К моменту вторжения закончили отмобилизование и сосредоточение 11 дивизий, или 33% сил. Не закончили 22 дивизии - 67% сил югославской армии.
Так вновь, теперь уже в четвертый раз в ходе начальной стадии второй мировой войны, германскому военному руководству удалось опередить в стратегическом развертывании вооруженные силы государства, ставшего очередным объектом агрессии.
Немецко-фашистское командование не без оснований рассчитывало на успех. Скрытность приготовлений, мощный первый удар и быстрый ход операций, несогласованность действий Греции, Югославии, Англии открывали перспективы быстрой победы. Гитлеровские генералы стремились не допустить объединения англо-греко-югославских сил - в общей сложности 54 дивизий - и создания сплошной обороны в горных районах. Союзники вновь облегчили гитлеровцам достижение "молниеносной победы".
Вторжение на Балканы немецко-фашистские вооруженные силы начали по той же, теперь уже проверенной, схеме, как и при развязывании военных действий в 1939 и 1940 гг. Первый удар нанесла авиация по югославской аэродромной сети. Главные силы 4-го воздушного флота внезапно атаковали аэродромы у Скопле, Куманова, Ниша, Загреба, Брежицы, Любляны. Этим ударом было уничтожено на земле 64 самолета. Югославское командование успело поднять в воздух лишь несколько соединений, имевших ограниченный успех. Так, под Куманово вступила в бой 36-я истребительная группа, сбившая четыре немецких самолета. При этом сама она потеряла 11 самолетов.
После выступления Гитлера по радио утром 6 апреля о "необходимости наказать белградскую клику" немецкая авиация осуществила в 6 час. 30 мин. с аэродромов Румынии, Австрии и Венгрии террористический налет на Белград. В первом ударе по городу участвовало 224 бомбардировщика и 120 истребителей. Во втором - 57 бомбардировщиков, в третьем - 94. Эти удары, как отмечают югославские историки, дезорганизовали политическое и военное руководство{421}. В течение первого дня германская авиация уничтожила на земле 77 и в воздухе 38 югославских самолетов. Гитлеровцы потеряли 21 самолет.
Захватив стратегическую инициативу, агрессоры стали быстро развивать успех. Они в полной мере использовали свои преобладающие силы, особенно танки и авиацию, внезапность удара и неготовность югославской армии. Преодолевая ее мужественное и в ряде случаев весьма упорное сопротивление, гитлеровцы оккупировали страну, вторглись в Грецию и завершили "балканский поход" через месяц захватом Крита.
В итоге борьбы на Балканах Германия улучшила свои позиции в Юго-Восточной Европе и восточной части Средиземного моря, обеспечила южный фланг будущего стратегического фронта против СССР, обезопасила для себя румынские нефтяные источники от ударов английской авиации. Греция и Югославия попали под гнет оккупации. Но борьба не прекратилась. Последние выстрелы вооруженных сил на Балканах совпали с первыми выстрелами национально-освободительной войны, которая развернулась сразу же после окончания военных действий. Мужественный поступок Манолиса Глезоса, сорвавшего 30 мая 1941 г. с Акрополя фашистский флаг, вызвал приказ командующего 12-й германской армией Листа: "...За то, что в ночь с 30 на 31 мая немецкий военный флаг, развевавшийся над Акрополем, был сорван неизвестными лицами, виновные в совершении этого акта, а также их сообщники подлежат смертной казни"{422}. Это был первый приказ, положивший начало репрессиям и бесчинствам, которые творили в последующие годы оккупанты на Балканах.
Коммунистическая партия Югославии сразу же после капитуляции буржуазно-помещичьего правительства возглавила борьбу югославских патриотов против захватчиков. Выступление югославского и греческого народов вскоре стало одним из важных факторов антигитлеровского Сопротивления в Европе.
Югославская и греческая армии безусловно внесли в апреле 1941 г. определенный вклад в борьбу против фашизма. Но Балканы оказались под пятой третьего рейха.
Быстрота германского наступления на Балканах в значительной степени определялась отсутствием общности в действиях английского, греческого и югославского командования, которое не смогло создать единого фронта. Войска трех государств сражались разрозненно. Ответственность за это падает в значительной мере на английское руководство, которое послало в Грецию недостаточно сил, а главное - в ходе боев поторопилось с отводом войск, обнажив важный участок фронта и не согласовав своих действий с греками. Но сопротивление югославской и греческой армий внесло существенную поправку в стратегические планы фашистского руководства: Гитлер вынужден был перенести на 5 недель срок нападения на Советский Союз.
