную, вооружить народ, оборонять Париж - определял эффективный путь, способный изменить ход борьбы. Столь же очевидно, что в июне 1940 г. ее исход решался прежде всего политическими обстоятельствами - готовившейся капитуляцией захвативших власть соглашательских элементов.
С точки зрения истории германского военного руководства заключительный этап военных действий в Западной Европе (июнь 1940 г.) связан со следующими существенными моментами.
Во-первых, исчерпало ли французское командование в июне 1940 г. ресурсы военного сопротивления или же оно еще располагало силами, но не использовало их, вольно или невольно облегчив германскому командованию ведение наступления?
Изучение ряда материалов позволяет опровергнуть тезис об истощении военных ресурсов Франции в июне 1940 г. и о военной неизбежности капитуляции. Оказывается, что в распоряжении французского командования к середине июня оставалось еще немало техники, которую, однако, в сражение не ввели. Согласно данным, опубликованным французской военно-исторической службой в начале 50-х годов, к 11 июня 1940 г. во Франции имелось 3047 танков и 743 бронемашины{246}.
По данным французских историков, в конце июня французская авиация имела в строю больше самолетов, чем перед вторжением. Именно в июне можно было ввести те 1445 самолетов, которые по разным причинам к 10 мая находились в бездействии.