Главный просчет фашистской разведки
I
Когда Гитлеру и его ближайшим военным советникам в редких случаях осмеливались говорить, что СССР - серьезный противник, они просто отказывались обсуждать подобную тему.
В покоренной Европе, казалось, все трепещет перед рейхом, Англия накануне поражения, бывшие нейтралы выражали чувства преклонения и покорности, внутри страны пропаганда доводила миллионы людей до истерического фанатизма. Могла ли существовать в таких условиях какая-нибудь держава, способная устоять под ударом германского меча?
Судя по высказываниям Гитлера и некоторых высших генералов, они по крайней мере с 1939 г. свыклись с мыслью, что рейх в состоянии быстро победить Советский Союз. Выступая перед руководителями вермахта 23 ноября 1939 г., Гитлер не преминул, между прочим, сказать: Россия в настоящее время опасности не представляет, а ее вооруженные силы имеют низкую боеспособность{423}. Еще раньше, в апреле, он уверял венгерского премьер-министра Телеки: "Россия практически не в состоянии вести войну". Как свидетельствует А. Хилльгрубер, из беседы Гальдера с начальником оперативного отдела штаба сухопутных сил Грейфенбергом 3 июля 1940 г. стало очевидно: начальник штаба "в случае войны на Востоке не видит в Советском Союзе крупного противника, к которому нужно относиться серьезно"{424}. Гитлер говорил: "Через три недели мы будем в Петербурге"{425}. В другой раз он заявил болгарскому посланнику в Берлине Драганову: "Советская Армия - это не более чем шутка"{426}.
10 августа во время беседы в узком кругу Гитлер сообщил о "подробном докладе Гудериана", в котором генерал изложил свои впечатления о "встречах с Красной Армией" в сентябре - октябре 1939 г. в Брест-Литовске и других местах: "Вооружение, особенно танковое, старое"{427}. Любопытно, что в своих послевоенных мемуарах Гудериан деликатно умалчивает о такой своей информации. Гитлер делал вывод: "Если этот колосс правильно и решительно атаковать, то он будет разбит быстрее, чем может предполагать весь мир"{428}.
Аналогичные мысли в разное время и в различной связи высказывали перед нападением на Советский Союз Кейтель, Иодль, Паулюс, Гальдер. Последний говорил начальнику венгерского генерального штаба: "Советская Россия все равно, что оконное стекло: нужно только раз ударить кулаком, и все разлетится в куски"{429}.
Откуда это высокомерие, безапелляционная уверенность в быстрой победе над великим социалистическим государством, это соревнование в пренебрежительных оценках Советского Союза?
Подобные суждения исходили, безусловно, из неспособности понять силу принципиально новой общественной системы - социалистического строя. Но они - и в другом. Старые, традиционные, идущие из прошлых столетий и удивительно стойкие представления немецких буржуа, мещан и военных о "вековой отсталости России и ее технической неспособности", непонимание сущности революционных преобразований в Советском Союзе за двадцатилетие перед второй мировой войной, недооценка экономического, военного, культурного развития страны - все это перекочевало в генеральные штабы, к военному командованию, в разведку третьего рейха.
Безусловно, гитлеровский вермахт представлял собой величайшую угрозу советскому народу и другим миролюбивым народам. Он располагал теперь обширным опытом войны на Западе, его личный состав, искушенный в ведении агрессивных войн, был одурманен ядом шовинизма и расизма. Военная машина Германии имела в своем распоряжении экономические и военные ресурсы почти всей Западной Европы, арсеналы оккупированных стран, запасы их стратегического сырья, их металлургические и военные заводы. Германский империализм возложил на свой военный аппарат задачу завоевания Советского Союза самыми варварскими, бесчеловечными средствами. Но безгранично уверовав в свою непобедимость, фашизм как бы предопределил тот путь к катастрофе, который ждал его впереди.
II
Германская разведка в период подготовки агрессии против Советского Союза стремилась развернуть деятельность необычайно широкого масштаба. Весь богатый опыт фашистских империалистических разведок, все организации секретной службы рейха, все контакты международной антисоветской реакции, наконец, все известные шпионские центры союзников и сателлитов направлялись теперь на Советский Союз. Бросая сейчас общий взгляд на работу гитлеровской разведки перед "восточным походом", нельзя не видеть, что шло интенсивное наступление против Советского Союза на фронте тайной войны, начавшееся задолго до июня 1941 г.
Но справедливо и другое; составленное априори мнение о "слабости Советского Союза" наложило печать предвзятости на выводы разведчиков нацистского рейха.
Сразу же после прихода нацистов к власти, еще до общей реорганизации вооруженных сил, военное руководство приступило к созданию широкого, разветвленного разведывательного аппарата против Советского Союза. Он охватывал самые различные инстанции и организации от ведомства Канариса и атташе при посольстве в Москве до "гражданских разведывательных органов", подобно "Восточному исследовательскому институту" при университете Кенигсберга и разведывательных отделов крупнейших монополий и банков. "Отдел иностранных армий Востока" генерального штаба сухопутных сил концентрировал идущие из всех источников материалы и периодически составлял "обзоры", в которых особое внимание обращалось на политическое положение в Советском Союзе, развитие экономики, вооружение, на численный состав Красной Армии, моральное состояние войск, качество командного состава, характер боевой подготовки и т. д.
Разведку против СССР гитлеровская Германия старалась вести всегда и повсюду. Однако ее интенсивность резко возросла с осени 1939 г., и особенно после победы над Францией. Общие задачи военной разведки заключались в том, чтобы уточнить имеющиеся данные о Красной Армии, экономике, мобилизационных возможностях, политическом положении Советского Союза, о настроениях населения и добыть новые сведения; изучить театры военных действий, подготовить разведывательно-диверсионные мероприятия для первых операций, обеспечить скрытную подготовку вторжения, одновременно дезинформируя об истинных намерениях третьего рейха.
Ведомство Канариса (абвер) включило все рычаги.
Непосредственным центром сбора и предварительной обработки всех разведывательных данных, касающихся Советского Союза, являлся так называемый отдел "Абвер 1", возглавляемый полковником Пиккенброком. Сюда поступали данные разведки, ведущейся управлением имперской безопасности, СС, министерством иностранных дел, аппаратом фашистской партии и из других источников, а также от войсковой, морской, авиационной разведок. После предварительной обработки "Абвер 1" представлял все данные военного характера в главные штабы видов вооруженных сил, но прежде всего - опять-таки в отдел иностранных армий Востока генерального штаба сухопутных сил. Здесь осуществлялись окончательная обработка и обобщение сведений и составлялись новые заявки на разведку. Кроме того, функционировали отделы: "Абвер 2" (полковник Лахузен), занимавшийся диверсиями и саботажем, и "Абвер 3" (полковник Бентивеньи) - отдел контрразведки. Их усилиями были созданы крупные периферийные центры разведки "Абверштелле": "Кенигсберг", "Краков", "Бреслау", "Варшава", "Вена", "Данциг", "Познань", - получившие задание максимально активизировать деятельность против СССР прежде всего путем засылки агентуры. Аналогичный приказ получили все разведывательные органы групп армий и армий{430}.
Гитлеровская разведка использовала немецкую агентуру, засылаемую на территорию СССР, документы бывшей польской, эстонской, литовской и латвийской разводок, сведения дипломатической службы, воздушную разведку и т. д. При засылке агентов через границу руководители абвера сразу же столкнулись с большими трудностями. Обнаружилось, что советская граница прекрасно укреплена. "Советские посты на границе, - пишет Рейле, - отклоняли любые контакты с немецкими солдатами... Позади было эвакуировано во всех местах население из пограничных деревень"{431}. Хорошо организованная советская пограничная служба не оставляла сомнений в сложности предстоящей работы германской разведки. Кроме того, требовалась массовая агентура. На кого же делалась ставка? Гитлеровская разведка сначала стала привлекать белоэмигрантское отребье, осевшее в Берлине после Октябрьской революции. Однако устаревшие данные этой сомнительной агентуры представляли собой главным образом "дезинформирующий материал, фальшивые сведения, что способствовало только внесению путаницы"{432}.
Более серьезными помощниками абвер считал украинских буржуазных националистов{433}. Канарис перед войной установил связь с их "вождем" Коновальцем, а затем с Мельником, занимавшим официальную должность управляющего имениями митрополита Шептицкого во Львове и принявшим после смерти Коновальца функции "вождя". Как только фашистские войска вступили в Польшу, вновь созданный разведывательный центр в Кракове наладил контакт еще с одним лидером украинских националистов - Степаном Бандерой. При помощи этих предателей украинского народа гитлеровская разведка стала усиленно собирать их немногочисленных последователей.
Кроме бывших белогвардейцев и украинских буржуазных националистов отдел контрразведки привлекал к агентурной работе против Советского Союза самые различные эмигрантские группы, в частности из прибалтийских республик, которые стекались из всей Европы под крылышко гитлеровского рейха. Абверу помогала японская разведка, принявшая на себя, особенно после заключения советско-германского договора о ненападении, часть финансирования организации Мельника и непосредственные контакты с ней. На вилле японского посольства под Берлином секретно печаталась антисоветская пропагандистская литература.
Но костяк фашистской разведки составляли, конечно, профессионалы абвера, под руководством которых велась вся подготовка агентуры, поставленная с размахом, проводимая в специально созданных 60 школах - "учебных центрах". Один из них находился в малоизвестном отдаленном городке Химзее, другой - в Тегеле, под Берлином, третий - в Квинцзее, близ Бранденбурга. Будущие диверсанты усиленно обучались здесь различным тонкостям своего ремесла.
В лаборатории Тегель учили главным образом подрывному делу и способам поджогов на "восточных территориях". В качестве инструкторов трудились не только маститые разведчики, но и специалисты-химики. На полках стояли термосы, консервные банки, канистры для масла, чемоданы - все с двойным дном для переноски взрывчатых веществ. Подготовка шпионов находилась под неусыпным контролем самых высоких государственных органов. В ноябре 1939 г. лабораторию посетил Гиммлер. Оказалось, рейхсфюрер СС захотел внести некоторые "усовершенствования": предложил изготовлять отравленное вино и мины для уничтожения самолетов.
В идиллической местности Квинцзее располагался хорошо скрытый среди лесов и озер учебный центр Квенцгут, где с большой основательностью готовили террористов-диверсантов "широкого профиля" для войны против СССР. Здесь стояли макеты мостов, пролегали участки железнодорожного полотна, а несколько поодаль на собственном аэродроме - учебные самолеты. Обучение максимально приближалось к "реальным" условиям. "Учебное поле в Квинцзее отвечало требованиям новейшей секретной службы, обучения агентов технике и тактике саботажа"{434}. Перед нападением на Советский Союз Канарис ввел порядок: через обучение в лагере Квенцгут должен пройти каждый офицер разведки, чтобы довести свое мастерство до совершенства.
О том, насколько большое значение германский генеральный штаб придавал разведке против Советского Союза, принявшей столь широкие масштабы, свидетельствует факт создания в мае 1941 г. особого штаба руководства разведывательной и диверсионной работой против СССР. "Штаб Валли" во главе с опытным диверсантом и разведчиком Шмальшлегером расположился близ Варшавы и стал центром всей антисоветской шпионской деятельности.
Фашистское командование старалось заслать на территорию СССР большое число диверсионно-разведывательных групп и одиночных диверсантов, получавших задания с началом военных действий разрушать линии связи, взрывать мосты и железнодорожное полотно на основных коммуникациях советских войск, уничтожать военные и промышленные объекты, захватывать в тылу Красной Армии мосты, переправы, дефиле и удерживать их до подхода передовых частей вермахта. Росла интенсивность воздушной разведки: с октября 1939 г. до 22 июня 1941 г. немецкие самолеты более 600 раз вторгались в советское воздушное пространство. Самолеты гражданской авиации, летавшие по трассе Берлин - Москва на основании соглашений между Аэрофлотом и Люфтганзой, часто "сбивались с курса" и оказывались над военными объектами Советского Союза.
Вдоль границы абвер развернул широкую сеть технических средств разведки.
В капитальном и с научной точки зрения весьма важном труде "Пограничные войска СССР. 1939 - июнь 1941" собраны ценные материалы, в частности характеризующие нарастание активности фашистской разведки на западных рубежах Советского Союза и те активные контрмеры, которые предпринимало командование пограничных войск. "В этих условиях западная граница для советских пограничников была постоянно действующим фронтом"{435}, - пишут авторы в предисловии к труду, приводя затем многочисленные документы об активности гитлеровской разведки и мужестве советских пограничников в охране границ.
Чем активнее велась подготовка нападения на СССР, тем энергичнее Канарис старался включить в разведывательную деятельность союзников. Он дал указание центрам абвера в странах Юго-Восточной Европы усилить работу против СССР.
С разведкой хортистской Венгрии абвер издавна поддерживал довольно тесные контакты. "Результаты работы глубоко выдвинутой на Балканы венгерской разведывательной службы, - пишет Леверкюн, - составляли очень ценное дополнение разведывательной службе абвера"{436}. В Будапеште постоянно находился офицер связи гитлеровской разведки, который осуществлял обмен данными.
Столь же тесными были контакты с румынской сигуранцей. С согласия шефа румынской разведки Моруцова и при помощи нефтяных фирм, находившихся в зависимости от немецкого капитала, на территорию Румынии, главным образом в нефтяные районы, прибыла немецкая агентура. Разведчики маскировались под "горных мастеров", а солдаты диверсионного полка "Бранденбург" - под "охранников". Абвер обосновался в нефтяном сердце Румынии и отсюда, совместно с сигуранцей, стал раскидывать свои сети дальше на восток.
В январе 1940 г. Канарис начал создавать активный центр в Софии. Болгарию гитлеровцы также хотели превратить в один из опорных пунктов нацистской разведывательной сети. Эмиссары Канариса активно действовали и в Финляндии. Они вербовали буржуазных националистов, бежавших из прибалтийских государств. Для превращения их в разведчиков с согласия финского правительства на полуострове Секо в 40 км западнее Хельсинки абвер создал шпионский учебный центр.
Сотрудничество с японской разведкой имело старые и глубокие корни. Перед второй мировой войной Канарис заключил соглашение с Осима, будущим главой японских разведчиков, а тогда военным атташе в Берлине и фактическим начальником японской разведывательной службы в Европе. Японцы имели развитую сеть политической и военной разведки, простиравшуюся от Лиссабона до Анкары, с секретным центром в германской столице. Здесь японская миссия была заполнена многочисленными офицерами агентурной службы, прилежно изучавшими нацистские методы и разведывательные данные. По определению Леверкюна, в сотрудничестве двух разведок против СССР "немцы были дающей, а японцы берущей стороной"{437}.
Подготовка фронтовой разведки для "восточного похода" проводилась в Вене. Весной 1941 г. здесь были сосредоточены разведчики, имевшие опыт действий на западе, севере и юго-востоке Европы. Из них в течение нескольких недель формировались по приказу ОКВ новые фронтовые разведывательные отряды, которые в начале июня отдел иностранных армий абвера прикомандировал к трем группам армий, наступающим на Советский Союз. 21 июня штабы армий направили эти отряды в танковые дивизии, с которыми они начали поход{438}.
Но сумела ли эта широко раскинутая опытнейшая фашистская разведывательная сеть выполнить возложенные на нее задачи?
III
В германских военных кругах с середины 30-х годов имелись две оценки военных возможностей Советского Союза. Большинство высших офицеров, непосредственно примыкавших к фашистскому политическому руководству, поддалось влиянию его "авторитета" и прежде всего безапелляционным суждениям Гитлера. Эти офицеры, вслед за фюрером, склонялись к преуменьшению советской военной мощи. Маннергейм в мемуарах пишет, что для Гитлера, как следует из его заявления, сделанного в 1942 г., вооружение русских оказалось "величайшей неожиданностью"{439}. Когда генерал Гудериан перед войной сообщил однажды о наличии в Советском Союзе большого числа танков, его осмеяли и назвали паникером{440}.
Другая группа офицеров, чей авторитет в политических кругах рейха был весьма незначительным, но которая по разным причинам знала возможности Советского Союза лучше первой, предостерегала высшее руководство от недооценки будущего противника и от поспешных ни подов. Посол в Москве Шуленбург, военный атташе Кестринг, некоторые сотрудники посольства, генерал Гаммерштейн считали войну в России трудным и опасным предприятием. Но они тоже активно работали на эту войну. Борьба между пониманием глубокой ошибочности действий фашистского режима и боязнью утратить привилегии почти всегда заканчивалась в пользу второго. Немногочисленные трезвые голоса тонули в хоре бравурного оптимизма фашистских лидеров, считавших, что непрерывные победы не только подняли их на гребень волны истории, но и позволили диктовать ее ход.
Все оценки деятельности фашистской разведки против Советского Союза, даваемые как участниками тех событий, так и различными авторами, будь то во время войны или много позже, сходятся в одном: ее результаты оказались в общем и целом неудовлетворительными.
Гитлеровский абвер в предвоенные годы не смог создать разведывательную сеть внутри СССР. По заключению западногерманского исследователя О. Рейле, абвер накануне войны "оказался не в состоянии покрыть Советский Союз хорошо действующей разведывательной сетью из удачно расположенных секретных опорных пунктов в других странах - в Турции, Афганистане, Японии или Финляндии"{441}. Империалистическая разведка не сумела найти нужную для себя социальную базу в Советском государстве. П. Леверкюн пишет: "Как трудно было вести разведку в России, можно видеть при просмотре материалов польской разведки, попавших в руки немцев в период польского похода. Хотя у Польши имелось значительно большее пограничное соприкосновение с Советским Союзом, сведения, которыми она располагала, были ненамного обширнее, чем те, которые имелись у немцев"{442}.